Категория общественно-экономической формации: содержание н структура - Теория и история - Келле В.Ж., Ковальзон М.Я. - Философия как наука

“...Главная особенность понятия формации в том, что оно от­ражает только важные, только существенные явления, т. е. только такие принципиальные особенности социальных порядков, которые в основном единообразно повторяются в разных странах и которые можно обобщить” . Исходя из этого положения, обычно включают в понятие формации три основных элемента. “Известно,— пишет, например, Е. М. Жуков,— что общественно-экономические форма­ции складываются как единство производительных сил, производ­ственных отношений и надстройки на определенной ступени исто­рического развития” . Однако изучение трудов классиков мар­ксизма показывает, что в них содержание понятия формации ха­рактеризуется вовсе не однозначно. Фиксируя это обстоятельство, многие участники дискуссии о категории “социально-экономиче­ская формация”, проведенной центром марксистских научных ис­следований Французской коммунистической партии в 1971 г., во­обще отрицали научную определенность этой категории. Классики марксизма, утверждали они, употребляли термин “формация” в самом различном значении. И это-де должно быть возведено в принцип. В связи с этим предлагалось вместо категории “общест­венно-экономическая формация” пользоваться целым “семейством” категорий, объединенных термином “формация”.

Нам представляется, что в рамках исторического материализма можно выделить несколько основных аспектов определения фор­мации.

Как категория, призванная вычленить в сплошном потоке исто­рии качественно определенные, относительно устойчивые образо­вания “формация” имеет своим содержанием исторически опре­деленные производственные отношения. Именно вычленение основного производственного отношения, выступающего как сово­купность отношений в производстве, обмене деятельностью и рас­пределении, позволяет не только строго научно отделить один этап истории от другого, скажем феодализм от рабства или капитализ­ма, но и вскрыть в сугубо индивидуализированных, неповторимых порядках разных стран существенно общее. “...Анализ материаль­ных общественных отношений,— подчеркивал В. И. Ленин,— сра­зу дал возможность подметить повторяемость и правильность и об­общить порядки разных стран в одно основное понятие обществен­ной формации”'.

Иное содержание имеет категория “формация” в том случае, когда она выражает исторически конкретный тип проявления оп­ределенных производственных отношений. Как известно, историю становления и развития капиталистической формации К. Маркс изучал на примере Англии. Результатом его исследования явился “Капитал” — образец научного анализа формации. Какой же смысл Маркс вкладывает здесь в понятие формации? Классиче­ский ответна этот вопрос опять-таки дает Ленин. “Скелет” фор­мации, исследуемой в “Капитале”, составляют производственные отношения. “Все дело, однако, в том,— подчеркивает Ленин,— что Маркс этим скелетом не удовлетворился, что он одной “экономи­ческой теорией” в обычном смысле не ограничился, что — объяс­няя строение и развитие данной общественной формации исключи­тельно производственными отношениями — он тем не менее везде и постоянно прослеживал соответствующие этим производствен­ным отношениям надстройки, облекал скелет плотью и кровью”. И далее Ленин дает развернутую характеристику содержания по­нятия “формация”: Маркс показал “всю капиталистическую об­щественную формацию как живую — с ее бытовыми сторонами, с фактическим социальным проявлением присущего производствен­ным отношениям антагонизма классов, с буржуазной политической надстройкой, охраняющей господство класса капиталистов, с бур­жуазными идеями свободы, равенства и т. и., с буржуазными се­мейными отношениями” .

Очевидно, что, характеризуя содержание понятия “формация” применительно к исторически определенному обществу на данном этапе его развития, В. И. Ленин вовсе не сводил это содержание к трем элементам — производству, базису и надстройке. Он гово­рит и о присущих формации бытовых сторонах, и о семейных от­ношениях, и о классах, и о вытекающем из характера производ­ственных отношений своеобразии их взаимоотношений и т. д. При этом следует учитывать, что, показывая в “Капитале” всю капи­талистическую формацию как живую на типичном примере Анг­лии, К. Маркс писал не просто о специфических классах англий­ского общества, об английской семье или своеобразии быта, а имел в виду классы именно капиталистического общества, специфику капиталистической семьи и т. д. Таким образом, и в данном слу­чае вырабатывается теоретическая абстракция, но уже приближа­ющаяся к специфической реальности той или иной конкретной ка­питалистической страны. “В действительности же всегда имеется налицо лишь некоторое приближение; но приближение это тем больше, чем полнее развит капиталистический способ производ­ства...” .

Это означало, что, хотя в обществе (как и в природе) нет ин­дивидуальных явлений, абсолютно соответствующих своему понятию, отсюда не следует, что понятия надо рассматривать как чи­стые абстракции, вычленяющие общее в явлениях и не имеющие непосредственного аналога в действительности. Понятие форма­ции (как, впрочем, и любое другое научное понятие) надо рас­сматривать и как абстракцию (дающую одностороннее отражение объекта), и как конкретное понятие (отражающее полноту явле­ния), если его рассматривать в той точке, “где процесс достигает полной зрелости, своей классической формы” .

Подводя некоторый итог сказанному, отметим, что необходимо различать принцип, на основе которого стала возможной выработка понятия “формация”, позволившего отделить один период истории от другого, и само содержание этого понятия, характеризующее формацию как особый социальный организм, имеющий специ­фические законы возникновения, функционирования и развития.

Категория “общественно-экономическая формация” — своеоб­разный итог теоретического осмысления общественной жизни и ее истории, которая представляет, с одной стороны, развернутый во времени процесс восхождения от одной ступени общественного развития к другой, от первобытнообщинного строя через антагонистические формации к коммунизму и, с другой — совокупность развернутых во времени и пространстве процессов развития от­дельных стран, народов, государств, региональных объединений. Поэтому, анализируя содержание этой категории, надо иметь в

виду обе ее соотносительные характеристики. Как понятие, позво­ляющее расчленять всемирную историю на различные этапы, фор­мация фиксирует то существенно общее, что их отличает: как по­нятие. характеризующее своеобразие каждого из этих этапов, ска­жем капиталистическую или коммунистическую формацию, она фиксирует данное общество во всем богатстве его проявлений. Само по себе понятие формации не дает конкретных знаний ни об истории какой-либо страны или региона, ни об истории человече­ства в целом, но оно позволяет отбросить разговоры об обществе вообще и приступить к изучению любого из конкретных обществ, поскольку дает объективные критерии их выделения, разграниче­ния и целостной характеристики. Понятие формации служит как познанию единства всемирной истории, так и исследованию прису­щих ей различий. Именно поэтому категория “общественно-эконо­мическая формация” рассматривается как краеугольный камень материалистического понимания истории, значение которой для всего обществознания трудно переоценить.

Само собой разумеется, и об этом мы уже говорили, вырабо­тать понятие формации было нельзя, не вскрыв родовое единство человечества, не показав, что любое исторически конкретное об­щественное образование в своей сущности характеризуется опре­деленными производственными отношениями, внутри и посредст­вом которых только и может осуществляться производство и вос­производство непосредственной жизни. Без раскрытия того обще­го, что присуще истории людей) выработать понятие формации было бы, конечно, невозможно. Но значение его состоит как раз в том. что оно позволяет приступить к изучению исторически оп­ределенного общества во всем богатстве его характеристик. Таким образом, вычленение производственных отношений как того, что отличает одну формацию от другой, есть необходимая предпосыл­ка рассмотрения каждой из них как конкретной целостности. В этом, последнем, случае и возникает необходимость всесторон­него исследования содержания этого понятия и рассмотрения структуры социального организма как системы взаимосвязанных элементов.

Важнейшим структурным образованием любой формации, оп­ределяющим ее формирование, функционирование и развитие, яв­ляется способ производства материальных благ, необходимых для жизни людей. Выделение производства в качестве материально-экономической основы любого общества, определяющей в конеч­ном счете возникновение и развитие всех других элементов соци­альной системы, и есть конкретное проявление принципа материа­лизма при анализе общественной жизни. Вместе с тем такое выде­ление стало возможным лишь на определенном этапе истории. Как и все категории исторического материализма, понятие “производство” — абстракция, имеющая значение для всех общественных форм. Это, однако, не значит, будто ее можно выработать на лю­бом этапе истории и с помощью формально-логических познава­тельных средств. Только при капитализме, когда понятие “произ­водство вообще” выступает как “практически истинное”, соз­дается возможность и его теоретической фиксации.

Реализовать же эту возможность и действительно зафиксиро­вать теоретическое содержание производства и его значение как основополагающего структурного элемента любой социальной си­стемы можно, лишь исследовав эти проблемы в рамках историче­ского материализма и выразив результаты такого анализа в соот­ветствующих категориях. Для этих целей нельзя воспользоваться категориями политэкономии, хотя, казалось бы, они характеризу­ют те же самые отношения. Когда исторический материализм ис­следует тот же объект, что и конкретная наука, он рассматривает его в ином отношении. Поэтому нельзя механически переносить категории частных наук в философско-социологическую теорию и наоборот.

Так, исторический материализм, как и политэкономия, .исполь­зуют для характеристики двух сторон производства категории “производительные силы” и “производственные отношения”. Но если в политэкономии эти категории выработаны для анализа экономики общества, то в историческом материализме они служат исследованию общества в Целом. В связи с этим они и содержа­тельно несут различную нагрузку.

В политэкономии и в особенности в конкретной экономике про­изводительные силы включают в себя все многообразие элементов, необходимых для производства материальных благ. Так, характе­ризуя в “Капитале” такой элемент производительных сил, как средства труда, К. Маркс называет и производственные здания, и используемые в производстве средства транспорта и связи, и сосу­ды, и бочки, и смазочные материалы, а не только орудия труда. Вместе с тем Маркс подчеркивает, что из всех средств труда наи­большее значение для понимания зависимости общественного со­стояния от уровня развития материально-технической базы име­ют именно механические средства труда, совокупность которых он называл “костной или мускульной системой производства”. Исто­рический материализм, который характеризует средства труда не с точки зрения их роли в процессе производства, а именно с точки зрения их воздействия на состояние общества в целом, фиксирует внимание на указанном положении Маркса. Поэтому, выделяя в производительных силах средства труда как их определяющий элемент, исторический материализм указывает: экономические эпохи различаются не тем, что производится, а тем, как произ­водится, какими средствами труда.

Характеризуя производительные силы как социологическую категорию, исторический материализм включает сюда два основ­ных элемента, существенно важных для социологического анали­за: орудия труда, которые выступают материальным показателем меры познания и практического господства человека над приро­дой, и людей — трудящихся, обладающих определенным опытом, навыками и знаниями, необходимыми для того, чтобы произво­дить орудия и приводить их в движение.                           

Если бы экономисты, скажем разрабатывающие проблемы эко­номики сельского хозяйства, исходили бы непосредственно из де­финиции производительных сил, сформулированной в рамках исто­рического материализма, и обосновывали бы ту мысль, что для подъема сельского хозяйства достаточно завезти в деревню новую технику и обеспечить ее использование специалистами, но не по­заботились бы о запчастях, горючем и смазочных материалах, ре­монтных мастерских и навесах для техники и т.д., то они при­несли бы немалый вред практике и обнаружили бы к тому же не­понимание методологической функции исторического материа­лизма.

Так же в принципе обстоит дело и с категорией “производст­венные отношения”. Как форма развития производительных сил, они исследуются и политэкономией, и историческим материализ­мом. Но если политэкономия рассматривает их во всем богатстве присущих им характеристик, общих и частные законов функцио­нирования и развития, то исторический материализм рассматри­вает их только в их общесоциологическом качестве, то есть как элемент социальной системы, взаимодействующий с производи­тельными силами, зависящий от них и в то же время придающий им определенное социальное качество. Исторический материализм исследует диалектику производительных сил и производственных отношений, общие законы их взаимоотношений и не вторгается в сферу конкретно-исторических законов функционирования и раз­вития производственных отношений. В этом смысле политэкономия охватывает производственные отношения шире, всестороннее, чем исторический материализм. Но исторический материализм не ог­раничивается рассмотрением производственных отношений только как формы развития производительных сил. Он рассматривает их и в ином социальном качестве — как базис надстроечных образо­ваний и в этом смысле исследует их шире, богаче и всестороннее, чем политэкономия.

Исторический материализм рассматривает производственные отношения как экономическую структуру общества, как ту основу, которая порождает и определяет существование и развитие целой системы надстроечных образований, то есть не только как фор­му развития производительных сил, но и как содержание над­стройки. Для характеристики производственных отношений в этом их своеобразном качестве выработано особое понятие — “экономи­ческий базис общества”.

Каждая общественно-экономическая формация характеризует­ся вполне определенными базисом и надстройкой. Реально, конеч­но, ни одна формация, даже в своем классическом проявлении, не выступает в чистом виде, как полностью соответствующая своему понятию, ибо только в абстракции она существует как нечто ста­тичное, отделенное абсолютно строгими границами от предшество­вавшей и последующей формаций. Рассматриваемая же в разви­тии, любая формация несет в себе остатки старого способа произ­водства и зародыши нового, существующие в рамках данной фор­мации в виде укладов хозяйства. Воздействие последних сказы­вается на конкретно-историческом характере базиса и надстройки каждого данного общества.

В связи с этим возникает необходимость более подробно осве­тить два вопроса: во-первых, каково содержание и значение тех понятий, в которых отражаются перечисленные структурные эле­менты формации, во-вторых, исчерпывается ли ими содержание понятия “формация”?

 Чтобы ответить на эти вопросы, необходимо прежде всего рас­крыть значение понятия производства для всей теории формаций, не ограничиваясь констатацией того факта, что производство яв­ляется основным условием существования людей любого общества. Научным открытием основоположников марксизма стало обосно­вание и доказательство того, что, осуществляя процесс производ­ства, люди не только меняют природу, приспосабливая ее к своим потребностям, но и меняют свою собственную природу, формиру­ются и развиваются как социальные существа. Производя мате­риальные блага, люди тем самым производят определенный уклад своей жизни, ибо способ производства — это определенный вид жизнедеятельности индивидов, “их определенный образ жизни”. Значение этого открытия в том и состоит, что им обосновывается фундаментальный вывод: строение каждой формации определяется присущим ей способом производства общественной жизни.

Способ производства есть материальная система, которую мож­но анализировать в категориях научного мышления. Возникает вопрос, в какой мере этот способ анализа применим ко всему об­ществу, включающему не только объективную, но и субъективную сторону? Иначе говоря, можно ли субъективную сторону исторического процесса анализировать с объективных позиций? Видимо, положительный ответ на этот вопрос может быть дан, если будет доказана материальная обусловленность субъективной стороны общественной жизни, то есть ее зависимость от материального производства.

Задача объективного анализа субъективной стороны общест­венной жизни — специфическая проблема общественных наук. Ее решение, как уже отмечалось, немыслимо без материалистической философской основы. Лишь с позиций материализма, утверждаю­щего, что бытие определяет сознание, открывается возможность объективного анализа субъективной, вторичной, производной сто­роны исторического процесса.

Эта возможность впервые была реализована и воплощена в цельную концепцию историческим материализмом. Доказательство тоги, что содержательная и структурная характеристика надпроизводственных сфер определяются материальным производством, дано марксизмом в теории базиса и надстройки. Эти понятия были введены в науку К. Марксом, который, сопоставляя производст­венные отношения с социально-политическими структурами, при­шел к выводу, что совокупность “производственных отношений со­ставляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного со­знания” .

За внешней простотой этих определений скрывается целый комплекс сложных проблем, то есть. теоретическое содержание, с которым нельзя обращаться произвольно, не ломая всей конструк­ции материалистического понимания истории. Именно черев ка­тегорию надстройки материалистический подход распространяется на надэкономические сферы общественной жизни, чем создается возможность их научного анализа.

В самом определении этих сфер как надстройки уже заклю­чена идея их зависимости от базиса общества, от материальных, складывающихся помимо воли и сознания людей экономических отношений. Линии этой зависимости многообразны и выявляются конкретно-историческим анализом. Методология указывает лишь на сам факт зависимости субъективной стороны от объективной и на этой основе выявляет принципы объективного анализа первой.

В определении К. Маркса заложена еще одна важная идея. Он выделяет именно политико-юридическую надстройку. Вряд ли это можно рассматривать как полную характеристику надстройки. Речь идет здесь, по нашему мнению, о ядре надстройки, главном ее содержании, связанном с тем, что именно юридическая и поли­тическая надстройка (государство, система права и т. д.) прямо выражает и закрепляет те отношения собственности, которые складываются в сфере базиса и характеризуют его специфику. При определении политико-юридической надстройки экономиче­ские отношения собственности тем самым приобретают новую форму выражения. Базис и политико-юридическую надстройку объединяет то, что в обоих случаях речь идет об отношении соб­ственности, но в первом — об их экономическом содержании, а во втором — об их политико-юридической форме. Эта зависимость выражена в известных положениях марксизма, что политика есть концентрированное выражение экономики, а право — юридическое выражение собственности. Государство — основное учреждение надстройки классового общества, ее стержень. С его помощью класс, господствующий в экономике, становится господствующим и в сфере надстройки, в обществе в целом.

Такова основная линия детерминации надстройки: содержание и Структура экономических отношений определяет содержание и структуру политико-юридической формы. В онтологическом плане таким путем образуется структура общественно-экономической формации. В методологическом — эта зависимость создает возмож­ность объективного научного анализа всей сферы государства, по­литических и юридических отношений конкретного общества, оп­ределенной формации.

Но характеристика надстройки не исчерпывается указанием на ее зависимость от базиса. В отличие от экономических отно­шений, политико-юридические формы, надстроечные учреждения, организации и отношения не могут сложиться, не будучи опосред­ствованы сознанием людей. Поэтому, вступая в сферу надстройки, мы покидаем область материальных отношений, складывающихся помимо воли и сознания людей, и включаемся в систему отноше­ний, которые формируются, “проходя через сознание” (В. И. Ле­нин),— отношений идеологических.

Идеологические отношения — иной тип отношений по сравне­нию с материальными. Они вторичны, производны от материаль­ных. Это значит, что идеологические общественные отношения также не произвольны, не могут устанавливаться вне зависимости от материальных условий жизни общества. И в той мере, в какой они зависят от материальных отношений, они могут быть “выве­дены” из них. Например, так же как политический антагонизм классов буржуазного общества с необходимостью определяется противоположностью их экономических интересов, отношения дружбы, сотрудничества трудящихся классов с необходимостью порождаются социалистической общественной собственностью на средства производства.

Вместе с тем для идеологических отношений характерна и за­висимость от общественного сознания, в результате чего в них включается субъективный момент. Так, политические отношения приобретают адекватную форму, лишь будучи опосредствованы политическим сознанием, правовые — при наличии соответствую­щих норм, выражающих волю господствующего класса, и т. д.

В идеологических отношениях мы впервые сталкиваемся с де­терминирующей ролью сознания, идеологии, а следовательно, с проявлением их активности. Наличие этой второй детерминанты обусловливает большую вариативность надстроечных явлений по сравнению с базисными: в определенных границах на основе од­ного и того же базиса могут возникать своеобразные варианты над­строечных отношений и учреждений.                         

Активность общественного сознания, идеологии, проявляющая­ся в их участии в формировании идеологических отношений,— только одна сторона взаимоотношения общественных явлений как социальных сил, во взаимодействии которых осуществляется раз­витие общественных формаций. Другая важная сторона — обрат­ное воздействие надстройки на породивший ее материальный ба­зис. Каналы такого воздействия разнообразны. Надстройка влияет на базис, поскольку составляющие ее учреждения выполняют оп­ределенные экономические функции в организации хозяйственной жизни общества. В этом плане особенно большую роль играет со­циалистическое государство, являющееся собственником основных средств производства .

Надстройка воздействует на базис и тем, что она определенным образом стимулирует деятельность людей. Она влияет на эконо­мику, выполняя и социально-политические функции. Здесь важ­но учитывать ту особенность учреждений надстройки, что они вы­ступают как идеологической, так и материальной силой. Полити­ческое единство класса в условиях антагонистических формаций или общества при социализме воплощается в государстве, которое обладает материальными орудиями власти — армией, полицией (милицией), тюрьмами и т. д. Различные объединения, возникаю­щие на основе идейного единства, скрепляются материальным единством организации, дисциплины и т. д. Даже моральное со­знание, которое не подкрепляется в обществе какими-либо осо­быми учреждениями и организациями, охраняется силой общественного мнения, то есть специфическим практическим воздействи­ем на нарушителей морали или поощрением выполняющих ее тре­бования.

То обстоятельство, что духовные элементы надстройки выра­жаются и подкрепляются материально, позволяет им служить про­водником воздействия определенных идей на базис, превращает идеи в материальную силу. Без соответствующих элементов над­стройки идеи оставались бы простым пожеланием и не могли бы воздействовать на развитие общества.

Таким образом, надстройка как идеологическая и материаль­ная сила обладает относительной самостоятельностью и способно­стью обратно воздействовать на породивший ее базис, закреплять его политически и духовно, тормозить его развитие или, напротив, способствовать ему.

Надстройка — необходимый элемент каждой формации. Ведь люди, объединенные в общество с помощью материальных отноше­ний, подчиняющиеся действию объективных законов, вступают в эти отношения и реализуют требования объективных законов как существа, одаренные сознанием и волей. Поэтому на базе мате­риальных отношений с необходимостью возникают идеологические духовные образования, материализующиеся в соответствующих от­ношениях, учреждениях и организациях и образующие вместе с ними надстройку определенной формации. Она одна из тех соци­альных сил, во взаимодействии которых происходит развитие об­щественных формаций.

Материальные и идеологические отношения являются видами общественных отношений — многообразных связей, складываю­щихся между большими группами людей в процессе их деятельно­сти в различных сферах общественной жизни. Как продукт взаимо­действия людей, общество и образуется совокупностью этих отно­шений, в рамках которых формируются и существуют люди как социальные существа.

Общественные отношения следует отличать от личных отноше­ний — любви, дружбы и т. д. Люди вступают в личные отношения как общественные существа, но сами эти отношения носят инди­видуальный характер. На производстве и в быту, в семье и в кол­лективах, где люди поддерживают непосредственные контакты, личные отношения играют большую роль и изучаются рядом наук: психологией, историей, конкретной социологией в связи с пробле­мой общения. Проблема эта в последнее время привлекает боль­шое внимание ученых, поскольку игнорирование наукой личных связей и недооценка роли общения образовали значительный про­бел в нашей науке, без восполнения которого трудно, а иногда и невозможно изучать процессы, происходящие в семье, в трудовых коллективах, воспитание подрастающего поколения и т. д.

Методологический интерес представляет проблема соотноше­ния общественных отношений и общения. Диалектика их взаимо­связи весьма сложна. С одной стороны, характер общения зависит от общественных отношений, от социальной принадлежности всту­пающих в общение людей; с другой — в самих личных отношениях проявляются общественные отношения; с третьей — отношения общения могут влиять на общественные отношения, вступать с ними в противоречия и т. д.

Заметим, между прочим, что выяснение диалектики обществен­ных отношений и общения дает ключ к переходу от анализа гло­бальных социальных структур, больших социальных групп и от­ражающих их категорий (формация, базис, надстройка и т. д.) к анализу процессов, происходящих в “малых группах” — в трудо­вых коллективах, в семье и т. д. Иначе говоря, появляется возмож­ность перейти на иной уровень анализа — от общей социологии к конкретной, от макросоциологии к микросоциологии, к изучению интимных процессов в микросреде индивида. Опыт развития со­циологических исследований в СССР показал, что неумение неко­торых социологов перекинуть “мостик” от общих категорий исто­рического материализма к понятиям конкретной социологии может привести к недооценке и даже отрицанию значения исторического материализма для конкретных социологических исследований, его роли в качестве общесоциологической теории. В то же время без общих категорий, с помощью которых можно отразить существен­ные формы социального целого, невозможно понять и частные со­циальные явления, и. процессы, происходящие в различных сфе­рах общественной жизни.

Так, при исследовании классового общества всегда нужно учи­тывать, что здесь господствующей надстройкой являются учрежде­ния и идеи господствующего в экономике класса. Государство, церковь, школа, средства массовой пропаганды и воспитания на­ходятся в руках господствующего класса, и “в силу этого мысли тех, у кого нет средств для духовного производства, оказываются в общем подчиненными господствующему классу” '. В ходе же развития классово антагонистических формаций, в обострением свойственных им антагонизмов появляется новая идеология, отра­жающая общественные противоречия с позиций тех классов, кото­рые призваны эти противоречия разрешить. По своей природе но­вые идеи и соответствующие им организации и учреждения пред­ставляют тоже явления надстроечного характера. Но они проти­востоят господствующей надстройке, которая стремится их пода­вить или, по крайней мере, ограничить сферу их влияния, посколь­ку они направлены не на утверждение, а на разрушение, коренное изменение данного базиса, выступают элементами отрицания данной формации, порожденными ее собственным развитием.

В противоположность надстройке антагонистических форма­ций, связанной с интересами господствующих в экономике клас­сов, в социалистическом обществе надстройка выражает интересы трудящихся масс — носителей социалистических производствен­ных отношений—и потому служит не только орудием сохранения и защиты экономического базиса, но и могучим средством его из­менения и развития в интересах самих масс. В то же время по своей природе она остается подчиненной общим законам развития надстроечных явлений.

Способ производства, базис и надстройка — основные элементы формации, поскольку они характеризуют ее материально-экономи­ческую основу, социально-политический и духовный облик. Но об­щий теоретический анализ социальной системы, чтобы быть стро­го научным, не может игнорировать и другие реально существую­щие структурные элементы общества.

Чтобы разобраться в их многообразии, следует различать, по „ крайней мере, два подхода к анализу структуры общества. Первый подход заключается в ее рассмотрении как объективной си­стемы общественных явлений—системы разнообразных социаль­ных институтов, учреждений, организаций и других элементов со­циального целого. В этом плане можно выделить в структуре фор­мации кроме базиса и надстройки такие явления, как естествен­ные и технические науки, язык, сфера быта, а также досуга, спор­та и развлечений и т. д.

Второй план анализа возникает, когда в обществе выделяются не компоненты социальной системы, а группы людей, различаю­щиеся на основании существенных и объективных критериев. Здесь выявляется собственно социальная структура, включающая такие образования, как исторические формы семьи, определенные исторические общности людей (племя, народность, нация, межна­циональная общность), классы (основные, неосновные, социаль­ные слои, прослойки), сословия, касты, наконец, социально-про­фессиональные группы, различные типы поселений (город, село) и т. д.

Хотя обе эти структурные сетки в реальной жизни не сущест­вуют изолированно, пересекаются, в методологическом отношении их важно различать. Без такого различения было бы трудно пе­рейти от характеристики закономерного развития общества к ана­лизу человеческой деятельности в истории, к изучению форм про­явления общественных закономерностей в деятельности людей.

Но исследование всех структурных элементов общества, в ка­ком бы плане мы их ни выделяли, опирается на некоторые общие принципы, которые можно свести к следующим:

исследование специфической природы данного явления, отли­чающей его от других явлений;

определение специфической потребности системы, на основе ко­торой с необходимостью появляется данное, явление, иначе говоря, выяснение функции, роли этого явления в системе;

установление места данного явления в целостной социальной системе и характера его связи с другими структурными элемента­ми формации и его отношения к ним;      выяснение особенностей его развития.         

Реально существующие и развивающиеся общества предстают перед познанием в виде сложных, многообразных социальных ор­ганизмов. Глубокий анализ составляющих конкретный общественный организм явлений, выяснение их специфики, характера их взаимосвязи с основными и неосновными структурными элемен­тами данного общества, учет своеобразной роли каждого элемента в жизни и развитии общества имеет огромное теоретическое и практическое значение. Ведь особенности каждого общественного явления определяют наше отношение к нему, в силу чего непра­вильное определение его специфики чревато тяжелыми практи­ческими последствиями.

Подводя итог анализу структурных элементов общества, целе­сообразно еще раз подчеркнуть, что общественная формация, рас­сматриваемая как исторически определенный социальный орга­низм,— это весьма сложная и многообразная социальная система. Исторический материализм как руководство к ее познанию наце­ливает общественные науки на необходимость учитывать все сто­роны общественной жизни, все общественные явления в их соци­альных связях и взаимодействиях. Поучительно в этом отношении замечание Ф. Энгельса, содержащееся в письме к И. Блоху от 21—22 сентября 1890 г.: “Маркс и я отчасти сами виноваты в том, что молодежь иногда придает больше значения экономической сто­роне, чем это следует. Нам приходилось, возражая нашим против­никам, подчеркивать главный принцип, который они отвергали, и не всегда находилось время, место и возможность отдавать должное остальным моментам, участвующим во взаимодействии. Но как только дело доходило до анализа какого-либо историче­ского периода, то есть до практического применения, дело меня­лось, и тут уже не могло быть никакой ошибки”. И характерно, что в этом же письме в качестве “великолепного образца” приме­нения теории Энгельс приводит работу Маркса “Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта” — работу, в которой конкретный период в истории Франции анализируется не только с точки зрения со­стояния экономики, но и с учетом активного воздействия на эту, в конечном счете определяющую, детерминанту всего многообразия общественных явлений.                                 

Категория формации потому и помогает овладевать сложной сетью общественных явлений, потому и выполняет методологическую роль, что характеризует целостное общество во всем богатстве его проявлений. Если обеднить содержание этого понятия,  свести его только к некоторым структурным элементам и игнорировать другие, то при анализе конкретного общества не возникнет правильного представления о нем.                         

Всесторонность подхода есть важнейшее требование диалектики. Для действительного познания предмета надо охватить все  его стороны, связи и опосредствования. Реализовать это требование можно только при бесконечном развитии познания. В каждой же конечной точке процесса познания никогда нельзя раскрыть абсолютно все связи и отношения предмета, в данном случае общества, но само требование всесторонности предостережет нас  от ошибок, от омертвления наших сегодняшних относительных  представлений об обществе. Чем ближе мы будем подходить к  истине, тем больше обнаружится ее сложный характер и неисчерпаемость.                                                  

3. Механизм действия социальных законов, Объективная детерминация деятельности и роль субъективного фактора

Соотношение социальных законов и деятельности нельзя пони" мать как первоначально существующие отдельно, а затем вступающие в такое отношение компоненты, когда деятельность становится формой проявления закона. Мы уже говорили, что отдельно от деятельности, в “чистом виде”, социальный закон существует лишь в абстракции. Реально он существует только в деятельности существование закона и есть его действие. В этом и заключена вей преодолимая трудность для метафизического мышления. Изображая деятельность людей в качестве пассивного проводника действ вия закона, метафизики полностью искажают реальную картину, так как для реализации закона нужна именно активная деятельность, целеустремленная борьба. Г. В. Плеханов в свое время об­нажил всю смехотворность позиции немецкого неокантианца, ко­торый ставил марксистов перед “грозной” дилеммой: если вы создаете партию для борьбы за социализм, значит, вы отрицаете за­кономерность его прихода, если же вы признаете неизбежность на­ступления 'социализма, зачем создавать партию борьбы за социа­лизм? Ведь не создают же партию содействия лунному затмению, которое неизбежно наступит в соответствии с действием закона природы. Плеханов показал, что закон природы действует помимо человека, действие же социального закона предполагает деятель­ность людей .

Вне практической деятельности людей ни о каких законах общественного развития не может быть и речи. При этом, однако, важно обратить внимание на два момента.

Во-первых, диалектика истории такова, что люди изменяют обстоятельства под давлением самих обстоятельств, что, проявляясь лишь в практической деятельности людей, законы общественного развития определяют содержание и направление этой деятельности. Победа социализма во всем мире неизбежна. Она определена действием законов общественного развития в современную эпоху. Но достигнуть этой победы можно только самоотверженной борь­бой передовых общественных сил, преодолевающих сопротивление приверженцев старого общества, практической деятельностью со­тен миллионов людей.

Во-вторых, законы определяют лишь общее направление исто­рического процесса, а конкретный ход истории, детальный “рису­нок” этого процесса, а также формы и темпы развития обусловле­ны более конкретными причинами, в том числе и творческой ини­циативой людей, соотношением социальных сил, сил прогресса и реакции, активностью лиц, групп, партий и т. д. Так, без анализа такого рода конкретных причин невозможно объяснить приход к власти фашизма в Германии. Ход событий мог быть и иным. Ведь во Франции фашизму не удалось одержать верх, хотя попытки на­садить фашистские порядки были и там. А разве правильно рас­сматривать как неизбежность поворот Китая от марксизма-лени­низма к маоизму? Были же там силы, которые могли противо­стоять падению Китая в бездну анархии и произвола. Значит, в каждом конкретном случае ход событий зависит от людей, их взглядов, стремлений, активности, силы.; Не признавать этого —; значит сводить роль деятельности людей, их инициативы к нулю или к какой-то незначительной величине. Но тогда история при­няла бы “мистический” характер.

Итак, общество развивается по объективным законам, люди в своих действиях ограничены определенными материальными усло­виями. Но в рамках объективной необходимости — а эти рамки довольно широки — люди могут принимать различные решения, проявлять самую разнообразную инициативу в соответствии со своими интересами, пониманием объективных условий, конкрет­ными обстоятельствами и т. д.

Поэтому каждый народ имеет свою историю, хотя во всех стра­нах, имеющих одинаковый социально-экономический строй, дейст­вуют одни и те же законы. И нельзя противопоставлять объектив­ные законы общественного развития творческому характеру дея­тельности людей в обществе. Их деятельность является именно той силой, которая движет развитие общества и в подлинном смысле слова творит историю во всем ее конкретном многообразии.

Люди сами делают свою историю, но делают ее не по произво­лу, а в соответствии с объективными условиями и социальными за­конами. Так в историческом материализме разрешается в самом общем виде дилемма социального закона и деятельности, дилемма, которая без диалектики в принципе решена быть не может, ибо метафизическое мышление бессильно совместить социальные зако­ны и деятельность и потому приходит к отрицанию либо одного, либо другого. Вся сложность понимания истории как осуществляе­мого людьми закономерного процесса в том и заключается, что познание должно ухватить противоположные начала в деятельно­сти людей: объективное и субъективное; необходимое и случайное; независимое от человека, нечто субстанциальное и зависящее от его сознания, воли, выбора; закономерное и определяемое совокуп­ностью конкретных обстоятельств; общее и отдельное и т. д. Эти противоположности не просто противостоят друг другу, они посто­янно переходят одна в другую; случайное становится необходи­мым, необходимое проявляется в случайном, общее в отдельном, из массы конкретных единичных действий складывается законо­мерный процесс и т. п. Все это можно теоретически осмыслить только с помощью диалектики.

Конкретизация механизма действия закона общественного раз­вития связана с анализом его отношения к различным элементам структуры человеческой деятельности; в качестве таковых обычно выделяют потребности и интересы, мотивы и стимулы, цели и сред­ства.

Потребности и интересы служат средством перевода объектив­ного в субъективное. Именно благодаря потребностям и интересам образуется специфический субъект деятельности со своими стрем­лениями, целями, особенностями.

Сказанное относится и к индивидуальным и к общественным потребностям. Последние делают значимыми для социального субъекта те или иные задачи общественного развития, определяе­мые объективными закономерностями общественной жизни, ее противоречиями и т. д. Индивид становится “частицей” социально­го субъекта, поскольку через общественные интересы и потребно­сти он подключается к решению назревших задач общественного развития. Потребность принадлежит субъекту и осознается им (особенно это касается первичных биологических и социальных потребностей) как необходимое требование к объекту, без удовлет­ворения которого невозможно его существование (например, по­требность в пище, жилье, общении и т. д.). Прогресс общества со­провождается появлением новых потребностей, без удовлетворе­ния которых сохранение достигнутого общественного состояния и дальнейшее движение становится невозможным. Прогресс общест­ва включает в себя закон возвышения потребностей.    

К потребности близка категория интереса. В понимании инте­реса существуют разные точки зрения. Одни исследователи счита­ют, что интерес объективен, другие — что он субъективен, связан с сознанием, третьи рассматривают его как единство объективного и субъективного . Думается, что “гносеологические корни” такого разнобоя в том, что в разных науках в эту категорию действитель­но вкладывается разный смысл. А некоторые авторы некритиче­ски переносят содержание понятия, выработанные в одной из наук, в область, где оно приобретает другое значение. Так, в психо­логии интерес есть явление сознания, и выражается он в опреде­ленной направленности внимания. В системе психологических по­нятий такая трактовка интереса не только оправданна, но и необ­ходима.

В историческом материализме в понятие интереса вкладывает­ся иной смысл, определяемый местом этого понятия в системе социологических категорий. И те авторы, которые пытаются опери­ровать в социологии понятием интереса, перенесенным из психо­логии, совершают грубую ошибку.

В противоположность психологии исторический материализм трактует интерес прежде всего как категорию объективную, исхо­дя из основополагающего методологического положения Ф. Эн­гельса, что “экономические отношения каждого данного общества проявляются прежде всего как интересы” . Если и можно что-либо принять за основной управляющий принцип общества, заме­чает Энгельс, то таким принципом будет интерес. Это положение означает, что объективные интересы данного социального субъекта (социальной группы, класса и т. д.) определяются его положе­нием в системе определенных общественных (экономических) от­ношений.

Сложность проблемы состоит, однако, в том, что, будучи объек­тивным, интерес, как и потребность, всегда есть интерес какого-то субъекта. Более того, потребности и интересы формируют субъек­та, “лепят” его как нечто особенное, специфическое, отличное как от объекта, так и от других субъектов, обладающих другими по­требностями и интересами. Нельзя представить себе субъекта без потребностей и интересов. Отнимите у субъекта потребности и интересы, и он превратится в ничто, ибо тогда не будут возникать противоречия между субъектом и объектом, исчезнет то, что по­буждает субъекта действовать.

Интерес является, таким образом, определенным элементом структуры человеческой деятельности, назначение которого в том, чтобы служить источником человеческой активности, побуждать людей действовать в случае возникновения противоречий с объек­том. Поэтому недостаточно сказать, что интерес объективен. Ин­терес, поскольку он проявляется в деятельности, “переводит” объ­ективное в субъективное. Вряд ли правильно определять интерес как единство объективного и субъективного, поскольку такого единства может и не быть, а интерес будет существовать. Но бес­спорно, что это объективный компонент структуры деятельности, через который субъекты “подключаются” к функционированию и развитию экономических и социальных систем, а законы этих си­стем “переводятся” в план деятельности, то есть приобретают кон­кретные формы своего проявления.

Проблема интересов многообразна. Она включает в себя и иерархию интересов (коренные и некоренные, материальные и ду­ховные), и сочетание индивидуальных и общественных интересов, и адекватность осознания интересов и т. д. Но в рамках нашей темы было важно установить, как через интересы “проникают” в деятельность людей объективные законы общественного раз­вития.

Решающую роль в проявлении объективных социальных зако­нов в деятельности людей играет классовый интерес. Как социаль­ный субъект класс реализует требования объективных законов. Последние либо существуют в виде определенных возможностей развития, превращение которых в действительность может проис­ходить лишь с помощью активной деятельности социального субъ­екта, либо сами выступают как принудительная сила, побуждающая людей действовать так, а не иначе. Но в любом варианте дея­тельность социального субъекта оказывается необходимым по­средствующим звеном в их проявлении.

Признание объективного характера интересов позволяет осу­ществлять объективный историко-материалистический анализ соци­альной структуры общества и ее динамики, определять стратегию и вырабатывать тактику рабочего класса и его партии по отноше­нию к другим классам и партиям и т. д. Так, развитие производи­тельных сил — высший критерий прогресса, конечная детерминан­та общественного развития и, следовательно, конечный пункт со­циального анализа. Но производительные силы развивают люди, руководствуясь своими интересами. Значит, нельзя понять источ­ник развития производительных сил, отвлекаясь от интересов лю­дей, или, например, определить возможного союзника рабочего класса на том или ином этапе революционного движения, не вы­являя тех классов или групп, интересы которых полностью или ча­стично совпадают с интересами рабочего класса, ре ясно ли, что всякие попытки субъективировать категорию интереса в историче­ском материализме могут привести к подрыву основы его методо­логии, к лишению теории важнейшего показателя для оценки и определения объективного содержания и направления деятельно­сти того или иного социального субъекта. А это и означает, что понятие интереса нельзя рассматривать вне связи со всей системой категорий данной науки.

Определяя специфику класса как социального субъекта, интерес выступает источником его активности. Он обусловливает характер создаваемых этим субъектом социальных институтов. Такая осо­бенность интереса позволяет использовать его' как средство выяв­ления объективного содержания не только самой деятельности классов, но и ее результатов. Иначе говоря, понятие классового ин­тереса — ключевое в марксистском методе классового анализа, по­скольку служит основой объективного подхода к явлениям, имею­щим классовую природу. Например, применение этого метода к объяснению природы государства сразу сорвало все иллюзорные покровы, в которые окутывала его идеология эксплуататорских классов, и обнажило его подлинную природу. С формальной сто­роны государство есть социальный институт, обеспечивающий гражданский порядок и возможность совместной, деятельности лю­дей, представляющий и охраняющий права, которыми могут поль­зоваться члены общества, выражающий внутри и вовне общие ин­тересы, а право — это система норм, которыми в общих интересах должны люди руководствоваться в своей жизни и деятельности. Правовые нормы регулируют отношения людей в обществе, а госу­дарство охраняет общественный порядок. Подобными абстракция­ми пользуются буржуазные теоретики, чтобы скрыть истинную социальную природу данных явлений, посеять в отношении них всевозможные иллюзии.

Но рассмотренные с точки зрения классового интереса, госу­дарство и право выглядят совсем по-другому. Государство есть по­литическое учреждение, оно выражает политические интересы гос­подствующего в обществе класса. Продолжая приведенную выше мысль Ф. Энгельса о природе интереса, можно сказать, что поли­тические отношения обнаруживают себя как политические инте­ресы. А соотношение между ними и экономическими интересами таково же, как между политикой и экономикой вообще. Как выра­жение политических отношений и интересов эксплуататорское го­сударство есть продукт и проявление непримиримости классовых противоречий, орудие политического господства класса, занимаю­щего господствующее положение в экономике, машина для угнете­ния одного класса другим и т. п. Право же — возведенная в закон воля господствующего класса, с помощью которого при поддерж­ке государственной машины он навязывает свою волю всему об­ществу.

Государство и право охраняют порядок, но они охраняют преж­де всего классовый порядок — порядок, угодный господствующему классу. Поэтому буржуазное государство, даже если оно прини­мает самые демократические формы, все равно остается средст­вом защиты капиталистической системы. Иллюзией и буржуазной выдумкой являются идеи “чистой”, или неклассовой, демократии. Они лишь замазывают исторически конкретную социальную сущ­ность этого явления. Поэтому марксизм-ленинизм решительно критикует буржуазно-реформистскую идею о надклассовости по­литико-юридических форм. Не менее опасная крайность — вуль­гарно-примитивная, анархистская, левацкая трактовка метода классового анализа. Классики марксизма-ленинизма остро крити­ковали сторонников этой позиции за недиалектичность, непонима­ние сложности проблемы. В. И. Ленин писал, что русское самодер­жавие опиралось не только на насилие, на военно-полицейский ап­парат. “Самодержавие держалось вековым угнетением трудяще­гося народа, темнотой, забитостью его, застоем экономической и всякой другой культуры” .

Конкретная история антагонистических обществ не сводится к борьбе классов, и, чтобы не впасть в вульгарный социологизм, сле­дует видеть пределы классового подхода к анализу различных об­щественных явлений. Можно сказать, что в системе морали любого общества доминирует классовое начало. Но нельзя забывать, что мораль возникла задолго до появления классов. Кроме того, с раз­витием морали складывается совокупность норм, необходимых для жизнедеятельности любой человеческой общности. Эти простые нормы нравственности вырабатываются народными массами, кон­центрируют в себе в обобщенном виде опыт человеческого общения и останутся после того, как классы вообще отойдут в область пре­дания. Следовательно, необходимо учитывать специфику общест­венных явлений, их социальную природу. Но важно отметить и другую сторону дела. Социализм отвергает мораль эксплуататор­ских классов, но воспринимает те простые нормы нравственности, которые выработаны народными массами, в которых аккумулиро­ван и закреплен опыт человеческого общения, и формирует новую коммунистическую нравственность, которая “служит для того, чтобы человеческому обществу подняться выше, избавиться от экс­плуатации труда” . Поэтому при решении вопроса о том, что надо отбросить, а что сохранить и использовать из порождений классо­во антагонистического общества, необходимо опираться на кон­кретно-исторический социально-классовый анализ, рассматривать явления во всей системе их связей, а не однолинейно, примитивно, абстрактно.

Вместе с тем важно понимать, что возможности классового подхода ограничены как природой самих явлений общественной жизни, к которым он применяется, так и историческими условия­ми. Иначе неизбежна вульгаризация.

В нашей стране после Октябрьской революции такая вульгари­зация была допущена деятелями Пролеткульта, собиравшимися выбросить как негодную всю культуру прошлого и начать строить новую “пролетарскую” культуру на голом месте. В. И. Ленин по­казал тогда, что линия Пролеткульта ничего общего с марксизмом не имеет, что пролетарская культура может строиться лишь на прочном фундаменте всего культурного наследия прошлого. И уж совсем недавно мы были свидетелями возрождения традиций Про­леткульта в многократно умноженных масштабах в ходе так назы­ваемой “пролетарской культурной революции” в Китае. Причем здесь отрицание культуры прошлого, прикрывающееся лживым флагом окарикатуренного “классового подхода”, обернулось тра­гедией для целого поколения молодежи, которое подверглось оболваниванию: вместо знаний сознание их заполнялось цитатами из работ великого кормчего.

Упрощенчество тем более недопустимо при подходе к явлениям, которые классовыми не становятся ни при каких обстоятельст­вах,— к таким, например, как техника, наука, язык. Классовый характер носят лишь социально-экономические и политико-идео­логические формы их развития. Так, мировоззренческие и методо­логические основы естествознания подлежат классовой оценке, поскольку они относятся к области философии, идеологии. Попытки же применить классовые характеристики к теоретическому содер­жанию самого естествознания оборачиваются, как правило, дикой вульгаризацией, подобно тому как это в свое время произошло с оценкой генетики, биологии, теории относительности, кибернети­ки, когда на эти науки в целом или конкретные научные теории наклеивались ярлыки идеалистических, механистических, буржу­азных и т. п. В природе не существует буржуазной или пролетар­ской биологии, физики или математики, а существует наука, ко­торая в своих мировоззренческих, методологических и гносеоло­гических основаниях и интерпретациях вступает в сферу, где происходит борьба философских направлений. Подлинная наука всегда материалистична; она стихийно рождает материализм. Но развитие естествознания в буржуазном обществе происходит в обстановке сильнейшего давления на него различных направле­ний идеалистической философии. Защитить его от натиска идеа­лизма может только диалектический материализм.

Итак, метод классового анализа предполагает строго дифферен­цированный подход к различным общественным явлениям с уче­том их специфики и взаимоотношения с другими явлениями об­щественной жизни, исторических условий и практических задач классовой борьбы пролетариата.

Классовый подход, метод классового анализа — мощное сред­ство проникновения в глубины социального организма. Только опи­раясь на принципы классового подхода, можно научно анализи­ровать деятельность людей в условиях классового общества и по­лучать то знание об обществе, которое необходимо для решения практических задач революционной борьбы. Классовый подход оберегает от опасности объективизма, который, как это показал В. И. Ленин, в лучшем случае позволяет отметить некоторые “ис­торические тенденции”, но не дает возможности определить ни на­правления решения назревших социальных задач, ни тех сил, ко­торые в состоянии эти задачи решить. Но, как и всякое оружие, надо классовый подход использовать умело, иначе можно нанести непоправимый ущерб революционному движению и в теории и на практике.

Противоположностью упрощенчества в классовом анализе яв­ляется отказ от классового подхода, от метода классового анализа. Такой отказ может принести не меньше вреда, так как обезоружи­вает революционное движение, лишает его мощного теоретическо­го средства социального анализа и ориентации в политической жизни. “Люди,— писал В. И. Ленин,— всегда были и всегда бу­дут глупенькими жертвами обмана и самообмана в политике, пока они не научатся за любыми нравственными, религиозными,

политическими, социальными фразами, заявлениями, обещания­ми разыскивать интересы тех или иных классов”.

По своему классовому смыслу обе крайности — и характерный для реформизма отказ от классового подхода, и его примитивизация, выражающаяся в псевдореволюционности,— есть результат мелкобуржуазных шатаний. Убийственную типологическую харак­теристику этих явлений дал в свое время В. И. Ленин: “Мелко­буржуазный реформизм, т.е. прикрытое добренькими демократи­ческими и “социал”-демократическими фразами и бессильными пожеланиями лакейство перед буржуазией, и мелкобуржуазный революционаризм, грозный, надутый, чванный на словах, пустыш­ка раздробленности, распыленности, безголовости на деле — таковы два “потока” этих шатаний. Они неизбежны, пока не устранены самые глубокие корни капитализма” . Меняется только их форма, существо же остается. Маоистский Китай и явил собой специфи­ческую форму этих мелкобуржуазных шатаний перед лицом тех огромных трудностей, которые неизбежно возникают при решении грандиозных проблем подъема многомиллионных масс людей от тысячелетней отсталости, нищеты, невежества к развитым социа­листическим формам жизни, где формируется качественно новый тип исторического развития, связанный с переходом к новому типу социальной деятельности,— сознательному творчеству истории.

Таким образом, интерес — весьма сложное явление по своему содержанию, его осознанию человеком, характеру выражения и обоснования.

Прежде всего интерес выражается в стремлении субъекта к определенной цели и в действиях, направленных на ее достиже­ние. Но эта деятельность должна быть мотивирована. Человек мо­жет действовать под влиянием самого низменного интереса, но мотивы при этом выставлять благородные, чтобы оправдать свои действия перед другими, да и перед самим собой. Поэтому по мо­тивам нельзя судить ни о действиях, ни о реальных интересах людей. В мотивационной сфере интерес может отражаться в иска­женном виде, в иллюзорной форме. Люди иногда даже не осознают реальных побудительных сил, которые заставляют их действовать так, а не иначе, и пробавляются различными мифами и иллюзи­ями о причинах своих действий.

При рассмотрении не психологической, а методологической стороны проблемы мотивации важно иметь в виду следующее. Ма­териальные интересы осознаются в своей непосредственной, эко­номической, форме лишь в экономической сфере, то есть там, где реализация интересов состоит в достижении экономических целей экономическими же средствами. Так, капиталист свой интерес — увеличение капитала — реализует в сфере производства, целью которого выступает погоня за прибылью, посредством усиления эксплуатации живого труда. Но когда тот же капиталист ради тех же целей стремился к захвату колоний, его экономический интерес трансформировался в интерес политический. Это значит, что реализация экономического интереса опосредствована применени­ем политических средств. Таким образом, то, что материальный (экономический) интерес осознается в различных идеологических формах, не случайно.

Такой способ осознания экономического интереса зависит от самой структуры общества, наличия различных сфер жизни и дея­тельности со своими специфическими целями и соответствующими средствами их достижения. Этот способ создает возможность мас­кировать первичный интерес, если в этом есть социальная необ­ходимость, представлять его в различных “идеальных” облаче­ниях.

Кроме того, здесь действует закономерность, на которую обра­тил внимание Ф. Энгельс. Каждая идеологическая сфера (полити­ческая, правовая, нравственная) имеет свои внутренние потреб­ности, должна быть внутренне “упорядочена”, сформирована как система. Внутренние потребности данной сферы также вносят “коррективы” в способ осознания экономических отношений и интересов, характер их выражения. Ведь в идеологии речь идет не просто об осознании интереса, но и его оправдании, идейном обосновании. И все эти моменты отражаются в мотивационной сфере — сфере идеальных побудительных мотивов человеческих действий.

Описанный способ субъективного представления интереса от­крывает еще одну возможность, усложняющую исследование свя­зи интересов и деятельности людей,— возможность как для от­дельных индивидов, так и для целых социальных групп действо­вать вопреки своим действительным интересам. Отдельные люди сознательно и бессознательно могут действовать, когда ложно понятый интерес принимается ими за реальный. Что касается со­циальных групп, то здесь на модификацию интереса, как правило, оказывает влияние чуждая их интересам идеология, навязываемый им (или обществу в целом) способ деятельности, неадекватный их собственным интересам.

Совершенно очевидно, например, что идеология гегемонизма не отвечает коренным интересам китайского народа. Народ, сбро­сивший иго империализма и собственных эксплуататоров, вовсе не заинтересован ни во враждебном противостоянии Советскому Союзу и другим странам социалистического содружества, ни в братании с фашистами, антикоммунистами, реакционерами всех

мастей, ни в милитаризации страны, ни в черносотенных погромах в области культуры и образования, ни в травле народной интел­лигенции, ни в разгроме революционных кадров,— во всем том, что навязывали и навязывают стране и народу китайские лидеры. Политическими и идеологическими средствами они заставляют многомиллионный народ действовать вопреки своим действитель­ным интересам — интересам борьбы за социализм. Но можно предположить, что реальный интерес трудящихся масс этой страны все-таки пробьет себе путь, а политику маоизма ожидает полный крах.

             Итак, между материальными интересами, выражающими ре­альное положение социальных групп и общностей в системе об­щественных отношений и стимулирующими закономерный для них в данных условиях способ действий, ц идеальными побуди­тельными мотивами деятельности не существует однозначного соответствия и жесткой причинно-следственной зависимости. Сфе­ра материальных интересов, конечно, определяет действия людей. Но так как она оказывает свое влияние не только непосредствен­но, а и через идеологическую и психологически-мотивационную сферу, где рождаются “идеальные побудительные силы”, то по­следние тоже влияют на поведение и действия людей. Так в об­ществе возникает две возможности: тормозить действие объектив­ных законов общественного развития путем навязывания людям образа действий, соответствующего интересам реакционных клас­совый групп, или, напротив, способствовать их действию путем формирования прогрессивных общественных сил, способных ока­зывать решающее влияние на ход событий.

Проведенный анализ проблемы показывает: из признания опре­деляющей роли материальных интересов как побудительных при­чин деятельности людей с необходимостью вытекает, что объективные социальные законы пробивают себе дорогу через столкно­вения, борьбу различных социальных групп с разными и противо­положными интересами. Это показывает, что наличие в обществе объективных законов отнюдь не превращает человека в “марио­нетку”, что реализация объективных законов целиком и полно­стью зависит от людей, от их активности, деятельности, борьбы. И в столкновении различных социальных сил объективные зако­ны пробивают путь как исторические тенденции.

Важными компонентами структуры человеческой деятельности являются цели и средства. В процессе деятельности всегда сущест­вует проблема выбора целей, целеполагания и определения средств для их достижения.                                        

Казалось бы, в выборе целей своей деятельности человек мень­ше всего детерминирован внешними обстоятельствами, в наиболь­шей степени свободен и независим. Идеалисты широко используют факт целесообразного характера деятельности для отрицания того, что результат этой деятельности — исторический процесс — под­чинен действию каких-либо законов. Логика их рассуждений про­ста: если деятельность направляется свободно выбранными целя­ми, то ход истории определяется волей людей, а не какими-то объ­ективными детерминантами — законами и другими факторами. Чтобы последовательно провести в этом вопросе линию материа­лизма, надо глубоко разобраться в действительной природе целеполагания.             

Прежде всего история свидетельствует, что человек не так уж ; свободен в выборе своих целей. Уже шла речь о связи целей и  интересов. Побудительная сила последних выражается, в частности, в том, что они определяют характер избираемых целей или, во всяком случае, сужают сферу их выбора. Например, экономи­ческие и политические цели современной империалистической буржуазии весьма четко детерминированы ее интересами: пого­ней за максимальной прибылью, стремлением сохранить свои позиции и укрепить капитализм и т. д. Кроме того, выбор целей индивидом, классом, обществом обусловлен наличием или отсутствием средств для их достижения. Особенно отчетливо это просматривается при выборе технических целей. Например, общество пока не может поставить своей задачей устранить автомобили с дви­гателями внутреннего сгорания, сжигающими ценное горючее и загрязняющими окружающую среду, и заменить их другими хотя бы потому, что для этого еще не созданы соответствующие техни­ческие средства.

 Итак, материальные условия, интересы и средства детермини­руют и ограничивают поле выбора целей, и потому последние так или иначе связаны через ряд посредствующих звеньев и с зако­нами общественного развития:.

Свобода выбора целей, как и свобода человека, вообще сама есть продукт общественного прогресса. Нем примитивнее общест­во, тем меньше свободы имеют составляющие его индивиды и социальные группы. Для крепостного крестьянина свобода выбора целей практически отсутствует, ибо цели его заданы ему от рож­дения самой его принадлежностью к определенному сословию, семье и т. п. При капитализме для индивида возможности выбора расширяются, но в сфере производства они жестко задаются и экономической системой капитализма, и технологической системой машинного производства. Социализм в огромной степени расши­ряет возможности свободного выбора целей для каждого нового вступающего в жизнь поколения. Но максимальная свобода в этом отношении будет достигнута лишь в условиях коммунизма, когда вся масса трудящихся сможет приобщиться к творческой деятель­ности и самодеятельность, внутренне связанная с самостоятельным выбором целей действующим субъектом, станет всеобщим до­стоянием .

Таким образом, ход истории дает основание для выявления закона, согласно которому степень свободы выбора целей расширяется в ходе исторического развития, что связано, как мы уви­дим дальше, с изменением форм проявления объективных законов в деятельности людей.

Но целеполагание — лишь одна сторона дела. Другая — это  целеосуществление, реализация целей, достижение определенного результата. Для осуществления целей прежде всего необходимы средства. Хотя верно, что в своих средствах человек возвышается над остальной природой, но он зависим в выборе средств от уровня общественного — материального, социального, культурного — раз­вития.

Реальность цели зависит не только от ее соответствия объек­тивным законам общественного развития, но и от наличия средств для ее реализации. Поэтому наличие или отсутствие средств “заземляет” любые цели, мечты, фантазии, утопии. С другой сто­роны, в движении больших масс людей реальный смысл имеют те социальные задачи, средства решения которых уже имеются на­лицо или находятся в процессе становления. Поэтому К. Маркс и считал, что люди в своей социально-исторической деятельности ставят перед собой разрешимые задачи. Это важное марксистское положение избавляет материалистическое понимание развития от свойственных идеализму телеологии и провиденциализма.

Проблема соотношения целей и средств весьма многопланова: она имеет экономические, политические, моральные, философские и иные аспекты. Здесь нет необходимости рассматривать все эти моменты. Хотелось бы лишь отметить, что в известном смысле человеческая деятельность есть не только форма проявления, но и средство реализации законов общественного развития. Но когда деятельность рассматривается в таком плане, то внимание акцен­тируется именно на “вооруженности” самой деятельности. Эта “вооруженность” зависит от материальных, социальных и культур­ных условий. Значит, объективно детерминированы и цели, и мо­тивы, и средства человеческой деятельности. Однако последние детерминируются не только объективно. Они зависят и от поставленных целей. Между целями и средствами их реализации должно быть соответствие: реализация цели предполагает использование средств, соответствующих как объективным условиям так и самой цели. Нарушение этого соответствия либо исключает возмож­ность реализации цели, либо искажает ее так, что она может пре­вратиться в собственную противоположность.