От вины и обиды – к раскаянию и прощению

Появление чувства вины является значительным событием в эмоциональном онтогенезе человека. Это одно из первых по-настоящему социальных чувств, которое предполагает, что я совершил нечто, что нанесло ущерб другому. При этом вина, в отличие от стыда, относится к действию, мною совершенному, а не к моему Я. Именно поэтому обращаться с ней значительно проще. Тем не менее, возможно и возникновение токсического переживания вины, лежащего в основе депрессии. 

Говоря о динамическом механизме вины, следует отметить, что это чувство является производным от инверсии агрессии в поле. Однако, в отличие от, например, стыда, также имеющего инверсивную природу, вина маркирует остаток возбуждения, часть которого уже израсходована на некоторую активность в поле, причем эта активность (в реальности или фантазии) нанесла ущерб кому-либо. В данном случае вина может быть пережита и ассимилирована посредством покаяния и получения прощения. Так выглядит благоприятная социальная ситуация, в которой вина переживается на границе контакта со средой, формируя и обогащая self. Однако нередка ситуация, когда вина ощущается человеком не на границе контакта, а внутри симбиотических отношений с объектами среды, например, с родителями. При этом неизбежно испытываемая этими объектами обида также не может быть размещена в контакте, что делает невозможным процесс переживания и обиды, и вины. Именно таким образом функционирует порочный круг нарушения творческого приспособления, центрируясь вокруг симбиотического ядра «обида-вина». В случае хронификации этой динамической ситуации контекст начинает воспроизводить сам себя, при этом уже не имеет значения, в реальности или нет существует нанесенный ущерб, а также в реальности или лишь в фантазии человека существует обида у объектов поля. Фантазия о предполагаемой обиде приобретает самостоятельное значение в отрыве от существующей психологической динамики поля, поскольку оказывается необходимой для обоснования хронической вины. Сформированная токсическая вина уже не позволяет разместить в поле некоторую часть агрессии, как это оказывается возможным в случае психологически адекватной вины. Таким образом, возникающая у человека в поле агрессия подвергается тотальной инверсии, «обесточивая» self. При этом становится очевидной неизбежность апатии, характерной для депрессивных клиентов, психологическая динамика которых центрирована вокруг токсической вины. Не редкость, к сожалению, в этом случае и суицидальное поведение.

Итак, возникшее как эмоциональный феномен социального характера, чувство вины может приобрести аутичный характер. Однако, на мой взгляд, любая динамика, формирующая нарушения творческого приспособления, потенциально обратима. Описанный выше механизм хронификации вины может быть рассмотрен с точки зрения ресурсов психотерапии. Так, размещение чувства вины на границе контакта позволяет восстановить чувствительность человека к динамике поля и соответственно способность к дифференцированию реальности и фантазии. При этом восстанавливается процесс переживания, возвращающий целостность self, а освободившаяся часть агрессии может быть размещена в поле в целях создания более комфортных условий существования для человека[1]. Кроме того, переживание в контакте вины позволяет развести желаемое действие и его результат, явившийся причиной вины. Только после этого у человека появляется возможность покаяния и, соответственно, получения прощения. В случае, если получение прощения невозможно (например, ввиду ригидности или прежней симбиотической тенденции со стороны среды), человек оказывается на перекрестке возможностей: с одной стороны, восстановления симбиотического замкнутого круга с релевантной ему потерей способности к контакту и переживанию, с другой стороны – трансформации вины в сожаление с соответствующей способностью оставаться в контакте в процессе переживания. В процессе психотерапии, особенно депрессивных и созависимых клиентов, эта динамическая ситуация требует значительной поддержки со стороны терапевта.

[1] В терапии глубокой депрессии в этом случае достаточно часто актуализируются ранние переживания, маркирующие такой же ранний симбиоз. Речь идет о ярости, релевантной невозможности отделиться от матери. Выражение этих чувств может оказаться очень болезненным и непростым, вызывающим значительное сопротивление и даже регресс, зачастую психотического свойства. Думаю, именно в этом заключается основная трудность в терапии депрессий, а иногда (в особенно тяжелых случаях) и причина резистентности к терапии вообще.