§1. Декартовы «Размышления» как прообраз философского самоосмысления - Эдмунд Гуссерль и его Картезианские размышления - Неизвестен - Философы и их философия

Возможность говорить о трансцендентальной фе­номенологии в этом достославном центре француз­ской науки наполняет меня радостью по особым при­чинам. Ибо величайший мыслитель Франции Рене Декарт придал ей новые импульсы в своих «Размыш­лениях», а их изучение прямо повлияло на преобра­зование уже находившейся в процессе становления феноменологии в новую форму трансцендентальной философии. Ее можно было бы поэтому называть нео­картезианством, сколь ни вынуждена она, и именно благодаря радикальному развитию картезианских мотивов, отказаться почти от всего общеизвестного содержания философского учения Декарта.

Исходя из этого, я, пожалуй, заранее смогу зару­читься вашим расположением, если начну с тех мо­тивов Meditationes de Prima Philosophia, которые, как я думаю, имеют непреходящее значение, и вслед за этим обозначу те пре- и новообразования, из кото­рых возникает трансцендентально-феноменологи­ческий метод и проблематика.

Каждому новичку в философии известен досто­примечательный ход мысли в Meditationes. Вспомним ведущую их идею. Целью «Размышлений» является полная реформа философии, преобразующая ее в науку с абсолютным обоснованием. Для Декарта она заключает в себе соответствующую реформу всех наук. Ибо они, по его мнению, — лишь несамостоятельные члены одной универсальной науки, т. е. фи­лософии. Только в ее систематическом единстве они могут стать подлинными науками. В том же состоя­нии, которого они достигли исторически, им недо­стает этой подлинности, связанной с последователь­ным и последним обоснованием из абсолютных усмотрений, — усмотрений, дальше которых уже не­возможно пойти. Поэтому требуется радикально новое построение, удовлетворяющее идее филосо­фии, как универсального единства наук в единстве упомянутого рационального обоснования1.

1 Примечание на палях: Вставка. Текст вставки: ad4. Если возразят, что наука, философия, развивается все же благодаря сотрудничеству философствующих, объединенных в научное сообщество, и на каждой своей ступени лишь при таком со­трудничестве достигает совершенства, то на это Декарт впол­не мог бы ответить: как философствующий в одиночестве, или частным образом, я могу быть многим обязан другим людям, но то, что они считают истинным, что они предлагают мне как якобы познанное и обоснованное ими, пока лишь навязыва­ется мне как внешнее требование. Если я приму эти познания, то должен буду оправдать их из собственного совершенного усмотрения. В этом состоит моя теоретическая автоном­ность — моя, как и любого подлинного ученого.

Это тре­бование воплощается у Декарта в субъективно обра­щенной философии. Обращение же к субъекту вы­полняется в две ступени. Во-первых, каждый, кто всерьез хочет стать философом, должен «раз в жиз­ни» вернуться к самому себе и, ниспровергнув в себе все до сих пор имевшие для него значимость науки, постараться заново их построить. Философия — муд­рость (sagesse) — есть всецело личное дело философ­ствующего. Она должна состояться как его мудрость, как им самим добытое стремящееся к универсально­сти знание, за которое он от начала и в каждом про­движении мог бы быть ответственным на основании своих абсолютных усмотрений. Приняв решение направить свою жизнь к этой цели, т. е. то решение,  которое единственно может способствовать моему философскому становлению, я тем самым сделал выбор в пользу первоначальной абсолютной нище­ты познания. Очевидно здесь в первую очередь нуж­но осмыслить, как я могу найти метод дальнейшего продвижения, которое привело бы к подлинному знанию. Картезианские «Размышления» не следует поэтому рассматривать как сугубо частное занятие философа Декарта, и еще менее — как всего лишь эффектную литературную форму изложения первых философских обоснований. Скорее, в них намечен прообраз необходимых размышлений каждого начи­нающего философа, из которых только и может пер­воначально произрасти некая философия1.

1В подтверждение этой интерпретации см.: Lettre de Г auteur переводчику Principia (Descartes, Werke).

Если мы обратимся к этому столь странному для нас, сегодняшних, содержанию «Размышлений», то обнаружим, что в них происходит возвращение к философствующему ego во втором и более глубоком смысле: к ego чистых cogitationes. Это возвращение размышляющий совершает, следуя известному и весьма примечательному методу сомнения. С ради­кальной последовательностью устремленный к цели абсолютного познания, он отказывается признавать в качестве сущего что бы то ни бьшо, что не защище­но от любой мыслимой возможности подпасть под сомнение. Поэтому он осуществляет методическую критику достоверностей жизни естественного опы­та и мышления в отношении возможности в них усомниться и путем исключения всего, что допуска­ет такую возможность, стремится обрести тот или иной состав абсолютных очевидностей. При следо­вании этому методу достоверность чувственного опыта, в которой мир дан в естественной жизни, не выдерживает критики, и потому бытие мира на этой начальной стадии должно оставаться лишенным значимости. Только себя самого, как чистое ego своих cogitationes, удерживает размышляющий как сущее абсолютно несомненно, как неустранимое, даже если бы не было этого мира. Редуцированное таким образом ego приступает теперь к своего рода солипсистскому философствованию. Оно ищет аподиктически достоверных путей, следуя которым в его чис­то внутренней сфере можно раскрыть объективно внешнее. Как известно, это происходит таким обра­зом, что сначала раскрывается существование Бога и его Veracitas, а затем, при их посредстве, — объек­тивная природа, дуализм конечных субстанций, ко­роче говоря, объективная почва метафизики и пози­тивных наук, а также и они сами. Все выводы делаются, как и подобает, по путеводной нити принципов, им­манентных чистому ego, врожденных ему.