2. ЭЛЕМЕНТЫ СТРАТЕГИЧЕСКОЙ СЕМЕЙНОЙ ТЕРАПИИ - Стратегическая семейная терапи- Маданес К.

Стратегическая семейная терапия начало своего развития ведет от стратегической терапии Милтона Эриксона (Haley, 1967a, 1973). Она включает в себя множество разнообразных подходов, но все они имеют ряд общих черт. Главное, что отличает школу в целом, это ответственность, которую берет на себя терапевт, разрабатывая стратегию, позволяющую решить проблему клиента (Haley, 1963, 1967a, 1976b; Herr and Weakland, 1979; Montalvo, 1973; Montalvo and Haley, 1973; Palazzoli and others, 1978; Papp, 1980; Rabkin, 1977; Watzlawic, Weakland, and Fisch, 1974). Терапевт ставит ясную цель, всегда предполагающую решение заявленной клиентом проблемы. Вместо метода, используемого в самых разных случаях, акцент переносится на планирование особой стратегии для каждой специфической проблемы. Поскольку эта терапия сфокусирована на социальном контексте тех проблем, которые ставят человека перед выбором, задача терапевта состоит в том, чтобы разработать стратегию вмешательства, или интервенцию, способную повлиять на социальную ситуацию клиента.

Отдельный род задач, стоящих перед стратегической семейной терапией, связан с той помощью, в которой нередко нуждаются семьи, переживающие кризис перехода на следующую стадию семейного жизненного цикла. Сами стадии были описаны Хейли (1973). В их число входят: (1) период знакомства и влюбленности, (2) начало супружества, (3) рождение и выхаживание ребенка, (4) середина супружества, (5) отлучение, отвыкание родителей от детей и (6) уединение и старость.

Особую заботу, с точки зрения данного подхода, должен вызывать период, когда дети, достигшие юношеского возраста, покидают дом (Haley, 1980). Серьезная патология (например, шизофрения, делинквентность, наркотическая зависимость), нередко сопровождающая этот возраст, понимается как следствие тех оставшихся не преодоленными трудностей, которые возникли при прохождении предыдущей стадии жизненного цикла. Фактически все традиционные диагностические категории, понятые в контексте семейной ситуации индивида, рассматриваются как трудности развития при переходе от одной стадии жизненного цикла к другой.

“Под проблемой понимается тип поведения, являющийся звеном в цепочке сменяющих друг друга действий, происходящих между несколькими людьми” (Haley, 1976 b, p.2). Симптомы, такие как “депрессия” или “фобия”, представляются своего рода контрактом, или соглашением, негласно заключенным между людьми, считаясь поэтому адаптивным приспособлением к отношениям. Поскольку терапевт квалифицирует проблему, он также включен в такие отношения. Прикрепить к кому-либо ярлык типа “шизофреник” или “делинквент” значит участвовать в создании проблемы, которую терапия призвана решать. Иногда ярлык непосредственно создает проблему, так что ее решение становится еще более сложным. “Депрессия” труднее поддается разрешению, чем всем знакомая “лень”; “шизофрению” не так-то просто вылечить, но “неспособность длительное время работать” выглядит относительно простой проблемой, легко поддающейся изменению. Подход, таким образом, подчеркивает различие, существующее между (1) идентификацией предъявленной в терапии проблемы и (2) созданием проблемы посредством постановки диагноза либо благодаря характеристике, выделяющей определенные стороны в жизни семьи или в личности человека. Психиатрические или психологические диагностические критерии в рассматриваемом подходе используются редко, и одна из первых задач терапевта — определить представленную проблему таким образом, чтобы она могла быть решена.

Терапевты данной школы охватывают в своей работе более широкую, чем сама семья, социальную сеть (особенно если члены семьи привлекают к своей проблеме профессионала, вставшего в позицию власти по отношению к клиенту с его трудностями) (Laing, 1967,1969). При госпитализации молодого человека социальной единицей для терапевта становится не только он сам и его семья, но также и специалист, отвечающий за его лечение, госпитализацию клиента и т.п. (Haley, 1980). Подобно тому, когда кого-то условно освобождают на поруки, терапевт не может не считаться с властью суда и должностного лица, осуществляющего надзор. Предполагается, что терапевт вправе оказывать влияние на учителей и школьный персонал, от которых зависит, какая характеристика будет выдана ребенку. Порой разногласия между специалистами столь значительны, что именно они становятся фокусом терапии.

Стратегический подход в качестве метода концептуализации проблемы использует аналогию. Утверждается, что проблема ребенка или симптом взрослого представляют собой способ, с помощью которого один человек коммуницирует (связывается, передает сообщение) с другим. Вспоминая пример с бухгалтером, которому депрессия не позволяет работать, можно думать, что его заболевание — своего рода возможность для самого бухгалтера и его жены (или матери, отца, детей) сообщить о своих специфических проблемах. Ситуация приводит к следующим вопросам: оценивает ли жена по достоинству своего мужа и его работу, вынужден ли муж в своей повседневной жизни выполнять то, чего хотят и ждут от него жена или мать, и т.п. Случается, вдобавок к представленной проблеме начинает колебаться стабильность супружеского союза, и тогда признаки симптома могут появиться и у ребенка, что будет невольно удерживать отца в семье и заставлять его заботиться о сыне или дочери больше, чем о своей депрессии или профессиональной некомпетентности. Таким образом, симптом служит аналогическим, или метафорическим, выражением проблемы, в то же время выступая в глазах всех, кто в эту проблему втянут, ее решением, хотя, конечно, далеко не самым удачным.

Фокусом терапии нередко становятся изменения аналогий и метафор. Эриксон, например, перестраивает аналогии пациента, рассказывая истории, обладающие сходством с проблемой последнего (Haley, 1967a). Хейли (1963) описывает один из приемов, когда терапевт просит пациента, чтобы тот утверждал, будто переживает симптом (зубную боль, например), хотя на самом деле ничего подобного не происходит. Предполагается, что вербальное заявление и без реального физического повода будет служить той же метафорической цели, что и сам симптом. Он указывает, что некоторые люди способны заявить: “Вы причинили мне боль”, буквально не испытывая никакой боли, в то время как другие должны привести себя в соответствующее состояние, то есть действительно вызвать в себе боль, чтобы иметь возможность сообщить о своей ситуации.

Цели терапии — предотвратить автоматически повторяющийся порядок событий, внести большую сложность в этот затвердевший репертуар и обогатить его новыми альтернативами. В качестве примера можно привести одну из типичных последовательностей, когда в ответ на угрозу родительского развода у ребенка возникают проблемы, после чего родители откладывают развод и, чтобы выхаживать свое чадо, на время остаются вместе. Поскольку ребенок начинает вести себя более или менее нормально, родители вновь оказываются перед лицом развода, что вызывает новые проблемы у ребенка. Задача терапевта — изменить эту фатальную последовательность событий таким образом, чтобы выздоровление ребенка не зависело от состояния отношений между родителями и, в частности, от того, разведутся они или нет.

Терапевт планирует этапы, или шаги, терапевтического процесса, последовательно направленные к цели. Определение проблемы всегда включает по меньшей мере двух или трех человек. Прежде всего, терапевт решает, кто из членов семьи связан с представленной проблемой и каким образом каждый из них включен в нее. Далее он намечает интервенцию, призванную изменить семейную организацию таким образом, чтобы в заявленной проблеме пропала необходимость. Обычно изменение планируется по шагам — так, чтобы нормализация одного слоя отношений обусловливала сдвиги к лучшему в другом, а те, в свою очередь, вызывали перемены в следующем ряду, и т.д. — пока не изменится ситуация в целом. Интервенция может быть также направлена на то, чтобы воссоединить членов семьи, вовлекая их в общие дела, либо, напротив, разъединить, ослабив жесткость связующих семью уз. Нередко терапевт пытается создать новую для семьи проблему, чтобы ее решение, а также те изменения, которыми оно будет сопровождаться, привели к разрешению главной, исходно заявленной проблемы.

Большое внимание этот подход уделяет внутрисемейной иерархии. Считается аксиомой, что родители обязаны отвечать за своих детей и заботиться о них. При этом межпоколенные коалиции, когда один из родителей объединяется с ребенком, образуя союз, направленный против другого родителя, не поощряются и решительно блокируются. Особой взвешенности требует вопрос о месте терапевта в подобной иерархии: большим легкомыслием с его стороны было бы, к примеру, объединение с теми членами семьи, которые занимают нижние ступеньки семейной иерархии, и образование оппозиции по отношению к тем, кто ее возглавляет.

Хейли (1967b) описывает патогенные семейные системы в терминах нефункциональных, плохо действующих иерархий и в качестве возможной предлагает одну, на мой взгляд, заслуживающую внимания стратегию. Следуя ей, терапевт, прежде чем установить в семье более функциональную иерархию, должен отступить от действующей там патогенной системы к другой, не менее дефектной, чтобы следующий шаг был уже беспроигрышным. В подтверждение своей мысли он приводит следующий пример:

“Мать в такой степени может стать центром жизни своих детей, что ни для какой иерархии в семье просто не останется места: все, чем бы ни занимались дети, делается только при посредстве матери, как если бы она была осью, т.е. центром, колеса. В подобном случае сначала было бы уместным создать такую систему, где самый старший из детей становится помощником матери, взяв на себя часть ее забот. Важно заметить, что это нововведение создает особое звено в семейной иерархии — родителя-ребенка (семейная система, где старший ребенок функционирует как взрослый, заботясь о младших детях). Оттолкнувшись от этого нового, также не вполне нормального состояния, можно будет перейти к подлинно разумной иерархии, где предусматривается участие всех детей в делах семьи, но с разной степенью ответственности.

И, напротив, если к терапевту обращается такая семья, где один из детей уже несет на себе родительские функции, первым шагом терапевта станет возврат или передача этих функций целиком и полностью в материнские руки. В результате такого нововведения родитель-ребенок станет совершенно свободным. И лишь тогда может быть предпринят последний шаг — переход от предшествующей искусственной иерархии к более нор­маль­ной.

Если присущая семье последовательность взаимодействий включает бабушку, которая, минуя границы между поколениями и отстранив мать, пытается привязать к себе внука или внучку, терапевтическая интервенция предусматривает процедуру передачи полной ответственности за воспитание ребенка не в меру активной бабушке. Далее, от этой неестественной ситуации можно будет перейти к другой, где вся ответственность целиком падет на плечи матери, тогда как бабушка окажется полностью отстраненной от участия в воспитании внука (или внучки). После всех этих перипетий станет не только возможным, но наверняка и желанным для всех сторон последний шаг, призванный окончательно нормализовать иерархию в семье, а наряду с ней — и внутрисемейные отношения.

В том случае, когда мать и ребенка соединяет настолько интенсивная аффективная привязанность друг к другу, что отец оказывается загнанным на периферию отношений, на первой фазе нередко предпринимается попытка передачи полного контроля над сыном или дочерью именно отцу, а мать временно исключается из отношений. Конечно, подобная система так же далека от нормы, как и предыдущая, но от нее можно перейти уже к более нормальной. Порою, на первой стадии в действие вводится система “родителя-ребенка”: в родительские функции включаются старшие брат или сестра, что позволяет матери и младшему ребенку высвободиться друг от друга. С той же целью и также в качестве первой фазы может быть использована и бабушка и создана иерархия с ее участием” (Haley, 1976 b, pp. 122—123).

Терапевтическая интервенция обычно принимает форму директивы (указания, инструкции), четко определяющей, что должны делать члены семьи как во время самой сессии, так и за ее рамками. Главное назначение директивы — изменение тех способов, посредством которых члены семьи устанавливают отношения и друг с другом, и с терапевтом. Побочная цель: директива всегда позволяет узнать, как люди реагируют на инструкцию.

С позиций данного подхода, вся терапия — директивна, и ни один терапевт не в состоянии избежать директивности, поскольку даже самый выбор проблемы, которую он решается прокомментировать, и тон его голоса директивны. В данном виде терапии указания терапевта предусмотрены специально. Более того, они составляют главную терапевтическую технику. В рамках данной школы инсайту и пониманию не придается большого значения. Интерпретация как метод не используется.

В случае с бухгалтером, о котором шла речь в первой главе, терапевт может попросить жену взять под контроль рабочие дела мужа. По всей видимости, эта мера направлена на то, чтобы облегчить тяжесть депрессивного состояния супруга. Но в действительности, давая подобное указание, терапевт старается изменить отношения между супругами, помогая жене достичь большего понимания мужа в его стремлении выполнить свою работу, либо ставя задачу соединения усилий супругов (причем родственники с той и другой стороны, а также друзья жены к выполнению данной задачи не допускаются).

Поскольку этот вид терапии сфокусирован на решении предъявленной проблемы, задачи роста личности не ставятся; прошлое клиента также не затрагивается. Акцент переносится на те особенности коммуникации, которые присущи настоящему. Семьи получают новый опыт в той мере, в какой они следуют директивным указаниям терапевта, хотя сам по себе опыт не является самоцелью; не является таковой и проработка или осознание того, как происходит коммуникация. Если семья преодолевает проблему, оставаясь в неведении, как и благодаря чему это стало возможным, подобный итог можно считать вполне удовлетворительным, ибо за пределами человеческого знания всегда остается непознанное. К сожалению, такое положение вещей неизбежно (Montalvo, 1976).

Директивы могут быть прямолинейными либо парадоксальными, простыми, то есть адресованными одному-двум людям, либо сложными, учитывающими все внутреннее многообразие семьи. Простые директивы применяются с целью изменения последовательности взаимодействий в семье. Интервенции направлены на то, чтобы воссоединить первоначально разрозненных членов семьи, содействовать согласию между ними и доброму настрою, увеличить позитивный взаимообмен, обеспечить семью недостающими сведениями и помочь ей найти более функциональные формы своей организации, чему, в свою очередь, служат выработка правил, способность соблюдать границы между поколениями, определение индивидуальных целей и разработка плана их реализации.

Прежде чем давать свои директивы, терапевт должен мотивировать членов семьи, чтобы те захотели следовать его указаниям. Способы, с помощью которых терапевт достигает данной цели, зависят от природы задачи, типа семьи, характера ее отношений с терапевтом и многого другого. Терапевт всегда предельно точен в своих распоряжениях, так что они приносят именно тот эффект, на который изначально и были рассчитаны. Когда директива предписывает семье программу определенных действий вне сессии, в ней обычно участвует подготовленный член семьи, с которым во время интервью проводилось нечто вроде репетиции.

Хейли (1976b, pp.60—63) замечает: чтобы “лучше понять суть подхода, следует прибегнуть к директивам, ведущим к цели напрямик, подобно доставке ребенка в школу. В тех случаях, когда директивный подход не эффективен, терапевт, чтобы мотивировать продвижение семьи к цели, отступает назад, выдвигая альтернативный план. Если и эта альтернатива не достигает эффекта, он снова отступает, выдвигая новый альтернативный план”. Чем яснее проблема и цель терапии, тем легче удается предписание директив.

Ниже приводятся примеры директив, к которым прибегал в своей работе Хейли (1976b, pp. 60—63).

1. Отцу и сыну поручается делать вместе нечто незначительное, но такое, к чему мать относится без одобрения. Матери будет трудно распоряжаться тем, что они делают, если их занятие противоречит ее желанию.

2. Отцу, который, отстранив мать, образовал обособленную коалицию с маленькой дочерью, предлагается стирать детские простыни, когда дочка намочит постель. Задание нацелено, с одной стороны, на то, чтобы увеличить дистанцию между отцом дочерью, а с другой — отучить девочку “ловить рыбку” в постели.

3. Матери, которая жалуется, что она не в состоянии справиться с 12-летним сыном, терапевт рекомендует отдать его в военную школу-интернат, поскольку, дескать, иного выхода у нее нет. Расчет терапевта построен на том, что парень не имеет ни малейшего представления о том, что такое военная школа, и прежде чем отправить его из дома, мать должна подготовить его к жизни в этом учебном заведении. Далее клиентка под руководством терапевта начинает учить сына быть внимательным, вежливым, убирать по утрам свою постель и т.д. Учение протекает в форме игры, где мать исполняет роль сержанта, а сын — рядового. В течение двух недель мальчишка вел себя настолько прилично, что надобность отправлять его в военную школу исчезла. Мать нашла подход к сыну, а сын научился слышать мать и выполнять то, о чем она просит.

Иногда терапевт придает своим указаниям метафорическую форму, не раскрывая до конца, чего бы он хотел и что именно клиентам надо делать. Как утверждал Эриксон, люди охотнее следуют директивам, когда не подозревают, что получили их (Haley, 1967a, 1967b).

Одна из наиболее примечательных особенностей данного подхода — опора на технику парадоксальной интенции. Директивы терапевта парадоксальны в той мере, в какой он, с одной стороны, уверяет семью, что хочет помочь ей измениться, а с другой — просит не изменяться. Подход основан на допущении, что некоторые семьи, обращаясь к терапевту в поисках поддержки, на самом деле будут сопротивляться всем видам предлагаемой им помощи. Поэтому правильнее утверждать, что желание терапевта в данном случае сводится к тому, чтобы члены семьи оказывали ему сопротивление, но в формах, ведущих к изменению. Хейли (1963, 1976b) описывает ряд стратегий, которые служат подобным целям.

1. Терапевт удерживает членов семьи от всяких практических шагов, способных привести к улучшению их ситуации, с сомнением обсуждая с семьей последствия, к которым может привести решение предъявленной проблемы, и при каждой новой встрече продолжая муссировать данную тему.

2. Супружеская пара, где обе стороны находятся в состоянии бесконечного противоборства друг с другом, получает от терапевта совет ни в коем случае не прекращать борьбы.

3. Одному из супругов предлагается жаловаться на симптом, когда тот не причиняет ему никакого беспокойства — так, чтобы его (или ее) половина не могла разобраться, действительно ли симптом дает о себе знать, или жена (муж) лишь выполняет указание терапевта.

4. Одному из супругов дается директива поощрять симптоматическое поведение другого.

Палаззоли и группа ее коллег (1978) постоянно используют парадоксальную стратегию, работая с семьями шизофреников. Всем членам семьи предписывается именно то поведение, которое увековечивает дисфункцию. Когда терапевт благожелательно предписывает правила, которые и без предписаний были присущи семейной системе, члены семьи, скорее всего, захотят эти правила изменить.

Пэпп (1980) устанавливает различие между так называемыми прямыми директивами, рассчитанными на готовность семьи к согласию с терапевтом, и парадоксальными, построенными с учетом того, что семья может игнорировать директивы терапевта, отказываясь повиноваться им. Интервенции, основанные на согласии — совет, разъяснение, предложение — ставят своей целью содействие коммуникативной открытости в семье, инструктирование родителей о способах контроля над детьми, помощь в распределении нагрузок и привилегий среди домочадцев, установление дисциплинарных правил, регулирование секретности и обеспечение информацией, дефицит которой обнаруживается у членов семьи. Что касается парадоксальных директив, планируемых в ожидании неповиновения клиентов, то ради конечного успеха терапевт использует это неповиновение и следует логике семьи вплоть до той точки, пока всех не охватит чувство абсурдности и пресыщения. Пэпп (1980) предписывает три шага в построении парадоксальных директив: (1) позитивное определение симптома как поведения, мотивированного стремлением поддержать семейную стабильность; (2) предписание цикла взаимодействий, продуцирующего симптом; (3) сдерживание семьи, когда та начинает проявлять первые признаки изменения.

Поскольку стратегическая семейная терапия требует для каждой проблемы специальной терапевтической программы, никаких огра­ничений в вопросах подбора пациентов и их соответствия данному направлению не существует. Подход применяется в работе с пациентами всех возрастных рангов и самых разных социально-экономических страт, с проблемами самого разного рода, такими как психозы, психосоматические симптомы, супружеские конфликты, одиночество, страхи, детская и юношеская делинквентность. В каждом отдельном случае терапевт предписывает специфическую стратегию. Если по истечении нескольких недель избранная стратегия не приближает терапевта к цели, он изменяет ее или прибегает к новой. Это не такой подход, где терапевт, терпя провал, продолжает делать большую часть того, что делал и раньше. Терапевту позволено заимствовать из других терапевтических моделей любую технику, если ее применение будет полезным. Иными словами, это прагматический подход, где от терапевта ждут, что он следит за проявлением всего нового и прогрессивного в терапии.

Настоящая книга вносит новые элементы в школу стратегической психотерапии. К их числу относятся: (1) новый фокус работы, сместивший внимание с уровня коммуникации в семье на уровень ее организации; (2) интерес к проблеме иерархической неконгруэнтности, когда в семье сталкиваются две одновременно действующие, но исключающие друг друга сильные структуры; (3) акцент на понимании метафоры, находящей выражение в симптоме и паттернах внутрисемейного взаимодействия; (4) заинтересованность в понимании специфичности симптома или в поиске ответа на вопрос, почему избирается именно некий особый симптом в обход других разновидностей симптоматического поведения.

Книга расширяет репертуар терапевтических стратегий и техник. Автор предлагает: (1) новый подход к использованию парадокса, не основанного на сопротивлении семьи и ее неповиновении терапевту; (2) дополнительные стратегии, направленные на решение супружеских проблем и достижение в паре более гармоничных, основанных на равенстве отношений; (3) фокусирование на специальных техниках, цель которых состоит в изменении метафор, находящих выражение в симптоматическом поведении; (4) особые техники убеждения родителей, пробуждающие в них ответственность за своих детей и готовность решать их проблемы.