Всем предшествующим
анализом нам было предписано молчаливое ограничение, принцип и общие форма
которого так и не были намечены. Все без исключения приведенные примеры относились
к очень узкой области. Я не могу похвастаться тем, что охватил, а тем более
продумал в общих четах всю необъятную область дискурса: почему, например, я
систематически избегал «литературных», «философских» и «политических» текстов?
Неужели дискурсивные формации и системы позитивностей отсутствуют в них? И
почему, уделяя большую часть внимания наукам, я ничего не сказал о математике,
физике или химии? Зачем я обращался к столь сомнительным и неопределенным
дисциплинам, как грамматика, экономическая теория, естествознание,—
дисциплинам, обреченным, быть может, навсегда остаться ниже порога научности?
Одним словом, каковы
взаимотношения между археологией и анализом науки?