Археология гуманитарных наук - Введение к изучению философского наследия Фуко - Неизвестен - Философы и их философия

“Слова и вещи: Археология гуманитарных наук” (1966)

[на русском языке — 1977; 1994]

“Ницше, Фрейд, Маркс” (1967) [на русском языке — 1994]

“Жизнь: опыт и наука” (1977) [на русском языке — 1993]

1. Книга “Слова и вещи” является одной из самых трудных и неоднозначных работ Фуко. Эта неоднозначность связана с тем, что в ней наряду с главной задачей автором попутно решается и целый ряд других проблем, каждая из которых могла бы претендовать на роль исключительной археологической находки. В этом, безусловно, и сказывается общая археологическая специфика всего исследования. Нельзя не напомнить, что этот текст писался тогда, когда у автора уже сложился замысел написать и другую книгу — “Археологию знания”, в которой должен был быть показан в действии сам археологический метод. Строго говоря, в “Словах и вещах” подспудно присутствовала и вся “Археология знания”. Поэтому будет удобно для исследователей Фуко отделять главную задачу “Слов и вещей” от авторского намерения показать свой метод.

2. Главной задачей Фуко “Словах и вещах” является рассмотрение того сдвига в истории западного знания, который вызвал к жизни современную форму мышления, являющуюся, прежде всего, мышлением о человеке. При этом ставится вопрос о происхождении вполне конкретной формы мышления, характерной для гуманитарных наук, чье возникновение в западной культуре регистрируется никак не раньше первых десятилетий 19 века. Фуко ставит этот вопрос как философ, его интересуют онтологические условия рождения гуманитарного познания.

3. Фуко обращает внимание на то, что область, в которой происходит этот сдвиг, располагается в промежутке между областью культурных кодов и областью рефлексии, которую выполняют науки и философия в отношении этих кодов. Он определяет эту область как предшествующее словам, восприятиям и жестам эпистемологическое поле, эпистему, и указывает на необходимо присущее ей качество историчности. Исследовать эту область, способы ее бытия и сдвиги, которые их вызывают, значит, исследовать некоторое историческое априори, обуславливающее историю идей, историю тех или иных форм эмпирического знания и т.п.

4. Итак, творческий замысел Фуко совпадает с особого рода археологическим предприятием, целью которого является наблюдение “чистой практики порядка” (упорядочивания вещей), которая разворачивается в глубинном измерении знания. То, что Фуко называет знанием, есть исторически подвижная система упорядочивания вещей через их соотнесение со словами.

5. Археологическое исследование Фуко позволяет выделить три исторически различных конфигурации знания, три эпистемы, оформление которых стало возможным вследствие особого рода событий, имевших место в ином, неэпистемическом, измерении. Фуко не рассматривает содержание этих событий, но указывает на приблизительную хронологию. Первое из них относится к началу 17 столетия, второе — к рубежу 18 и 19 веков. Таким образом, три выделенные исторические пространства знания — это три эпистемы: Ренессансная (16 век), Классическая (17—18 века) и Современная (с начала 19 века).

6. На основе этой археологической перспективы Фуко выдвигает тезис о том, что человек есть не более чем некий разрыв в порядке вещей, конфигурация, очерченная тем современные положением, которое он занял с недавних пор в сфере знания. Или говоря словами более поздних работ Фуко, человек — это эффект такого рода дискурсивных практик, которые вызывают к жизни особую теоретическую фигуру, именуемую человеком: человек — это образ, созданный современным познанием.

7. В своей работе Фуко прибегает к гипотезе, согласно которой образ человека в современном знании очерчивается тремя разновидностями эмпирических объектов, каждый из которых являет собой позитивное условие его существования. Эти “эмпиричности” есть соответственно: Жизнь, Труд, Язык. Эта гипотеза не была лишена оснований. Прежде Фуко уже удалось связывать между собой вопрос о становлении научного образа индивида с вопросом о тематизации Жизни (“Рождение клиники”) и вопросом о Языке (“Раймон Руссель. Опыт исследования”). Тезис о труде был новым, но вытекал из внимательного прочтения гегелевской “Феноменологии духа” и марксова “Капитала”. По мысли Фуко, в пространстве современного знания образ человека отсылает к существу, которое живет, трудится и говорит.

8. Археологический принцип наблюдения побуждает Фуко поставить вопрос о том, откуда в поле современной эпистемы берутся темы Жизни, Труда и Языка. Согласно естественной здесь логике, эти темы возникают одновременно с особого рода областями эмпирического познания, которые имеют с ними дело. Эти области познания возникают только в пространстве современного знания, и в прежних пространствах их не было. Таковы науки о живом (прежде всего, биология, но также и медико-биологические науки), политическая экономия и современные науки о языке — филология и лингвистика.

9. Фуко настаивает на том, что в археологическом смысле науки о живом, труде и языке не являются наследницами схожих с ними по проблематике дисциплинами, которые сложились в западной культуре в 16 веке и достигли особой значимости в классическую эпоху (17—18 века), а именно — естественной истории, анализа богатств и всеобщей грамматики. Сходство между ними чисто поверхностное и обнаруживается лишь на уровне истории идей, где современные науки заявляют о своей большей объективности, большей строгости и большем обладании истиной. На археологическом уровне прежние науки вовсе не являются совокупностью бесконечных ошибок и неточностей, это просто другие науки.

10. Фуко не ставит вопрос о том, чем были в 16 веке естественная история, анализ богатств и всеобщая грамматика. В археологическом смысле это вообще не является проблемой. Но можно заметить, что на уровне истории идей для научной мысли классической эпохи результаты, достигнутые в 16 веке, прежде всего, были суммой досадных заблуждений. Исходя из этого, можно сделать допущение, что в 16 веке не существовало в строгом смысле этих наук, но существовали разрозненные размышления на ту же тему, разбросанные и сгруппированные в пределах иных целостностей, — натуральной магии, философии, алхимии, неинституционализированных форм рассуждений о ценах и деньгах.

11. Ренессансная эпистема является особым механизмом упорядочивания вещей, исходя из которого произрастают все техники интерпретации и все формы рассуждений, которые имеют место в 16 веке, На археологическом уровне этот способ упорядочивания вещей нацелен на установление различных типов сходства (подобия) между ними. Сходство выступает основным концептом и минимальной единицей интерпретации в 16 веке. В “Словах и вещах” Фуко называет четыре фигуры сходства, которыми руководствуются авторы эпохи Возрождения: convenientia (пригнанность), aemulatio (соперничество), analogia (аналогия), sympatheia (симпатия). В работе “Ницше, Фрейд, Маркс” он указывает еще одну — signatura (примета).

12. В 16 веке те, кто занят познанием, ищут сходств между вещами и заранее предполагают наличие такого сходства. Господствующие формы техник интерпретации в эту эпоху поэтому сводятся либо к divinatio (прорицание), либо к eruditio (эрудиция), то есть либо к истолкованию Книги Природы, либо к комментированию древних авторитетных текстов. Нацеленность познания на поиск сходств между вещами коррелирует с фундаментальной убежденностью в том, что существует исходное сходство между всем миром вещей и человеком, который в качестве микрокосма является неким пределом мира. Кроме того, в вещах склонны видеть (слышать) особую речь, к ним относятся, как к тайным письменам, которые следует уметь расшифровывать, а сам язык постоянно находится под подозрением.

13. В классическую эпоху язык выводится из-под подозрения. Он перестает быть вещью среди вещей и становится в привилегированное положение, превращаясь в связку мыслительных представлений. В культуре устанавливается новый режим мышления, совпадающий с запретом на поиск сходств между вещами (в философии формулируются методологические правила Бэкона и Декарта). Конфигурация классического знания поддерживается целым рядом предписаний: (1) замена аналогизирующей иерархии на анализ, (2) испытание всякого сходства сравнением, (3) замена вероятного знания совершенно точным знанием, то есть исчислением, (4) отказ от поиска сходств в пользу установления различий, (5) осознание бесполезности исторических свидетельств в деле установления истины, которая должна подчиняться требованиям очевидности и отчетливого восприятия.

14. Классическое знание в отличие от знания 16 века является не интерпретирующим, а представляющим, не сопоставляющим, но анализирующим. Основным научным проектом классической эпохи является создание Всеобщей Науки о Порядке Вещей, Матезис Универсалис. Этот замысел обнаруживает себя в регулярной практике составления таксономических систем, таблиц, в самых разных областях классического знания, прежде всего, в естественной истории, анализе богатств и всеобщей грамматике.

15. Всеобщая грамматика является наукой, изучающей словесный порядок в его отношении к одновременности и стремящейся обнаружить таксономию каждого языка, то есть того, что обуславливает в каждом из них возможность говорить о чем-либо. Эта глобальная цель поддерживается исходной интуицией о языке как некой последовательности словесных знаков, позволяющей анализировать последовательным образом простое (одновременное) событие мысли (представления). В рамках всеобщей грамматики в классическую эпоху развивается четыре теории: теория предложения, теория сочленения, теория обозначения, теория деривации. На пересечении этих теорий лежит феномен имени и проблематика именования, которые отсылают вновь к исходной идее о том, что язык — это то, что анализирует представления.

16. Естественная история является наукой, изучающей всеобщий порядок природы, природные виды, посредством их наблюдения и описания. В 17 веке натуралисты вырабатывают новый способ связывать вещи и разрушают прежний, где присутствовали сразу “наблюдение, документ и сказка”. Новый способ предполагает именовать объекты на основе видимых признаков и размещать их в пространстве таблицы. Эти классификации строят описания видов на основе четырех переменных — формы, числа, положения и величины. Главная цель классификаторских исследований заключается в сведении видимых признаков к именуемым структурам. Документами этой эпохи выступают гербарии, коллекции, сады.

17. Наука, анализирующая богатства, обращается к проблеме денег, которые рассматриваются как универсальный инструмент анализа и представления материальных благ. Если в 16 веке деньги трактовались в качестве реального знака, обладающего вещественной ценностью, то в 17 веке (эпоха меркантилизма) деньги стали меновой стоимостью, чья функция — замещать вещи. Деньги в классическую эпоху выступают инструментом, позволяющим представлять стихийно устанавливаемую ценность вещей в соответствии с критериями их редкости, полезности и удовольствия. Анализ богатств в 17—18 столетиях является менее всего теоретической деятельностью и максимально встроен в сферу торговой практики, из чего проистекает его обращенность к проблемам торговли и обмена богатствами вообще.

18. Кризис классических наук на рубеже 18—19 веков был вызван фундаментальным сдвигом в конфигурации классического знания. Этот сдвиг был ничем иным как разрушением пространства представления, которое до сих пор позволяло соотносить порядок слов с порядком вещей. В образовавшемся разрыве между словами и вещами открылась своеобразная историческая глубина, которая сказалась в трех феноменах, каждый из которых обладает качественной спецификой и открыт познанию. Эти три феномена — Жизнь, Труд, Язык.

19. Рождение современных наук о языке началось с кризиса теории имени и исследования флексий слов. В языках была выявлена жесткая формальная система, которая оказывала влияние и навязывала свои законы корневым элементам слов, отождествлявшихся прежде с представлениями. С этого момента язык перестал быть формой анализа представлений и выявил в себе собственную историю, отличную от истории людей и их идей. Классические теории были заменены современными теориями: теорией родства языков, теорией основы слова, теорией внутренних вариаций и т.д. Язык утратил свою прозрачность и приобрел собственное бытие. Превращаясь в особый объект научного познания, язык в западной культуре 19 века обнаружил и другой способ существования, где он не является объектом. Это область литературы (прежде всего модернистской).

20. Рождение наук о живом было связано с кризисом проекта всеобщей таблицы природных видов в рамках естественной истории. Попытка усовершенствования принципа классификации живых существ привела к новому способу именования, который предполагал соотносить понятия не только с видимыми органическими признаками, но и невидимыми органическими функциями. Это предполагалось достигнуть через понятие органической структуры. Это понятие не изменило основных методов классификации, но углубило разрыв между органическим и неорганическим, став на рубеже 18 и 19 веков основой для всякой возможной классификации. Это происшествие означало для познания, что принципиальной основой всего многообразия самих организмов и их видимых признаков является невидимая глазу стихия жизни. Тематизация живого сводила на нет классическое деление природы на четыре царства и устанавливала современное разделение. Кроме того, оформлялось синтетическое понимание жизни, которое становилось возможным лишь в контексте вопросов о смерти, прерывистости живых форм и комплексного уяснения условий для существования живого.

21. Рождение политической экономии было связано с переосмыслением проблемы богатства Адамом Смитом. Если прежде богатства представляли объекты желания, то теперь они стали представлять труд. С этим было связано и переосмысление проблемы обмена богатствами: перестали говорить об обмене излишками и наличии потребительских интересов, но увидели в всяком обменен обмен преобразованным трудом, то есть обмен рабочим временем и жизнью со всеми ее тяготами. Труд был назван абсолютной мерой для обмена и источником всякой стоимости. Он стал тем основанием для производимого порядка вещей, где жизнь сходится со смертью, а экономика с историей.

22. Рождение новых наук означает исчезновение старых способов упорядочивания эмпирического (таблица, обмен, дискурсия) и тех областей знания, которые на них базируются (естественная история, анализ богатств, всеобщая грамматика). Вместо классифицирования природных видов начинают изучать функциональное единство организма как целостности и жизнь как основу этого единства. Вместо анализа представлений потребителя переходят к анализу труда производителя как реальной основы всех экономических процессов. Вместо анализа формального тождества логической структуры языков приступают к исследованию собственной закономерности языков, родства их фонетических и грамматических систем, сходства законов их эволюции. Этот незаметный сдвиг, согласно Фуко, означает проявление нового пространства знания, где становится возможным и гуманитарное познание.

23. Появление современного образа человека связано с исчезновением классической метафизики представления и примыкающих к ней анализом живых существ, человеческих желаний и слов языка и появлением аналитики конечного человеческого существования и коррелирующими с ней попытками создать метафизику жизни, труда и языка. Человек появляется как конечное существо, лишенное тождества и с миром природы, и с миром мышления. В этом теоретический образ современного человека отличается от невидимого образа человека в 16 веке, где человек-титан сливался с миром природы, а также от невидимого образа человека классической эпохи, где гносеологический субъект полностью совпадал с безграничной способностью представления.

24. Современный человек в научном познании выступает теперь как двуединство эмпирического и трансцендентального, как познаваемое и познающий одновременно, как “место непонимания”. Конечность человека определена и ограничена (1) биологией его тела, (2) экономическими механизмами труда и (3) языковыми механизмами общения.

25. Науки, изучающие человека, находятся в полной зависимости от наук, изучающих живое, труд и язык. Фуко называет гуманитарные науки “несамостоятельными науками”. Их тяготение к биологии выливается в психологию, к экономии — в социологию, к филологии — в науку, изучающую мифы, литературы, письменные документы (следовало бы назвать ее культурологией).

26. Теоретический аппарат гуманитарных наук пополняется понятиями, которые они заимствуют у соответствующих отраслей позитивного знания. Из биологических наук они усваивают понятия функции и нормы, из экономических наук — понятия конфликта и правила, из наук о языке — понятия смысла (значения) и системы. Комплекс этих понятий не связан с применением их лишь в одной какой-то гуманитарной науке, но свободной применяется всеми гуманитарными науками сразу. Из этого проистекает легко бросающаяся в глаза нечеткость объекта гуманитарных наук и характерное для них смешение методов.

27. В истории гуманитарного знания можно проследить своеобразную эволюцию методологических пристрастий. В первой половине 19 века в гуманитарных науках господствует “биологическая модель” (романтики), с середины 19 века — “экономическая модель” (марксизм), с 20 века — “фило­логи­чес­кая” (Фрейд) и “лингвистическая модели”. Кроме того, в истории гуманитарных наук можно заметить переакцентирование внимания с проблем функции, конфликта и смысла на проблемы нормы, правила и системы. Этот переход от первой группы концептуальных понятий ко второй группе более всех заметен у Фрейда, что и сделало его тексты самыми популярными среди представителей гуманитарного знания.

28. Однако гуманитарные науки продолжают говорить лишь на основе представления. В этом они отличаются от эмпирических наук 19 века и современного мышления. Расширяя границы знания о человеке, они расширяют границы представляющего знания и укрепляют философию классического типа. Ставя вопрос о природе представления, гуманитарные науки тем самым берут в качестве объекта не что иное, как условие их собственной возможности.

29. В “Словах и вещах” Фуко обращает внимание также и на историю, которая является специфической областью знания, внешней для гуманитарных наук и более древней, чем они. С 19 века закончилась история как хроника событий и деяний индивидов и началась история как изучение общих законов развития.

30. Психоанализ и этнология являются специфическими гуманитарными науками, которые стремятся выйти за границы представления и этим отличаются от других гуманитарных наук. Психоанализ в этом смысле стремится быть некой практикой, чуждой всякой умозрительности и антропологии. В своем движении за границы представления он обнаруживает три несводимых друг к другу образа, на основе которых разворачивается всякое познание, мышление и речь. Это — смерть, желание, закон.

31. Этнология выходит за границы представлений, которые люди той или иной цивилизации составляют о самих себе, о своей жизни, своих потребностях, о значениях, заложенных в языке.

32. Психоанализ и этнология охватывают всю область гуманитарных наук и распространяют на нее свои методы. Обе эти науки обходятся без человека, так как они восходят к тому, что питает его позитивность.

33. Заключительная мысль Фуко касается той формы научной мысли, которая была бы способна объединить психоанализ и этнологию. Он не дает ей названия, но намекает на то, что это могла бы быть некая особая форма лингвистики, которая бы была способна выявлять то, что позволило человеку быть познаваемым.

34. Слова Фуко о том, что человек — недавнее изобретение западной культуры, красной нитью проходят через всю книгу. И это самые известные и скандальные слова Фуко, наряду с его финальной фразой, что этот человек может скоро исчезнуть. Однако в этих мыслях нет ничего необычного. Неустойчивость нынешнего образа человека вызвана тем, что неустойчивыми являются и образующие его позитивности — труд, жизнь, язык, и формы познания, которые к ним обращаются. Очередной сдвиг в пространстве знания, безусловно, освободит культуру от известного нам образа человека.