Согласно вышеизложенному, во всеобщности своей жизни
трансцендентальное ego cogito отмечает открыто-бесконечное многообразие
отдельных конкретных переживаний, раскрыть и дескриптивно постичь которые в их
меняющихся структурах составляет первую обширную область задач; с другой
стороны, то же самое относится к способам их связывания в единство самого
конкретного ego. Последнее, разумеется, конкретно лишь в открыто-бесконечной
универсальности своей связно-единой интенциональной жизни и имплицитно содержащихся
в ней как cogitata коррелятов, в свою очередь объединенных в целостные
универсумы, в числе которых и явленный мир как таковой. Конкретное ego само
есть универсальная тема описания. Точнее говоря, я, размышляющий феноменолог,
ставлю перед собой универсальную задачу раскрытия самого себя как
трансцендентального ego в его полной конкретности, т. е. со всеми заключенными
в нем интен-циональными коррелятами. Как уже отмечалось, параллелью этому
трансцендентальному раскрытию самого себя является раскрытие психологическое, а
именно, раскрытие моего чисто психического бытия в моей душевной жизни, которая
при этом естественным образом воспринимается как составная часть моей
психофизической реальности (с которой я имею дело, как одушевленное существо)
и, тем самым, как составная часть мира, имеющего для меня естественную
значимость.
Очевидно, ни трансцендентально-дескриптивная эгология, ни
чистая психология внутреннего (которую необходимо развивать как
фундаментальную психологическую дисциплину), почерпнутая с помощью описания из
внутреннего опыта (и, в действительности, лишь из него одного), не могут иметь
никакого другого начала, кроме ego cogito. Это замечание очень важно, если
учесть неудачу всех предпринимавшихся в Новое время попыток установить различие
между психологическим и философским учением о сознании. Начинать с учения об
ощущении, следуя до сих пор господствующей повсюду традиции сенсуализма, — значит
закрывать себе доступ к обеим этим наукам. При этом жизнь сознания заранее,
будто это само собой разумеется, истолковывается, как совокупность данных
внешней и, в лучшем случае, также внутренней чувственности, а о том, чтобы они
оказались связанны в то или иное определенное целое, предоставлено заботиться
гештальт-качествам. Чтобы избавиться от атомизма, прилагается еще учение,
согласно которому гештальты имеют в этих данных свое необходимое основание, и
поэтому целое здесь всегда предшествует своим частям. Но начинающееся с самого
начала радикальное дескриптивное учение о сознании не обнаруживает перед
собой ни таких чувственных данных, ни целостных образований, — разве что в виде
предрассудков. Начало есть чистый и, так сказать, еще погруженный в немоту
опыт, который теперь нужно еще заставить без искажений выразить в словах свой
собственный смысл. Но действительно первое высказывание — это картезианское
ego cogito, например: я воспринимаю — этот дом, я припоминаю — какое-то
уличное происшествие и т.д.; и первым всеобщим моментом описания будет
разделение cogito и cogitatum qua cogitatum. В каких же случаях и в каких
различных значениях на чувственные данные можно будет в дальнейшем указать,
как на составные части целого, — станет известно в результате предстоящей
работы по раскрытию и описанию, от которой с вредом для себя полностью
устранилось традиционное учение о сознании. Из-за отсутствия ясности в
принципиальных вопросах метода им была утрачена вся бесконечная тематика
описания cogitata qua cogttata, а также подлинный смысл и особые задачи,
связанные с описанием самих cogitationes, как способов осознания.