Возможна ли схема сессии в психотерапии?

В этом параграфе я рискну прикоснуться к одной из наиболее объёмных тем, отличающих диалогово-феноменологическую модель гештальт-терапии. Однако предварительно оговорюсь, что если вы захотите разобраться в ней детально вам стоит прочитать том третий и четвёртый издания, которое называется «Диалоговая модель гештальт-терапии». Речь пойдёт не только о неких концепциях, существующих в гештальт-терапии и в диалогово-феноменологической модели, но и о базовом инструментарии, который определяет соответствующую психотерапевтическую практику. 

Такой концепцией-инструментом в гештальт-терапии является модель цикла контакта, или цикла опыта. Это некая вполне рабочая и в некоторых границах вполне эффективная схема терапевтического процесса, которая позволяет терапевту, выполняющему её, получить вполне определённый и в некоторой степени предсказуемый результат. Напомню читателю, незнакомому с ней, ее содержание. Цикл контакта описывает процесс удовлетворения человеком некой актуальной для него потребности. Начинается этот процесс с осознавания самой потребности. Потом человек обращает своё внимание на поле, которое он сканирует в поисках объекта, с которым эта потребность может быть удовлетворена. После этого происходит процесс контактирования организма в среде по поводу удовлетворения потребности. И на этапе постконтакта человек ассимилирует полученный опыт. Динамический принцип, лежащий в основе этой модели, остаётся неизменным с основания гештальт-терапии, хотя с тех пор и появилось множество альтернативных схем цикла опыта. На первый взгляд, возразить ровным счётом нечем. Идеальная схема в своей простоте и эффективности. Когда молодой начинающий гештальт-терапевт осваивает её, многие его тревоги растворяются. Терапия становится ясной и понятной.

Вместе с тем, при ближайшем рассмотрении этой модели в практике появляется множество проблем. Во-первых, то обстоятельство, которое, казалось, упрощает терапию, на поверку порой заводит её в тупик. Модель цикла контакта оказывается рабочий лишь в пределах тех случаев, когда клиент в состоянии осознать свою потребность. Если же это осознавание начисто отсутствует в опыте, то схема оказывается в лучшем случае парализованной, в худшем же – клиент «радует» терапевта подставной, но знакомой ему потребностью. Поэтому цикл контакта начинает «вертеться» внутри концепции терапевта. Я полагаю, не стоит игнорировать тот факт, что довольно часто, особенно если сложности в жизни клиента не от избытка, а от дефицита, удовлетворение потребности предшествует её осознаванию. Поэтому для психотерапии нужна иная модель, которая могла бы учесть это обстоятельство.

Второе моё возражение относится к концепции сопротивления в гештальт-терапии. Согласно описываемой идеологии, контакт по поводу удовлетворения потребности может быть прерван на любом из этапов цикла контакта: в преконтакте – конфлюенцией, на этапе контактирования – интроекцией, проекцией, при полном контактировании – интроекцией, ретрофлексией, профлексией, в постконтакте – эготизмом. Но из опыта терапии становится очевидным, что проявления любого из этих механизмов возможны в любой момент сессии. И более того, если принять положения диалогово-феноменологического подхода о том, что первичной реальностью существования является контакт, то очень скоро становится ясным, что описываемые механизмы суть способы строить этот контакт. Мы ничего не можем прервать в контакте. Никакого сопротивления в психотерапии не существует. Это лишь удобный концепт, который помогает терапевту объяснить те сложности, с которыми он сталкивается.

Суть терапевтической работы меняется радикально от этой трансформации. Мы больше не работаем с сопротивлением, мы помогаем клиенту обнаружить как можно больше феноменов, некоторые из которых вполне вписываются в то, что мы могли бы назвать интроекцией, а некоторые – нет. Так появляется свобода, необходимая нам для переживания. Мы не пытаемся редуцировать поле до нашей концепции проекции. Наоборот, мы по-прежнему, позволяем ему реализоваться во всем его феноменологическом богатстве. Даже если вам как терапевту и нужны представления о ретрофлексии (что скорее всего маркирует вашу тревогу), оставьте их в поле на правах любых новых феноменов, которые появятся через минуту, если вы прекратите «ковыряться» в сути удержания клиента. Равно как будьте готовы встретиться с тем, что вы называете ретрофлексией не на этапе полного контактирования, а в первые секунды сессии. Подытоживая, скажу, что любой из описываемых «механизмов прерывания контакта» суть некий набор феноменов (что является, как вы уже знаете, концепцией). И терапевтическая работа в рамках диалогово-феноменологического подхода остаётся прежней – восстановить способность переживать эти феномены. Как и феномены любой концепции.

Третье методологическое затруднение возникает в тот момент, когда в модель цикла контакта  попадает идея прегнантности. Не может быть никакой фигуры сессии! Прегнантная динамика по определению нестабильна. И то, что секунду назад было фигурой, уже ушло в фон. На этом и основан этот принцип функционирования поля. И лучшее, что нам следует сделать, это дать возможность фигуре и фону меняться так часто, как это определяет терапевтический контакт. Для этого нам важно оставаться все время чувствительным к феноменологической динамике поля. Любая попытка вторгнуться в этот естественный процесс создаёт концептуальную опору для терапевта, но на поверку уже является терапевтической манипуляцией. Мы не можем не изнасиловать поле и клиента, если заставим его зафиксировать фигуру на фоне. В этом случае мы уже расчертили путь, по которому, хочешь или не хочешь, но будет двигаться терапия. Некоторые терапевты даже рекомендуют: «Увидел фигуру клиента, хватайся в неё хваткой бульдога и держи!»

Четвёртое и пятое возражения также относятся к полевому принципу прегнантности. Четвёртое – не бывает фигуры клиента и фигуры терапевта. Любая фигура – это фигура контакта. Как я уже не раз отмечал, ссылаясь на принцип децентрализации, любой феномен безотносительно к тому, является ли он фигурой или относится к фону, суть феномен поля, или контакта. Этот тезис имеет важные следствия для психотерапевтической и супервизионной практики.  Вместо того, чтобы пытаться играть в концептуальную игру «Отгадай, чей это феномен?!», лучше потратить витальные усилия на то, чтобы дать возможность этому феномену Жить. Это справедливо и для терапии, и для супервизии. Диалогово-феноменологический подход апеллирует лишь к задаче восстановления витальности, вне зависимости от того, чему изощрённый, порой богатый, но подневольный ум терапевта, супервизора или клиента припишет тот или иной феномен. Переживание иррелевантно типу атрибуции. Не пытайтесь определить, ваш ли это психологический материал или клиента, просто дайте возможность переживать его в контакте! Доверьтесь мудрости поля и будьте открыты ему!

И наконец, пятое. Мне кажется, в гештальт-терапии переоценено значение фигуры. Все интервенции гештальт-терапевтов фокусированы именно здесь. Тогда как это лишь незначительная часть поля. Более того, базовый тезис теории поля звучит следующим образом – значение фигуры всегда находится в фоне. Не бывает фигуры без фона. Кроме того, опыт убедил меня, что никакого разрешения конфликта и кризиса, которые является сущностью терапии, в рамках фигуры нет. Разрешение фигуры находится в фоне. Именно поэтому токсический для начинающего терапевта вопрос «Что делать?» никогда не может быть разрешён прямым ответом на него. Выход лишь один – переформулировать его в альтернативно-фоновый «А что есть?». Только перемещение терапевтического акцента с фигуры в фон способствует восстановлению естественной динамики поля! В этом суть диалогово-феноменологического подхода, который формирует в отличие от классической гештальт-терапии культуру фона, а не фигуры.

В завершении сравнительного анализа классической концепции цикла контакта и диалогово-феноменологического подхода к динамике поля приведу небольшую итоговую таблицу, в которой попытаюсь сравнить их основополагающие тезисы.