Групповые гештальт-эксперименты

ГРУППОВЫЕ ГЕШТАЛЬТ-ЭКСПЕРИМЕНТЫ

Господин Ваймс, это мой фамильный топор. Он принадлежит моей семье почти девятьсот лет, понятно? Конечно, пару раз меняли лезвие. Несколько раз – топорище. Меняли конструкцию металлических частей, подновляли узоры… но разве от этого он перестал быть девятисотлетним фамильным топором? Лишь благодаря тому, что он изменялся вместе со временем, он все еще остается хорошим топором. Понимаешь? Очень хорошим.

Т.Пратчетт. Пятый элефант

Одним из ярких отличий гештальт-подхода от других направлений являются использование в терапевтической работе специально организованных экспериментов, базирующихся на идее перехода от «разговоров о…» к действиям. Действительно, привычный вариант терапии заключается в том, что клиент рассказывает о своей жизни, своих затруднениях, а терапевт пытается помочь ему что-то осознать или переосмыслить. В отличие от чисто разговорного жанра, в гештальт-экспериментах появляется возможность не просто обсудить свой опыт, но и попробовать что-то сделать. Как пишут Ирвин Польстер и Мириам Польстер: «В ситуации эксперимента человек может мобилизовать себя перед лицом актуальных требований жизни, отыгрывая свои невыношенные чувства и действия в относительной безопасности. Безопасность достигается тем, что рискованные действия пациента получают поддержку от терапевта или группы, которые то поощряют его, то побуждают к риску, в зависимости от того, что уместно в конкретный момент».

Однако в последние годы по ряду причин интерес к гештальт-экспериментам постепенно снижается.

Во-первых, методологическое «сращивание» гештальт-терапии с другими направлениями (психоанализом, экзистенциализмом, системной семейной терапией, телесно-ориентированными подходами и др.) зачастую идет путем отказа от ее собственной уникальности и ведет к нивелированию отличий.

Во-вторых, зачастую «некачественное исполнение» экспериментов, которое участники групп наблюдают в процессе обучения, также ведет к отказу или избеганию проведения гештальт-экспериментов. Именно поэтому даже на сертификационных сессиях редко можно увидеть красивый и живой эксперимент, иллюстрирующий те процессы, на обсуждение которых могли бы уйти месяцы и годы.

В-третьих, отсутствие ясных психотехнологий планирования, проведения и обсуждения гештальт-экспериментов. Ведь не будешь принимать всерьез слова «побудь с этим» после сложного и зачастую противоречивого опыта, который клиент получил в ходе экспериментирования.

В-четвертых, на наш взгляд, гештальт-эксперименты сейчас «не в топе». На это же указывает Елена Петрова, которая в качестве одного из объяснений негативного отношения к эксперименту приводит «моду на диалоговый подход».

Очевидно, что гештальт-эксперименты, заслуженно заработавшие свое доброе имя, нуждаются в полной и безоговорочной реабилитации. Однако для этого нужна специально организованная работа по их «ребрендингу», классификации, описанию и др. Очевидно, что это сложный и неоднодневный труд. Данная статья призвана решить лишь небольшую часть проблемы и посвящена только одному виду экспериментов – групповым гештальт-экспериментам.

Прежде чем приступить к их описанию, подчеркнем основное отличие групповых экспериментов от индивидуальной работы. В отличие от экспериментирования непосредственно во время терапевтического сеанса, когда клиент работает с глазу на глаз с терапевтом, в групповых формах работы пара «гештальт-терапевт – клиент» находится в определенном поле. Члены группы – и «свидетели терапии», и ее участники. Поэтому в групповой работе, с одной стороны, есть некоторые плюсы, заключающиеся в присутствии «коллективного разума», и некоторые минусы, так как реакции участников непредсказуемы. Поэтому обсудим важные методологические принципы, на которых основываются групповые гештальт-эксперименты. Обычные вопросы терапии: «с кем», «где», «каким образом», при проведении групповых гештальт-экспериментов нуждаются в некотором прояснении.

1.         Начну с того, что участников группы я определяю не как «марионеток», послушных воле руководителя группы и выполняющих указания и директивы, а как полноправных ко-терапевтов. Вместе с групповым терапевтом они образуют единое терапевтическое поле и все вместе «работают на клиента».

Если в традиционной гештальт-терапевтической модели ведущий определяет направление гештальт-эксперимента, а участникам зачастую отводится лишь роль зрителей с правом последующей выдачи обратной связи, то использование группы как единого терапевтического пространства позволяет учесть и проявить многие нюансы отношений клиента к себе и Другим, недоступные непосредственному восприятию в рамках диадических отношений «гештальт-терапевт – клиент».

2.  В групповых гештальт-экспериментах мы имеем дело с единым пространственно-временным континуумом, где «здесь-и-теперь» сливаются с «там-и-тогда».

Нет ни пространства, ни времени в их традиционном понимании – возможны любые коллапсы, любые встречи, любые изменения, которые, как мы помним, происходят только в текущий момент. Во время такого эксперимента может состоятся неожиданная встреча клиента и других участников группы с эмоциональными состояниями и переживаниями, с воспоминаниями и людьми, с живыми и ушедшими.

3.      Техника, или, используя терминологию Ф.Е. Василюка, психотехнология в групповых экспериментах может варьироваться от традиционной монодрамы с использованием участников группы как «вспомогательных Других», так и до включенной в сам процесс терапии санкционированной обратной связи.

Приведу пример. Участница группы, Анна, рассказывает, что в ее семье все по материнской линии были «женщинами с несчастной судьбой». Эта тема уже неоднократно поднималась на ее личной терапии, Анна прорабатывала семейную историю, строила генограмму, но ее жизнь остается прежней – она одинока, у нее нет отношений с мужчиной. Среди перечисленных «женщин с несчастной судьбой» – она сама, ее мать, бабушка и прабабушка.

После фазы ориентировки Анне был предложен следующий эксперимент – выбрать в группе тех, кто некоторое время побудет ею самой, мамой, бабушкой и прабабушкой, а затем выстроить из них скульптурную композицию и дать ей название. Анна выстроила всех женщин в ряд, от «себя» до «прабабушки», и повернула каждой голову так, чтобы видеть тех, кто стоит сзади. Композиция называлась «Несчастливые судьбы». Далее мы с Анной обошли вокруг композицию, и я спросила, что она чувствует по отношению ко всем женщинам. Анна затруднилась, но потом тихо ответила: «Жалость и раздражение». Это было трудное место.

Я предложила «членам семьи» поделиться своими ощущениями. Все говорили о сходных переживаниях. «Анна» видела всех – «маму», «бабушку», «прабабушку», но ее голова была повернута назад. «Мать» не видела «Анну», «бабушка» видела только «прабабушку»… И у всех быстро начала затекать шея, всем было неудобно… Дальше я попросила Анну выбрать из группы мужчину – просто Мужчину, которому предложила найти себе удобное место, держа «Анну» в поле зрения. Мужчина некоторое время ходил вокруг скульптурной композиции, но в итоге сказал, что ему не удается поймать взгляд «Анны», он не чувствует, что он нужен, интересен, или что его хотя бы просто заметили, и поэтому предпочитает переключить внимание на другие вещи.

Анна все это время находилась в позиции «наблюдателя за собственной жизнью». По изменениям ее дыхания, мимике было заметно, что она включена в процесс. Когда «Мужчина» отвернулся от «Анны», по щеке реальной Анны покатилась слеза… «Ты хочешь встать на свое место?» - спросила я. Анна кивнула и поменялась местами с девушкой, которая стояла на ее месте. Она повернула голову и стала смотреть на «мать», «бабушку», «прабабушку». Это длилось довольно долго… Наконец Анна сказала: «Все, больше не могу», и решительно повернула голову так, что все оказались у нее за спиной и она уже не могла их видеть.

- Что с тобой сейчас? - спросила я.

- Мне так лучше, - ответила Анна. – Я вижу мужчину – он отвернут от меня, но я могу подойти к нему…

Я ничего не ответила, и Анна, несколько минут подождав моей реакции? инструкции? несмело двинулась к мужчине… Она обошла его по максимально широкому периметру, потом сделала второй, более узкий круг. Мужчина встретился с ней взглядом, и они медленно начали приближаться друг к другу. Вся группа следила с замиранием за этим осторожным, очень осторожным продвижением… Подойдя друг к другу, они некоторое время постояли, глядя друг другу в глаза. А потом мужчина протянул Анне руку. Она осторожно прикоснулась к его руке, а потом ее ладонь потонула в его ладони. Это был очень красивый и трогательный момент. И вдруг неожиданно Анна потемнела и сказала, забирая руку:

- Я так не могу!

-Как – «так»? – мягко спросила я.

-Вот так – когда они смотрят, а я знаю, что они не были счастливы.

-И?

-Я не знаю… Похоже, я боюсь… Боюсь, что все разрушится… Или что они все разрушат...

Это был ключевой момент – желание Анны быть любимой и любить, быть в отношениях с мужчиной, и проекция собственной завистливой и разрушительной части на «несчастных» маму, бабушку и прабабушку. У меня в этот момент был выбор – начать с Анной работу в форме talking-therapy или обратиться к «женщинам рода». Я выбрала второе.

Участницы группы по моей просьбе отреагировали на все происходящее. «Мама» сказала, что будет только счастлива, если дочь найдет себе хорошую пару. «Бабушка» поделилась тем, что у нее возникли очень теплые чувства, когда Анна держала мужчину за руку, и что ей обидно, когда внучка говорит, что ее судьба была несчастной… «Прабабушка» просто подошла и обняла Анну… И та вдруг заплакала навзрыд. К ней подошли «мама», «бабушка», окружив ее кольцом… Несколько минут они что-то шептали ей, а потом, обнявшись по очереди с каждой, Анна сказала: «Спасибо».

После этого Анна снова подошла к мужчине. И сама протянула ему руку.

На этом наш эксперимент завершился. Мы обсудили полученный Анной опыт, а также ее неудачную концептуализацию женщин семьи как обладательниц «несчастной судьбы». Но самым важным был простой шаг Анны – шаг от семьи, шаг навстречу мужчине.

Можно по-разному объяснять то, что было. Можно найти в описанном действии сходство с расстановками, психодрамой, «вычленить» базовую технику семейной терапии «Семейная скульптура» и др. Самое важное различие – идеологическое, о чем – пункт 4.

4.  Идеология группового гештальт-эксперимента базируется на феноменологии и, как следствие – на примате описания над объяснением. Поясню, почему. Преподавая более 15 лет курс «Психологическое консультирование», я часто практиковалась со студентами в том, чтобы один и тот же поступок человека, его отношение, действие и т.п. объяснить при помощи разных моделей. И тогда не выходящая замуж девушка может делать это по ряду причин:

из лояльности (преданности) семейной системе, где все женщины несчастны;

из-за агрессивности/пассивности/отсутствия в семье отца;

из-за ранней травмы (разлуки с матерью, тяжелой болезни);

из-за семейных дисфункций, вследствие которых девушка находится в психологическом инцесте со своей матерью;

из-за страха «жить и дышать полной грудью»;из-за эмоциональной незрелости, и т.п.

Все объяснения могут иметь место – и более того, они все могут существовать одновременно. И как только участники группы получают возможность использовать привычные «линзы» для пояснения клиенту «корня его проблем», последний может утонуть в разнообразных, прекрасных, но зачастую совершенно бесполезных мнениях.

Проблема состоит в другом – как помочь клиенту сделать шаг к изменению, как «подтолкнуть», не побоюсь этого слова, клиента сойти с привычного, стереотипного следования по давно накатанной дорожке. Именно поэтому в гештальт-эксперименте нам не важно, ПОЧЕМУ клиент сделал/не сделал в своей жизни тот или иной выбор. Нам важно, ЧТО ОН ДЕЛАЕТ сейчас. Объяснения, концептуализации опыта прекрасны уже ПОСЛЕ, а не ВМЕСТО реальных изменений.

Поэтому вместо анализа мы выбираем действия, которые приведут к изменению, хоть на один градус, способа клиента обходиться со своими проблемами, с собой и со своей жизнью в целом.

5.   Гештальт-эксперимент – рискованный процесс. Мы никогда не знаем, куда заведет нас предложение клиенту поучаствовать в экспериментальном действии. Поэтому в работе нужно учитывать принцип мультифинальности, согласно которому одиночный фактор риска может приводить к ряду различных последствий в зависимости от контекстуальных и индивидуальных факторов.

Те тысячи причинно-следственных связей, которые существуют в жизни каждого человека между разными аспектами его отношений, связей, выборов, невозможно свести к простой формуле А => В. Отказ объяснять причину проблемы клиента, равно как и понимание невозможности проконтролировать, куда «приведет» гештальт-эксперимент, позволяет сфокусироваться на процессе, на готовности клиента рискнуть и сделать что-то немного – или радикально по-другому. Риск существует не только для клиента, но и для других участников – членов группы и ее руководителя. И самый большой риск в том, что «нам не дано предугадать, как слово наше отзовется». К сожалению или к счастью, жизнь сложнее, чем лабораторный эксперимент с дрозофилами, и мы никогда не знаем наверняка, чем закончится то или иное экспериментальное действие для клиента, терапевта, группы и поля в целом.

Пример. Во время группового гештальт-эксперимента клиентка, Валентина, обращалась к умершему отцу. Однако «диалог» не получился, и она закончила с ощущением безысходности и тупика. Однако к работе подключился участник группы, который поделился своим опытом и тем, что не общается со своим ребенком из-за того, что очень обижен на бывшую жену. Валентина расплакалась, мужчина встал, подошел к ней, присел рядом на корточки и сказал: «Я очень хочу видеть свою дочь, но я не знаю, как после всего, что мы с бывшей женой натворили, изменить отношения. Я сказал слишком много плохого своей дочке. Я не могу теперь просто прийти и сказать, что я ее люблю». Валентина посмотрела на него и ответила: «Это самое важное – знать, что отец тебя любит. И надо делать все, пока не станет слишком поздно». Мужчина заплакал и вышел из группы. Через час он вернулся и рассказал, что нашел номер телефона своей 22-хлетней дочери, с которой он не разговаривал 9 лет, и позвонил ей. Они договорились встретиться вечером. На следующий день он рассказал группе, что дочь была очень обижена на него, но все эти годы дожидалась его звонка. Он несколько раз повторил: «Я не ждал этого, это была не моя сессия».

6.      Гештальт базируется на идее творчества. Поэтому в эксперименте важно не следовать шаблонам, а позволить полю, клиенту, группе,  контексту быть и оказывать на нас воздействие. Иногда эксперимент рождается из слова, жеста, мимолетной мысли или чувства. Позволить себе быть чувствительным и готовым дать возможность развернуться чему-то большему, чем ты сам, является необходимым для терапевта условием «руководства» гештальт-экспериментом. Слово «руководство» я заключаю в кавычки, потому что терапевт в той же степени руководит экспериментом, в какой эксперимент воздействует на гештальт-терапевта. Это парадоксально, но тем не менее правда такова: не «давай я сделаю гештальт-эксперимент», а «давай мы начнем и посмотрим, что из этого выйдет». Не знать заранее, не предугадывать конец, а просто быть рядом с клиентом – все, что нужно от ведущего.

7.       Гештальт-эксперимент основан на единстве формы и содержания. Хороший по форме, удачный по наполнению эксперимент поднимает глубокие слои переживаний не только у клиента, но и у других его участников. После его завершения остается ощущение хорошо проделанной, гармоничной работы.

На одной из групп в гештальт-эксперимент оказались вовлеченными все участники. После завершения работы на мое предложение поделиться чувствами несколько человек ответили, что делиться уже нечем, все было сказано и сделано в ходе самого эксперимента, а сейчас правильнее всего попить чаю с чувством глубокого удовлетворения.

.

«Хорошо проделанный» гештальт-эксперимент стимулирует и левое, и правое полушарие, «подключая» и мышление, и чувства, и телесность. Именно это зачастую приводит к переживанию гештальт-эксперимента как глубоко значимого события. Логические и вербальные аспекты осознавания соединяются с символическими, невербальными и телесными переживаниями, что усиливает степень их воздействия на клиента и членов группы, способствует интеграции и ассимиляции полученного опыта.

Этот текст – лишь начало, потому что лишь понимая, какой потенциал и одновременно вызов заключен в групповых гештальт-экспериментах, насколько вдохновляющими и в то же время рискованными и непредсказуемыми они могут быть, хочется делать их – красиво и профессионально.

Список использованных источников

1.                 Петрова, Е. Слово в защиту пустого стула, или несколько слов за и против эксперимента в современной гештальттерапии» / Е. Петрова// Интегративный институт гештальттренинга в Санкт-Петербурге [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.gestalttrening.ru/?groupMenu=221. Дата доступа: 26.04.12.

2. Польстер И., Польстер М. Интегрированная гештальт-терапия: Контуры теории и практики / Пер. с англ. А.Я. Логвинской – М.: Независимая фирма «Класс», 1997. – 272 с.