|
|
Рекреационное рискованное поведение: мотивация, динамика, факторы развития.Автор статьи: Ветюгов Владислав Владимирович
Введение В настоящее время большую популярность среди молодого поколения приобрели так называемые экстремальные виды спорта, многие из которых в большей степени носят характер развлечений, нежели спорта в его классическом понимании. Общим их качеством является обязательное одновременное наличие и высокой субъективной желательности, и высокого потенциала повреждения. Мотивы людей, сознательно ставящих на кон своё здоровье или жизнь и предрасполагающие к этому личностные факторы, остаются до настоящего времени слабоизученными. Объект и методы исследования Задачей настоящей работы являлось исследование факторов, способствующих развитию аддиктивного поведения по отношению к рекреационным рискам. Для достижения поставленной цели методом анонимного анкетирования была обследована группа молодых людей, занимающихся экстремальными видами развлечений - прыжками с высоты на веревках («роупджампинг») в количестве 20 человек и катанием на крышах или выступающих частях подвижного состава ЖД и метро («зацепинг») - 5 человек. Результаты и обсуждение Подавляющее большинство исследуемых «экстремалов» мужчины. Доля женщин склонных проводить свой досуг таким опасным способом была небольшой, всего лишь 16%. Средний возраст приобщения к «роупджампингу» составил 23,8 лет. Средний же возраст приобщения к «зацепингу» - 17,8 лет. Интерес же вообще к риску у опрашиваемых появился задолго до знакомства с изучаемыми видами экстрима. Так наиболее ранний опыт первого осознанного принятия риска пришелся на 8 лет. К 19 годам 60,6% исследуемых осознанно участвовали в опасных для жизни и здоровья развлечениях, в то время как свой первый прыжок к этому возрасту совершили лишь 10,6%. Наибольшая же плотность реализации интереса к рекреационным рискам располагалась в интервале от 13 до 19 лет. Как показал опрос, основной целью обращения к экстремальному опыту послужила потребность в изменении собственного психического состояния, которая по В.Ю. Завьялову (1986, 1988) включает гедонистическую мотивацию, атарактическую и мотивацию гиперактивации поведения. Наиболее популярными для первых проб рекреационного рискованного поведения являлись гедонистические мотивы (было любопытно, хотелось получить удовольствие, приятные, острые ощущения) - 76%, второе место заняли атарактические (развеять скуку, плохое настроение, успокоиться, расслабиться, снять напряжение, тревогу, страх) - 20% и третье – гиперактивации поведения (хотелось выглядеть смелее, увереннее, общительнее, быть интересным, заметным, приобрести новых друзей) - 16%. В большинстве случаев первый опыт экстрима сопровождался позитивными впечатлениями - он или соответствовал ожиданиям, и опрашиваемые были довольны полученным опытом (44%), или превзошел их ожидания (44%), что, очевидно, стимулировало к продолжению рискованного поведения. Респонденты достаточно редко указывали на какие-либо проблемы от своего увлечения. Только 28% однажды или редко попадали в неприятные ситуации (задержан полицией, был избит, выплачивал штраф, серьезно наказан родителями, лишен чего-либо ценного и т.п.). Исключение составляют лишь травмы, которые, вероятно, воспринимались некоей нормой при таких занятиях. Их получали 72% обследуемых. В течение последних 6 месяцев перед исследованием 44% группы занимались экстремальными развлечениями 1 раз в месяц и реже, 20% - 2-3 раза в месяц, 20% – 1-2 раза в неделю, 4% - 3-4 раза в неделю и 8% - ежедневно. Продолжение занятий экстримом вопреки вредным последствиям для здоровья и при понимании природы травм и степени их вреда можно расценивать как один из критериев зависимого поведения МКБ-10. Более ярким симптомом зависимости является сильное желание и чувство труднопреодолимой тяги к аддиктивному агенту. Опрос в полной мере выявляет это свойство у экстремальных развлечений. Из всей экспериментальной группы только 8% никогда не испытывали предвкушения от возможности заняться своим увлечением, в то время как 48 % заявили, что часто или очень часто с нетерпением ждали, когда представится такая возможность, а 44% редко или очень редко. Более половины (56%) имели опыт реализации своего опасного увлечения в одиночестве, среди которых 24% поступали таким образом часто и очень часто. Привязанность к аддиктивному агенту со временем приводит к росту толерантности к получаемым ощущениям, и для достижения желаемого эффекта приходится либо менять увлечение на более опасное, либо усложнять его для возможности получения новых или более острых ощущений. Согласно сообщениям, 52% экспериментальной группы заметили, что для получения тех же самых ощущений от экстрима у них появилась потребность участвовать в более рискованных действиях. В среднем же снижение остроты ощущения происходило через 1 год 11 месяцев. Таким образом, примерно у каждого второго занятие экстримом в течение 2-х лет сопровождалось ростом толерантности к острым ощущениям и, следовательно, можно утверждать, что этот временной промежуток послужил основой формирования зависимости. Большинство обследуемых (68%) имели опыт в других видах экстрима и многие по разным причинам за последние 6 месяцев находились в процессе смены экстремального увлечения. Так или иначе, смена предпочтений была связана с ростом толерантности к аддиктивному агенту: 37,5% это сделали из-за желания получить более острые ощущения, а 29,2% - по причине стремления совершенствоваться по ловкости и мастерству. Лишь 12,5% хотели сменить свое увлечение на более безопасное. У определенного числа респондентов наблюдалась достаточно выраженная поглощенность своим увлечением. Ради него они отказывались от альтернативных форм получения наслаждения, игнорировали некоторые свои социальные обязанности или тратили слишком много времени на свое увлечение в связи с чем, нарушались социальные связи. Так 28% из них за последние 6 месяцев забросили некоторые из увлечений, а 4 % - все. Не успевали выполнять свои обязанности (учебные, рабочие, семейные и т.д.) однажды или редко - 24%, а 12% - часто. 16% стали редко общаться с друзьями, не увлекающимися экстримом. Чуть больше половины исследуемых экстремальной группы (56%) указали на то, что за последние 6 месяцев в отсутствии возможности реализовать свое увлечение испытывали симптомы депрессии (скука, пониженное настроение, вялость, подавленность, нежелание разговаривать, рассеянность), тревоги (беспокойство, тревога, напряженность), дисфории (раздражительность, злобность), нарушение сна. Испытывали данные симптомы однажды или редко 48% опрашиваемых, 8% - часто. Указанную симптоматику, локализующуюся в диапазоне аффективных расстройств, можно трактовать как синдром отмены. Корреляционный анализ аддиктивных симптомов показывает, что многие из них были значимо связаны между собой, что указывает на одновременное присутствие у опрашиваемых нескольких признаков зависимости. Обобщая, следует признать, что примерно относительно половины экстремальной группы можно говорить о сформировавшейся патологической зависимости к рекреационным рискам. Знакомство с одним видом рискованного поведения с высокой степенью вероятности приведет в будущем к присоединению других, часто представляющих ещё большую угрозу здоровью (Baskin-Sommers A., Sommers I., 2006; Brener N. D., Collins J. L. , 1998; Simkin D. R., 2008). Если подавляющее большинство контрольной группы (86,4%) не были знакомы с наркотическими средствами, то в экспериментальной группе таких респондентов было только 40% (р<0,01). К тому же, в контрольной группе интерес к наркотическим средствам ограничился лишь пробами курительных смесей, тогда как в экспериментальной спектр проб был более широк, а по каннабиноидам достигал значимых различий (р<0,001). По употреблению «социально приемлемых» психоактивных веществ (ПАВ), таких как табак и алкоголь, значимых различий между группами выявлено не было. Таким образом, склонные к рекреационным рискам молодые люди, очевидно, также склонны к экспериментированию с изменением состояния сознания с помощью запрещенных законом психоактивных веществ. Кроме химической аддикции в последнее время становится все более распространенными её виды, связанные с компьютерными технологиями. Имелись значимые различия между группами по интенсивности пользования компьютером (р<0,01). Если в контрольной группе большинство респондентов (72,7%) проводили возле них до 3-х часов в сутки, то основная масса экспериментальной (80%) – от 3-х до 6-и и более часов. Склонность к просиживанию за компьютером и некоторая расторможенность в отношении проб наркотических средств указывают на полиаддиктивность рискованного поведения и, следовательно, на возможность перехода при определенных условиях одного вида аддикции в другой. Как отмечал один из интервьюируемых «зацеперов» «стандартный» путь экстремала увлекшегося когда-то этим опасным развлечением, проходя через временное сверхценное отношение к «руфингу», заканчивается в «диггерах». При этом, если при занятиях «зацепингом» или «руфингом» употребление спиртного категорически отвергалось, то после спуска под землю оно стремительно набирало обороты. С другой стороны, такая взаимозависимость и взаимозаменяемость видов рискованного поведения при замене социально неприемлемой аддикции на экстремальные виды спорта и развлечения создает возможность качественных ремиссий, например, в случае химической или игровой зависимости. Анализ корреляционных связей показал, что наибольшее влияние на развитие аддиктивной симптоматики оказывал возраст приобщения к экстриму. Чем в более молодом возрасте обследуемый осознанно осуществлял свое первое экстремальной развлечение или делал первый прыжок, тем длительнее был его стаж экстрима (0,890, р<0,001) или «роупджаминга» (0,568, р<0,05), т.е. тем большая вероятность была того, что после первых проб он продолжит в дальнейшем заниматься экстримом. В случае увлечения «роупджампингом» совершение первого прыжка в более молодом возрасте приводило к большей интенсивности аддикции (частоте занятий) (0,582, р<0,01) и большей частоте предвкушения (0,538, р<0,05). Таким образом, чем ранее вовлекались респонденты в экстремальное поведение, тем была большая вероятность формирования зависимости от него. Такую уязвимость молодых людей к рискованным формам поведения связывают с неравномерностью развития мозговых структур в пубертатном периоде, а именно лимбической системы и префронтальной коры (Steinberg, L., 2008). Драматическое преобразование лимбической системы сопровождается усиленной активацией дофаминового обмена в подкорковых центрах награды, что стимулирует привлекательность необычных и эмоционально насыщенных событий (Chambers R. A. et al., 2003; Spear L. P., 2000; Schultz W., 2002). В настоящее время нарушение дофаминовой регуляции рассматривают в качестве основного звена в механизме развития всех наркологических заболеваний (Иванец Н.Н. и др., 2006) Степень опасности рискованного поведения, его множественность и хронизация во многом зависит от выраженности психологических и психопатологических проблем (Flisher A. J. et al., 2000; Tubman J. G. et al., 1996; Viner R., et al., 2006). Так, например, Д.В. Детков (2012), относя функциональный вариант исходов перинатального поражения нервной системы (Студеникин В.М. и др., 2008) к резидуальному органическому психоорганическому синдрому, отмечает, что у подростков с этим синдромом интервал между первой опьяняющей дозой и появлением симптомов средней стадии алкоголизма составляет всего лишь 3 года, при этом имеется высокая вероятность быстрого присоединения делинквентного и/или криминального поведения. D. R. Simkin (2008) указывает на то, что оставленный без внимания и лечения СДВГ в 2 раза увеличивает вероятность развития наркологических расстройств. Применительно к детям с различными нарушениями поведения, неврологическими реакциями, речевыми расстройствами, трудностями школьного обучения, развивающимися вследствие легких органических изменений ЦНС широко используем не представленный в МКБ-10 термин минимальная мозговая дисфункция. Он включает в себя целый комплекс дисфункциональных состояний проявляющийся в различных их сочетаниях, объединяющим этиологическим фактором которых являются перинатальные поражения нервной системы (ППНС) ведущие к формированию в основном расстройств поведения и эмоций детского и подросткового возраста (F90-98) и нарушений психологического развития (F80-89). С учетом выявленных в ходе опроса в анамнезе некоторых обследуемых патологических факторов перинатального периода, посещений в детстве определенных специалистов (невропатолог, детский психолог, детский психиатр, логопед), симптомов дисфункциональных состояний относящихся в основном к расстройствам поведения и эмоций и психологического развития (РПЭПР), можно ретроспективно судить о возможности у них перинатального поражения ЦНС. В контрольной группе 72% обследуемых были уверенны в том, что у их матерей беременность ими проходила нормально, в то время как в экспериментальной группе в этом были уверены только 28% (р<0,01). В то же время у матерей экспериментальной группы мы наблюдаем более высокую встречаемость некоторых патологических факторов в период беременности. Схожая картина имела место в отчетах по особенностям протекания родов: 95,5% контрольной группы против 56% экстремальной ответили, что роды протекали нормально (р<0,01). В экспериментальной группе в период родов также наблюдался более высокий уровень патологии, который по отдельным пунктам достигал значимых различий с контрольной. Обращает на себя внимание высокий процент рожденных восьмимесячными - 20% (р<0,05). Поражение ЦНС перинатального периода может проявляться большой вариабельностью у разных пациентов целого комплекса симптомов дисфункциональных состояний: неврологической микросимптоматикой, задержкой моторного развития в виде неуклюжести, тиков, гипер- или гипоактивностью, нарушением внимания, пространственных представлений, снижением памяти, взрывчатостью, возбудимостью, агрессивностью, неуправляемостью и лабильностью поведения, нарушениями сна и т.д. (Даценко И.Б., 2007; Детков Д.В., 2012; Захаров А.И., 2002). Согласно самоотчетам, у респондентов экстремальной группы в детстве имелась более высокая частота признаков, указывающих на возможность ППНС. Если в контрольной группе исследуемые отметили только 2 симптома - страхи и нарушения сна, а 81,8% не испытывали в детстве каких-либо проблем развития (р<0,01), то в экспериментальной - картина совершенно иная. Наиболее часто встречаемые симптомы в этой группе: страхи, дефицит внимания, гиперактивность, снохождение. По двум из них различия достигали уровня значимых. Кроме того, присутствовали значимые различия по обращаемости в детстве к определенным специалистам (невропатолог, детский психолог, детский психиатр, логопед) визиты к которым могут косвенно указывать на некоторые проблемы в развитии исследуемых. В отличие от экспериментальной группы подавляющее большинство контрольной (90,9%) никогда не наблюдались у таких специалистов как невропатолог, логопед, психолог и психиатр (р<0,01), в то время как у 44% «экстремалов» имелся такой опыт. Наибольшую популярность имели посещения невропатологов (20%) и логопедов (28%). Приведенные данные указывают на более высокую, чем в норме, встречаемость среди склонных к риску молодых людей дисфункциональных состояний, этиологическим фактором которых является ППНС, что, как показывают исследования, вполне закономерно (Верхлютов В.М. и др., 2009; Таранушенко Т.Е. и др., 2014; Faraone SV, Biederman J., 1998). Функциональные исходы ППНС имеют сходные с рискованным поведением анатомические точки приложения и биохимические процессы и, соответственно, могут являться либо основой для формирования рискованного поведения, либо усиливать его прогредиентность и полиаддиктивность. Для определения степени влияния последствий ППНС на возникновение и развитие рекреационного рискованного поведения был проведен корреляционный и факторный анализ, в которые были включены особенности протекания перинатального периода, симптомы дисфункциональных состояний указывающих на РПЭПР, посещение определенных специалистов и некоторые характеристики возникновения и развития рискованного увлечения. Не было выявлено каких-либо значимых корреляционных связей между данными, указывающими на патологию развития, и такими характеристиками рискованного поведения как возраст на момент первого сознательного экстремального опыта, возраст начала увлечения «зацепингом», стаж экстрима, стаж «роупджампинга», появление толерантности к острым ощущениям, симптомы абстиненции. В связи с этим, можно предположить, что отсутствие или наличие патологии развития не влияет на возникновение интереса к совершению опасных для жизни и здоровья действий и определяющую роль в этом плане имеют другие аспекты развития человека. В то же время были обнаружены положительные связи рождения 8-месячным и наличия дефицита внимания с совершением опасных для жизни и здоровья поступков на спор или на «слабо». Выявлена положительную связь патологических симптомов беременности, родов и детства с такими характеристиками рискованного поведения как «частота занятий экстримом», «переход к занятию экстримом в одиночестве», «сужение кругозора в виде отхода от прежних увлечений» и «игнорирование выполнения своих обязанностей», то есть с симптомами, отражающими глубину вовлеченности в аддиктивный процесс или другими словами тяжесть аддикции. Кроме того, по данным симптомам можно судить о слабой способности к переключению на другие виды деятельности, а в совокупности со склонностью к совершению опасных действий на спор или на «слабо» - об отсутствии предвидения последствий своего поведения. Можно предположить, что последствия ППНС, детерминируя ригидность психических процессов и прогностический дефицит, способствует прогредиентному течению зависимости от рекреационных рисков. Факторный анализ осуществлялся методом главных компонент с варимакс вращением. При его проведении была выбрана пятифакторная модель. Накопленный процент дисперсии к пятому фактору составляет 51-59%. По 3-м из пяти факторам до и после вращения патология протекания перинатального периода, симптомов дисфункциональных состояний указывающих на РПЭПР, посещения определенных специалистов в основном группировались с характеристиками рискованного увлечения, отражающими степень вовлеченности в аддиктивный процесс, такими как «не успевал выполнять свои обязанности», «забросил свои увлечения», «занятия экстримом в одиночестве», «частота занятий экстримом», а также с совершением поступков на спор или на «слабо». Выявленные факторным анализом симптомокомплексы позволяют с большей уверенностью констатировать выводы, полученные по результатам корреляционного анализа. Таким образом, ППНС, очевидно, не является явным фактором риска возникновения интереса к экстремальным развлечениям, но оказывает прямое влияние на глубину пристрастия к своему увлечению, когда оно начинает доминировать над другими областями жизни молодого человека. Несколько вопросов в анкете был посвящены процессу отхода от рекреационных рисков. За последние 6 месяцев перед обследованием лишь 4% экспериментальной группы перестали заниматься экстримом. Подавляющему большинству (76%) не приходило в голову расстаться со своим увлечением. Оставшиеся 24% выдвигали различные причины, по которым бы они хотели это сделать. Некоторые руководствовались не одним доводом. Среди таких причин: «потеря интереса к экстриму» – 8%, «повзрослел и изменились интересы» - 12 %, «смена интересов у друзей и сверстников» – 4%, «слишком опасно для здоровья и жизни» – 12%, «слишком опасно для будущей карьеры» – 4%. Обобщая, можно утверждать, что отказ от экстремальных развлечений в основном продиктован двумя причинами - это смена жизненных приоритетов и угроза безопасности. Выводы: Таким образом, необходимо выделить следующие особенности рекреационного рискованного поведения:
Полную версию можно посмотреть на сайте: http://www.vetyugov.ru/book-now/stati Категория: СТАТЬИ » Статьи по психологии Другие новости по теме: --- Код для вставки на сайт или в блог: Код для вставки в форум (BBCode): Прямая ссылка на эту публикацию:
|
|