Археология знания - Введение к изучению философского наследия Фуко - Неизвестен - Философы и их философия

“Археология знания” (1969) [на русском языке — 1996]

1. Эта книга представляет собой теоретический комментарий к вышедшим прежде работам “археологического периода”. Кроме того, в ней набросан план всех возможных археологических исследований и обозначены их возможные границы. Наконец, в этой книге сделан необходимый акцент на идее соотношения дискурсивных и недискурсивных практик в культуре.

2. “Археология знания” призвана прояснить те вопросы, которые возникли при прочтении “Слов и вещей”, главным образом, вопрос о смене одной эпистемы другою. В “Археологии знания” эта проблематика фиксируется в понятии “пре­рывность”.

3. Фуко вводит в свой археологический словарь понятие прерывность от имени современной исторической науки, которая во Франции была представлена Школой Анналов. Он показывает, что классический исторический анализ всячески стремился избегать темы прерывности и строил образ непрерывной истории. Для проведения различия между классической и современной исторической наукой Фуко вводит понятия глобальной и тотальной истории.

4. Классическая и современная историческая наука различаются между собой уже в отношении к проблеме документа. Для классической точки зрения, документ — это умолкший язык, который можно заставить говорить; это свидетель прошлого. Для современной точки зрения, документ — это некое пространство, открытое для освоения и преобразования; документ сам по себе не является свидетелем прошлого, но таковым его делает история. Классическая история превращала памятники в документы, современная история превращает документы в памятники.

5. Фуко выделяет четыре различия между классической и современной исторической наукой. Первое из них касается целей исторического познания. Классическая история стремится определять отношения между фактами и датированными событиями, то есть уточнять место элементов в уже установленных рядах. Современная история устанавливает и переустанавливает ряды, определяет элементы ряда, описывает связи между различными рядами и последовательностями с целью создания им “матрицы”.

6. Второе различие касается отношений классической и новой науки к проблеме прерывности. Только современная история прибегает к идее прерывности. Она использует ее в историческом анализе в трех аспектах: (1) прерывность обуслав­ливает преднамеренность действий историка; (2) прерывность является результатом самоописания; (3) прерывность — это понятие, которому придаются все новые спецификации. Кроме того, прерывность — парадоксальное понятие, поскольку оно одновременно выступает и в роли инструмента анализа, и в роли объекта исследования.

7. Третье различие касается того образа исторической реальности, который классическая и современная наука выстраивают каждая со своей стороны. Глобальная история собирает все феномены вокруг единого центра. Тотальная история разворачивается в виде рассеивания.

8. Четвертое различие касается отношения к корпусу методологических проблем. Для современной исторической науки этот корпус изменился, и на уже свободна от опасений, которые преследовали прежнюю историю. Например, она свободна от методологической проблемы противостояния “структуры” и “становления”. Историки могут теперь спокойно анализировать структуры, не заботясь о становлении, то есть непрерывной линеарности событий.

9. Фуко указывает на то, что понимание прерывности исторического процесса было присуще уже Марксу и Ницше, а затем и другим антигуманистическим формам анализа, таким как психоанализ, этнология и лингвистика. Мысль о прерывности истории была поддержана мыслью о несамостоятельности человеческого сознания. И наоборот, непрерывная история выступает необходимым коррелятом обосновывающей функции субъекта, гарантией того, что человеческое сознание является изначальным субъектом всякого становления и всякого действия. Превратить исторический анализ в речь о непрерывном, значит, тоже самое, что вновь превратить человека в трансцендентального субъекта классической эпохи, то есть, говоря в духе “Слов и вещей”, обречь его на небытие.

10. Отказываясь от модели непрерывной истории идей, Фуко предлагает поставить под вопрос так называемые “антро­поло­ги­ческие” понятия, которые концептуально обеспечивают непрерывность исторического повествования. Прежде всего, это такие понятия как “традиция”, “влияние”, “развитие”, “эволюция”, а также “ментальность” и “дух”. Группа этих понятий выступает в роли предзаданных общностей, сковывающих совокупность элементарных единиц дискурса.

11. Фуко ставит под вопрос и такие понятийные единства как “наука” и “философия”, “литература” и “политика”, а, с другой стороны, “книга”, “произведение”, “автор”. Например, материальное единство книги не совпадает с ее дискурсивным единством. Это дискурсивное единство книги всегда изменчиво и относительно, поскольку отсылает к другим книгам, другим текстам и фразам и вплетено в широкую языковую сеть. В этом месте Фуко, как ясно, развивает проблему интертекстуальности, характерную для дискуссий во французской среде интеллектуалов шестидесятых годов.

12. Ценность проблематизации такого рода единств Фуко видит в том, что это позволяет ему перейти от анализа идей к анализу дискурсивного поля и описанию дискурсивных событий. Элементарными дискурсивными фактами (“прерывностя­ми дискурса”), согласно Фуко, являются высказывания, разумеется, высказывания, имеющие ценность образчика. Анализ дискурса предполагает определенную методологическую установку.

13. В этой методологической установке выделяется пять пунктов: (1) видеть высказывание в узости и уникальности его употребления, (2) определять условия его существования, (3) более или менее точно обозначать его границы, (4) устанавливать связи с другими высказываниями, которые могли быть с ним связаны, (5) показывать механизм исключения других форм высказывания. Фуко подчеркивает, что анализ дискурса не должен быть аллегоричен, поскольку не следует искать за дискурсивными высказываниями более глубоких и фундаментальных дискурсов: ничего такого не существует.

14. Анализ дискурсивных практик позволяет покончить с традиционным психологизмом, который присутствует в широко распространенных исследованиях текстов. Фуко настаивает на продуктивности предлагаемой им формы анализа, поскольку он позволяет описывать другие единства, нежели понятийные единства антропологического типа. Например, это позволяет выйти к (1) соотношениям высказываний, (2) отношениям между группами высказываний, (3) отношением между высказываниями или группами высказываний и событиями иного порядка (техника, социология, политика). Говоря иначе, Фуко важно разработать методологию, позволяющую уяснить механизм производства высказываний в культуре. Это развивает старый вопрос Ницше о языке: “Кто говорит?”

15. Прежде всего, Фуко ставит задачу научиться описывать отношения между высказываниями. Он спрашивает о том, на основе какого принципа масса разнородных высказываний исторически объединяется в пределах той или иной устойчивой общности, которая называется дискурсивной формацией (этим понятием заменяются такие привычные рубрики как “медицина”, “грамматика”, “экономика”). Этим принципом может быть (1) соотношение высказываний с общим объектом (психиатрия — о безумии, медицина — о болезни), (2) своеобразная модальность высказываний, или стиль мышления, (3) наличие общих концептов, (4) приверженность одним и тем же темам. Согласно Фуко, ни одна из этих четырех возможностей не удовлетворяет принципу, сводящему все высказывания в единую формацию. Однако важно как раз другое. А именно:

16. Фуко считает нецелесообразным искать системообразующий принцип для дискурсивной формации, но рассчитывает применять свой анализ для описания системы рассеиваний. Иными словами, он говорит о необходимости рассмотрения правил формации дискурса, в соответствии с которыми производятся и распределяются высказывания. Таких правил несколько.

17. Во-первых, формация объектов. Этим правилом задается режим существования тех или иных объектов в качестве объектов дискурса. Беря в качестве примера дискурс психиатрии 19 века, Фуко называет три элемента правила формации объектов. Это (1) поверхность появления объектов, (2) инстанции разграничения, (3) решетки спецификации. Например, поверхностью, на которой будут появляться неврозы, психозы, дегенерации и другие объекты, в начале 19 века будут семья, социальная группа, трудовой коллектив, религиозная община (то есть нормативные объединения), а затем — искусство, сексуальность, преступность. Инстанциями разграничения, которые именуют безумие в качестве объекта, являются медицина, уголовная юриспруденция, религиозная власть, литературная и художественная практика. Решетками спецификации выступают системы, на основании которых формируются и группируются объекты психиатрического дискурса, — душа, тело, жизнь и история индивидуумов, нейропсихотические соответствия. Поэтому, что касается, например, психиатрического дискурса, то он характеризуется не наличием привилегированного объекта, а способами формирования своих объектов.

18. Во-вторых, формация модальностей высказывания. Этим правилом задается режим согласования между собой различных форм высказываний. Например, в медицинском дискурсе 19 века этими формами были количественные описания, биографическое повествование, установление, интерпретация, выведение знаков, рассуждение по аналогии, экспериментальная верификация и т.д. Согласно Фуко, согласо­вание между этими высказываниями происходит не благодаря некоему трансцендентальному субъекту дискурса или некой синтетической активности самотождественного сознания, но вследствие самой практики, устанавливающей между элементами все возможные системы отношений. Эта практика базируется на авторитете медика в обществе, далее — она развивается в тех местах, где медик находит приложение своих способностей (госпиталь, область частной практики, лаборатория, поле документации), наконец, она опирается на ту позицию, которую медик занимает в отношении вопрошаемых и наблюдаемых объектов (болезнь, тело, структуры его перцептивного поля). В свете сказанного, понятна и мысль Фуко о дискурсе как внешнем пространстве, в котором размещается сеть различных мест.

19. В-третьих, формация концептов. Этим правилом задается режим последовательного или одновременного появления разрозненных концептов из доконцептульного поля. Согласно Фуко, в каждом конкретном случае, будь то естественная история или всеобщая грамматика классической эпохи, этот режим может быть различным. Следует принять во внимание следующее: отдельные концепты никак не связаны с общим для них горизонтом идеальности или общей идеей; в такой идеальности нет необходимости. Правило формации концептов требует описывать их в конкретном дискурсивном поле и не признавать за ними способности к бесконечному расширению сферы своего применения.

20. В-четвертых, формация стратегий. Этим правилом задается режим способов регуляции дискурсивных возможностей той или иной дискурсивной формации исходя из соотнесения их (1) со способами систематизации различных трактовок объектов дискурса, (2) со способами расположения форм высказывания, (3) со способами манипулирования концептами. Иными словами, этим правилом охватывается система стратегических предпочтений, обнаруживающая себя в практике разворачивания таких общностей как естественная история, анализ богатств, всеобщая грамматика и т.п. Исследование дискурсивных формаций в измерении их стратегических предпочтений выводит, например, к теме вовлечения дискурса в поле недискурсивных практик, а равно позволяет задаться вопросом об инстанции присвоения дискурса. Так, всеобщая грамматика выступает элементом педагогической практики, а анализ богатств возможен в рамках каждодневной практики зарождающегося капитализма с его классовой борьбой, его процессами принятия экономических и политических решений и т.п.

21. Всю совокупность отношений, функционирующих в качестве правила, Фуко называет системой формации. Система формации не является завершающей ступенью дискурса, но выступает в роли некой глобальной характеристики дискурса или групп высказываний с помощью закономерностей практики. Система формации предписывает то, что должно было соотноситься в дискурсивной практике для того, чтобы последняя соотносилась с тем или иным объектом, приводила в действие тот или иной акт высказывания, применяла тот или иной концепт и организовывала ту или иную стратегию.

22. Итак, предметом археологии знания является высказывание, выступающее в качестве своеобразного атома дискурса. Определение высказывания, согласно Фуко, не может быть осуществлено исходя из представлений о пропозиции, которые применяются в логике, фразы, о которой говорят в грамматике, или иллокуторного акта (speech act), с которым работают в аналитике. Высказывание — это не пропозиция, не фраза, не иллокуторный акт, оно даже не просто существование нескольких знаков языка. По Фуко, высказывание существует иначе, чем существует язык, а также иначе, чем данные в восприятии объекты (знаки, типографские литеры, отпечатанные на листе буквы печатной машинки). Высказывание — это не элемент среди других элементов, это функция, которая исполняется вертикально по отношению к этим разным общностям и позволяет определить, представлены ли здесь ряды знаков или нет. Высказывание — это функция существования, принадлежащая собственно знакам, исходя из которой можно путем анализа или интуиции решить, порождают ли они смысл. Высказывание — это функция, скрещивающая область структур и возможных общностей и организующая их появление во времени и пространстве.

23. Описание функции высказывания предполагает следование четырем правилам. Во-первых, описание уровня высказывания возможно лишь путем анализа отношений между высказываниями и пространствами различения, в которых оно выявляет различия. Во-вторых, высказывание поддерживает определенное отношение с субъектом; описывать высказывание — не значит анализировать отношения между автором и тем, что он сказал, но определять положение, которое может и должен занять индивид для того, чтобы быть субъектом. В-третьих, функция высказывания не исполняется без существования области ассоциированного; не существует вообще независимого высказывания, но лишь высказывание, включенное в совокупность, в игру высказываний. В-четвертых, высказывание должно обладать материальным существованием (выговариваться, записываться и т.д.). Акт высказывания имеет свою пространственную и временную единичность и может быть повторен лишь в поле использования, которым оно окружено. Например, утверждение “земля круглая” не является одним и тем же высказыванием до и после Коперника.

24. На основе предварительных рассуждений Фуко дает ряд определений. Дискурс — это совокупность высказываний, принадлежащих к одной и той же системе формаций. Дискурсивная практика —это совокупность анонимных исторических правил, всегда определенных во времени и пространстве, которые установили в данную эпоху и для данного социального, географического или лингвистического пространства условия выполнения функции высказывания. Исходя из этого Фуко указывает, что закономерность высказываний определяется самой дискурсивной формацией.

25. Исследование проблемы дискурсивных практик приводит Фуко к вопросу о позитивности дискурса. Позитивность выявляет особую форму общности гетерогенного материала высказываний, в соответствии с которой самые разные авторы, располагаясь на одном и том же уровне, могут быть уверены, что говорят об одном и том же. Так например, в рамках позитивности дискурса естественной истории Линней и Бюффон выступают друг против друга на одном концептуальном поле битвы, но Дарвин уже находится по ту сторону данной позитивности.

26. Историческое априори — это совокупность условий, которые делают позитивность возможной, возможной на уровне реальности высказываний, а не на уровне истинности суждений. Историческое априори — это совокупность правил, характеризующих дискурсивную практику.

27. Архивом называется система высказываний, порождаемая в рамках определенных позитивностей по правилам, которые задают исторические априори. Фуко понимает архив не как библиотеку библиотек, но как основную систему формации и трансформации высказываний. Архив определяет уровень практики, выявляющий множественность высказываний некоторого числа регулярных событий, как некоторого числа вещей, поддающихся истолкованию и операциям.

28. Фуко видит назначение археологии знания в новом продуктивном способе анализа дискурса. Он выделяет четыре принципа, на котором основывается археология знания. Первое, археология рассматривает дискурс не как документ, не как знак другой вещи, а как памятник, как вещь в ее собственном объеме. Второе, археология стремится определить дискурс в самой его специфичности и показать, в чем именно игра правил, которые он использует. Третье, археология чужда инстанции создающего субъекта в качестве причины бытия произведения и принципа его общности, но стремится к определению типов и правил дискурсивной практики, пронизывающих индивидуальные произведения. Четвертое, археология не обращена к истоку дискурса, но дает систематическое описание дискурса-объекта.

29. Археология знания противопоставляется традиционной истории идей. Между ними существуют, по меньшей мере, четыре различия: (1) различия в представлении о новизне, (2) раз­личие в анализе противоречий, (3) различие в сравнительных описаниях, (4) различие в ориентации трансформаций.

30. Археология знания ставит вопрос о новизне иначе, чем история идей. История идей видит в дискурсивном поле конфликт между старым и новым и стремится разглядеть сквозь цепь разрывов непрерывную историю торжества истины над заблуждением. Археология знания ставит себе задачей установить регулярность, или закономерность, высказываний, а также выявить внутреннюю иерархию в регулярности высказываний. В этом смысле археология способна воссоздать деривационное древо дискурса, например, дискурса естественной истории или всякого другого дискурса. Создание такого древа деривации показывает соотношение между направляющими высказываниями (лежащими у корней древа) и высказываниями, которые фиксируют пределы самой регулярности (лежащие в ветвях древа).

31. Археология знания видит дискурсивную формацию как пространство множества разногласий, тогда как история идей стремится снять проблему противоречий в дискурсе. Например, для истории идей “структурная теория” была местом, где “систематики” и “методисты” находили общее (для естественной истории 18 века), а для археологии знания она была местом, откуда вытекали их разногласия. Для археологии знания существенны именно эти внутренне присущие дискурсивной формации оппозиции. С археологической точки зрения, они (противоречия) являются феноменом, который сказывается на различных планах дискурсивной формации. Так, эти противоречия выявляют внутренне присущие дискурсивной формации (1) неадекватность объектов, (2) расхождение модальности высказываний, (3) несовместимость концептов, (4) исключение теоретического выбора. Кроме того, такие оппозиции — это всегда предопределенные функциональные моменты дискурса. Некоторые из них могут обеспечивать дополнительное развитие поля высказываний, другие вызывать реорганизацию дискурсивного поля, третьи играют критическую роль.

32. Археология знания сопоставляет дискурсивные формации не с целью установления их интердискурсивного един­ства, а ради выделения их своеобразия. Она не ставит себе задачей выявить облик культуры в ее целостности, но ищет различий между дискурсами. Например, эти различия выявляются на уровне правил формации. Тогда эти задачи специфицируются следующим образом: (1) показать среди разнообразных формаций археологический изоморфизм, (2) определить археологическую модель каждой формации, (3) показать археологическую изотопию разных концептов, занимающих аналогичные местоположения в ответвлениях дискурсивных систем, (4) зарегистрировать археологические расхождения в употреблении одинаковых понятий, (5) установить археологические корреляции.

33. Археология знания исследует изменения и трансформации с тем, чтобы описать рассеивание самих прерывностей. В центре ее внимания оказываются, прежде всего, разрывы, а разрыв — это просто название, данное трансформациям, которые основываются на общих правилах одной или нескольких дискурсивных формаций. Анализ археологического разрыва направлен на установление между разнородными изменениями аналогий, различий, иерархий, отношений дополнительности, совпадений, разделений.

34. Археология знания противопоставляет себя другим разновидностям анализа науки. Она считает себя свободной от разграничений типа “наука — не-наука” и придает законный статус качественно своеобразным образованиям, как то: “псевдонаука” (психопатология), “доисторическая наука” (естественная история), “наука, пронизанная идеологией” (политическая экономия). Все эти образования обладают общим свойством дискурсивности.

35. Археология знания имеет дело с дискурсивными практиками и не стремится отождествлять их (1) ни с науками, (2) ни с дисциплинами, переживающими раннюю стадию научного развития, (3) ни с фигурами, дистанцированно очерчивающими образующиеся науки, (4) ни с формами, исключающими любую научность.

36. Археология знания имеет дело со знаниями, поскольку существуют знания, независимые от наук, но нет знаний, лишенных дискурсивной практики. Знание — это то, о чем можно говорить в дискурсивной практике. Знание — это пространство, в котором субъект может занять позицию и говорить об объектах, с которыми имеет дело в своем дискурсе. Например, знание клинической медицины — это совокупность функций наблюдения, изучения, расшифровки, регистрации и решения, допустимые для выполнения субъектом медицинского дискурса. Знание — это также поле координаций и субординаций высказываний, в котором определяются, появля­ются, применяются и трансформируются концепты.

37. В заключении Фуко предлагает обобщающий итог археологических рассуждений о дискурсивных практиках. По его мнению, существуют четыре типа точек-порогов (не находящихся между собой в отношении линеарной иерархии), которые являются точками появления дискурсивных формаций. Во-первых, порог позитивности: это момент, когда дискурсивные практики достигают индивидуальности. Во-вторых, порог эпистемологизации: это момент, когда выделяется совокупность высказываний, осуществляющих доминирующую функцию в отношении знания. В-третьих, порог научности: это момент, когда высказывания начинают отвечать определенным законам построения пропозиций и, значит, таким образом очерченная эпистемологическая фигура подчиняется определенному числу формальных критериев. В-четвертых, порог формализации: это момент, когда научный дискурс может выстроить сам из себя формальную структуру, то есть, сможет определить собственные аксиомы, приемлемые пропозиции, значимые трансформации и другие элементы.

38. Археология знания может с успехом прослеживать перемещения дискурсов от одного порога к другому на путях их превращения в онаученные дискурсивные практики. Эти перемещения, их направленность и темы, оказываются разными для разных дискурсов. Фуко указывает на уникальный случай математики, когда ее дискурс преодолел все эти четыре порога одновременно. Проблема, вскользь намеченная Фуко в последних строках “Археологии знания”, вскоре вплотную захватит его внимание в его работах первой половины семидесятых годов: почему в западной культуре дискурсивные практики имеют тенденцию эпистемологизироваться? Этот вопрос выльется в гипотезу о воле к знанию, возобладавшей в определенный момент в истории Запада.