Феноменологическая конституция до сих пор была для нас
конституцией интенционального предмета вообще. Она во всей широте охватывала
проблематику cogito-cogitatum. Теперь мы приступаем к структурной
дифференциации этого соотношения и к выработке более точного понятия
конституции. До сих пор было безразлично, шла ли речь о действительно сущих
или о не-сущих, возможных или невозможных предметах. Но это различие отнюдь не
упускается из виду при воздержании от принятия решения о бытии или небытии
мира (а затем и остальных заранее данных предметностей). Напротив, при различении
разумного и неразумного, понимаемых в широком смысле как коррелятивные
наименования бытия и небытия, оно становится универсальной темой
феноменологии. Посредством έποχή мы осуществляем
редукцию к чистому полаганию (cogtto) и к полагаемому чисто как полагаемому.
Последнему, — т. е. не самим предметам, а предметному смыслу, — приписываются
предикаты бытия и небытия и их модальные разновидности; первому, — т. е. тому
или иному полаганию, — предикаты истинности (правильности) и ложности, хотя и в
наиболее широком смысле. Эти предикаты не даны как феноменологические данные
непосредственно в содержащих полагание переживаниях и, соответственно, в
полагаемых предметах, как таковых, и все же они имеют свое феноменологическое
начало. Многообразия синтетически взаимосвязанных способов осознания каждого
полагаемого предмета какой-либо категории, феноменологическая типика которых
доступна исследованию, включают также те синтезы, для которых в отношении
некого исходного полагания типичен стиль подтверждения и, в частности, подтверждения
в силу очевидности, или же, напротив, стиль опровержения, в частности, также в
силу очевидности. При этом полагаемый в качестве коррелята предмет с
очевидностью характеризуется как сущий, или, соответственно, не-сущий (предмет,
бытие которого опровергнуто, зачеркнуто). Такого рода синтезы представляют
собой интенциональности более высокого уровня, в исключающей дизъюнкции
принадлежащие всем предметным смыслам как акты и корреляты «разума», по
существу относящиеся к трансцендентальному ego. Разумность не есть некая
случайная фактическая способность, это имя следует дать не каким-либо
возможным, случайным фактам, но, скорее, универсальной сущностной форме
структуры трансцендентальной субъективности вообще.
Разумность отсылает к возможностям подтверждения, а эти
последние, в конце концов, — к достижению очевидности чего-либо и к обладанию
чем-либо как очевидным.
Это нужно было бы обсудить уже в начале наших размышлений,
когда мы еще только искали с наивностью новичков основные направления метода
и, следовательно, не ступили еще на почву феноменологии. Теперь же это
становится темой нашего феноменологического исследования.