Блаватская Елена Петровна » Загадочные племена на «Голубых горах»

Английский ученый, верящий в возможности действия nefarious psichical current на расстоянии, не имеет права критиковать веру в колдовство.  

Но дело не в названии, а в неоспоримой тождественности изучаемых нами явлений.  

Ученые, дующиеся на Психическое Общество, но не смеющие идти открыто против стольких собратий, явно презирающих спиритуализм и зовущие теософов «неолунатиками» (попросту сумасшедшими), объясняют свои враждебные чувства ко всему отвлеченному тем, что точные математические науки не принимают ничего на веру, отвергая существование всего, что не может быть проверено при помощи научных аппаратов, одним из наших пяти чувств и пр. и пр.  

На это мы могли бы ответить многое. Мы могли бы, например, заметить им, что ведь принимают же они на веру эфир пространства, вещество, ускользающее от наблюдения нашими чувствами, гораздо более любого на сеансе духа. Но они положили верить в светоносный эфир, потому что никакие усилия их воображения не могли выработать ничего лучшего этой гипотезы, объясняющей явление света, а их научные заключения касательно этого самого «света» на основании физики? Давно ли они пришли к ним? Еле прошло несколько лет с того времени, как счастливая мысль, что свет и есть качество этого самого гипотетического эфира и зависит от его вибраций, озарила, их головы, но зато и перевернула вверх дном все их прежние атомистические теории о свете…  

Мир состоит не из одних атомов, и сами ученые, как это всем известно, должны были определить материи второстепенное место, а силе, о которой они тоже ничего не знают – первое. Если ученые находят логичным и в гармонии с духом индуктивных наук верить в эфир пространства и в закон тяготения, зачисляя эти невидимые, неосязаемые вещества и силу в каталог естествознания, то почему же им этого не сделать и в отношении к душе человека? Но они отказываются допустить такую ересь, как душа, и отвертываются даже от полуматериального призрака, который мы называем «двойником». Если обе вышеупомянутые гипотезы возникли вследствие длинного ряда вполне доказанных своим и неопровержимых научных фактов, обязанных открытием индуктивному способу, то ведь все-таки сами они, невзирая на все заключения, не более как гипотезы. Правильность заключения в силлогизме отнюдь не доказывает правильности первой посылки. Душа заявляла не менее эфира и тяготения свое присутствие и существование со времен первого человека; а двойник, как это доказывают 3000 констатированных Психическим Обществом явлений, заявляет себя не менее объективно, чем «лучистая материя», четвертое состояние материи, так недавно еще осмеянное господами учеными. Как эта материя может быть сделана видимою для всех лишь вследствие известных комбинаций газов и электричества, так и «двойник» может быть усматриваем только при известных психофизиологических условиях. Как бы там ни было, а если не удается доказать, что, как все 3000 упомянутых случаев, так и показания спиритов, а вместе с ними и ученые наблюдения химика Крукса над двойником «Katie King» – один обман и галлюцинация, то ведь придется же volens nolens ученым призаняться и «привидениями».  

Вследствие всего этого мы и говорим: если суровый закон индукции дозволяет последователям точных наук, вследствие вибраций света до упавшего яблока, предполагать, а теперь и возводить на высоту непреложной истины существование, как эфира, так и закона тяготения, то почему бы им и не допустить, хотя бы тоже пока под видом гипотезы, не только «двойника», но и самую душу человека? Неужели проявления души менее очевидны, нежели эфир пространства и тяготение, а сама душа еще осязаемее или гипотетичнее последних? Если ученые имеют основание назначать светоносному, и для них все еще гипотетическому эфиру роль физической души макрокосма (нашей солнечной системы, или их мира), существование которой заявляется ее явлениями света, тепла и пр., то и мы имеем такое же, если не гораздо большее основание относить к существованию души, которая есть светоносный эфир микрокосма, или человека все наши так правильно названные «душевные» проявления…  

Если нам на это возразят, что одно принадлежит физическому миру, а стало быть и подлежит точным наукам, а другое – к миру отвлеченностей и есть прямое достояние метафизики, не допускаемой материалистами в разряд их наук, то мы напомним ученым, что такое разделение есть дело их же умов. Но не природа, а они сами начертили такую разделяющую линию; да и начертили-то они ее, не имея на это ни основания, ни права. Разве они знают, что такое материя, что не – материя, позволяя себе так своевольно распоряжаться в области природы? Готовы ли они сказать нам, где кончается вещество и где начинается чисто духовная область, или даже то, что они теперь величают «силой», произнося это слово, как попугай, не понимая сами значения придуманного ими термина? Впрочем, пусть они называют вещи какими им угодно именами, но пусть только перестанут уверять публику, что их световой эфир, например, менее гипотетичен, нежели отвергаемая ими душа в человеке. Этим они только морочат добрых людей, подают им камень вместо хлеба и бросают их прямо в объятия грубого суеверия.  

Когда благодаря усилиям более благоразумных и честных их собратьев реальность «двойника», или той внутренней и во всех нормальных проявлениях нашего повседневного существования невидимой оболочки души, в которую мы верим, станет доказанным в науке физиологии явлением, тогда все мы, вероятно, узнаем что-нибудь более о веществе этого призрака. Но до тех пор нам остается довольствоваться тем, что мы знаем (или думаем, что знаем, что опять-таки равняется положению ученых) об этом полуматериальном существе. Пока мы полагаем, что «двойник» есть внутренняя тень человека, отражающая его в свете души, как тень земная отражает его фигуру в свете солнечном наружно, что эта тень остается обыкновенно невидимою и неосязательною; но что вследствие душевного сотрясения или желания, полного разгара страстей, большой опасности – эта тень может отделяться от физического тела и проявлять себя независимо от физических органов…  

Вот что мы думаем теперь, нисколько, впрочем, не называя, как это делают наши ученые, своих предположений и умозаключений последним словом нашей науки, как и не выставляя их непогрешимыми. Только следя за наукой и часто весьма изумительными парадоксами ее избранных жрецов, мы чувствуем за собой такое же право, как и она, довольствоваться собственными выводами и утверждать, что наша гипотеза ничуть не слабее их собственных. Доказательством этому служит то, что они мечутся, как угорелые, между рогами созданных ими самими, и как мы это тотчас докажем, совершенно безвыходных дилемм.  

Через несколько лет, когда такие случаи двойников и привидений станут доказанными в физиологии фактами, благодаря одному лагерю ученых, что тогда скажет другой лагерь, ярые материалисты? Какой отпор они придумают фактам? Как ответят они или объяснят то, что при их настоящем взгляде и успехах в биологии, откуда они изгоняют все, кроме протоплазмы, останется совершенно необъяснимым?  

Заставить их включить душу человека в каталог ученых терминов, конечно, трудно. А вот «двойника» – так им наверно придется еще анализировать. Само собою разумеется, что они выйдут из затруднения, объявив, что «двойник» вовсе еще не доказывает бессмертия души, что если он и есть, то это лишь показывает, что на этой земле все-таки умирает только физическое тело человека, которое, быть может, и существует еще несколько времени в своем астральном или эфирном виде. Это, например, всякий биолог готов будет сделать, даже не отбрасывая своего чисто материалистического воззрения на человека, когда неведомое ему теперь (и поэтому считаемое им несуществующим, невозможным) станет ему известным, он признает его вполне возможным, даже совершенно естественным. Ввиду именно такой возможности мы и советуем ученым биологам приготовиться. Сделать это не трудно. Биологу только стоит сбросить с себя мантию непогрешимости, отрешиться от своего заносчивого non mussumus, покаяться перед фактами и смириться перед неизбежным. Если ему так приятна мысль считать себя после смерти на одном уровне с дохлою крысой или замученною им на вивисекции собакой, то он может смириться и подчиниться, нисколько не веруя для этого в бессмертный дух человека, а просто допуская, как сказано, продолжение его сознательной (или иначе) посмертной жизни в полуматериальной оболочке. Пусть биолог только покается, сознавшись, что он ровно ничего не знает о тайнах жизни и смерти, и что он доселе отвергал то, о чем он положительно находился в таком же неведении, в каком находится всякий папуас касательно протоплазмы!..  

Готов ли материалист на такое покаяние? Есть, впрочем, великие ученые, которые неоднократно заявляли всенародно свое невежество касательно первопричинности атома и даже самого его существования, например, Тиндаль, Конт, Бальфур Стюарт и даже сам великий Гексли. Но такие минуты героической честности не мешают остальным ученым и даже самому Гексли спекулировать на счет «жизненного принципа» и, зная еще так мало о физической машине человека, делать выводы и заключения о начале человека, о первобытном атоме, о жизненном принципе и тому подобных безделицах.  

Нам кажется, что они сделали бы умнее, изучая все явления, все феномены жизни и смерти, не пренебрегая ни одним, даже из области самого глупого, по их мнению, суеверия. Если только единодушное показание достаточного числа свидетелей, разумных и беспристрастных, доказывает биологу-материалисту, что собранные факты о «двойниках» живых людей (и даже о привидениях умерших) не могут быть всегда объясняемы «случайностью» и «совпадением», то нам кажется, что прямая обязанность ученых исследовать даже колдунов и привидения. Посмотрим, однако, на чем основано их почти общее предубеждение против существования души и духа в человеке и, стало быть, против его двойника.  

В заключение мы ставим биологам, именно тем, что отрицают все вне материи, прямой вопрос: что и сколько они знают, например, о жизненной силе или принципе? – Ответ нетруден: ровно ничего. Но они учат о нем, невзирая на свое невежество; и вот что именно учат:  

Всем известно, что этот «принцип» – таинственный, загадочный, невидимый и неосязаемый, ускользающий от всех наблюдений точных наук, дается им пока в руки столько же, сколько эликсир жизни, над которым они еще до сих пор смеются, давался в руки средневековым алхимикам. Все так же хорошо знают, что их математики не успели открыть его в известных нам измерениях пространства; что их физики напрасно гонялись за ним в области ускользающих от них атомов; а химики не нашли его еще пока ни в одной из знакомых им молекулярных комбинаций… Но такой неуспех весьма мало смущает их. Они прямо отвергают существование жизненной силы вне материи, или даже в относительной независимости от нее; и на наш вопрос: «Так где же она, что такое, наконец, этот пресловутый принцип по их мнению?» – отвечают нам, указывая на протоплазму!!  

Биология, наука жизни, по нашему смиренному мнению, величайший парадокс современной науки. Это чванный апофеоз собственному невежеству, памятник мифу, на котором профессор Гексли и построил свою великую репутацию, объясняя протоплазмой все явления, как и все тайны жизни и смерти.  

Взглянем, как ловко биологи объясняют нам этот вопрос. «Разве физика, – говорят они нам, – не доказала всему ученому миру, что во вселенной не существует ничего, кроме материи в движении; химия – что протоплазма именно и есть та материя, а биология – что жизненный принцип или сила, только один из способов или функций этого вездесущего божества материи в ее состоянии как perpetuum mobile?»  

Этот аргумент, повторяемый на все лады знаменитейшими учеными, напоминает нам логику великого российского мыслителя Козьмы Пруткова. Нашим изобретателям «химико-физической теории жизни», таким образом, и в голову не приходит вся нелепость сопоставления их «химико-физической теории жизни» с их двумя главными аксиомами отрицания, которые так диаметрально противоречат ей; а именно: 1) с теорией вечного движения и 2) теорией произвольного зарождения.  

«Теория первая – они нас учат – немыслима, вторая – абсурд. Произвольное зарождение не было еще доказано наукой ни в одном случае».  

Но что же такое их «космос материи в движении», как не прямое представление вечного движения? Разве это не perpetuum mobile «глупых», по их мнению, поэтому и видевших глупые сны средневековых алхимиков? А их химико-физическая теория о жизни? Разве это не другое название для «произвольного зарождения», величаемого ими «абсурдом»?  

Выходит, что наша современная наука просто-напросто села на мель. А сев, принялась выдумывать спасательные теории, затем и придумала фантастическую машину в вечном движении, без начала и без конца – машину, которая к тому же, видимо, изобрела сама себя и сама собою дала себе импульс; хотя ее способность движения без начала в вечности, то и время, когда был ею дан этот первый импульс, должен заставить математиков сильно призадуматься… Но в глазах науки это безделица. Коль скоро ученые открыли в бездонной пропасти своего молекулярного мозгового пространства такую машину, остальное не представляет никакого затруднения. Собрав ее по частям, наш ученый атеист представляет свою чудную, самоизобретенную «космос-машину» публике и просит поверить ему на слово, что она, вдобавок, снесла самовылупляющееся же яичко…  

У биологов это зовется «доказанным и неопровержимым фактом науки», последним плодом их древа познания. Тайна жизни открыта в этом запрещенном плоде, имя же ему – протоплазма. Это химическое вещество и есть – не угодно ли видеть? – доселе ускользавший от ученых-биологов «принцип» или жизненная сила: ergo, «жизнь есть свойство протоплазмы». И так это все просто и естественно, и мило, что нам остается лишь добродушно посмеяться над глупостью, как собственною, так и наших праотцев, бредивших о какой-то душе, духе и подобных анти- научных предметах. Так прокричим же ура! «Нет бога кроме протоплазмы, и Гексли пророк его!» Теперь нам остается только выдумать биометр для измерения кубического содержание души и духа, и современная наука может спокойно почить на заслуженных лаврах…  

Но что делает во время такого преподнесения ей атеистом самозарождающегося космоса образованная публика? Публика кланяется, умиляется и благодарит. На то и авторитет науки, чтобы держать профанов естествознания в повиновении и страхе. Публика тут уж ровно ничего не понимает; но чем менее она понимает, тем более растет ее уважение к науке. Так приказало-де начальство… Кому же лучше знать? Начальство запретило верить в факты, в «глас народа», в душу и бессмертие человека; ну вот те, что посмирнее и лезут в амбицию, туда же за грозною наукой, и слушают ее…  

О, милая, легковерная публика! Как часто она нам напоминает шотландскую бабушку одного молодого моряка, который, желая занять и развлечь ее, рассказывал ей о чудесах, виденных им во время кругосветного путешествия. Не успел внучек упомянуть ей о красивых летучих рыбах Красного моря, как старая леди гневно прервала его «непозволительную ложь»:  

– Где же, когда и кем видано, чтобы сотворенная для плаванья в воде рыба – летала!  

Зато, когда круто свернув со столбовой дороги фактов, внук стал забавлять было рассвирепевшую бабку описанием виденного им самим острова кита, проглотившего Иону, то набожная старушка, умилившись, заметила со слезами на глазах:  

– Вот это совсем другое дело, мой дружок! Это факт всем хорошо известный… Как жаль, что ты не привез мне кусочек косточки кита на память!  

Вообще всякая публика горазда отплевываться от мошки, чтобы затем добровольно проглотить слона…  

* * *  

Наша оправдательная и защитительная речь кончена. Пусть решит беспристрастно читатель, что из двух составляет худший абсурд: вера ли в трансцендентальную в человеке силу, в медиумические явления и даже в колдунов, их двойников и чары, так как мы верим в них; или же вера в волшебный «космос-курицу», зародившийся в самом себе и вылупившийся из собственного им же снесенного яичка.  

Мы приглашаем неверующих в Индию, особенно в Мадрасское президентство, на «Голубые горы». Пусть они поживут там несколько месяцев и познакомятся с «загадочными племенами» Нильгири, главное, с муллу-курумбами. Пусть познакомятся со старожилами и войдут в их доверие, потому что иначе страх современной науки и публичного мнения зажмет рот даже старожилам, с весьма малыми исключениями. А затем, вернувшись из Индии в Европу, пусть скептики отвергают, если могут, действительность колдовства и его чар…