Предисловие - Семейная терапия- Николе М., Шварц Р.

В этой книге Майк Николе и Ричард Шварц повествуют нам об истории становления семейной терапии и делают это, нужно отметить, очень неплохо. Трудно представить более информативное и читабельное руководство по этой теме.

Возникшая в конце 50-х, семейная терапия быстро сформировалась благодаря безумию группы конструктивно мыслящих ученых и практиков. Около четырех десятилетий спустя теория и практика представляются сомнительными и неопределенными, что характерно для зрелости. Но вначале, как говорят историки, был Грегори Бейтсон на западном побережье — высокий, чисто выбритый угловатый интеллектуал, генератор идей, который видел семью как систему. На восточном побережье был Натан Ак-керман — коротышка с окладистой бородой, являющийся воплощением харизматического лекаря, для которого семья была совокупностью индивидов, борющихся за поддержание баланса чувств, иррациональностей и желаний. Бейтсон — человек идей и Аккерман — человек страстей, отлично дополняли друг друга. Это Дон Кихот и Санчо Панса семейной системной революции.

Разнообразие открытий в клинической практике 1960—1970 гг. принесло семейной терапии ряд других ее названий — системная, стратегическая, структурная, боуэновская, эмпирическая, а также выдающуюся солидарность в убеждениях и определении поля деятельности. Пионеры семейной терапии объединились в отвержении психоаналитической теории и единогласно приняли системный подход, но, несмотря на это, их терапевтические техники очень различались.

В середине 70-х, когда семейная терапия успешно развивалась, в сферу ее интересов стали входить самые разнообразные проблемы человека: наркотическая зависимость, госпитализированные психиатрические пациенты, благотворительная помощь неимущим, насилие в семье и т. д. Работа в каждом на-

Предисловие

правлении представляла собой вызов. Практики использовали подобную экспансию семейной терапии как возможность применения новых подходов, некоторые из них шли вразрез с системным.

Вызов системной теории (официальной науки в наше время) принял две формы. Одна была чисто теоретической: оспаривалась идея того, что системный подход является универсальной схемой для изучения организации и функционирования всех человеческих объединений. Главный протест исходил от феминистов, внимание которых привлекло отсутствие в концепции понятий тендера и власти и которые отмечали, как «бесполая теория» провоцирует искажения, если речь идет, например, о насилии в семье. Другая касалась связи теории и практики — возражение выражалось против навязывания системной теории как основной для терапевтической практики. Подвергалась сомнению сама техника, однажды определившая поле. Неизбежно оно вновь скроет специфику и заново откроет для изучения свои старые табу: личность, интрапсихическую жизнь, эмоции, биологию, прошлое и особое место семьи в культуре и обществе.

Как свойственно любой официальной науке, она старается сберечь устоявшиеся концепции, тогда как прагматическое внимание к специфическим случаям требует новых и специфических откликов. В результате сегодня у нас есть официальная семейная терапия, на покровительство которой претендует Бейтсон, с одной стороны, а с другой — масса замечательных практиков, делающих тонкую и эффективную работу, которая все чаще расходится с понятиями системного подхода. Как следствие — конфликт и спор о центральном понятии семейной терапии.

Сегодня, когда мнение об авторитете и ответственности терапевта далеко не однозначно, первые семейные терапевты воспринимаются как «руководители» — убежденные сторонники изменений с четким пониманием того, как их осуществить. Терапия всегда была объединением усилий, но ответственность за руководство возлагалась на терапевта.

Некоторые школы семейной терапии стремятся оградить семью от назойливости терапевта. Они считают, что слишком навязчивое вмешательство может подавить и разрушить семью. Стартовав в качестве принятой в миланской группе идеи участия с сохранением нейтралитета, эта установка не так давно была возрождена конструктивистами, полагающими, что терапия может быть только диалогом между двумя соконструкторами повествования, которое никоим образом не коренится на проверке

реальности. (Согласно существующей сегодня академической моде, история семейной терапии урезается до прямой линии от Бейтсона до Миланской школы и нарративных конструктивистов, тогда как такие имена, как Аккерман, Боуэн, Божормений-Неги, Флек, Хейли, Лидз, Минухин, Сатир, Витакер, Уинн и др., упускаются из виду.) Акцент современных конструктивистов на языке и смысле, а также их осмотрительность в сдерживании власти терапевта преподносится как радикальное новшество. Но эта забота о невмешательстве терапевта некоторым образом регрессирует к фрейдовской идее о терапевте как о «чистой доске», на которую пациент проецирует свои трансферентные фантазии.

Прикрывающийся тайнами многочиленных статей и книг по современной семейной терапии, подставное лицо, фикция — жаждущий власти терапевт укладывает пациентов на прокрустово ложе собственных пристрастий, подгоняя их до его параметров. Именно ради спасения семей от вторжения такого типа компетентности и создавалось множество новых терапевтических методов. Но приравненная к власти компетентность — ложная математика. Кроме того, контроль вовсе не исчез из семейной терапии после замены «вмешательства» на «сотворчество». Все, что произошло, — влияние терапевта стало подпольным. Производимое незаметно, оно может оставаться неисследованным.

Нарративный конструктивизм — любопытный способ рассмотрения человеческого опыта, если выделять, что и делают на-рративисты, единственный важный аспект думающего, чувствующего и действующего существа, каким все мы являемся. Но такой философский взгляд, импортированный неизменным в интервенционистскую кампанию, каковой и является семейная терапия (которая в конце концов существует для того, чтобы избавлять от страданий), рождает сказочное чудище: терапевта, не осознающего эффекта своих вмешательств, действующего, опираясь на власть, незримую для него. Единственный способ избежать воздействия, подобного удару кувалдой, как полагают сегодня многие, — это вмешательство только в качестве соконструктора повествований — как будто люди не только подвергаются воздействию, но и не представляют собой ничего, кроме повествований о себе.

Но есть другой способ размышления о семьях и их проблемах — его придерживаются те, кто полагают, что терапия — это поле человеческих трансакций и что терапевт не может не влиять на это поле. Терапевт в этой группе просто хочет быть рядом — находчивый, преданный идее, вмешивающийся и оптимистичный в том, что его участие к семье поможет ее членам разрешить их проблемы. Относя себя к этой группе, я полагаю, что только четкое распознание мысли терапевта и его пристрастий в том или ином терапевтическом подходе предполагает возможность истинного уважения к уникальности и индивидуальному характеру каждой семьи. Я рассматриваю терапевтический процесс как встречу между различными интерперсональными культурами. Реальное уважение к клиентам и их целостности может позволить терапевту вести себя иначе, нежели страшно осторожничать, может поощрить его быть прямым и аутентичным — вежливым и сочувствующим, но временами и откровенным и испытывающим. Такой терапевт признает, что у членов семьи есть свой опыт и целостность, а также что они проецируют собственные желания и фантазии в сферу терапии, которая затем становится полем сил, где участники тянут друг друга в разных направлениях.

Преимущество этой позиции заключается в том, что терапевт, как хранилище многочисленных «переносов», испытывает различные поведенческие напряжения. Поскольку терапевт — абстрактное «я», личность — испытывает эти напряжения, он реагирует, создавая контексты, в которых члены семьи встречаются с новыми мнениями, что способствует исследованию нового и альтернативных выборов.

Эта идея о терапевте — активном познавателе себя и различных членов семьи очень отличается от образа нейтрального терапевта конструктивистов. Но, конечно, эти два прототипа чрезвычайно упрощены. Большинство практиков располагаются где-то между этими двумя полюсами нейтралитета и убедительности.

Выбор между действием и позицией вмешательства, с одной стороны, и смыслом и диалогом — с другой является только одним из вопросов, на которые поле пытается сегодня ответить; имеется и множество других. Существуют ли полезные модели человеческого характера и функциональных семей или на каждую ситуацию нужно реагировать каждый раз по-новому? Являются ли нормы человеческого поведения и семейные функции универсальными или это созданные культурой продукты политического и идеологического ограничения? Как мы становимся компетентными? Как мы узнаем то, что знаем? Если мы становимся компетентными, не создаем ли мы поля, которые потом сами же и открываем? Можем ли мы влиять на людей? Можем ли мы не влиять на них? Откуда мы знаем, что не являемся просто агентами социального контроля? Откуда нам известно, что мы вообще чего-то добиваемся? Насколько мы правы в том, что

Предисловие

должны ограничить многообразие, навязывая другим способы существования? Действительно ли лучше задавать вопросы, чем утверждать?

Все эти вопросы и богатая история и современная практика семейной терапии великолепно исследуются в этой книге. Это полное и глубокое, беспристрастное и взвешенное руководство к идеям и техникам, которые делают семейную терапию таким захватывающим предприятием. Николе и Шварц сумели быть исчерпывающими, но не утомительными. Возможно, секрет этого — обаятельный стиль их письма или, может быть, то, как они стараются не затеряться в абстрактном, сохраняя чистый фокус на клинической практике. В любом случае эта превосходная книга надолго установила стандарт высокого качества как самое лучшее введение и руководство к практике семейной терапии.

Многое изменилось в поле, и это новое издание вводит читателей в курс дела, описывая новейшие подходы и по-прежнему предлагая проницательные и взвешенные комментарии. Это издание — без сомнения, полный учебник по семейной терапии — предлагает обилие информации, представленной с освежающей ясностью и отсутствием сложной терминологии. Все это складывается в увлекательную, легко читаемую книгу. Наслаждайтесь ею.

Бостон, Массачусетс

САЛЬВАДОР МИНУХИН, д-р медицины