О сопротивлении в гештальт-терапии: Механизмы прерывания контакта или способы его формирования?

Поговорим сейчас немного о том, каким образом понимается сопротивление в гештальт-терапии – материнской парадигме диалогово-феноменологической психотерапии. Это важно постольку, поскольку имеет ключевое значение для понимания сути некоторых терапевтических феноменов в психотерапии, фокусированной на переживании. 

В гештальт-подходе сопротивление рассматривается через призму форм прерывания контакта, к каковым традиционно относят слияние, интроекцию, проекцию, дефлексию, ретрофлексию, эготизм и пр. Иначе говоря, сопротивление не позволяет организму в среде здоровым творческим способом удовлетворить свои актуальные потребности, останавливая его на разных этапах на этом пути. С другой стороны, названные формы сопротивления представляют собой способы нарушения ego-функции. Другими словами, они блокируют способность к творческому приспособлению, а следовательно, делают невозможным выбор, равно как и реализацию функции принятие/отвержение. И наконец, с третьей стороны, они же являются суть способами деформации границы-контакт. При одних формах сопротивления граница контакт как будто «вдавливается» в организм, при других организм как метастазы пронизывает поле среды, при третьих вообще стирается грань между организмом и средой. Вот такое тройственное понимание сопротивления свойственно гештальт-подходу. Разумеется, я описал его одним абзацем в самых общих чертах, поскольку в рамках данной работы не претендую на исчерпывающий анализ проблемы. Заинтересованных в теме читателей адресую к моим более ранним работам, где этот анализ был представлен подробно.

Скажу сразу, что в целом такое понимание сопротивления основателями гештальт-терапии представляется мне прогрессивным по отношению к существующей на тот момент классической психодинамической идеологии сопротивления. Хотя, безусловно, и видится мне неким компромиссным решением, не согласующимся с ценностями созданной самим же гением Фрица Перлза и Пола Гудмена теории self в понимании его как процесса, разворачивающегося в поле. Прогрессивным постольку, поскольку рассматривает сопротивление в динамике поля – как препятствие психическому процессу. При этом неизбежно порывает с классической традицией рассматривать психику как содержащуюся ВНУТРИ человека. Компромиссным же постольку, поскольку заимствует фундаментальные положения психодинамической традиции, которые ну просто никак не согласуются с ОЧЕНЬ прогрессивной и самое главное перспективной идеей self как процесса. Что находит отражение даже в некоторых названиях и определениях сущности тех или иных форм сопротивления.

Как же относится психотерапия, фокусированная на переживании, к такого рода пониманию сопротивления в гештальт-терапии? Так, например, что такое проекция, если внутреннего мира нет и просто нечего проецировать вовне? Поскольку если нет внутреннего мира, то нет и мира внешнего. И то, и другое суть абстракции – принятые профессиональным сообществом и разделяемым на уровне здравого смысла, но все же абстракции. Полагаю, при незначительных усилиях я бы нашел ответ на этот вопрос. С точки зрения диалогово-феноменологической теории поля, проекция могла бы быть рассмотрена как отторжение некоторых феноменов поля, присвоение их не себе, а иной абстракции. Таким образом, проекция – это некий акт рождения Другого. Идентификация при этом являлась бы комплементарным описанному механизмом – выступила бы в качестве акта рождения себя. Терапия же превратилась бы во взаимные акты рождения. Встреча проекций и идентификаций означала бы контакт. Если этот контакт присутственный, то терапия эффективнее.

Но эти мои размышления имели бы смысл лишь в том случае, если бы понятие проекции имело бы прикладное значение для практики психотерапии. Но для психотерапии, главная и единственная цель которой – переживание, концептуализация на тему проекции – лишь интеллектуальное предприятие, иррелевантное практике психотерапии как профессии. С одной стороны, ничего, кроме проекции и процесса идентичности не существует в качестве механизмов формирования полевой реальности. С другой, без них легко можно обойтись в процессе психотерапии, поскольку и то, и другое представляют собой концепции этой реальности и несводимы к ней. Есть лишь феномены, динамика переживания которых формирует тот или иной поток реальности жизни. Любая попытка их классификации и инвентаризации не сможет помочь достижению цели диалогово-феноменологической психотерапии.

Сказанное имеет аналогичное значение и для других полевых абстракций в виде конфлуэнции, интроекции, ретрофлексии, дефлексии, эготизма и пр. Они ни хороши, ни плохи – просто их невозможно «припарковать» к «пирсу» диалогово-феноменологической теории поля. В самом общем виде я бы рассматривал эти механизмы не в качестве способов прерывания контакта, а наоборот – как средства обеспечения его динамики. Иначе говоря, «проекцией», «ретрофлексией», «интроекцией» и др. мы строим контакт с другими людьми в связи с нашими актуальными потребностями. Контакт невозможно прервать по одной важной парадигмальной причине – он больше, чем мы! Более того, он является источником нас самих. Поэтому если бы мы и вправду смогли психически прервать контакт, то можно было бы констатировать, что нам удалось изобрести новую форму суицида. Причем, возможно, самого быстрого, эффективного и безболезненного.

Почему в описании своей промежуточной позиции я все время использую частицу бы? Потому что использование «механизмов сопротивления», равно как и самих этих категорий не является сколько-нибудь необходимым в психотерапии переживанием. Более того, полагаю, апеллирование к ним скорее усложнит задачу психотерапевта, который помогает развиваться динамике поля естественным образом, основанным исключительно на его собственной природе, движущей силой которой является естественная валентность. Такого рода концептуальное вмешательство скорее затормозит процесс, нежели фасилитирует его.