(1835—1870)
Статус и значение безумия в криминальных процедурах
радикально изменились и во Франции и в Англии в течение первой половины
девятнадцатого столетия, особенно начиная с двадцатого. Правда, оправдания по
причине безумия были известны и прежде, и к тому же использование врачей как
экспертов в вопросах меньшей значимости не было в общем новым. Что было ново,
так это появление новой разновидности доктора, который утверждал, что обладает
уникальным опытом в вопросах безумия. Этот случай имел большое значение для
зарождающейся профессии психиатра, поскольку в начале девятнадцатого столетия
профессия “сознавала свою главную линию распространения как расположенную в
юридической области”. Успешное освоение роли судебного эксперта было также
первой “очевидной победой достигнутой психиатром вне лечебницы”. Это обеспечило
субъектам психиатрического дискурса новое институциональное положение, на
основе которого они могли бы законно говорить.
Концептуализация безумия психиатрами и их отношение к
преступной ответственности отличалось по многим признакам от более традиционных
представлений. Прежде всего, она часто противостояла представлениям
юридического сообщества. В последующих спорах появляющейся профессии психиатра
и представителей юридического аппарата первая сумела переопределить и увеличить
границы своей компетентности. Фуко обсуждает этот спор и неоднократно
спрашивает о более широкой связи отношений закона и медицины. Вообще, его
работа подчеркивает ожесточенность противоречий, их влияния на современные
концепции об отношении между преступлением и безумием, и важной ролью, которую
имела в дебатах концепция мономании.