|
|
Что такое психотерапия? Концептуальные метафоры психотерапииАвтор статьи: Зайцева Анастасия Николаевна
Бурно развивающаяся психотерапия приобретает все больший вес в социокультурном пространстве. Ее влияние на общественное сознание несомненно: сюжеты психотерапевтического лечения экранизируются, им посвящается популярная литература, психотерапевты-эксперты дают рекомендации и советы в СМИ. Хотя многие психотерапевты сетуют, что публика искажает образ их профессии, представляя себе нечто смутное между психиатрией и магией, вряд ли найдется много людей, не имеющих никакого понятия о психотерапии. Психотерапия стала модным и престижным занятием. В поле непосредственного действия психотерапии оказываются, в первую очередь, сами терапевты и их клиенты, а также студенты и посетители тренинговых и терапевтических групп, появившихся в психотерапевтическом пространстве за последние десятилетия. Специалисты отмечают реальную потребность психотерапевтической помощи у населения, здоровье которого подорвано техногенным окружением, ломкой культурных ориентиров и экономическими потрясениями. Было бы естественным ожидать квалифицированной помощи от дипломированных психотерапевтов: благо, все больше государственных и частных институтов открывает двери желающим, получить эту престижную и благородную профессию. Последнее, к сожалению, далеко не гарантировано, причем не столько в силу недоверия к обладателям дипломов, сколько из-за противоречий в самой психотерапии. Несмотря на наукообразный антураж и традиционную близость к медицине, состояние психотерапевтического поля, характеризуется специалистами как кризисное [Сосланд, 2006]. Во многом это связано с его крайней неоднородностью. Психотерапия никогда не была единой дисциплиной, а объединяла в себе множество школ и методов, с различными и часто взаимоисключающими концептуальными основаниями, непримиримо враждующих между собой. Классические психоанализ, психодрама, гипноз, когнитивно-бихевиоральная терапия, клиент-центрированной терапии Роджерса – это лишь несколько примеров из сотен возможных, которые, впрочем, достаточно ярко иллюстрируют разнообразие. Разнородность имеющихся методов приводит некоторых ученых к выводу о существовании не одной психотерапии, а о многих психотерапиях. Дать единое и в то же время содержательное определение психотерапии достаточно проблематично. В научной литературе стало общепринятым акцентировать размытость ее предметной сферы, диффузность социальных функций и нерешенные методологические вопросы. Богатство и непредсказуемость терапевтического репертуара мешает провести линию демаркации между практиками, являющимися психотерапией и к ним не относящимся. Что впрочем не препятствует росту спроса и предложения на услуги терапевта. Психотерапевтический рынок растет, обеспечивая циркуляцию значительных финансовых потоков. На лицо разрыв между теоретическими представлениями о психотерапии в профессиональном сообществе и, так сказать, психотерапией в обыденной жизни, то есть естественным опытом людей, в той или иной мере осведомленных о данной дисциплине. В повседневной жизни психотерапию, как правило, определяют по аналогии с чем-то известным: как лечение психики, по аналогии с соматической медициной, как дружбу за деньги, современный шаманизм и так далее. Каждое из таких представлений базируется на конкретной метафоре, благодаря которой, с одной стороны, неопределенный ранее объект, психотерапия, конкретизируется, а с другой, формируются ожидания и установки по отношению к ней. Этот способ – использование метафор для понимания – является по мнению создателей теории концептуальной метафоры Дж. Лакоффа и М. Джонсона, одним из важнейших средств для структурирования человеческого опыта. В своих работах они показывают, что мы мыслим и действуем, с помощью обыденной понятийной системой, основой которой являются именно метафоры. Быть может, пока научные исследования психотерапии пребывают в теоретическом тупике, именно метафорический анализ, сможет прояснить сущность и природу данной дисциплины.
Определить нельзя делать Нельзя сказать, чтобы психотерапия страдала от недостатка количества определений. В учебниках, руководствах, законодательных актах, научных сборниках, журнальных публикациях обнаруживается множество различных определений психотерапии. Например, Страсбургская декларация, принятая Европейской Ассоциацией Психотерапии в 1990 г определяет психотерапию как «самостоятельную научную дисциплину и независимую, свободную профессию». При этом предполагается обязательное и весьма длительное специальное обучение, с предпочтением в области гуманитарных и общественных наук. А согласно швейцарской «Хартии по образованию психотерапии» от 1993 г., «Психотерапия – это лечебный подход, который: 1) обращается к страждущему человеку в его телесно-душевном единстве в рамках конкретной жизненной ситуации и биографического развития и 2) сводит техники и подходы душевно-духовного лечения в единую терапевтическую процессуальную модель (терапевтическую концепцию) и, исходя из нее, подвергает их рефлексии» В учебнике М.Т. Хэзлема, автор определяет психотерапию как «лечение посредством бесед врача с пациентом. Психотерапевт пытается изменить мышление пациента, его поведение и эмоции посредством работы над механизмом его мышления, путем выявления сдерживающих факторов и обучения пациента новым способам контроля над собой» Идеологи интегративного движения в психотерапии, Дж. Норкросс и Прочаска в высоко резонансной книге о системах психотерапии, переставляют акценты в своем нарочито общее, теоретически и методологически нейтральное определение. Для них «психотерапия – это информированное и намеренное применение клинических методов и межличностных отношений, основанных на доказанных психологических принципах, в целях содействия людям в изменении поведения, когниций, эмоций и/или других личных характеристик в ту сторону, которую участники считают желательной». Они не только подчеркивают роль как клинических методов, так и личных взаимоотношений, но и этические аспекты, в отсутствие которых психотерапия может свестись к изощренному насилию или наказанию. Эти определения, как впрочем и многие, оставшиеся за рамками нашей работы имеют характерную особенность. Они содержат максимально общие и осторожные формулировки, стремясь с одной стороны, соответствовать любому имеющемуся методу психотерапии, а, с другой, все-таки, отражать смысл этой практики. Иначе говоря, они умалчивают о многом, чтобы не ошибиться. Отечественный философ Е. Ромек иронизирует, что символом к сложившейся ситуации может служить классическое определение психотерапии как «лечение души с помощью разговора» [Ромек, 2005]. Размытость и противоречивость существующих в литературе определений скорее уводят от сущности психотерапии, чем позволяют разобраться, что же она из себя представляет. Удивительная способность данной дисциплины инкорпорировать в себя практически любой культурный или научный феномен – от изобразительного искусства до философских идей, привела к тому, что реальный терапевтической процесс может принимать практически любые, порой весьма неожиданные, формы. Помимо традиционных лечебных бесед, участники терапии могут танцевать, заниматься массажем, рисовать или лепить, разыгрывать спекатакли и многое другое. Известный психоаналитик А.Ш. Тхостов, замечает, что практически любое явление допускает интерпретацию как элемент психотерапевтического процесса. Единственным необходимым условие является соответствующий контекст, понимание некоторого действия как терапевтического. Можно констатировать, попытки строго определить сущность психотерапии заводят в определенный теоретический тупик. Тем не менее, есть много способов, в этот тупик не попадать вообще, или выходить из него с большей или меньшей степенью элегантности. В повседневной жизни, для этого, как правило, используются метафоры, которых, часто оказывается вполне достаточно, для снижения тревоги от неопределенности явления. Тождество «психотерапия - лечение психики специалистом» может вполне удовлетворить большую часть населения, не задающихся вопросами о природе психике, сущности лечения и действия специалиста. Многие практики предпочитают опереться на принцип, сформулированный почти полвека назад П. Лондоном «психотерапией легче заниматься, чем дать ей строгое определение». Теоретическая мысль, гораздо более разнообразна и предлагает целый спектр подходов, от упразднения самой проблемы определения до создания, так называемой, единой или общей психотерапии. Это тема освещается в нашей статье «Единая психотерапия: подходы и перспективы». Можно ли вообще дать единое определение психотерапии? С одной стороны, многообразие непохожих методов. С другой – сложность самого терапевтического процесса, вовлекающих в себя слишком много неявных, скрытых параметров, не доступных ни для прямого наблюдения, ни для измерения. Более того, так или иначе, в предметной сфере психотерапии оказывается внутренний мир человека, его ценности и индивидуальные смыслы. Она является не просто научной, но культурной и политической практикой, так что дать стремления привести ее к единообразному стандартному виду, может вообще противоречить демократическому духу времени. Как заметил президент Всемирного Совета по Психотерапии, А. Притц «демократический подход подразумевает наличие многих разных форм психотерапии. Это понятно - ведь в мире существует множество людей с самыми разными взглядами. В конце концов, в психотерапии дело обстоит так же, как и в политике». И все-таки, попытки «примирить» противоречивые методы, в том числе и «демократическими» средствами, характерны для профессионального сообщества, особенно в связи, с усилившимися с конца прошлого века интегративными тенденциями в психотерапии. Одним из примеров является идея спектральной или полифонической психотерапии, где голоса разных методов объединяются в стройную гармонию, занимая «свое полноправное место в многомерном пространстве психотерапии, хотя, безусловно, значительно более скромное, чем то, на которое некоторые из них претендуют, поскольку эти методы отвечают лишь проблемам определенного уровня бытия» [Цапкин, 1992]. Интересно обратиться к анализу метафор, стоящих за различными определениями психотерапии. Очевидно, что метафора психотерапия – лечение, является центральной данной дисциплины, исторически развивавшейся как часть медицины, обосновывая ее raison d être. Она закреплена в этимологии слов психотерапия, терапевт, в выходящем из популярности, но все же употребительном обращении пациент. В то же время, психотерапии не чужды и другие метафоры. Так за идеями полифонической психотерапии стоит метафора демократического государства. Методы – это люди, населяющие общее государство – объемлющем поле психотерапии. Эти метафоры, даже неосознаваемые, структурируют наше восприятие. Лечебная метафора подразумевает пользу и необходимость психотерапии, ухудшение состояния клиента-больного в следствие его болезни, улучшение – в результате полученного лечения-терапевтического процесса. Демократическая метафора, в свою очередь, акцентирует идею права голоса, свободы, проводя параллель разнообразие методов-свобода. В то же время, направляя наше мышление, метафоры не только подчеркивают одни детали явления, но и затеняют другие. Медицинская и демократическая метафоры являются лишь одними из многих возможных. Метафоры которыми мы живем Дж. Лакофф и М. Джонсон в своей известной книге «Метафоры, которыми мы живем» показывают роль и вездесущность метафорического мышления. Метафоры оказывают непосредственное влияние на на повседневную реальность, действия людей, их поступки, отношения и т.п. При этом, они настолько естественны и так глубоко пронизывают мышление, что их «метафоричность» может не ощущаться и не осознаваться носителями языка, то есть они понимаются как прямое описание тех или иных явлений. Сущность метафоры состоит в осмыслении и переживании явлений одного рода в терминах сущностей другого рода. Концептуальная метафора является своеобразной моделью, которая дает возможность понять чрезвычайно сложные ситуации, феномены и абстрактные понятия. При этом, как и любая модель, она подчеркивает одни свойства и взаимосвязи, и затеняет другие, имея ограниченную применимость. Большая часть концептуальной системы посвящена осмыслению международных отношений, войны, социально-экономических вопросов, политических дебатов, где избежать метафорического мышления невозможно. Свойства метафоры акцентировать различные аспекты феномена, профессионально применяются в политических целях, в том числе, для управления общественным мнением. Пример хорошо проиллюстрирован Дж. Лакоффом в его резонансной статье, посвященной военной кампании США во время первой войны в Ираке. Образ событий в общественном сознании целенаправленно формировался с помощью системы метафор: война-это политика, политика-это бизнес, война-это освобождение. Эти метафоры с одной стороны, оправдывали действия американцев, формируя позитивный образ воина-освободителя, а с другой, затеняли ужасы войны как расходы, траты для достижения позитивного результата. Лакофф вскрывает асимметрию и политические интересы, стоящие за использованным властью метафорическим рядом, предлагая ряд альтернативных метафор. Различные метафоры ведут к разным интерпретациям событий. Хотя это очень соответствует духу постмодерна, с его парциальными истинами и парадигмой конструктивизма, противоречия и ограничения приходят из естественного опыта. Реальность прорывается через страдания, требуя пересмотра и рефлексии соответствующих метафор. Лакофф резюмирует: «Реальность существует. Так же как и система метафор, которые мы неосознанно используем, чтобы понимать реальность. Метафора ограничивает то, что мы замечаем, акцентирует то, что мы видим и дает часть дедуктивной структуры, с помощью которой мы рассуждаем…Я возражаю против непонимания присутствия метафор…, отсутствия систематического анализа, что скрывают наши метафоры, …и отсутствия поиска новых, более адекватных метафор»[Lakoff, 1991] Идеи Лакоффа применимы для анализа пространства психотерапевтических реалий. Вполне возможно, что специфика метафорической системы, принятой для осмысления психотерапии, также скрывает ее ограниченность, формируя теневую сторону данной дисциплины. Помимо метафоры психотерапия-лечения, другой популярной метафорой является психотерапия – помощь. Психологическая помощь, а также, помощь в обретении психического здоровья или душевной гармонии, в решении проблемы, в развитии, в самопознании и т.д. Тогда клиент – это нуждающийся в помощи, то есть ее проситель, а терапевт – оказывающий помощь. Более широко, потенциальные клиенты, то есть люди с затруднениями – это люди нуждающиеся в помощи, а профессиональное сообщество – это помогающие люди. В соответствии с этой метафорой, действия психотерапевтов, а также, причастных к ним индивидов (исследователей, добровольцев, коллег) будут рассматриваться как помогающие, то есть позитивные и направленные на благо нуждающегося. Причем, это может касаться практически любых действий, в том числе, сборе информации о частной жизни человеке, или координирования совместных действий помогающих инстанций. Все это поддается интерпретации как диагностика или, скажем, меры по адаптации-социализации. Вокруг индивида можно даже искусственно сформировать социальную среду, направленную на «помощь». Естественно, в повседневной жизни это подразумевает определенные социальные взаимодействия, оказывающие влияние на жизнь индивида, причем не обязательно позитивные. При этом, метафора помощи оставляет за кадром вопросы добровольности, возможности выбора или избегания помощи, психологического давления или даже насилия, а также, источник возникновения проблемы, если таковая на самом деле была. В том числе остаются за кадром реальные последствия на жизнь индивида: стресса, разочарования, необходимости сменить место учебы или работы, чтобы защититься от влияния группы людей, разрушенных социальных отношений и так далее. Хорошо известно, что сами психотерапевты, не просто далеки от совершенства, но и имеют собственные психологические проблемы, как впрочем, и все живые люди. Интересно также отметить, что метафора помощи часто используется не только людьми помогающих специальностей, но и силовыми структурами как один из методов вербовки и внедрения в жизненное пространство. В некоторых случаях более уместной могла бы оказаться альтернативная система метафор, используемая в практике жестких переговоров, как это описано, например, в книге В. Козлова «Жесткие переговоры». В то время, как «помогающие инстанции» могут легитимировать свою деятельность идеями помощи, или научного исследования (например, качественного исследования образа жизни представителей маргинальных групп), человек, подвергшийся подобному преследованию испытывает реальные страдания, происходящие в том числе от ощущения беспомощности. Сложная доказуемость фактов преследования и психологического давления, не отменяет их существования и разрушительного влияния на жизнь и здоровье человека, ставшего их объектом. Другими метафорами, описывающими различные аспекты «теневой стороны» целенаправленного формирования социальной среды с целью психологического воздействия на индивида являются моббинг, газлайтинг, буллинг и так далее. Возможность различать акты агрессии и насилия, скрытые за позитивными метафорами, в том числе, метафорой помощи, очень важна. Исследования показывают, что страдания испытывают не только жертвы, но и агрессоры, правда, обычно, осознание этого требует определенного времени. Так например, буллеры, травившие своих одноклассников в школе или университете, с течением времени могут мучиться от раскаяния и испытывать потребность извиниться у своих жертв. Хотя мышление в терминах кармической ответственности выходит за пределы данной работы, и относиться скорее к эзотерическим представлениям, стоит упомянуть ключевую идею, снова и снова появляющуюся на страницах духовной литературы. Эта идея, резюмирующая многовековой опыт человечества: все в мире возвращается, раньше или позже, от сделанных поступках никуда не уйти. Тем важнее различать добро и зло, распознавать зло под маской добра, чтобы если не прямо противостоять злу, то хотя бы не принимать в нем активное участие. Метафорический анализ психотерапии может быть одним из средств, которые, стимулируя усилия мысли, ставят вопрос о смысле собственных действий, как для профессиональных психологов, так и для, так сказать, людей желающих оказать кому-либо психологическую помощь. Тезис Лакоффа применительно к психотерапии, мог бы звучать так: «Важно различать метафорическое от того, что таковым не является. Боль, расчленение, смерть, голод, смерть и раны любимых не метафоричны. Они реальны, и в этой войне они могу причинить страдания сотням тысяч реальных человеческих существ…» [1]
Метафоры психотерапии Некоторые авторы считают, что психотерапия является метафорической дисциплиной по своей сути, а ее теоретические основы ближе к мифу, чем к науке. В повседневной деятельности психотерапевта, метафоры играют важную роль, в том числе, как профессиональное средство изменения. Конкретным психотехникам и приемам посвящена обильная обучающая и справочная литература. Прибегая к метафоре, можно характеризовать различные стили взаимодействия участников терапевтического процесса, которые, например, могут напоминать военные действия или танец. Метафоры помогают составить представление о том, в чем же заключается психотерапия и что от нее можно ожидать. Естественно, эти представления, как и стоящие за ними метафоры, различаются у разных людей более или менее знакомых с данной практикой. Некоторые из этих метафор рассмотрены ниже. Психотерапия – лечение. Фундаментальная для всей отрасли метафора структурирует психотерапевтический опыт по аналогии с соматической медициной, в том числе и психотерапевтические аналоги категорий: болезнь, диагноз, симптом, прогноз, профилактика и т д. Болезнь представляется как некоторая сущность, проявляющаяся в наборе характерных симптомов. После того как достаточное количество симптомов обнаружено, присутствие болезни считается установленным, и применяются терапевтические воздействия-лекарство, понимаемые как метод лечения данной болезни. Соответственно, динамика состояния клиента-пациента интерпретируется как реакция болезни на лечение. Улучшение, вследствие лечебного воздействия, ухудшение – резистентность заболевания, в силу различных причин, например, скрытого эндогенного патологического процесса или особенностей редкой формы заболевания. Отметим, что параллель психотерапия-лечение возникает и при попытках измерить эффективность психотерапии, в том числе, и в серьезных научных исследованиях. Помимо ожесточенных споров в профессиональном сообществе по поводу адекватности применяемой методологии, это приводит к забавным парадоксам, типа попыток найти психотерапевтический эквивалент эффекта плацебо, известного в соматической клинике и сравнить его эффективность с эффективностью реального психотерапевтического процесса. Другим забавным следствием прямого переноса опыта соматической медицины к психотерапии является встречающаяся у обывателей идея профилактической психотерапии. Речь идет о чем-то типа запланированного осмотра у стоматолога раз в полгода, с целью поддерживать гигиену полости рта. Можно предполагать, что если стоматолог должен убедиться, что нет кариеса, сделать чистку зубов и поставить необходимые пломбы, то психотерапевт должен выполнить соответствующие пассы, касающиеся гигиены психики. Хотя действительно существуют расстройства, требующие наблюдения специалиста, в то же время, сама идея профилактической психотерапии может свестись к желанию снизить свою тревогу, получив авторитетное мнение «с Вашей психикой все в порядке». Как известно, размышления «нормален ли я?», «правильно ли я живу свою жизнь?», «а вдруг я не такой как все и я псих?», и другие вопросы о собственном месте в жизни и в социуме возникают у большинства людей, побуждая их искать решения и совета как у ближайшего окружения, так и в литературе, религии и так далее. Можно сказать, что психотерапевт, констатирующий нормальность индивида, выступает как одна из инстанций, гарантирующая безопасность с помощью иллюзии ответа на этот вопрос. Интересно, как бы изменилось восприятие психотерапии, при замене медицинской метафоры на другую, скажем, психотерапия-воздействие. Тогда психотерапия рассматривалась бы как практика воздействия на человека, а терапевт – специалист, обученный этому искусству, клиент – человека, подвергающийся воздействиям. Психотерапия – обучение. В узком смысле обучение чему-то конкретному: техникам саморегуляции, навыкам общения или уверенного поведения, адаптивным способам реагирования и так далее. В широком смысле – обучение тому, что можно было бы назвать «искусство жить». Психотерапевт предстает как этакий гуру, знающий научные ответы на любые вопросы из любой сферы человеческой жизни. Можно даже условно классифицировать терапевтов, на тех, кто оказывается в роли гуру-эксперта, так сказать, вынуждено и всячески пытается отмежеваться от нее и тех, кто наоборот, стремится влезть в эту роль и активно ее «пользовать». Обучающая позиция психотерапевта при общении с клиентской или зрительской аудиторией вполне естественна. В конце концов, именно терапевт получил дипломы и сертификаты, изучая аспекты человеческого опыта, вызывающие затруднения у его counterpart. Именно на этом основании, многие клиенты не просто просят его совета, но требуют сказать им как правильно поступать и жить. Цель при этом, не только решить проблемы, но и обрести безопасность, с одной стороны, поступая «правильно», а с другой, перекладывая ответственность за свои действия на психотерапевта. Это в чем-то напоминает поведение послушного ребенка, жизнь которого подчиняется воле всемогущего и всезнающего родителя, обеспечивающего ему комфорт и заботу. «Инфантильная позиция» – так это называют психотерапевты, признающие свободу воли и необходимость принятия ответственности как характеристики здоровой личности. Выбор детской позиции по жизни оплачивается дорогой ценой, не только экзистенциальной - упущенными возможностями самореализации, - но и разрушением психического здоровьем. В психотерапии же, свершившееся перекладывание ответственности клиентом на терапевта становится ловушкой для них обоих. Никто не может знать как поступать наилучшим образом, кроме самого клиента. Психотерапевт, несмотря на все его знания и опыт, не сможет занять место клиента, войти в его систему отношений, посмотреть на мир его глазами, почувствовать его переживания. Помимо поддержания проблемного состояния клиента, частым итогом становится разочарование в психотерапевте и обвинениям его в некомпетентности, шарлатанстве, и жизненных проблемах клиента. Эти сценарии в психотерапии хорошо известны, так же как и фундаментальная роль принятия ответственности: принятие своей без отягощения чужой - одна из сверхзадач, решающая множество жизненных и психологических проблем. Впрочем, это не мешает другой группе психотерапевтов, стремиться к позициям гуру, экспертов и учителей по жизни. Отметим особо представителей когнитивно-бихевиоральных методов и того, что называется психокоррекционная работа, ведущаяся, например, в образовательных или пенитенциарных институтах. Стиль работы педагогов-психологов, уже по своему названию и смыслу, содержит большой дидактически-воспитательный компонент. Они имеют дело с незрелыми индивидами, детьми, обязанными подчиняться воле старших, как по возрасту, так и социальному положению. Здесь не может быть никакой речи о равноправных отношениях, максимум – игра в добровольность и иллюзия равноправия. Ребенок-взрослый, маленький-большой, слушающийся-устанавливающий правила, незнающий и неопытный-обучающий и имеющий знания. Коррекционная работа по своему смыслу направлена на объект, это работа, совершающаяся над психикой, поведением ребенка, исправляющая то, что не соответствует определенному стандарту. Можно убеждать, внушать, манипулировать. Не можешь – научим, не хочешь-заставим. Свобода выбора здесь сильно ограничена иерархией власти и установленными силовыми отношениями. Психологи в исправительных учреждениях тоже в лучшем случает играют в равноправие. Гражданские права и свободы заключенных ограничены, они находятся в гораздо более уязвимом и зависимом положении, чем психолог. Силовые отношения под маской психотерапии заметны у некоторых отечественных представителей когнитивно-бихевиоральных подходов, не решивших свои проблемы, например проблему границ. Не уважая право другого человека на частную жизнь, собственное мнение и отношения, они могут объяснять нежелательные для себя реакции психопатологией и расстройством: неправильная мысль, неправильная установка, неправильная когниция, эмоциональное расстройство. Впрочем, эта тема уже более относится к концептуальной метафоре психотерапия-власть, рассмотренной нами ниже. Другим пониманием психотерапии, сближающимся с аналогией обучающей метафорой является параллель психотерапия – развитие. Личностное развитие, развитие определенных качеств и способностей, от творческих до, скажем, способности любить. Психотерапия – разговор. Если верить большинству картин западного кинематографу, психотерапия – это разговор людей, сидящих в уютных креслах друг напротив друга, или, в случае психоанализа, монолога пациента, лежащего на кушетке, прерываемого редкими репликами терапевта. Такой образ связан с рядом стереотипов и предрассудков. В отличие от «настоящего» доктор, который лечит больных «настоящими» лекарствами и медициной, «доктор-болтун» берет большие деньги за то, чтобы поговорить. Вместо того, чтобы платить чужому человеку за возможность рассказать про свою жизнь, можно поговорить с другом, причем абсолютно бесплатно. Или с незнакомцем в баре, случайным попутчиком в поезде, священником, в конце концов. Эти представления подменяющие сущность психотерапии ее внешними признаками и формальной атрибутикой, являются предметом заблуждений даже профессиональных психологов. Действительно, разговор является одним из основных средств в психотерапии для достижения определенного результата. Неслучайно, существует определение психотерапии как лечение души с помощью разговора. Но уже последнее ставит сущностный вопрос, связанный с пониманием души и ее лечения. И даже, если заменить имеющее религиозные коннотации понятие «душа», предпочитаемым в современной науке понятием «психика», проблема не становится легче. Надо сказать, что после так называемого лингвистического поворота в психотерапии язык и дискурсивные практики оказались в самом фокусе внимания. Возникли представления о психотерапии, как о языковой игре с определенными правилами и целями. Например, В. Руднев считает, что в этой игре цель терапевта - исцелить пациента, а цель пациента – остаться больным [Руднев, 2006]. Впрочем, для того, чтобы понимание психотерапии как языковой игры имело смысл, необходимо прояснить множества вопросов, касающиеся определений языка, дискурса, игры и так далее. Эта тема оказывается за рамками данной работы, но отметим, что все проявления клиента начинают интерпретироваться как некий язык: телодвижения, мимика, симптомы болезни и так далее. Психотерапия – борьба. За индивидуацию и развитие. С болезнью и с симптомом. С дурным окружением. С жизненными проблемами. С самим собой. Хорошо известно, что бороться можно за что угодно и против чего угодно, по поводу и без повода. Как в том старом анекдоте: «войны не будет, но будет такая борьба за мир, что камня на камне не останется». Метафора борьбы скорее характеризует определенный стиль жизни и отношение к окружающему, чем является универсально необходимой. Совсем другой стиль жизни будет у того, кто вместо борьбы попробует договориться, поиграть или станцевать с оппонентом. Тем не менее, борьба, реальная и воображаемая, может занять большую часть терапевтического времени. Участники психотерапевтического процесса обречены на борьбу, не только со своими «демонами», но и друг с другом. Борьба, явная или скрытая, может начаться неожиданно по инициативе любой из сторон. Для этого существуют все предпосылки. Со стороны клиента, битва за победу над терапевтом, позволяет ему отвлечься от неприятной и болезненной работы над собой, сохраняя все как есть. Для этого в ход идут любые средства. Обесценить психотерапевта! Его квалификацию и метод лечения, стиль общения и стиль жизни. Убедить себя, а часто и окружающих, в чудаковатости психотерапевта или его моральных дефектах. Его внешний вид, и манеру следить за собой. Отношения с семьей и коллегами. Использовать слухи и сплетни со стороны клиентов недовольных психотерапией, или наоборот страстно довольных, и, скажем, уже находящихся под влиянием эротического переноса, но боящихся в этом признаться и активно обесценивающими психотерапевта, защищая себя от уязвимости. Знающая и уверенная в себе фигура психотерапевта представляет собой привлекательную мишень для агрессивных импульсов клиента. Это почти фигура отца, идола, которого надо победить и разрушить, в битве за свою независимость. В психотерапии, впрочем, считается большим прогрессом, когда клиент, серьезно пострадавший в жизненных потрясениях, разрушенный и неуверенный в себе, не позволяющий себе не то, что возразить кому-либо или настоять на своем мнении, но и просто быть, после определенного времени, вдруг осмеливается поднять голову и вступить в конфронтацию с терапевтом. Терапевт тоже находится в борьбе, причем далеко не всегда с сопротивлением клиента. Он может бороться и с самим клиентом, осуждая его или завидуя ему. Причем, одно другому не обязательно противоречит, а может даже прекрасно взаимодополняют. Как и все люди, психотерапевт обладает психикой, а вместе с ней страстями, страхами и желаниями. Ни личная психотерапия (особенно когда ее нет), ни духовно-аскетические практики, не лишают терапевта того, что присуще всем человеческим существам. Большую опасность таит в себе утвердить свою власть над жизнью клиента, причем неважно, с целью блага или разрушения. Как говорят некоторые опытные психотерапевты, в психотерапии допустимо практически все, если ты понимаешь зачем ты это делаешь в интересах клиента. Здесь правда, мы вторгается в весьма серую зону, связанную с различными этическими нарушениями. Иногда действительно лучше нарушить некое правило, чем причинить вред клиенту. Например, дилемма: принять подарок от клиента и нарушить этику или ранить чувства клиента, считающего, что отказ от подарка означает отвержение и его самого. Эта дилемма не имеет однозначного решения и сильно зависит от стадии терапии и серьезности состояния клиента. Здесь акт вручения подарка приобретает такие экзистенциальные смыслы, о которых можно (и иногда нужно) говорить на нескольких последующих встречах. С другой стороны, экзистенциальные отговорки хорошо помогают замаскировать все что угодно как помощь клиенту, в том числе и сексуальные отношения. Несмотря на то, что многие профессиональные организации очень строго относятся к этой теме, изгоняя нарушителя из своих рядов и лишая его лицензий на профессиональную деятельность, эта проблема достаточно распространена. И. Ялом на основании своего многолетнего опыта констатирует: «Я видел много пациентов, раньше имевших сексуальную связь с терапевтом. У меня создалось впечатление, что такой опыт всегда деструктивен для пациента и что в этих случаях терапевт неизменно нарушал принцип agape — любви к бытию (и становлению) другого. Такие терапевты заботились не о нуждах своих пациентов, а о своих собственных, предлагая при этом весьма прозрачные рационализации, такие как потребность пациента в сексуальном самоутверждении. Однако мне что-то не приходилось слышать о сексуальных связях терапевтов с такими пациентами, которые, может быть, действительно нуждаются в сексуальном самоутверждении, — непривлекательными, страдающими врожденными или приобретенными физическими уродствами.» Психотерапия – путешествие. Метафора путешествия универсальна для любого процесса, имеющего начало, определенную длительность и завершение – от готовки омлета, до истории жизни. В психотерапии, она открывает поистине безграничные возможности описания. Во-первых сама психотерапия представляет собой большое путешествие: за здоровьем, гармонией, решением проблемы или даже в поисках смысла жизни, как скажем, в логотерапии Франкла. В зависимости от стиля и теоретической ориентации, терапевт может выступать в разных ипостасях: как проводник, попутчик. Среди психотерапевтов бытует мнение, что что психотерапевт не может отвести клиента туда, где сам он не был. В рамках экзистенциально-гуманистических методов, направленных на поиск собственной идентичности и выбор жизненного пути, можно представить терапевта как этакого проводника, сопровождающего клиента до точки, где тот увидит свою дорогу. В поддерживающей терапии, терапевт может выступать как утешающий друг, жилетка, в которую можно поплакаться, лекарь, который перевязывает раны, измученному в дороге, клиенту. В более широком контексте жизни, участники терапии - случайные попутчики, встретившиеся на время психотерапевтического процесса - части пути, которую они пройдут вместе. Метафора путешествия является одной из излюбленных у неофитов психотерапии, романтизирующих ее как встречу с искренним аутентичным попутчиком-терапевтом, который познав себя, поможет в этом и клиенту, сделав его путешествие по миру человеческих отношений осознанным и полным удовольствия. Психотерапия – власть. У. Черчиль как-то отметил, что власть школьных учителей настолько велика, что им мог бы позавидовать сам премьер-министр. Если бы знаменитый британский политик жил в наше время, он бы определенно заинтересовался возможностями власти психотерапевтической. Ведь она вполне способна потеснить власть даже самых изощренных педагогов. Сама ситуация психотерапии изначально подразумевает асимметрию позиций терапевта и клиента. Несмотря на все либерально-гуманистические тенденции современного общества, существующее и неискоренимое неравенство, заложено в самом положении вещей, когда проблема оказывается на стороне клиента, а знания, техники, необходимые для ее решения на стороне терапевта. Это отражено в рассмотренных выше метафорах психотерапия-обучение и психотерапия-помощь. Не случайно, некоторые теоретики включают связку неудовлетворенность+ несостоятельность клиента как обязательный элемент психотерапевтического процесса, а реальные люди могут избегать обращения к психотерапевту, чтобы не показаться слабаком, больным или психом. Все знают, что в психотерапии клиенты рассказывают о своей жизни, о проблемах. Иначе говоря, они снимают свои привычные маски, показывая свои уязвимости и болевые точки. Обсуждаемые темы могут быть абсолютно любыми и, скажем так, привычно интимные вещи – связанные с сексуальной сферой, оказываются, если можно так выразиться далеко не самыми интимными. На пути к исцелению, клиент может погружаться в невыносимую боль или ярость, чувствовать себя бесконечно одиноким и уязвимым, переживать отчаяние ребенка, нуждаясь в присутствии терапевта, не просто как другого человеческого существа, но как родителя, без заботы которого он просто погибнет. Человеку, не переживавшему что-то подобное, трудно представить себе степень подобной регрессии и власть, которую приобретает терапевт. Клиент может любить и ненавидеть терапевта, провоцировать его на агрессию и нуждаться в его заботе и присутствии. Это происходит в буквальном смысле. Профессиональный терапевт должен соблюдать тонкий баланс между тем, чтобы эмоциональная связь не превратилась в зависимость клиента от него, с одной стороны, и помочь человеку пройти через этот опыт. Гештальтисты рекомендуют давать клиенту столько поддержки сколько ему необходимо, при этом не забывая добавить порцию фрустрации с которой он сможет справиться. Впрочем, вряд ли это специфика гештальт-терапии: согласно многочисленным исследования, стиль терапевтических отношений, зависит скорее от личности психотерапевта и его мировоззрения, чем от его теоретической ориентации. И гуманистически-ориентированный терапевт может занимать ригидную директивно-дидактическую позицию, представляя себя этаким мастером, работающим над клиентом как над произведением искусства. С другой стороны, психотерапевт – далеко не святой и сам не избавлен от общечеловеческих проблем. Он хочет денег, власти, секса, любви, также как и остальные человеческие существа. И психотерапевтическая ситуация дает прекрасную возможность, все это получить, к сожалению, за счет разрушительных последствий для клиента. Есть мнение, что основной причиной нарушения этических кодексов, являются не столько плотские желания, сколько потребность психотерапевта в реализации власти [Сосланд, 1999]. Хотя дискуссии про этические стандарты и защиту интереса клиентов можно встретить на страницах многочисленных изданий, тема психотерапии как орудия власти, отрефлексирована на удивление слабо. И все-таки то, что мы бы назвали «хорошая психотерапия» в первую очередь, с властью над самим собой: своими переживаниями, поступками, жизненными выборами. Это то, что называется «экологичная терапия». Человек преобразует свою жизнь, изменяя самого себя. Тем не менее, часто клиенты приходят в терапевту с жалобой на других людей - партнеров, коллег, детей, подразумевая, что изменять надо именно их. В то время, как многие психотерапевты будут работать с клиентом на осознание реальных проблем, связанных с самим клиентом, и соответствующую переформулировку запроса, существует множество «быстрых» методов, направленных на, скажем так, исполнение желаний. В том числе и на получение власти над людьми. Речь идет о популярных методах типа НЛП, Эриксоновского гипноза, а также культовых магических практик, вырванных из своего контекста, и предлагаемых на психотерапевтическом рынке, в более-менее искаженном виде, как альтернативные методы психотерапии. Эти методы, часто очень опасные и имеющие определенные последствия, тем не менее становятся упованием, как закомплексованных молодых людей, желающих с их помощью решить свои сексуальные проблемы, так и профессиональных психологов, пренебрегших проработкой собственных проблем на личной терапии. Дело не только в этических нарушениях, но и в «одноразовости» предприятия. Человек, надеющийся обрести власть над другим человеком, с помощью психотехники, может не видеть себя со стороны, находясь как бы под гипнозом собственного ожидания успеха. В то же время, применение техники, то есть попытки насильственного, манипулятивного достижения цели, в обход прямого общения, можно почувствовать интуитивно – через внутренний дискомфорт, по неестественному общению, ощущая на себе последствия такого общения или и увидеть непосредственно: НЛП и все подобное стали настолько распространены, что лишь ленивый не поинтересовался что же это такое и как оно работает. Особенно абсурдно выглядят попытки применить стандартные техники над психологом или бизнесменом, посещающими одни и те же тренинги. Конечно, можно рассматривать это как форму своеобразной борьбу воль и попытки силовыми способами сломать сопротивление оппонента, пошатнув, так сказать, его психологические защиты и здоровье и утвердив свое превосходство и власть. С другой стороны, это предприятие не ведет ни к доверию, ни к дружественным отношениям: подумайте сами, как бы вы отнеслись к человеку, который пытается вас обмануть, настойчиво и игнорируя все ваши намеки и знаки о том, что не нужно так делать и вы тоже посещали этот тренинг и знаете соответствующие техники. Захотели бы вы иметь с ним дело? Какого бы мнения вы были о нем как о человеке? А о его интеллектуальном и моральном уровне? Так что, если ваша цель – долгосрочные отношения, будьте особенно осторожны с использованием психологических манипуляций и давления: достаточно обмануть человека один раз, чтобы испортить с ним отношения. Возможно здесь, уместной оказалась бы метафора, упомянутая ранее: психотерапия-воздействие. Психотерапевт, как эксперт в области психического здоровья и человеческого поведения, обладает огромной властью. Его диагностические и прогностические процедуры могут действовать как внушения, формируя события. Страх попасть под влияние психотерапевта-злодея отражаются в современных серилах и фильмах, например, «Шерлок» Пола МакГигана или «Дом странных детей мисс Перегрин» Тима Бертона. Власть терапевта усиливается доступом к информации о жизни и переживаниях клиента. Хотя профессиональная этика требует соблюдения конфиденциальности, даже поверхностный анализ показывает утопичность такого требования. Ни один психотерапевт или клиент не существуют сами по себе, изолированно от сообщества, более широких социальных общностей, со своими целями, интересами и проблемами. В современном мире: информация – это власть, информация про уязвимости и болевые точки – власть, особенно привлекательная. Сегодня технологии позволяют элементарно фиксировать аудио и видеозапись миниатюрными устройствами, так что гарантия какой-либо конфиденциальности является не более чем иллюзией. Иллюзия сохраняется до тех пор, пока вы никому не интересны, пока вы не перешли кому-либо дорогу или кто-то не перешел дорогу вам. Более подробно тема злоупотреблений психотерапии исследуется в разрабатываемом нами концепте криминальной психотерапии, то есть области практик, суть которых, сводится не к помощи и лечению, а скорее к насилию, манипуляциям и реализации власти над клиентом или человеком, попавшим в область действия этих практик, мимикрирующих под благородную психотерапию, но на самом деле, являющихся ее антиподом, так сказать, анти-терапией. Психотерапия – дружба за деньги. Эта параллель отражается как в некоторых определения психотерапии, так и фантазиях клиентов. Известный психоаналитик Н. МакВильямс приводит такой пример в своем бестселлера «Психоаналитическая диагностика»: «Один из моих наиболее психотичных пациентов через несколько месяцев сообщил мне, что, по его мнению, если бы я действительно хотела ему помочь, то лечила бы его бесплатно, а любая другая основа наших отношений является порочной. Он объяснил мне, что пришел ко мне потому, что думал достаточно расположить меня к себе. Тогда я, возможно, стала бы лечить его исключительно из хорошего к нему отношения и, тем самым, избавила бы его от глубокой убежденности в собственной ненужности.» Логическими следствиями метафоры психотерапия-дружба за деньги являются идеи о том, что одинокий клиент, может компенсировать нехватку дружеского общения, отношениями с психотерапевтом. Заплатить деньги, чтобы тебя выслушали. Это, с одной стороны, подразумевает возникновение зависимости от терапевта, а с другой, возмущенное мнение у более социально-адаптированных людей о том, что зачем платить деньги, когда можно пойти в бар с другом и поделиться с ним наболевшим бесплатно. Другая метафора, отражающая идею покупки общения за деньги реже произносится вслух, но также проявляется в общественном сознании. Речь конечно же идет о метафоре психотерапия-проституция. Эта метафора может достаточно агрессивно использоваться в качестве средства «обесценить» психотерапевта, особенно, если речь идет о клиенте-мужчине и терапевте женщине, впрочем, вполне с имеющимися культурными стереотипами. Аналогия между отношениями в проституции и психотерапии проводится, например, в фильме Жанна Лебрюн «Особые отношения», героями которого становятся психотерапевт, пребывающего в личном кризисе, и проститутка, желающая изменить свою жизнь. Смысловые оттенки метафор психотерапия - дружба за деньги и психотерапия – проституция различны. В то же время, их объединяет идея фальши, ожидаемой в психотерапии: не настоящая дружба, не настоящая любовь. Вообще, более общая метафора психотерапия-обман тоже не чужда для этой дисциплины. Когда на одной из конференций, известные психотерапевты пытались найти общие точки соприкосновения различных методов, ведущий одной из секций хотел подвести следующий итог: «По крайней мере, все согласны, что психотерапия должна быть честной», ему язвительно возразил Томас Сас: «Многие пациенты хотят как раз нечестности, и задача терапевта – предоставить им это». Психотерапия – любовь. Эта метафора-антипод предыдущей. Здесь психотерапия представляет собой историю любви, преображающую своих участников. Речь идет не столько о сексуальных отношениях (которые, как известно, строго запрещены многочисленными этическими кодексами), сколько об опыте близости двух человеческих существ, всегда заключающий в себе элемент тайны, ускользающую от рационального мышления. Конечно, эротическую составляющую психотерапевтических отношений никто не отменял. Хорошо известно, что к десятой сессии (а может и к второй) основной инстинкт, проявляется, в различных формах. Клиент, не подозревающий, что он «обречен на любовь», может обнаружить себя влюбленным в терапевта, вожделеющим близости, скажем после выздоровления, или, наоборот, стремиться не выздоравливать никогда, чтобы отношения с терапевтом продолжались как можно дольше. Соответствующие сюжеты ярко описаны, например, И. Яломом в романе «Лжец на кушетке». По утверждениям многих психотерапевтов, имеющих большой опыт личного самопознания и личной терапии, этот процесс разворачивается между двух полюсов – на стороне клиента и на стороне процесса. Иначе говоря, не может быть так, чтобы клиент вожделел терапевта, а тот оставался равнодушным. Критическое отличие между переживаниями клиента и терапевта состоит в наивности первого и информированности последнего. Клиент может воспринимать свои чувства, как реальную, настоящую любовь. Терапевт обязан знать, что эти чувства являются, так сказать, функцией терапевтического пространства, и адресованы не лично ему, а какой-то родительской фигуре, проецируемой на него. Как управлять этим процессом, концептуализируемом как эротический перенос-контрперенос, отдельная тема. Хотя нарушения этики происходят и происходили даже со стороны самых маститых терапевтов (вспомним историю Карла Густава Юнга и Сабины Шпильрейн), они неизбежно влекут за собой разрушение психотерапевтических отношений и негативные последствия на клиента и терапевта. И все-таки, параллель психотерапия-любовь, содержит в себе гораздо большее чем сексуальные отношения или даже эротика. Речь идет об экзистенциальной встрече «Я-Ты», близком к понимаю М. Бубера или даже мистическом союзе, объединяющих двоих в единое целое, как бы сказал Юнг, в participation mystique их бессознательных. Другой человек воспринимается как часть меня, а также всего, что меня окружает. Сексуальное влечение, стремление к единению с другим человеком (стать «единой плотью», как сказано в Библии) является характерной физиологической составляющей этого переживания. Оно свидетельствует о базовой человеческой потребности слияния с другой личностью. В момент оргазма, если он переживается полностью, Эго теряет контроль и происходит временная потеря идентичности. На самом деле, любовь может выступать не просто метафорой для психотерапии, но, понимаемая в смысле Фромма, служить фундаментальной основой отношений психотерапевт-клиент, а также профессиональной этики. Эта тема раскрыта в нашей статье «Любовь как фундаментальное отношение в психотерапии». Психотерапия – услуга/бизнес. Услуги психотерапевта стоят дорого, а бесплатная терапия менее эффективна, чем ее дорогие аналоги. Множество тренингов, обучают начинающих терапевтов и консультантов основам маркетинга и продвижения себя на рынке психологических услуг. Жесткие условия конкуренции на этом рынке диктует психотерапии свои правила, заимствованные из бизнеса. Так опираясь на культовую в мире бизнеса статью Т. Левитта, анализирующую причины разорения и процветания бизнес-корпораций, С. Миллер с коллегами настаивают на замене базовой метафоры психотерапии психотерапия-лечение более коммерчески выгодной психотерапия-бизнес по изменению. Узнать, что хочет клиент и продать ему соответствующий результат – вот основная идея их подхода.
Заключение В этой статье мы рассмотрели несколько базовых метафор психотерапии, подчеркивающие различные аспекты данной дисциплины. Естественно, существуют и другие способы понимания. Например, более специфичные метафоры психотерапия как поиск идеальной формы, или психотерапия как самодостраивание, основанные на представлениях культурно-исторического подхода в психологии и работах Бинсвангера, соответственно. Нами разрабатывается концептуализация психотерапии как обучения искусству управления реальностью. Эта тема будет подробно освещена в следующей статье. Список литературы
[1] « It is important to distinguish what is metaphorical from what is not. Pain, dismemberment, death, starvation, and the death and injury of loved ones are not metaphorical. They are real and in this war, they could afflict hundreds of thousands of real human beings,… » Категория: СТАТЬИ » Статьи по психологии Другие новости по теме: --- Код для вставки на сайт или в блог: Код для вставки в форум (BBCode): Прямая ссылка на эту публикацию:
|
|