К вопросу о психологическом здоровье в гештальттерапии

Следует заметить, что терапевт часто пытается навязать свой стандарт здоровья пациенту, и, когда это у него не получается, восклицает: «Саморегулируйтесь, черт бы Вас побрал! Я же объяснил Вам, что такое саморегуляция!»

Ф. Перлз «Теория гештальт-терапии» [Перлз, 2004, с. 89]

Апелляция теоретиков гештальттерапии последних десятилетий к «постмодернизму» представляет собой акт методологической самоидентификации, подготавливающий и обосновывающий дальнейшие рассуждения о теории личности и методе современной гештальттерапии.  В то же время и в тех же текстах, заметны акцентирование и артикуляция эстетического измерения психотерапии [см. Робин, 2008; Спаниоло Лобб, 2013; Уилер, 2005]. Соединение понятий «постмодернизм» и «эстетика» создает своеобразный контекст, в котором вопрос: «Что есть психологическое здоровье в гештальттерапии?» кажется бессмысленным, т.к. «постмодернистская эстетика принципиально адогматична, чужда жесткости и замкнутости концептуальных построений» [Маньковская, 1999, с. 19]. Тем не менее, вопрос: «Как возможно психологическое здоровье в гештальттерапии?» остается правомерным, т.к. отсылает к множеству текстов, раскрывающих основные теоретические понятия гештальттерапии. Цель данного сообщения: обозначить классические и современные эксплицитные представления о психологическом здоровье в гештальттерапии. Для этого рассмотрим два классических текста Ф. Перлза и несколько текстов современных теоретиков.

 «Эго, голод и агрессия» (Ego, Hunger and Aggression: A Revision of Freud's Theory and Method, 1945) Ф. Перлза [2000] начинается с введения понятия дифференциации: «каждое событие сначала относится к нулевой точке, с которой затем начинается дифференциация на противоположности» [там же, с. 22]. Приложение этого понятия к организму в среде придает особое значение метаболизму как базовой тенденции каждого организма стремиться к равновесию: «В работе организма некоторое событие нарушает его баланс в каждый момент, но одновременно возникает контртенденция к достижению баланса» [там же, с. 46].

Другой важной методологической установкой является холизм – признание приоритета значения структуры в целом над отдельными значениями входящих в нее элементов [там же, с. 38-39]. С холистической точки зрения человек рассматривается как единство телесных, психических и сознательных процессов. Напр., дефициту воды в организме (телесный процесс) сопутствует чувство жажды (психический процесс), которому соответствует определенное знание о себе (сознательный процесс): идентификация себя как того, кто хочет пить и соответствующее поведение для удовлетворения потребности. Для Ф. Перлза это не последовательность  изолированных событий, объединенных причинно-следственной связью, а целостный феномен, встроенный в свою очередь в более общий «контекст, или поле, или целое» [там же].  

Теоретические следствия холистической перспективы (перспективы поля) предполагают определенный изоморфизм. «Отношения между организмом и «сознанием» соответствуют отношениям между организмом и действительностью в трех пунктах. (1)  Как сознание, так и реальность дополнительны по отношению к организмическим нуждам. (2)  Они действуют согласно принципу «фигура-фон». (3)   Как  только  достигается  удовлетворение,   реальный объект и его образ исчезают из сознания» [там же, с 55]. Эти тезисы можно понять как наиболее общие ориентиры в определении здоровья в гештальттерапии. Первый пункт предполагает способности организма обнаруживать свои потребности и ориентироваться в среде для удовлетворения потребностей. Второй пункт задает модель анализа функционирования организма в среде: нарушение здорового функционирования – это нарушение процессов формирования и разрушения фигур. Третий пункт конкретизирует цель терапии: обеспечение возможности свободно переходить от удовлетворения одной потребности к другой.

Ф. Перлз интегрирует дифференциальное мышление как эпистемологическую установку и холизм как установку онтологическую. Это позволяет создать концепцию ментального метаболизма. Логика здесь следующая: если человек – целостность, то законы, характеризующие разные части этой целостности (напр., телесный гомеостаз), характеризуют и само целое. Таким образом, как тело поглощает, переваривает и выделяет питательные вещества, также психика «питается» ощущениями и эмоциями, а сознание поглощает, перерабатывает и выделяет образы [ср. с там же, с. 9]. Таким образом, психологическое здоровье на самом раннем этапе развития теории гештальттерапии можно определить как способность организма удовлетворять свои потребности во взаимодействии со средой на основе естественного процесса саморегуляции. Саморегуляция поля организм-среда – это «постоянный поток моментов контакта и моментов отступления, каждый из которых имеет смысл лишь применительно к осуществляющейся ситуации в целом и к тому, что внутри этой ситуации утверждается как наиболее важное» [Блез, 2011, с. 8]. Нарушение психологического здоровья – невроз – нарушение саморегуляции, ведущее к частичной или полной фрустрации определенных потребностей организма.

В следующем классическом тексте по гештальттерапии, написанным Ф. Перлзом совместно с П. Гудманом и Р. Хефферлайном (Gestalt Therapy: Excitement and Growth in the Human Personality, 1951) [Перлз, 2004], понятие психологического здоровья становится значительно менее абстрактным. Этому способствует введение новых понятий, таких как «контакт», «контактная граница» и «творческое приспособление», а также ясная формулировка гештальтерапевтической теории личности – «теории Self». Контакт подразумевает интеграцию сенсорного осознавания и моторного поведения, «сотрудничество ощущения и движения» [там же, с. 7]. Граница контакта понимается как источник опыта, первичная реальность, которая не отделяет организм от окружающей среды, но заключает его в себя и защищает. «Это не столько часть организма, сколько  орган особой связи «организма» и окружающей среды» [там же, с. 9]. При этом «контакт не может пассивно принять или просто приспособиться к новизне, поскольку новое должно быть ассимилировано. Любой контакт – это творческое приспособление организма и среды» [там же, с. 11]. В свою очередь, творческое приспособление −  «это постоянный переход от  новизны к обыденности, происходящий в результате ассимиляции и роста». Патологическая психология здесь понимается как «наука, изучающая прерывания, сдерживания и другие нарушения процесса творческого приспособления»  [там же, с. 12]. В другом фрагменте творческое приспособление определяется как свободное взаимодействие способностей, сконцентрированных на чем-то, присутствующем в данный момент, и ведущее к решению реальной проблемы [там же, с. 37].

Система творческих приспособлений обозначается понятием Self. Также можно сказать, что творческое приспособление является сущностной функцией Self [там же, с. 39]. Основные аспекты Self сопоставимы с описанными выше аспектами целостного человека (т.е. телом, психикой и сознанием), но не тождественны им. Теперь они «представляют собой главные стадии творческого приспособления». Так, Id «включает органическое возбуждение и прошлые незавершенные ситуации, становящиеся осознанными, и смутно ощущаемую среду, и зачаточные чувства, связывающие организм со средой». Ego – «это прогрессивное отождествление с возможностями [организма и среды – С.В.] и отчуждение от них». Personality понимается как процесс и результат усвоения предыдущих творческих приспособлений [там же, с. 239]. Можно сказать, что c точки зрения гештальттерапии, личность (Self) - это единство процессов обнаружения потребностей (Id), выбора и создания способов удовлетворения потребностей (Ego), формирования и динамики представлений о себе в соответствии с пережитым опытом удовлетворения потребностей (Personality). В этом контексте авторам видится «очень простым» вопрос описания психологического здоровья и болезни − все дело в процессах идентификации и отчуждения, т.е. в функции Ego: «если человек отождествляется со своей формирующейся самостью [системой творческого приспособления – С.В.], если он не сдерживает свое творческое возбуждение и стремится к предстоящему решению; и, соответственно, если он отчуждает то, что органически ему не подходит и потому не представляет собой жизненно важного интереса, (…) – значит, он психологически здоров, поскольку применяет все свои силы и делает все возможное в сложных жизненных ситуациях» [там же, с. 19]. Психологическое здоровье здесь понимается, в самом общем смысле и прежде всего, как возможность выбирать (принимать и отвергать, а также создавать) способы удовлетворения потребностей организма в контакте со средой.

Таким образом, можно выделить два взаимодополняющих  условия определения психологического здоровья в гештальттерапии: (1) саморегуляция как способность восполнять дефицит питательных и устранять избыток вредных для организма элементов и (2) свобода выбора как способность определять приемлемые способы получения и выделения питательных элементов. Аналогичные, но более лаконичные выводы можно найти у Г. Йонтефа [Yontef, 1993]: психологическое здоровье в гештальттерапии означает, что (1) доминирующая потребность целостного поля точно осознается и (2) удовлетворение этой потребности в творческом взаимодействии предполагает ответственность личности за поддержание экологического баланса между собой и внешним окружением.

Переход Ф. Перлза от взгляда на психическое как изолированный набор ассоциативно связанных элементов к представлением о психике как контактной границе создает благодатную почву для интерпретации гештальттерапии в связи с социальным конструкционизмом и поструктурализмом. Так, Г. Уилер проводит своеобразную деконструкцию господствующей парадигмы индивидуализма – «доктрины, гласящей, что индивидуальное Я возникает и существует в одиночку как идеально, так и в реальности» [Уилер, 2005, с. 381]. Рассмотрение личности как интегративного процесса «разрешения целостного поля субъективного опыта – «внутреннего» и «внешнего» мира, служащего для решения проблем и личностного роста в сложной и изменчивой окружающей среде» [там же] приводит к приданию особого значения интерсубъективности. Внутренний мир Другого является частью поля опыта Я. Близость – процесс, посредством которого «человек делится своим внутренним миром опыта с другими» [там же, с. 382]. Соответственно, «новые уровни роста self и словесного выражения его нового опыта, более богатая и полезная внутренняя жизнь являются не предметом «интроспекции» самой по себе, но всегда в нашем понимании зависят от активных условий близости» [там же, с.383].  Self при этом становится повествовательным, нарративным: «наш естественный self-процесс во времени заключается в конструировании осмысленных последовательностей, поскольку именно они дают нам возможность решать проблемы, выживать и расти» [там же]. Акцентирование интерсубъективной и повествовательной конституции self, основанное на понимании личности как процесса в поле, собственно и является тем, что гештальттерапевты называют постмодерном. Из этого следует новое понимание самой позиции психотерапевта в поле его отношений с пациентами: «мы включены в совместное конструирование смысла, основанное на том, что пережито в опыте отношений, слов, которые придают форму опыту в то время, как опыт их воплощает» [Робин, 2008, с. 49].Таким образом, конкретное и абсолютное определение здоровья становится невозможным. Каждое частное определение здоровья относительно культуры и истории, в которых сосуществуют и встречаются психотерапевт и пациент.

С точки зрения М. Спаниоло Лобб [2013] можно выделить несколько эпох в эволюции социального сознания и психотерапии. Первая эпоха (50-е – 70-е годы ХХ века) – «Нарциссическое общество». В это время большинство терапевтических методов получило широкое распространение. Общим для них было стремление отнестись с большим уважением и доверием к индивидуальному опыту. ««Я» подвергалось переоценке, ему приписывалась творческая и автономная сила: сын должен освободиться от угнетения со стороны отца, а клиенты – от социальных норм» [там же, с.22]. Терапевтическая работа в эту эпоху вращалась вокруг потребности в автономии, в том, чтобы распространить «Я», подчеркнуть его важность. Поддерживалась сепарация и индивидуальная саморегуляция в ущерб вниманию к происходящему на границе контакта с другим [там же, с. 24].

Следующая эпоха (70-е – 90-е годы) – «Технологическое общество» − возвела на пьедестал машину и вместе с ней иллюзию, что можно контролировать человеческие эмоции. Являясь приемником «нарциссического общества», новое поколение испытывало, с одной стороны, давление преуспевших родителей, желавших, чтобы их дети стали «богами» как они, с другой – недостаточную поддержку собственных желаний и попыток быть кем-то в мире. Это был поиск себя вне связи с близкими людьми, утрата идентичности, развитие пограничной модальности отношений: раздвоенность, неудовлетворенность, неспособность сепарироваться для утверждения собственной ценности. Терапевтическая работа требовала новых способов рассмотрения переноса и контрпереноса. Здесь начинается переход от парадигмы индивидуализма к поиску идентичности в отношениях с новыми значимыми другими. По этой причине групповая психотерапия получает широкое распространение в эту эпоху [там же, сс. 24-25].  

В третью эпоху (90-е – 2010-е годы) интерес к технологии и метания по поводу собственной ценности уступают место «чувству текучести». «Социальное проживание молодых людей сегодня «текуче»: они не умеют сдерживать возбуждение при встрече с другим и максимально открыты в том, что касается возможностей обмена, которые открывает глобализация информационных потоков» [там же, с. 26]. Автор иллюстрирует проблемы «текучего общества» следующей метафорой. Когда ребенок сталкивается с трудностью, ему необходим поддерживающий взрослый, который мог бы выдержать возбуждение ребенка и помог бы понять, что ребенок чувствует и чего хочет. Такого взрослого рядом нет, тогда ребенок заходит в интернет, где поисковая система выдает ему всевозможные ответы; его возбуждение рассеивается по миру, но не находит поддержки в отношениях. «Неконтенированное возбуждение превращается в тревожность». Тревожность мучительна, чтобы от нее убежать нужно сделать нечувствительным тело. «Отсюда сегодня такое широкое распространение тревожных расстройств (панические атаки, ПТСР), проблем привязанности, патологий связанных с виртуальным миром, утраты чувствительности в теле» [там же, с. 27]. Терапевтическая работа теперь концентрируется на поддержке процесса контакта, а не на поддержке индивидуализма: «если прежде быть здоровым подразумевало нахождение оснований побеждать, выделятся в жизненной борьбе, то сегодня это означает теплоту близких отношений и эмоциональную и телесную реакцию на другого» [там же].

Таким образом, можно выделить три взаимодополняющих аспекта понимания психологического здоровья в гештальттерапии. Это способность к саморегуляции в поле организм-среда (1), способность к созданию осмысленных рассказов о себе в отношениях с другими (2) и способность переживать близость в отношениях с другими (3). Первый аспект является фундаментальным, два других – конкретизация саморегуляции в контексте межличностных отношений.

Проведенный краткий обзор позволяет проследить эволюцию теоретических понятий гештальттерапии, выступающих условиями понимания психологического здоровья. Вынесенная в эпиграф цитата Ф. Перлза приобретает дополнительную иронию. Проблема не только в том, что попытки терапевта навязать пациенту некоторый стандарт здоровья являются невротизацией. Проблема также в том, что понятие саморегуляции, ключевое для интерпретации психологического здоровья в этом подходе, не может быть удовлетворительно определено и объяснено без достаточно глубокого погружения в теорию гештальттерапии. 

Литература:

Блез Ж. (2011) Перестать знать. Философия гештальт-терапии / под ред. Н. Б. Кедровой. Воронеж: Самиздат, 2011. – 100 с.

Маньковская Н. (1999) От модернизма к постпостмодернизму via постмодернизм // Коллаж-2. М.: ИФ РАН, 1999. − С. 18-25.

Перлз Ф. С. (2000) Эго, голод и агрессия. М.: Смысл, 2000. − 358 с.

Перлз Ф. (2004) Теория гештальттерапии. М.: Институт Общегуманитарных Исследований, 2004. – 384 с.

Робин Ж.-М. (2008) Быть в присутствии другого: этюды по психотерапии. – М.: Институт общегуманитарных исследований, 2008. − 288 с.

Спаниоло Лобб М. (2013) Now-for-Next в психотерапии. - М.: Общество Практикующих Психологов (Гештальт-подход), 2013. − 378 с.

Уилер Г. (2005) Гештальттерапия постмодерна: за пределами индивидуализма. – М.: Смысл; ЧеРо, 2005. – 489 с.

Yontef G. (1993) Gestalt Therapy: An Introduction // Awareness, Dialogue, and Process: Essays on Gestalt Therapy. NY: The Gestalt Journal Press [электронный ресурс] URL: http://www.gestalt.org/yontef.htm (доступ 15.05.15)