Формула смысла » 4 страница

занному можно предложить "погодную" анало-

гию. Куда уж лучше, если бы в течение дня

иметь славный сплав - немножко солнышка,

немножко туч, немножко дождика; и так все 365

раз за год! Но мы ведь понимаем неизбежную не-

возможность такого результата и заранее видим,

что препятствует входу в эту идиллию. Да-да,

оно самое... междуделом упомянутое "если бы".

Мыслить нам свойственно. Казалось бы, это

общее место. Но вот ведь в чем штука: мысль

часто требует в качестве пищи для себя тоже

мысли. Не проблем, хотя и это есть, а именно

мысли. И как таковое, это ее желание должно

удовлетворяться по всем законам утоления го-

лода сытого человека. Как известно, чтобы его

накормить, просто продуктом - не обойдешь-

ся. Нужен уже изыск, блюдо-фантазия.

Вот этот-то, своеобразный "гурманный ресто-

ран" и являет собой любое высказывание, слеплен-

ное в мавере глубокомыслия набившего уже руку на

головоломках человека над некоторым, я бы сказал,

с чудинкой, объектом отдавшегося заворожитель-

ной казуистике и игривой изощренности разума.

Оденьте чучело в платье самого последнего фасона и сами

станьте рядом в простой одежде и посмотрите, кому покло-

нятся раньше - чучелу или вам. (Генри Торо)

Плакать - не всегда значит страдать. (<>. Жанлис)

Слишком сладкий плод ничего не говорит борцу. Поэтому

женщина говорит ему: горький вкус остается в самой слад-

кой женщине. {Фридрих Ницше)

Добрые умирают раньше., а те, сердца которых сухи, как

летняя пыль, сгорают медленно, до самого основания.

{Перси Шеллч, 1792-1822,

английский поэт)

Смешная штука жизнь: если ты отказываешься от всего,

кроме самого лучшего, то обычно добиваешься того, к чему

СТремИШЬСЯ. (СомерсетМоэм, 1874-1965,

английский писатель, эссеист)

Насколько похвально, когда государь неизменно благоче-

стив, живет цельно и бесхитростно, понятно каждому; тем не

менее видно из опыта в наши времена, что те государи, ко-

торые мало заботились о благочестии и умели хитростью за-

морочить людям мозги, победили в конце концов тех, кто по-

лагался на СВОЮ честность. (Никколо Макиавелли)

В качестве "формул погружения в раздумье"

могут выступать и законченные сюжетно и фак-

тно житейские истории, которые мы преподно-

сим другим в уже обработанной интеллектом

форме, выделяя, подчеркивая и укрупняя имен-

но те аспекты, стороны и моменты, которые

несут на себе цель влиять в направлении "пой-

мите же непонимаемое", чтобы будимое в дру-

гих людях желание знать превысило в них даже

знание желания.

Снятые с контроля, предоставленные самим себе

страсти - это бурный поток, который красив в

своем беге. И нас невольно манит это обегающее

ФОРМУЛЫ смыо

нас прибегающее убегание, чаруя не могущим быть

схваченным расставанием и смущая непрерывной

новизной, творимой неведомой и неиссякаемой си-

лой.

Послушаем Альбера Камю:

Это случилось во Франции, не важно, где именно. Однажды

на заре грузовик с вооруженными солдатами увозит из одной

известной мне тюрьмы одиннадцать французов на кладбище,

где вы должны расстрелять их. Из этих одиннадцати лишь пя-

теро или шестеро действительно что-то сделали для этого: ли-

стовки, несколько тайных встреч и - самое тяжкое - непови-

новение. Эти неподвижно сидят в глубине кузова; их гложет

страх, конечно, но, осмелюсь сказать, страх обычный, тот, что

всегда леденит человека перед лицом неизвестности, -страх,

который соседствует с мужеством. Остальные не совершили

ровно ничего. И сознание того, что они умрут по ошибке, падут

жертвой чьего-то безразличия, делает для них этот миг еще

более мучительным. Среди них находится шестнадцатилетний

мальчик. Вам знакомы лица наших подростков, и я не стану

описывать вам его. Мальчика терзает ужас, он мается им, по-

забыв стыд. Оставьте свою презрительную улыбку: у него зуб

на зуб не попадает от страха. Но вы посадили рядом с ним

немецкого духовника, чья задача - облегчить этим людям бли-

зящийся конец. Могу сказать с полным правом: людям, кото-

рых сейчас станут убивать, разговоры о будущей жизни совер-

шенно безразличны. Слишком уж трудно поверить, что общая

могила - не конец всему, и пленники в грузовике упорно мол-

чат. Поэтому исповедник занялся мальчиком, забившимся, как

зверек, в угол машины. Этот поймет его легче, чем взрослые.

Мальчик отвечает, он цепляется за этот утешающий голос, на-

дежда забрезжила ему. В самом немом из всех ужасов бывает

иногда достаточно, чтобы кто-нибудь подал голос: а вдруг всё

уладится?! "Я ничего не сделал", - говорит мальчик. "Да-да, -

Альбер Кам ю- французский писатель (1913-1960).

отвечает священник, -но не об этом речь. Ты должен приго-

товиться достойно принять смерть". - "Да не может же так быть,

чтобы они не поняли!" -"Я твой друг, и я, конечно, тебя пони-

маю. Но теперь слишком поздно. Я не оставлю тебя до конца,

и наш добрый Господь также. Ты увидишь, это будет легко".

Мальчик отвернулся. Тогда священник заговаривает о Боге.

Веруешь ли ты в него? Да, он верует. Ну тогда ты должен знать,

что жизнь не имеет значения перед вечным покоем, который

тебя ожидает. Но мальчику внушает ужас именно этот вечный

покой. "Я твой друг", - повторяет исповедник.

Остальные по-прежнему молчат. Надо подумать и о них тоже.

Священник приближается к их немой кучке и на минуту отворачи-

вается от подростка. Грузовике мягким чавканьем катит по влаж-

ной от ночной росы дороге. Представьте себе этот серый пред-

рассветный час, запах немытых тел в кузове, невидимые пленни-

кам поля, которые угадываются лишь по звукам: звяканью упря-

жи, птичьему вскрику. Подросток приспоняется к брезентовому

чехлу, и тот слегка поддается, открыв щель между бортом грузо-

вика и брезентом. При желании в нее можно протмснуться и спрыг-

нуть с машины. Священник сидит спиной к нему, солдаты впере-

ди зорко вглядываются в дорогу, чтобы незаплутаться в предут-

реннем сумраке. Мальчик, не раздумывая, приподнимает брезент,

проскальзывает в щель, спрыгивает вниз. Еле слышный звук па-

дения, за ним - шорох поспешных шагов на шоссе, дальше ти-

шина. Беглец оказался в поле, где вспаханная земля приглушает

шум. Но хлопанье брезента и резкий, влажный, утренний холо-

док, ворвавшийся в кузов, заставляет обернуться и священника,

и приговоренных. С минуту священник оглядывает людей, кото-

рые в свою очередь молча смотрят на него. Один короткий миг, и

в течение его слуга божий должен решить, с кем он - с палача-

ми или с мучениками. Но он не раздумывает, он уже заколотил в

заднюю стенку кабины. "Achtung!" Тревога поднята. Два солдата

врываются в кузов и берут пленников на мушку. Двое других спры-

гивают наземь и бегут через поле. В нескольких шагах от грузо-

вика священник, застыв как изваяние, пытается разглядеть сквозь

туманное марево, что происходит. Люди в кузове молча прислу-

шиваются: шум преследования, сдавленные крики, выстрел, ти-

шина, потом приближающиеся голоса и, наконец, глухой топот.

Мальчик пойман. Пуля пролетела мимо, но он остановился сам,

внезапно обессилев, испугавшись этого ватного, непроницаемой

го тумана. Он не может идти сам, солдаты волокут его. Они не

били беглеца, ну разве что слегка. Главное ведь впереди. Маль-

чик не глядит ни на священника, ни на остальных. Священник

садится в кабину рядом с шофером. Его место в кузове занимает

вооруженный солдат. Мальчик, брошенный в угол, не плачет. Он

молча глядит на дорогу, мелькающую между брезентовым чех-

лом и бортом машины. Занимается рассвет.

Да, это, какдамокпов меч,

Что мне когда-нибудь с годами

Придется в землю, в землю лечь.

А я ее топчу ногами.

(н. к. Доризо)

Я знаю, никакой моей вины

В том, что другие не пришли с войны,

В том, что они-кто старше, кто моложе -

Остались там, и не о том же речь,

Что я их мог, но не сумел сберечь -

Речь не о том, но всё же, всё же, всё же...

{А. Т. Твардовский,

1910-1971)

Генри Дейвид Торо

1817-1862

/Американский писатель,

философ, мыслитель/

(Художник А. Е. Куманьков)

Формулы-

систематизсщим

IU Систематизация - удивительная вещь. Доста-

точно обычное и известное расположить в некоей

заданной (поначалу пусть даже просто учетной!)

последовательности, в подборке по какому-то

признаку, как вдруг куча фактов или незначитель-

ное до того событие сразу же превращается во что-

то другое: когда более понятное, когда иначе кра-

сивое, а когда и совсем по-другому заметное.

Россыпь, сгруппированная разумом, становит-

ся разумной совокупностью. А одиночное собы-

тие, встроенное в соответствующий фон, получа-

ет свою оправданность с высвечивающими смыс-

лом и значением.

Известное санскритское изречение гласит: "Некогда, при пе-

речислении поэтов, загнут был мизинец на руке при имени Ка-

лидасы; но нет другого, равного ему, и потому недаром следу-

ющий палец назван был безымянным".

(Калидаса, 1 в. до н.э.-VI в. н.э.,

индийский поэт,

автор драмы "Шакунтала")

Если мы видели дальше других, то это потому, что стояли

на плечах гигантов. (Исаак Ньютон)

Экклезиаст именует тебя всемогущим; пророк Михей име-

нует тебя Творцом; Послание к Ефесянам именует тебя Свобо-

дой: Псалмы именуют тебя Мудростью и Истиной; Иоанн име-

нует тебя Светом; Книги Царств именуют тебя Господом; Ис-

ход именует тебя Провидением; Левит именует тебя Справед-

ливостью; Книга Бытия именует тебя Богом; человек именует

тебя Отцом, но Соломон назвал тебя Состраданием, и это _

лучшее из всех имен.

(Виктор Мари Гюго, 1802-1885)

Мы склонны недооценивать роль женщины. Тем женщинам,

которые говорят мне, что они - всего лишь домохозяйки, я

отвечаю; "Милая моя, да понимаешь ли ты, кто ты такая? Ты -

министр транспорта, министр образования и начальник бюд-

жетного бюро". (Саре Макклвндон)

Грешный человек всегда смотрит на все страдания, недуги

и смерть как на что-то до него не касающееся: вот умер чело-

век молодой, крепкий, пышущий здоровьем, и старик говорит:

"Смерть берет и старого и малого, неразумные, распущенные

юнцы помирают первыми"; умрет дряхлый старец, тогда юно-

ша скажет: "Естественно, что он умер, давно пора бедняге";

умрет человек болезненный, у которого суставы чуяли погоду

лучше, чем журавли, и который из-за мучительных болей стал

настоящим астрологом, тогда здоровяк скажет: "Да этот уже

давным-давно в покойниках числится"; умрет здоровяк, тогда

человек хилый скажет: "Нечего полагаться на здоровье; кто в

жизни ни разу не болел, того курносая первым хватает": умрет

богач, тогда бедняк говорит: "У-у, лакомки, обжоры; сидят сид-

нем, не трудятся, ясное дело, таких смерть должна скорей за-

бирать"; умрет бедняк, тогда богач говорит: "Эти несчастные

питаются скверным хлебом, пьют грязную воду, ходят разде-

тые, спят на полу, жизнь их всечасно под угрозой". Все отсыла-

ют смерть в чужой дом.

(Эрнандо де Сантьяго,

1540-1639, испанский священник,

оратор, духовный писатель)

> У Марциала есть эпиграмма, где поэт говорит человеку, по-

грязшему в долгах:

Секст, ты совсем не должник,

не должник ты. Секст, будь уверен.

Может ли быть должником тот, с кого нечего взять ?

(Пер. Ф. Петровского)

Национальные черты русских:

- простодушие {Ф. М. Достоевский)-,

- вера в идеал (Ф. м. Достоевский)-,

-мечтательность (м. Волошин)-,

-"обломовщина" (и. А. Гончаров)-,

- идея мессианства (Москва - третий Рим, Русь -

птица-тройка!);

-идея соборности (в. с. Соловьев);

-идеяобщинности {Н. Г. Чернышевский)-,

- всех оделать счастливыми (А кто не захочет, того... !);

- ПОДПОЛЬНОе самОЗВансТВО (Например, Емельян Пугачев

прикрывался именем царя Петра III);

- стремление во всем дойти "до конца" (Сравни: Б. л. Пас-

тернак: "Во всем мне хочется дойти до самой сути...");

- постоянная нота исповедального уныния (Хотя бы вот:

"Сердцу больно в груди, сердцу хочется плакать...");

- удивительный узор морали (Например: "Быть знаменитым

некрасиво". /Б. Л. Пастернак/);

-фанатизм (В. И. Ленин и "р-революццонеры"

-ТЯГа К Пророчеству {А. Н. Майков /1882/: "Чем ночь темней,

тем звезды ярче");

-жалобпивость

( "Позабыт, позаброшен с молодых, юных лет..."

/Из песни/

"И кто-то камень положил в его протянутую руку".

1М. Ю. Лермонтов

"И -никто не узнает, где могилка моя".

/Из песни/

"Что же ты ищешь, мальчик бродяга,

В этой забытой богом стране?"

/Из песни/

"Перестаньте рыдать надо мной, журавли!"

/Из песни/

"Горько, ox, как мне горько,

Что это "Горько!" кричат не мне".

"Хмелел солдат, слеза катилась,

Слеза несбывшихся надежд...

И на груди его светилась

Звезда "За город Будапешт".

/Из песни/

1М. Исаковский1

Ты прости, любимый папа,

Что в письме каракули.

Это, я, когда писала,

Слезы сами капали".

/С агитационного плаката в исправительной колонии/);

- категоричность в отрицании

( "Не нужен мне берег турецкий

и Африка мне не нужна!" /Из песни/

"Я на свадьбу тебя приглашу,

а на большее ты не рассчитывай!"

/Из песни/);

- неприятие еврейского элемента в государственной жиз-

ни РОССИИ ("Если в кране нет воды, значит, выпили ж...");

- чем тяжелей наказанье, тем им милей господа

(н. А. Некрасов)-,

- извечная надежда на стороннюю силу ("Вот приедет

барин, барин нас рассудит". 1Н. А. Некрасов!),

- упоение будущим ("Мысли пытливой нашей полет

В завтрашний день нацелен..."

/Из песни/);

-УТОПИЗМ

( "Человек проходит как хозяин

Необъятной Родины своей..." /Из песни/

"Мы будем жить при коммунизме,

Его рубеж не так далек!" /Из песни/

"Если бы парни всей земли

вместе собраться однажды смогли,

Вот было б здорово, вот это был бы гром,

давайте, парни, хором запоем!"

/Из песни/);

- убеждение, что всё заграничное (особенно "западное")

всегда лучше отечественного;

- амбивалентность кротости и крутости, жертвы и палача,

разбойника и святого

( "Мощным взмахом подымает

Он красавицу княжну

И за борт ее... бросает

В набежавшую волну.

[...]

Волга, Волга! Мать родная!

Волга - русская река!

Не видала ты подарка

От донского казака!"

/Из песни о Степане Разине/

"Мело, мело по всей земле

Во все пределы.

Свеча горела на столе,

Свеча горела..." 15. л. Пастернак!)-,

-человеколюбивое злорадство ("у соседа сдохла корова.

Казалось бы, какое мое дело, а приятно!");

- смесь грубости и теплоты, неотесанности и обаятельности:

- русский человек одновременно хитрый и обезоруживающий;

- типичное сочетание высокой дисциплинированности в од-

них случаях с ее полным отсутствием в других;

- постоянство во всем.

В 1992 г. в журнале "Огонек" Леонид Сергеев дал упорядо-

ченную по времени событийности формулу новейшей истории

России, используя в качестве визуальной опоры своим утвер-

ждениям нашумевшую картину И. С. Глазунова "Великий экс-

перимент":

Эта странная картина -

Разных судеб паутина -

Нас связала воедино

В исторический сюжет.

В глубине картинной рамы

И комедии, и драмы

Составляют панораму

Пролетевших мимо лет.

Профиль вещего Олега,

Что обидел печенегов

Так, что нынче печенегов

Не найти и днем с огнем...

Красно Солнышко Владимир,

Пубпицист известный Пимен

С изумленными родными

Залезают в водоем.

Чингисхан с Батыем-ханом

Под Мамаевым курганом

Мечут стрелы неустанно,

Чтоб Царицын захватить.

Александр, он же Невский,

Взяв трофейный меч немецкий,

Приглашает по-соседски

Всех на озеро сходить...

Иоанн, простите, Грозный

Над сыночком стонет слёзно,

Вызвал "скорую", но поздно:

Стукнул очень хорошо.

Петр Первый, Катерина,

Катеринина малина.

Гений из простолюдинов,

Что пешком в Москву пришел...

Знаменитый граф Суворов

Пугачева лупит, вора,

Павел Первый пляшет споро

С Аракчеевым канкан.

Александр, он же Первый.

Корсиканец - парень скверный,

Лошадей пустил в консервы

Для российских партизан.

Александр Сергеич Пушкин

После давешней пирушки

Молит няню: "Где же кружка?

Сердцу будет веселей!"

Декабристы, сонный Герцен,

Пьет Мусоргский водку с перцем,

Пишет Глинка рашен скерцо,

А Чайковский -лебедей.

Портретист Христа Иванов.

Неродившийся Ульянов.

Неродившийся Романов

(Но не тот, что был в ЦК...)

Групповой портрет дворянства.

Групповой портрет крестьянства.

Ликование и пьянство.

И конец крепостникам.