§ 19. Актуальность и потенциальность интенциональной жизни - Эдмунд Гуссерль и его Картезианские размышления - Неизвестен - Философы и их философия

Многообразие интенциональности, свойственной каждому соотнесенному с миром cogito уже благодаря тому, что оно осознает не только объекты мира, но и само как cogito осознается в сознании внутреннего вре­мени, тематически не исчерпывается рассмотрением cogitata только как актуальных переживаний. Напротив, в каждой актуальности имплицитно содер­жатся ее потенциальности, которые представля­ют собой не пустые, но заранее очерченные в своем содержании возможности, а именно, возможности, ин-тенционально намеченные в том или ином актуальном переживании, которые к тому же характеризуются тем, что осуществлять их может само Я. Тем самым указы­вается следующая основная черта интенциональности. Каждое переживание имеет горизонт, меняющий­ся вместе с изменением объемлющей это переживание взаимосвязи сознания и со сменой фаз его собственно­го протекания, — интенциональный горизонт, в кото­ром осуществляются отсылки к открытым для самого переживания потенциальностям осознания. Например, каждому внешнему восприятию свойственна отсылка от собственно воспринятых сторон воспринимаемо­го предмета — к полагаемым наряду с ними сторонам, еще не воспринятым, но лишь антиципированным в ожидании и на первых порах в не допускающей ника­кого созерцания пустоте, — к сторонам, которым еще только предстоит войти в восприятие: некая постоян­ная протекция, приобретающая новый смысл в каждой новой фазе восприятия. Кроме того, у данного воспри­ятия есть горизонты иных возможностей восприятия, как такового, коими мы могли бы обладать, если бы активно управляли ходом восприятия, например, по­средством иного, чем прежде, движения глаз, продви­гаясь вперед или отступая в сторону, и т. д. В соответ­ствующем воспоминании то же самое повторяется в модифицированном виде, например, в осознании того, что в прошлом вместо сторон, оказавшихся фак­тически видимыми, я мог бы воспринять и другие, если бы, конечно, соответствующим образом скорректиро­вал свою воспринимающую активность. Нельзя также упускать из виду, что каждому восприятию постоянно принадлежит горизонт прошлого как потенциаль­ность воспоминаний, которые можно пробудить, а каждому воспоминанию принадлежит в качестве гори­зонта непрерывная посредующая интенциональность возможных воспоминаний (которые я могу активно осуществлять), вплоть до некого актуального в про­шлом момента восприятия. Повсюду к этим возмож­ностям примешивается некое Я могу и Я делаю или Я могу иначе, чем делаю, — несмотря на то, что эта сво­бода, как и любая другая, всегда может встретить пре­пятствия. Горизонты представляют собой заранее очерченные потенциальности. Добавим также, что каждый горизонт можно расспросить в отношении того, что в нем расположено, истолковать его, рас­крыть те или иные потенциальности жизни сознания. Именно так мы раскрываем предметный смысл, всегда лишь имплицитно намеченный в актуальном cogito. Смысл этот, cogitatum qua cogitatum, непредставим в ка­честве готовой данности; он проясняется лишь в ре­зультате истолкования данного, а также других, вновь и вновь пробуждаемых горизонтов. Хотя само предо-черчивание всегда несовершенно, оно в своей неопре­деленности обладает, однако определенной структу­рой. Например, в отношении скрытых от взгляда сторон игральной кости еще многое остается неопределенным, и все же она уже заранее схвачена как игральная кость и далее, в частности, как имеющая цвет, шероховатую по­верхность и т. д., причем каждое из этих определений всегда допускает появление новых частностей. Это до­пущение, предшествующее дальнейшим действитель­ным определениям, которые могут никогда и не воспос­ледовать, заключено в самом сознании как его момент и есть именно то, благодаря чему и составляется гори­зонт. В процессе действительного восприятия — в от­личие от всеобъемлющего объяснения посредством предвосхищающих представлений — осуществляется дальнейшее наполняющее определение (а возможно, и переопределение), которое, однако, в свою очередь ос­тавляет открытые горизонты.

Таким образом, любое сознание как сознание о чем-то имеет существенную особенность: оно не просто вообще может переходить ко все новым способам осознания, оставаясь при этом сознанием об одном и том же предмете, который в единстве синтеза интенционально содержится в этих способах как тожде­ственный предметный смысл, но переход этот может осуществляться в соответствии с вышеописанной горизонтной интенционалъностью, и только в со­ответствии с ней. Можно сказать, что предмет — это полюс тождественности, который постоянно осозна­ется вместе с заранее полагаемым и подлежащим осу­ществлению смыслом; для каждого момента сознания он знаменует собой некую сообразующуюся с его смыслом поэтическую интенциональность, которая может быть исследована и истолкована. Все это допус­кает возможность конкретного изучения.