Они обозначены тем, что могло бы быть названо “парадоксом
отношений между человеческими возможностями и властью”. Мы знаем, что великие
надежды восемнадцатого столетия, или части восемнадцатого столетия, возлагаются
на одновременный и сбалансированный рост личностей, гармонирующих друг с
другом. И, кроме того, мы можем видеть, как через всю историю Западных обществ
(возможно, что здесь находится корень их единой исторической судьбы — той
неповторимой судьбы, которая так отличается от других в своей траектории, и
которая так универсализируется, так доминирует над остальными), через обретение
возможностей и борьбу за свободу учреждались постоянные основы. Сегодня
отношения между ростом возможностей и ростом автономии не столь просты, как
предполагали в 18 веке. И мы могли видеть то, какие формы властных отношений
были переданы различным технологиям (говорим ли мы по поводу неких областей
производства, которым присущи экономические намерения, или институтов, цель
которых состоит в социальном регулировании, или средств коммуникации):
примерами выступают различные формы дисциплины, как коллективный, так и
индивидуальной, процедуры нормализации, осуществляемые от имени государственной
власти, потребности общества или зон расселения. То, что поставлено на карту,
состоит в следующем: как рост возможностей может быть отделен от интенсификации
властных отношений?