§ 20. Своеобразие интенционального анализа - Эдмунд Гуссерль и его Картезианские размышления - Неизвестен - Философы и их философия

Как выясняется далее, интенциональный анализ со­знания представляет собой нечто совершенно иное, нежели анализ в обычном и естественном смысле сло­ва. Жизнь сознания, как мы уже однажды отметили, не есть просто некое целое, составленное из данных со­знания и потому доступное анализу в наиболее широ­ком смысле, т. е. она не просто делима на свои самосто­ятельные и несамостоятельные элементы, при том, что формы, которые обеспечивают единство (гештальт-качества), должны быть в дальнейшем причислены к несамостоятельным. Конечно, при рассмотрении не­которых тем интенциональный анализ также приво­дит к разделениям, и потому здесь можно еще употреб­лять это слово, однако собственным его достижением повсюду оказывается раскрытие потенциальностей, имплицитно содержащихся в актуальных переживани­ях, благодаря чему в ноэматическом отношении истол­ковывается, становится отчетливым и, возможно, проясняется полагаемый в сознании предметный смысл. Интенциональный анализ руководствуется зна­нием того фундаментального обстоятельства, что каж­дое cogito как сознание, хотя и есть в самом широком смысле полагание того, что полагается в нем, однако это полагаемое всегда полагается в большем объеме и всякий раз больше того, что в тот или иной момент Дано, как полагаемое, эксплицитно. В нашем примере каждая фаза восприятия была лишь одной стороной предмета, полагаемого в восприятии. Это содержащее­ся во всяком сознании «сверх-себя-полагание» должно быть рассмотрено как его существенный момент. А то, что оно называется и должно называться избыточным полаганием одного и того же, становится очевидным только благодаря возможности сделать его отчетливым и раскрыть, наконец, для созерцания в форме дальней­шего действительного и возможного восприятия или в форме возможного воспоминания, которое мне пред­стоит осуществить. Но феноменолог не ограничивает­ся, с наивной увлеченностью, интенциональным пред­метом чисто как таковым, не подвергает его только прямому рассмотрению, не занимается истолковани­ем полагаемых признаков, частей и свойств этого пред­мета. Иначе интенциональносгь, составляющая осно­ву интуитивного или неинтуитивного осознания, а также рассмотрения и истолкования, осталась бы ано­нимной. Другими словами, остались бы скрытыми зак­люченные в сознании поэтические многообразия и их синтетическое единство, благодаря которому, — в ре­зультате достигнутого сообразно с его сущностью единства, — мы вообще имеем один непрерывно пола­гаемый интенциональный предмет, и притом каждый раз этот определенный предмет, словно держим его пе­ред собой, как полагаемый так-то и так-то; а также скры­тые конститутивные акты, в результате которых мы (если от рассмотрения сразу переходим к истолкова­нию) непосредственно находим в качестве экспликатов полагаемого или полагаем имплицитно и можем за­тем показать в созерцании какой-либо признак, свойство или часть. Исследуя любую предметность и все, что может быть найдено в ней, исключительно как кор­релят сознания, феноменолог рассматривает и описы­вает ее не только непосредственно и не только в соотнесенности с соответствующим Я, с ego cogito, cogitatum которого составляет эта предметность; скорее, он про­никает своим рефлектирующим взглядом в анонимную мыслящую жизнь, обнаруживает определенные для каждого из многообразных способов осознания синтети­ческие процессы и лежащие еще дальше модусы дей­ствий Я, которые делают доступным пониманию то бытие, которое для Я просто полагается, — данное в со­зерцании или недоступное ему бытие предметного: помогают понять, как сознание в себе самом и благо­даря той или иной своей интенциональной структуре делает возможным и необходимым тот факт, что в нем осознается и выступает в качестве некого смысла по­добный объект, — сущий, и сущий именно так, как он есть. Так, например, в случае восприятия вещей в про­странстве (абстрагируясь сначала от всех приписывае­мых им значений и ограничиваясь одной лишь res extensa) он исследует сменяющие друг друга зримые и другие чувственные вещи, поскольку они сами по себе характеризуются как явления этой самой res extensa. Для каждой из ее меняющихся перспектив и далее в отно­шении способов ее временной данности он исследует степени ее сохранения в сознании при ослабевании ре­тенции, в отношении Я — модусы внимания и т. д. При этом следует иметь в виду, что феноменологическое ис­толкование воспринятого, как такового, не связано с проводимой в процессе восприятия и в соответствии с ним экспликацией воспринятого сообразно его при­знакам, но посредством актуализации потенциальных восприятий, которые могли бы сделать невидимое ви­димым, проясняет то, что заключено в смысле cogitatum, и то, что лишь соположено как недоступное созерца­нию (например, тыльная сторона). Это справедливо Для всякого интенционального анализа вообще. Как таковой он выходит за пределы отдельных анализиру­емых переживаний: истолковывая их коррелятивные горизонты, он помещает самые разнообразные ано­нимные переживания в тематическое поле таких пе­реживаний, которые выполняют конститутивную Функцию в отношении предметного смысла соответ­ствующего cogitatum; т. е. не только актуальные, но и по­тенциальные переживания, которые, как таковые, заранее имплицитно очерчены в смыслообразующей ин-тенциональности актуальных переживаний и по мере их выявления с очевидностью характеризуются как пе­реживания, в которых истолковывается имплицитный смысл. Только таким путем феноменолог может по­нять, как и при помощи каких способов осознания в имманентной жизни сознания, в его непрерывном по­токе, могут осознаваться устойчивые и неизменные предметные единства, и, в особенности, как происхо­дит это удивительное конституирование тождествен­ных предметов для каждой предметной категории, т. е. как выглядит конституирующая жизнь сознания и как она должна выглядеть для каждой из них сообразно коррелятивным поэтическим и ноэматическим мо­дификациям одного и того же предмета. Горизонтная структура всякой интенциональности пред­писывает, таким образом, феноменологическому анализу и описанию совершенно новую методику — методику, которая вводится в действие всюду, где со­знание и предмет, полагание и смысл, реальная и иде­альная действительность, возможность, необходи­мость, видимость, истина, а также опыт, суждение, очевидность и т д. выступают как трансцендентальные проблемы (параллельные чисто психологическим) и должны быть разработаны как подлинные проблемы субъективного «праначала»1.

1 Mutatis mutandis, все это, по-видимому, справедливо и для психологии внутреннего, или чисто интенционалънои психологии, которую мы представили как возможную парал­лель к конститутивной и, вместе с тем, трансцендентальной феноменологии. Единственно радикальная реформа пси­хологии состоит в чистой разработке интенциональной психологии. Этого требовал уже Брентано, но, к сожалению, им не был еще осознан основной смысл интенционального анализа, а следовательно, не был найден метод, руководству­ясь которым только и можно создать такую психологию, по­скольку именно он впервые раскрывает ее подлинную и по­истине бескрайнюю проблематику.

Конечно, поначалу возможность чистой феноме­нологии сознания кажется довольно проблематич­ной, особенно, если учесть тот факт, что царство фе­номенов сознания столь сходно с гераклитовой рекой. На деле было бы безнадежно пытаться приме­нить здесь методику образования понятий и сужде­ний, которой руководствуются объективные науки. Попытка определить осознанное переживание как тождественный себе предмет на основании опыта по аналогии с естественным объектом, что в конечном итоге подразумевает идеальную возможность его разложения на тождественные и удерживаемые в строгих понятиях элементы, конечно, была бы совер­шенным безумием. Не только в силу несовершенства нашей познавательной способности в применении к такого рода предметам, но и a priori осознанные переживания не содержат никаких последних эле­ментов и отношений, которые подчинялись бы идее строгой понятийной определимости и в отношении которых, таким образом, разумно было бы поставить задачу все более близкого определения при помощи фиксированных понятий. Но потому-то и правомер­на идея интенционального анализа. Ибо в потоке интенционального синтеза, который образует един­ство всякого сознания и конституирует единство предметного смысла в поэтическом и ноэматичес-ком отношении, господствует существенная и пости­жимая в строгих понятиях типика.