|
ГЛАВА 2. НАРУШЕНИЯ ОСНОВНЫХ СФЕР ЖИЗНЕДЕЯТЕЛЬНОСТИ СЕМЬИ КАК ИСТОЧНИК ПСИХИЧЕСКОЙ ТРАВМАТИЗАЦИИ ЛИЧНОСТИ. НАРУШЕНИЕ ЛИЧНОСТНЫХ ПРЕДПОСЫЛОК НОРМАЛЬНОГО ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ СЕМЬИ - Семейная психотерапия- Эйдемиллер Э. Г., Юстищкий В. В.Семейная жизнь ставит перед членами семьи ряд весьма трудных задач: участие в семейных взаимоотношениях; подчинение нормам, существующим в данной семье; деятельность в домашнем хозяйстве и вне семьи по обеспечению материального положения семьи; воспитание подрастающего поколения; решение всевозможных семейных проблем. Для того чтобы успешно справляться со всеми этими задачами, член семьи должен обладать определенными психологическими качествами. Эти качества, с одной стороны, 'нужны ему самому, чтобы успешно справляться с требованиями, которые ставит перед ним семья. С другой стороны, в них заинтересована и вся семья. Чем лучше каждый член семьи справляется с задачами, которые ставит перед ним семейная жизнь, тем лучше функционирует семья в целом. Совокупность психологических качеств, необходимых члену семьи для того, чтобы успешно справляться с проблемами, возникающими в ходе семейной жизни, мы будем называть семейно-необходимыми качествами. Круг этих качеств весьма широк. Это, во-первых, потребности, необходимые для мотивирования участия индивида в жизни семьи, преодоления в ней трудностей и решения проблем: потребности в отцовстве и материнстве; широкий круг потребностей, удовлетворяемых в ходе супружеских взаимоотношений,— любовь, симпатии, сексуально-эротические потребности, хозяйственно-бытовые и др. Во-вторых,— широкий круг способностей, навыков и умений. Это прежде всего способности, необходимые для понимания другого человека — члена семьи; совокупность навыков и умений, необходимых для поддержания супружеских отношений и воспитания детей. В-третьих, столь же широкий круг волевых и эмоциональных качеств, в том числе качеств, необходимых для регулирования своих эмоциональных состояний, преодоления состояний фрустрации, умения подчинить желания данного момента целям будущего; терпение, настойчивость, столь необходимые при формировании как супружеских, так и воспитательных отношений. Нервно-психические расстройства у членов семьи, такие, как психопатии, неврозы, расстройства влечений (алкоголизм,ревность), умственная отсталость, психозы, «травмируют» именно семейно-необходимые качества. По мере развития заболевания у индивида, как правило, все более исчезают качества, необходимые для успешного функционирования семьи: наблюдаются извращение потребностей, снижение способности к пониманию других членов семьи, волевых качеств и др. Эти личностные нарушения отрицательно воздействуют на семью, вызывая цепную реакцию неблагоприятных изменений. Изменения эти далее становятся фактором травматизации для других членов семьи. Они «рикошетом» ударяют и по самому индивиду с нервно-психическими расстройствами. Отметим ряд общих черт, характерных для семей, в которых один из членов болен перечисленными заболеваниями: 1. Высокая (порой непереносимая) нервно-психическая и физическая нагрузка на семью в целом и отдельных ее членов. Высокую нервно-психическую нагрузку, напряжение, тревогу отмечают в качестве одной из важнейших черт в семьях алкоголиков [Jackson D., 1965], ревнивцев [Терентьев Е. И., 1982]. Жалобы па нервно-психическое напряжение, неуверенность в завтрашнем дне, тревогу — наиболее часто встречающиеся при беседе с членами семей этих больных. «Живем в состоянии постоянного нервного напряжения, что еще произойдет, что он еще выкинет», эти фразы часто произносят члены семей больных шизофренией, психопатией, алкоголизмом. Скандалы, в том числе в ночное время, неожиданные исчезновения из дому, вместе с мучительной тревогой о том, что может случиться,— все это частые события, определяющие социально-психологическую атмосферу такой семьи. 2. Отрицательное мотивациошюе воздействие личности и поведения больного на других членов семьи. Поведение индивида с нервно-психическим заболеванием, его личностные особенности во многом противоречат социальным ожиданиям других членов семьи, их представлениям о том, каким должен быть человек, муж, жена, ребенок. Эмоциональная реакция на поведение и многие особенности личности члена семьи с нервно-психическим расстройством — это, как правило, возмущение, раздражение, горечь. Члены семьи часто говорят, что им очень не повезло в жизни, что они завидуют другим людям, у которых нормальные мужья, дети. Результатом этого является разЬи-тие описанного выше состояния глобальной семейной неудовлетворенности, 3. Нарушение семейных взаимоотношений. Семья — сложная система взаимоотношений, в которой каждый ее член занимает определенное место, участвует в выполнении определенных функций, своей деятельностью удовлетворяет потребности других членов, поддерживает взаимоотношения. Нервно-психическое расстройство у одного из членов семьи приводит к тому, что эти функции не выполняются, образуются «функциональные пустоты», происходит смешение взаимоотношений. Например, отец выполняет в семье ряд чрезвычайно важных семейных функций. Предпосылкой выполнения многих из них служит его авторитет, личностные качества, в силу которых его поведение является «обучающим», на примере которого дети учатся, как решать различные проблемы, возникающие в,ходе взаимоотношений; суждения отца обладают повышенной значимостью, убедительностью для них. Прямой противоположностью в этом отношении является ситуация, когда отец страдает алкоголизмом или обнаруживает психопатические черты характера. Так, безвольный, агрессивный, несамостоятельный отец, сам требующий опеки, создает «функциональную пустоту» в процессе воспитания. Его детям приходится самостоятельно и, следовательно, с меньшим успехом, «находить», «вырабатывать» нужные качества. 4. Снижение социального статуса семьи в целом и ее членов. Семья становится объектом внимания учреждений и организаций, занимающихся борьбой с отклонениями в поведении. Нервно-психическое расстройство одного из членов семьи порождает проблемы не только в семье, но и в ее ближайшем социальном окружении. Свидетелями нарушений в поведении становятся соседи, школа, сотрудники, которые нередко способствуют тому, что семья оказывается в поле зрения милиции, медицинских учреждений. Формирующееся неблагоприятное общест- венное мнение о том, к примеру, что в семье имеется индивид, оказавшийся в поле зрения психиатра, ведет к довольно резкому снижению социального статуса семьи. Члены таких семей обычно стесняются самого факта, что в семье есть человек с психическими нарушениями, всячески скрывают это. Особенно острой проблемой является, как показали наши наблюдения, повышенная чувствительность младшего поколения семьи (детей-школьников) к указанному снижению социального статуса семьи. Значительная часть их становится объектом насмешек, групповой обструкции; у них возникают сложности в общении со сверстниками. 5. Весьма характерным признаком семьи с индивидом, имеющим нервно-психические нарушения, является особый психологический конфликт, возникающий у членов такой семьи. Суть его в следующем. С одной стороны, под влиянием общественного мнения они чувствуют себя виноватыми за поведение индивида с нервно-психическими нарушениями. Общественное мнение требует от семьи необходимого воздействия на индивида с целью нормализации его поведения. Результатом становятся многочисленные попытки оказать воздействие доступными семье средствами. Так, в случае алкоголизации — это конфликты, скандалы, иногда физическое воздействие, выбрасывание бутылок со спиртным. Спиртные напитки перестают держать дома, жепа усиливает контроль за расходами мужа, оставляет ему минимум денег, иногда получает зарплату вместе с ним (или за него), апеллирует к общественным организациям [Бехтель Э. В., 198(3]. Однако, с другой стороны, семья ощущает, что усилия ее оказываются часто безрезультатными: им противостоит неподатливость алкоголика, психопата, ревнивца. Как правило, общественное мнение по-прежнему не снимает вины за поведение индивида с нервно-психическими нарушениями с членов его семьи. Считается, что они действуют недостаточно энергично, не принимают необходимых «сильных» мер. Эти противоречивые тенденции и становятся основой внутреннего конфликта членов семьи. 6. Феномен «сопровождающего заболевания». Речь идет о нервно-психическом расстройстве другого (или других) члена семьи, которое чаще всего менее заметно, остается «в тени» заболевания, более всего нарушающего жизнь семьи. Так, в случае алкоголизма мужа нередко наблюдаются заболевания жены и детей, прямо или косвенно обусловленные неблагоприятной обстановкой в семье [Бехтель Э. В., 1986]. «Распространение» невротических проявлений родителей на детей подробно прослежено Н. Bottcher (1968). Особое значение имеет порождение такой семьей так называемых «патологизи-рующих ролей», в результате чего заболевание передается от индивида с нервно-психическими нарушениями к другому члену семьи (процесс этот будет рассмотрен ниже). Таким образом, в семьях, один из членов которых имеет выраженные нервно-психические расстройства, наблюдается глубокое сходство. В связи с этим наряду с понятием «семья алкоголика», «семья психопата» и т. п. оправданно употреблять более общее понятие — «семья индивида, имеющего выраженные нервно-психические расстройства». Рассмотрим динамику такой семьи. Значительное внутреннее и внешнее давление на такую семью, неудовлетворенность ее членов своей семейной жизнью, фрустрирующие состояния нервно-психического напряжения, тревоги, вины — все это приводит к весьма неустойчивым структур'е и отношениям в ней. Существующее положение воспринимается как труднопереносимое, и члены семьи напряженно ищут выхода из него. В результате такая семья испытывает очень сильные импульсы к изменению. Опыт обнаруживает весьма противоречивые, во многом контрастные, тенденции развития таких семей. Сами по себе выше перечисленные факторы нередко обусловливают резко противоположные направления развития. В одних семьях появление индивида с нервно-психическими расстройствами приводит к постепенному ухудшению обстановки в семье, нарастанию числа факторов в ней, усугубляющих расстройства; в других — появление психически больного приводит к мобилизации семьи, нарастанию ее стабильности, снижению конфликтности. Оказавшись перед лицом несчастья, каким является психическая болезнь одного из ее членов, такая семья «отбрасывает в сторону» обиды и сплачивается для помощи больному члену семьи. Выявление факторов, от которых зависит направление развития такой семьи,— вопрос чрезвычайной важности. Проведенные нами клинические исследования семей, в которых имеется индивид с выраженными нервно-психическими расстройствами, позволяют сформировать представление о комплексе факторов, выполняющих роль «водораздела» при развитии обсуждаемого типа семьи, определяющего направления ее развития. В соответствии с предлагаемой концепцией этим «водоразделом» служит прежде всего способность (или неспособность) семьи решить ряд проблем, возникающих при появлении нервно-психических расстройств у одного из ее членов. В случае решения этих проблем семья начинает двигаться в «конструктивном направлении», сохраняет свою стабильность и становится семьей, выполняющей новые для нее функции психологической коррекции индивида и опеки над ним. В противном случае семья начинает развиваться в «деструктивном направлении»: ее стабильность снижается, она оказывается не в состоянии корректировать воздействия на индиви- да с нервно-психическими расстройствами. Что же это за проблемы? I. Проблема более глубокого понимания членами семьи психологических особенностей индивида с нервно-психическим расстройством. В обычной семье ее члены нередко достаточно хорошо анают друг друга (привычки, вкусы,симпатии, антипатии, желания каждого). Эти знания помогают правильно понять поступки, намерении друг друга, верно на них реагировать. При возникновении нервно-психического расстройства обычного уровня понимания и знания оказывается уже недостаточно. Для понимания алкоголика, невротика, психопата требуется несравненно более высокая способность познать личность другого. Это связано с необычностью самого объекта. При познании лицам с описанными нарушениями мало помогает обычный повседневный опыт изучения других людей, сформировавшийся в общении со здоровыми людьми. Лицо с нарушениями реагирует, переживает, ведет себя иначе, чем индивид без них. Для познания такого члена семьи необходимо учитывать значительное число факторов, затрудняющих понимание его психологических особенностей. Это, во-первых, социальные стереотипы «алкоголика», «ревнивца», «психа», которые мешают адекватно оценить личность. Во-вторых, познание аффективно окрашено. Члены семьи смотрят на индивида с нарушениями нередко через призму тех неприятностей и огорчений, которые он им доставил. В-третьих, личная заинтересованность членов семьи относительно того, что они увидят в личности индивида с нарушениями. Эта заинтересованность побуждает их в одних случаях преуменьшать, а в других — преувеличивать личностные нарушения. От глубины и точности знания членами семьи психологических особенностей индивида с нарушениями зависит решение семьей чрезвычайно важной проблемы — реорганизации взаимоотношений с ним и, в первую очередь,— требований семьи к нему. Проблема эта заключается в следующем. С одной стороны, индивид с нервно-психическими нарушениями не в состоянии успешно справиться с теми требованиями к своему поведению, с какими справляется вполне здоровый человек. Так, повышенно агрессивный человек должен приложить несравненно больше усилий, чтобы сдержать агрессию в конфликтной ситуации. Чем выше уровень его агрессивности, тем шире круг конфликтных ситуаций, которые вызывают у него агрессивный «срыв». Безусловное требование окружающих не допускать таких срывов может привести к утрате индивидом веры в свою способность сдерживать агрессивность, владеть собой. С другой стороны, ослабление требований к нему, признание того, что он не может управлять своими эмоциями, не ответствен за них в такой мере, как другие, может привести к нивелированию столь мощного саморегулирующего механизма, как чувство ответственности за свои поступки, Чле-' ны семьи стоят поэтому перед необходимостью совершенно точно ориентироваться в возможностях индивида, сформировать правильный уровень требований к нему. В качестве иллюстрации приведем высказывание Михаила Н., проходившего курс семейной психотерапии в связи с аномальной ревностью. «Я очень ревнив, моя жена это знает и в чем возможно старается уступить мне, не дать мне повода, терпеливо отвечает на мои, всегда одни и те же, вопросы. Я очень благодарен ей за это. Она понимает, что порой я ничего не могу с собой поделать. Но и чересчур уступчивой ее тоже не назовешь. Когда я начинаю уж слишком придираться, она спокойно, необидно, но твердо говорит: «Ты неправ, и ты сам это знаешь!» и больше не отвечает на вопросы, пока я не успокоюсь. С первой женой все было значительно хуже. Она высмеивала меня за ревность, ставила в пример неревнивых мужей, а когда ей надоедало, нарочно начинала говорить, что изменяет, чтобы позлить меня» Перед аналогичной проблемой установления уровня требований и, следовательно, отношения к время от времени возникающим «срывам» оказывается и семья алкоголика, психопата и других лиц, характеризующихся нарушением поведения, но в то же время в какой-то степени сохранивших способность контролировать свои эмоции, управлять своим поведением. При неудачном решении этой проблемы семья безуспешно пытается подавить нежелательные тенденции в поведении. Периоды чрезмерной строгости хаотически чередуются с периодами полного отказа от попыток влиять; нарастает конфликтность во взаимоотношениях индивида с другими членами семьи. Динамика семьи приобретает деструктивный характер. При удачном решении проблемы семья начинает двигайся по конструктивному нуги, а семейное отношение становится корригирующим; индивид овладевает искусством самостоятельно устанавливать предел своих возможностей в данный момент. Последнее играет значительную роль в сохранении и нарастании его внутренней психологической работы над собой. II. Проблема усиления семьей своего влияния на индивида. Члены семьи постоянно влияют друг на друга, побуждают друг друга к одним поступкам и удерживают от других. Средства взаимного влияния могут быть весьма различны: в одном случае — это рациональное убеждение (объяснение, почему то или иное поведение выгоднее, более соответствует интересам убеждаемого); в другом — авторитет убеждающего; в третьем — обращение к дружеским чувствам убеждаемого и т. д. Набор средств взаимного влияния в разных семьях может быть весьма различен. С появлением нервно-психического расстройства у одного из членов семьи применявшихся до этого средств воздействия на его поведение оказывается недостаточно. Потребность в алкоголе, мучения ревности, сильная агрессия, жажда приключений гипертимного психопата оказываются чрезвычайно мощным фактором, толкающим к нарушениям поведения. Чтобы удержать индивида от них, семье требуются новые дополнительные возможности влияния, новые, более эффективные способы склонить индивида к нормальному поведению. Наблюдения над семьями описанного типа явственно показывают, что поиск новых средств воздействия имеет место практически в каждой семье, где есть индивид с нервно-психическими расстройствами. Этот поиск нередко оказывается главной причиной, приводящей членов семьи в кабинет психиатра или в семейную консультацию. «Что еще можно сделать?» - это вопрос, который член семьи адресует врачу или психологу после того, как перечислил все «меры», которые уже были приняты. В семьях с достаточной психологической культурой, а также при наличии других благоприятствующих факторов (хорошее взаимопонимание между членами семьи, возможность получить психологическую помощь), семья нередко успешно справляется с этой задачей. Для такой семьи характерно, что в этот период члены ее делают ряд «психологических открытий»: «оказывается, с ним можно разговаривать еще и иначе», «оказывается, к нему есть еще и другой подход». Суть этих «открытий» различна в разных семьях. Часто это переход от социального контроля «последующего» к «предупреждающему». Проходившая совместно с супругом семейную психотерапию (I стадия алкоголизма) Марина Н. так охарактеризовала изменения в ее реакциях на «срывы» у мужа: «Раньше я реагировала, когда он не сдержит слова и напьется. Ругала его, скандалила, стращала, что уйду от него Теперь я стала умнее, умно определять моменты, коы.л он может сорваться, и тогда я начеку. Капри-мер, перед праздниками он v меня очень податлив. Его можно понять: завтра праздник, все возбуждены, никто толком не paoouier, в душе какие-то радостные предчувствия, ни о чем плохом не хочется думать. В такой момент и человека покрепче можно сбить с пути истиною. Поэтому накануне» без всякой свяли с возможной выпивкой ми с ним составляем план исего, что нужно сделать к празднику. В атом плане у него много обязанностей, причем все такие, что мы оказываемся все время рядом». Владилена II. проходила совместно с мужем курс семейной психотерапии по поводу декомпенсаций аффективно-взрывчатого типа психопатии у мужа. Характеризуя изменения в своих реакциях на поведение мужа, она отметила: «Раньше наши конфликты бывали очень частыми, резкими, продолжительными. В ходе семейной психотерапии я научилась внимательнее анализировать все, что происходит перед, во время и после конфликта, и нашла несколько неплохих способов предупреждения и гашения конфликтов. Я обратила, например, внимание на начало конфликта. Теперь, если я вижу, что у него затряслись руки и он багровеет, я нахожу способ оттянуть начало конфликта. У меня сейчас для этого наготове простые способы: «Одну секунду,- говорю я, например,-- кто-то звонит в дверь! Сейчас. открою и приду, поговорим». Я возвращаюсь минут через десять, так как «заодно заглянула к соседке». Оба приведенных высказывания весьма характерны именно с точки зрения расширения членами семьи «репертуара» методов воздействия на индивида с нервно-психическими расстройствами. В случае, если семье не удалось расширить «репертуар» своих способов влияния на индивида, происходит другой, деструктивный по своей сути, процесс, (.емья идет по пути нарастания самых сильных санкций, имеющихся в ее распоряжении. «Вы знаете, сообщила мать подростка с гииертимно-истероидной психопатией после определенного колебания, мы даже приняли самые строгие меры. Мы посоветовались с мужем, и он «всыпал» сыну так, что тот не мог ходить. Все равно что не помогло. Только еще хуже стало. Он сейчас ненавидит и отца, и меня». После того, как надежда на «самые сильные средства» бывает утрачена, семья «складывает оружие», перестает вообще сопротивляться нарастанию нервно-психических расстройств. Окончательно оформляется деструктивное направление развития такой семьи. III. Проблема мопшационной перестройки. Как указывалось выше, личность и поведение индивида с нервно-психическими расстройствами, как правило, являются источником сильных отрицательных эмоций для других членов семьи. Основное содержание этих эмоций — горечь, возмущение, обида, разочарование. Поэтому при появлении в семье индивида с выраженными нервно-психическими расстройствами перед семьей возникает нелегкая задача найти в себе чувства, мотивы, которые помогли бы противостоять этим эмоциям. Без решения этой задачи отрицательные эмоции станут доминирующими, и семья будет развиваться в деструктивном направлении. В этом случае по мере нарастания отрицательных проявлений в личности и поведении будут нарастать антипатия к больному, обида на него (осознанная или малооеозпанная), стремление «отделаться» от него. Источники положительных чувств к индивиду с психическими расстройствами могут оказаться весьма различными и очень зависят как от особенностей семьи, так и от личности ее членов. Это могут быть и материнские, и отцовские чувства, сознание, что член семьи в беде, и только мы можем его спасти, чувства 2 Семейна какой-то собственной вины за то, что случилось, что не заметили и не обратились раньше. Порой мотивом к заботе и положительному отношению к индивиду оказывается даже интерес к психическому заболеванию и методам его лечения. Однако вне зависимости от того, что именно становится стимулом положительного активного отношения, самое главное — «запускается» ли в семье процесс поиска, выработки таких мотивов, Если эти мотивы возникают спонтанно или семья сумела их в себе обнаружить, то имеет место психотерапевтически весьма важное явление — концентрация семьи на положительных, сохранных сторонах личности индивида с выраженными нервно-психическими расстройствами. Приводим характерное высказывание матери подростка-наркомана (I стадия наркотизации), отражающее этот процесс обнаружения мотивации. «Вначале мне было очень тяжело, плохо, стыдно, противно. Я верила, что он станет настоящим человеком, таким, каким был его отец. Оказался он жалким и безвольным. Мне стало легче, когда я встретилась с такими же, как я, матерями наркоманов. Я поняла, что быть матерью и спасать от верной гибели своего ребенка — это не стыдно, а это великий подвиг, великое искусство и великое самопожертвование. Мне кажется, что каждой женщине, которая спасла сына или мужа от этого бедствия, нужно ставить памятник. У меня сейчас много знакомых, которые тоже так считают». На этом высказывании хорошо прослеживается путь, которым пошла эта женщина, формируя в себе необходимое отношение к подростку с нервно-психическим расстройством. Во-первых, она актуализировала в себе материнское чувство (это проявилось в том, что мать называет 16-летнего сына «ребенком»); во-вторых, активизировала в себе ощущение гибели, которая ему угрожает («спасать от гибели своего ребенка»); в-третьих, она «подключила» к формированию необходимой мотивации свое самолюбие (называет то, что делает для спасения сына, «великий подвиг», «великое искусство» и «великое самопожертвование»); в-четвертых, она организовала круг знакомых, поддерживающих ее стремление помочь сыну, спасти его («у меня сейчас много знакомых, которые тоже так думают»). IV. Проблема взаимосвязи семьи с социальным окружением. По мере нарастания нервно-психических расстройств семья все более нуждается в помощи социального окружения: помощи врача, педагога, психолога. Перед семьей стоит задача установить контакт с ними, взаимопонимание, принять участие в лечении. Данная проблема возникает перед семьей и в другой связи. Нарушения поведения индивида с нервно-психическим расстройством постоянно создают конфликты его с социальным окружением (в школе, в среде соседей, на работе и т. п.). Нередко социальное окружение реагирует на поведение такого индивида с возмущением. Членам семьи приходится выполнять нелегкую «буферную роль», смягчать конфликты, восстанавливать и заново налаживать взаимоотношения. Если семье не удается решить этой проблемы, то она начинает двигаться по деструктивному пути. Проявляется это следующими процессами: 1. Сокрытие, а при невозможности — смягчение факта нервно-психических нарушений. Члены такой семьи отвергают все попытки вмешаться в их взаимоотношения, отрицают правомерность и необходимость подобного вмешательства. 2. Нарастание конфликтности между семьей и социальным окружением и вследствие этого социальной изоляции семьи. Приводим характерное высказывание матери подростка с истероидно-эпилептоидной акцентуацией. «Я однажды попыталась все же пойти в школу. Думала, может, учителя мне что-нибудь посоветуют, ведь они постоянно работают с детьми. Когда я зашла в учительскую, у меня было чувство, что на меня набросилась стая бешеных собак. Со всех сторон подбежали несколько учительниц и каждая выкрикивала свою претензию. Тогда я сказала, что больше я сюда не пойду». 3. Отказ семьи от индивида с нервно-психическим расстройством и переложение ответственности за его поведение на Школу. Это проявляется в прямых заявлениях о невозможности справиться с ним («Делайте с ним, что хотите, а я уже ничего не могу поделать») или косвенных; например, родители сами хлопочут, чтобы сына скорее взяли в ряды Советской Армии. При конструктивном развитии семья находит способы установить контакты и со школой, и с медицинским учреждением и нередко даже с милицией. Такие родители или супруги зачастую проявляют огромную энергию в поисках людей, которые могли бы помочь им в борьбе за члена семьи с нарушениями. Фактически они становятся на путь «организации» социальной среды. Их усилиями основные люди, с которыми имеет дело больной член семьи, «в курсе дела», знают о психологических проблемах индивида, чувствуют себя участниками коррекци-онной работы с ним. Все четыре перечисленные проблемы (I—IV), от решения которых зависит динамика семьи, тесно взаимосвязаны. Так, чем лучше семья знает социальное окружение индивида с нарушениями, чем активнее его организует, тем обычно лучше знает и психологические особенности самого индивида. Поэтому тесно взаимосвязано решение I и IV проблем. Точно так же, чем лучше семья умеет решить I проблему (познания психологических особенностей индивида), тем лучше справляется со II (нахождение дополнительных путей влияния на него). В этой взаимосвязи между всеми проблемами лежит причина того, что динамика се- мей данного типа оказывается столь контрастной. Поэтому имеет смысл в рамках обобщенного типа «семьи индивида с выраженными нервно-психическими расстройствами» выделить три подтипа: неустойчивый, конструктивный и деструктивный. Для первого характерны высокая нервно-психическая нагрузка на семью в целом, отрицательное моти-вационное воздействие личности и поведения индивида с нервно-психическими расстройствами на других членов семьи, нарушение семейных взаимоотношений, в частности возникновение «функциональных пустот» в них по причине упомянутых расстройств, снижение социального статуса семьи, давление на семью со стороны социального окружения, возникающий в связи с этим социально-психологический конфликт. В результате всех этих особенностей в семье данного подтипа возникают высокое нервно-психическое напряжение, скрытая и явная неудовлетворенность, выраженное чувство тревоги и вины. Следствием их являются, во-первых, «сопровождающие заболевания», т. е. нервно-психические расстройства, возникшие в результате отмеченных неблагоприятных психических состояний (неврастения, декомпенсация характерологических отклонений); во-вторых, крайняя неустойчивость жизнедеятельности такой семьи. Она находится под интенсивным давлением внутренних и внешних сил, обусловливающих насущную необходимость скорейшего разрешения неблагополучной обстановки в семье, Два других подтипа возникают в результате движения семьи под воздействием этих сил. Конструктивная семья хорошо знает личностные особенности индивида с нервно-психическими расстройствами, находит значительные резервы усиления влияния на него. Это семья, в которой организация помощи индивиду с нарушениями стала основной целью, вызвала ее сплочение и мобилизацию. Характерной чертой конструктивной семьи являют - 35 ся хороший контакт и взаимодействие с социальным окружением. Деструктивный подтип семьи характеризуется во многом противоположными свойствами. Снятие нервно-психического напряжения и неудовлетворенности, возникших в результате нервно-психических расстройств, происходит за счет отчуждения от индивида, снятия с семьи ответственности за него, нарастания конфликтов с социальным окружением, стремления изолироваться от него. Диагностика направления развития семьи представляет собой важный момент в подготовке к оказанию ей психологической и психиатрической помощи. Облегчить диагностику может шкала, разработанная нами. В нее входят суждения, типичные для деструктивного подтипа семьи, и контрастные им, характерные для конструктивного. Использование такой шкалы позволяет установить близость изучаемой семьи к одному из этих типов (см, приложение 3 «Конструктивно-деструктивная семья» (КДС). Основные направления психотерапевтической помощи семье индивида с выраженными нервно-психическими расстройствами. Психотерапевтическая помощь семье данного типа осуществляется в комплексе с терапевтической деятельностью по излечению основного нервно-психического расстройства, наряду со специальными мероприятиями, направленными на семью и зависящими от специфики расстройства (т. е. от того, имеем ли мы дело с семьей алкоголика, психопата, невротика, или какой-то другой). Мероприятия второй группы будут рассмотрены в соответствующих разделах монографии. Основная задача психотерапевтической помощи при всех видах нарушений и нервно-психических расстройств у членов семьи — помочь семье в решении основных проблем, возникающих перед ней в связи с расстройством и тем самым содей- ствовать ее развитию по конструктивному пути. Значительную роль при этом может сыграть рациональная психотерапия с членами семьи. В ходе ее формируется представление членов семьи о нервно-психическом расстройстве, нарушающем жизнь семьи, раскрываются основные пути преодоления встречающихся проблем. В ходе практической работы с членами таких семей нами выработан своеобразный «набор правил» для членов семьи, в необходимости соблюдения которых они убеждаются в ходе семейной психотерапии. Опыт показывает, что использование при рациональной психотерапии этих правил позволяет проводить лечение более направленно и организованно. Приведем некоторые из правил. Правило 1. «Никогда не теряйте надежду, свято верьте в победу. Если сейчас Вам очень тяжело, верьте, что в дальнейшем будет лучше». Комментируя данное правило, мы стремимся убедить членов семьи, что их вера в возможность успеха является чрезвычайно важным психотерапевтическим фактором, что она значительно повышает шансы коррекции. На групповых и индивидуальных занятиях на конкретных примерах разбираются разные виды утраты веры в успех. Показывается, что отчаяние нередко служит неосознаваемым способом переложить ответственность за помощь индивиду на кого-то другого, плохо осмысленным и потому не всегда эффективным «призывом о помощи», реализацией неосознаваемой агрессивной установки по отношению к больному. Вопрос о том, как поддерживать у себя веру в возможность успеха, становится предметом обсуждения на групповых занятиях. Основная цель при этом — добиться осознания членами семьи того, что вера в успех не является пассивным состоянием, а требует активных действий, постоянного поиска новых возможностей, способов помочь индивиду с нарушениями. «Я понимаю, что моя вера в успех лечения зависит от меня», вот мысль, к которой должны прийти члены семьи в результате семейной психотерапии. Правило 2. «Всей душой переживайте все чувства, состояния, тревоги вместе с больным. Вы должны научиться понимать его лучше, чем он сам себя понимает». Правило ориентирует членов семьи на то, чтобы постоянно учиться смотреть на происходящие событии iлазами индивида с нервно-психическими нарушениями. Оно ориентирует членов семьи на решение первой «водораздельной» проблемы более4 глубокое понимание членами семьи психологических особенностей индивида с нервно-психическим расстройством. В ходе групповой психотерапии анализируются основные препятстния, возникающие при таком понимании (в том числе представление, что так понимать — л'о значит соглашаться с тем, что индивид делает неправильно, закрывать глаза на слабости). В противовес -лому прививается убеждение о необходимости хо-. рошо представлять себе все мысли, чувства, желания индивида, научиться безошибочно предугадывать его поступки. Нередко рациональной групповой психотерапии оказывается недостаточно. Часть членов семьи проходит специальные занятия, цель которых - коррекция семейных представлений более специализированными методами (чти методы описаны ниже). Правило 3. «Старайтесь завоевать доверие и откровенность». Это правило также ориентирует членов семьи на решение первой «водораздельной» проблемы обеспечения более глубокого познания членами семьи психологических особенностей индивида с нервно-психическим расстройством. Овладение данным правилом также встречается с немалыми трудностями и проблемами. Практика показывает, что наиболее сложная из них — даже не само завоевание откровенности членами семьи, а реакция на нее с их стороны. Действительно, нервно-психические расстройства, как пра- вило, бывают связаны с нарушениями поведения. Откровенность со стороны пациента по поводу свершенных «прегрешений» ставит чле нов семьи в сложное положение. Если тут же начать «противодействовать» осуждать, воспитывать, то в следующий раз индивид с нервно-психическим расстройством уже не будет откровенен. Нсли же этого не делать, то возникает ощущение одобрения, прекращения сопротивле пия со стороны членов семьи. В ходе групповой психотерапии с членами семьи обсуждаются различные выходы из -/той сложной ситуации. Цель таких занятий правильно формировать отношения пациента и к нарушению, и к своей откровенности. Приводим примеры реакций на откровенность, которые предлагались членами семьи. Реакция «союзник п борьбе»: «Хорошо, что ты мне откровенно рассказал о том, что произошло. Теперь мы можем вместе подумать, что можно сделать, чтобы такое в будущем не повторилось». Реакция «психологической помощи.»: «Ты хочешь, чтобы я тебя отругала за то, что ты сделал?» Реакции «откровенность - признак улучшения»: «Хорошо, что ты откровенно рассказал. Это уже победа, первый шаг». Правило 4. «Внимательно анализируйте опы! своих удач и ошибок. (Старайтесь искать псе новые подходы. Присматривайтесь, как находит подход к нему его друзья, знакомые». Данное правило ориентирует членов семьи на решение второй «водораздельной^ проблемы — расширение своего влияния на индивида с нервно-психическим нарушением. Опыт' показал, что чрезвычайно полезно ведение специального дневника, и котором фиксируются важнейшие моменты взаимоотношений, закрепляются «находки», неудачи. Дневник может вести тот, кто более других занимается с индивидом. Правило 5. «Борясь на него, ищите союзников. Jltodu, готовые Вам по- 37 мочь, есть везде, только надо их найти и объяснить им ситуацию. Не обижайтесь на тех, кто Вас не понимает и не хочет помочь, не отчаивайтесь. Знайте, Вашим союзником может оказаться учитель, врач, сосед, товарищ, сотрудник, работник милиции». Данное правило нацеливает членов семьи на решение четвертой «водораздельной» проблемы, а именно: на организацию социального окружения, налаживание с ним сотрудничества в деле психологической и психиатрической коррекции. В ходе групповых занятий обсуждается опыт членов семьи, которые активно и успешно устанавливали сотрудничество с социальным окружением. Таким образом, наличие в семье индивида с выраженным нервно-психическим расстройством оказывает далеко идущее влияние на ее жизнь, взаимоотношения в ней. Возникающие в результате неудовлетворенность жизнью семьи, нервно-психическое напряжение, тревога обусловливают неустойчивость семьи и становятся источником сильного импульса к ее изменению. Задача семейной психотерапии при работе с такой семьей — оказание психологической помощи в решении этих проблем. НАРУШЕНИЕ ПРГДГ.ТЛВЛ1 НИИ ЧЛЕНОВ СЕМЬИ О CF.MbF И ЛИЧНОСТИ ДРУГ ДРУГА В ходе жизнедеятельности семьи у ее членов формируется представление о семье: о себе как члене семьи, личности других ее членов, условиях жизни, целях, основных ситуациях, с которыми семья имеет дело, проблемах, с которыми сталкивается, социальном окружении и взаимоотношениях семьи с ним. Представления эти играют огромную роль в жизни семьи. От того, как индивид представляет себе личность других членов (их психологические особенности, чувства, мысли), возможности, которыми располагает семья, в чем усматривает основные проблемы, во многом зависит и то, какие потребности он стремится удовлетворить в семье, как он относится к различным сторонам ее жизни, как он понимает поступки и намерения других членов семьи, относится к удачам и неудачам. Совокупность вышеуказанных представлений семьи складывается под влиянием широкого круга факторов. Это, в первую очередь, представления социальной среды, на которую ориентируется семья,— ее референтная группа [Петровский А. В., 1982], социально-экономические и культурные условия, в которых находится семья в настоящее время и в которых находилась в прошлом, личный опыт совместной жизни и семейный опыт, принесенный из родительского дома. Патогенная ситуация воздействует на личность не непосредственно. Как было убедительно показано В. Н. Мя-сищевым (1960), ее воздействие опосредуется и представлением о значимой ситуации и далее ее субъективной оценкой. Необходимость изучения представлений семьи осознается и многими семейными психотерапевтами. Была выдвинута концепция нарушенных представлений о семье (семейных «мифов») и показана их роль в возникновении ряда семейных и личностных нарушений [Мишина Т. М., 1983; Ferreira A., 1966]. Понимание необходимости изучения семейных представлений отмечается в работах по семейной психотерапии и в призывах выявить то, как представляется жизнь семьи, взаимоотношения в ней каждому отдельному ее члену. Указывается на необходимость изучения не только объективной картины жизни семьи, какой она представляется исследователю, но и «внутренней картины семьи» в восприятии ее самими членами семьи [Barker Ph., 1981]. Таково же требование «стереоскопического подхода» к изучению семьи, т. е. учет различий в представлении о своей семье у разных ее членов. Между тем изученность данного вопроса не идет ни в какое сравнение с его актуальностью, со значимостью представлений в жизни семьи. Без ответа остаются пока многие важные вопросы: о сущности и структуре семейных представлений, путях их формирования, способах, какими они оказывают воздействие на жизнь семьи, видах их нарушений и причинах этого. В то же время современное состояние науки и прежде всего имевшее место в последние годы значительное продвижение в изучении когнитивных процессов личности создает возможности более полного и всестороннего их изучения и учета при семейной психотерапии. Речь идет о достижениях в изучении так называемых «наивных представлений» [Clauss D., 1981], «ситуационных сценариев» [Величков-ский Б. М., 1982], процессов «каузальной атрибуции» [Келли Г., 1984] и др. Семейная жизнь состоит из значительного количества типовых моментов — «ситуаций»: завтрак, возвращение с работы, совместный просмотр телепередачи, обсуждение новостей, семейный конфликт, приобретение новой вещи. Точно так же «ситуационно» представление о жизни семьи. Когда индивид характеризует жизнь своей семьи, принимает решения по тем или иным вопросам, перед его мысленным взором проходят те или иные семейные ситуации. Развитие современной психологии, в частности в рамках одного из ее направлений — психосемантики, выявило наличие в сознании людей своеобразных «типовых сценариев» самых различных ситуаций, в том числе и семейных; это могут быть семейные праздники, семейные ссоры, встреча друзей, совместное посещение кино, завтрак и г. д. Именно эти типовые сценарии применяются членами семьи, когда им нужно разобраться в семейной ситуации, в поведении других членов семьи, составить себе представление о чем-то происходящем в семье [Величков- ский Б. М„ 1982; Hoffman H., 1986]. Проведенные исследования показали ошибочность широко распространенного мнения, что представление индивида о той или иной ситуации формируется исключительно или хотя бы в основном в тот момент, когда он сталкивается с ней. Напротив, уже имеющийся у индивида к моменту встречи с такой ситуацией сценарий ее развития во многом предопределяет, что он увидит в ней, как он ее воспримет. Другое направление психологических исследований, результаты которого должны сыграть значительную роль в изучении семейных представлений,— это изучение так называемых «наивных теорий» [Heckhau-zen H., 1986]. «Наивными теориями» принято называть обыденные представления о закономерностях природной и социальной среды. Это представления людей, не получивших специальной подготовки в области психологии о психологических особенностях человека вообще, и определенных категорий людей (женщин, мужчин, детей) в частности. Примерами таких «наивно-психологических теорий» являются, многочисленные суждения, используемые индивидом при регулировании своих семейных отношений, типа: «стерпится — слюбится», «общее горе сближает», «если подчинишься раз-другой, то это войдет в привычку», «женщины лучше разбираются в одежде и еде, чем мужчины», «любая жена стремится прибрать мужа к рукам». Эти суждения по своей сути психологические, так как содержат утверждения о психологических качествах личности. Такие (разные у разных людей) «наивно-психологические теории» играют огромную роль в формировании семейных представлений, в интерпретации поведения других членов семьи и своего собственного. Особое значение имеют представления членов семьи о взаимосвязях между различными психологическими качествами индивида, о том, как разные психологические особенности проявляются в поведении [Петренко В. Ф., 1983; Шмелев А. Г., 19821. Наконец, немалую роль в понимании людьми, в том числе членами семьи, всего происходящего играют процессы его наивной причинной интерпретации происходящих событий, или процессы «каузальной атрибуции». Исследования в области «каузальной атрибуции» показали, что, пытаясь разобраться в том, что происходит в семье и за ее пределами, члены семьи чаще всего неосознанно применяют ряд правил и примеров JHeider F,, 1980]. Все они участвуют в формировании представлений членов семьи о семье и взаимоотношениях в ней. Этими исследованиями установлено, что представления (в том числе и семейные) являются достаточно сложными, системно организованными и относительно устойчивыми образованиями. Их сложность и системная организованность в том, что составные элементы этих представлений взаимно обусловливают друг друга. Их устойчивость находит отражение и в возможности применения одного и того же представления к широкому кругу ситуаций. Так, сложившееся в детстве представление о лице, обладающем авторитетом, может сохраняться на многие годы, определяя поведение во взаимоотношении с авторитетом и тогда, когда индивид давно стал взрослым. В силу взаимосвязи между элементами семейных представлений они относятся к классу так называемых мыслительных моделей [Чернов А. П., 1979]. Это означает, что, принимая те или иные решения, пытаясь предвидеть последствия тех или иных изменений, член семьи мысленно «проигрывает» ту или иную ситуацию, пытаясь найти ответ на вопрос; что произойдет в семье, если он предпримет определенные шаги, если произойдут те или иные события? Системная организация проявляется и во взаимосвязи представлений о различных сторонах жизни семьи. Представление о своей семье в целом включает такие «подсистемы», как информация об отдельных сторонах ее жизни: материальном положении, воспитании, взаимоотношениях индивида с другими членами семьи и т. д. В нее входят и представления об отдельных ситуациях, из которых состоит жизнь семьи, обычном поведении ее членов и т. д. Рассмотрим основные особенности и функции семейных представлений: 1. В отличие от объективного положения, т. е. того, какой семья является в действительности, семейные представления всегда с е л е к т и в-н ы, они отражают лишь некоторую часть, отдельные аспекты жизни семьи. Объем известной индивиду, но не учитываемой им, информации весьма велик практически во всех сферах его жизни. Так, индивид может прекрасно знать о правилах уличного движения, всех последствиях их несоблюдения, но все же не учитывать это знание в реальных ситуациях, например в момент перехода через улицу. Индивид может обладать обширными знаниями в области психологии семейных взаимоотношений, но в реальных жизненных взаимоотношениях, в своей собственной семье очень мало учитывать эти знания. Следовательно, когда мы говорим о семейных представлениях, используемых индивидом при решении семейных проблем, необходимо делать различие между информацией, реально включаемой в такое представление, и той, которая могла бы быть включена. Между тем изучение именно этих «реальных» представлений имеет особое значение для понимания поведения членов семьи и его коррекции. Для того, чтобы индивид мог в различных семейных ситуациях принимать правильное решение, очень важно, чтобы его представление включало важнейшие, наиболее существенные черты данной ситуации и, далее, чтобы эти существенные черты были отражены правильно, адекватно. В противном случае мы будем иметь дело с одним из нарушений семейных представлений: неполнотой представления (не все существенные черты отражены) или его ошибочностью (по одному или нескольким существенным признакам у индивида есть информация, но она ошибочна). 2. Семейные представления играют значительную роль в управлении восприятием индивидом различных семейных ситуаций. Они определяют не только то, что именно представляется индивиду само собой разумеющимся и неизменным, но и то, какую информацию индивид стремится получить, попав в ту или иную ситуацию. Это связано с тем, что представление о ситуации существует у индивида, как было показано выше, еще до момента, когда он с ней реально встретился (в виде «типового сценария», «наивных психологических представлений»). Однако определенную часть представления индивид уже доопределяет в момент столкновения с ситуацией. Встретившись после работы, супруги не интересуются тем, не поглупел ли другой супруг за день (эта часть представления устойчива и определенный уровень умственных способное гей в 'этой ситуации воспринимается как нечто, само собой разумеющееся), но уже в первый момент встречи пытаются выяснить, каково настроение супруга, сильно ли он устал. И селе дования над «типовыми сценариями» показали, что поиск определенной информации является одной из важных частей практически любого сценария. Попав в любую ситуацию, индивид, во-первых, нечто уже знает о ней заранее и, во-вторых, нечто лишь предполагает и стремится уточнить, собрав определенную информацию. Направление сбора такой информации, а именно, что интересует индивида, обычно заложено в сценарии. Поэтому в изучении представлений о семье можно найти ответ на чрезвычайно важный для понимания нарушений в функционировании семьи вопрос, и именно о причинах «информационной слепоты» членов семьи: почему они не замечают, казалось бы, очевидных и очень важных для успешного функционирования семьи фактов. Проблема выявления и изучения представлений о семье. Прямыми вопросами можно выявить, что индивиды думают и знают о своей семье. Однако эти ответы покажут лишь то, что индивиды знают, но не отразят представлений, которые используются реально в решении практических семейных проблем. В психологии для изучения представлений индивида пользуются довольно сложными экспериментальными процедурами, малопригодными для клинических целей [Heckhauzen H., 1986J. Для изучения семейных представлений нами были разработаны и апробированы в клинической практике специальные процедуры. Основная идея их заключалась в том, чтобы поставить исследуемого перед необходимостью применить имеющиеся у него семейные представления для решения практически важных для него задач. Диагностическая процедура «Наивная семейная психолсмия* (НСЛ1) была организована следующим образом.В начале исследования у пациента создавалось впечатление, что изучается его социальная компетенция. Экспериментатор спрашивал, хорошо ли он знает людей, умеет ли определить их настроение, может ли он, понаблюдав за человеком, в общих чертах определить особенности его характера. Выполнялись и другие «задания»: например, психолог рисовал всевозможные картинки типа «точка —точка, запятая, минус - рожица кривая» и просил определить выражение лица, какое чувство оно выражает. Ответ неизменно признавался правильным и обследуемому говорилось, что он хорошо знает людей. Основные задания также предъявлялись как задачи «на знание людей». Обследуемому обрисовывали определенную семейную ситуацию, герой которой стоит перед выбором. Сообщалось, что ситуация эта не условная, а реально имела место. Предлагалось, используя свое знание людей и жизни, угадать, как в действительности поступил человек. Получив такое задание, обследуемый обычно (примерно в 80 % случаев) замечал, что для того, чтобы угадать поведение героя, надо что-то знать о нем. Психолог соглашался с этим и просил задать любое количество вопросов об особенностях ситуации и личности героя. «Спрашивайте до тех пор,— говорил психолог,— пока не сможете с полной уверенностью угадать, как поступил герой». На вопросы накладывалось одно ограничение: можно задавать лишь те вопросы, на которые можно ответить либо «да», либо «нет». Когда исследуемый задавал вопросы, они признавались очень интересными, но ответ на них давался уклончивый (экспериментатор сообщал, что, к сожалению, как раз этого момента он не знает) или «промежуточный» (например, на вопрос, доволен ли герой своей семейной жизнью, следовал ответ — «средне доволен») Такая тактика ответов ставила своей целью побудить пациента к дальнейшим вопросам. «Психологический расчет», заложенный в основу диагностической процедуры, заключался в том, чтобы максимально заинтересовать пациента в «конечном результате» — угадывании, как именно поступил герой. Поскольку речь шла об угадывании реального поступка, то индивид был заинтересован в применении реальных, а не провозглашаемых, престижных и т. д. представлений. Для угадывания предлагались типовые ситуации (см. приложение 4 «Диагностическая процедура НСП»). Мы исходили из положения, что вопросы обследуемых покажут, какая информация им нужна для конструирования представления о ситуации и об участвующих в ней членах семьи. При этом допускалось, что если испытуемый, задав некоторое число вопросов, берется в точности предугадать поведение «героя», то для создания субъективного представления о данной ситуации ему достаточно той информации, которая заложена в рассказе и ответах экспериментатора. Кроме основных заданий — ситуаций, общих для всех лиц, обследовавшихся в ходе семейной консультации и в клинике, пациент, как правило, получал индивидуальное задание — ситуацию, в которой обрисовывалась проблема, однотипная с его случаем. Это были ситуации из клиники неврозов, патологической ревности, алкоголизма, сексологической клиники и др. Примеры таких ситуаций будут приведены в соответствующих разделах работы. Вопросы, которые задавались, фиксировались Когда пациент сообщал, что может с точностью определить, как поступил герой, психолог просил его вначале указать, насколько он уверен, что правильно установил решение героя («На сколько процентов Вы гарантируете, что не ошиблись?»— спрашивал психолог). После того, как давался ответ (назывался процент), психолог просил указать, каким было решение героя. Обследуемый называл, как, по его мнению, поступил герой. В любом случае его ответ признавался правильным и подтверждающим тот факт, что он хорошо знает людей. После этого начиналась II стадия обследования. Пациента просили «поделиться секретом», как ему удалось угадать решения героя и что он хотел узнать с помощью каждого из заданных вопросов. Целью второй части эксперимента было выявление наивно-психологических представлений, которые индивид применяет в практической ситуации. Например, в первой части обследуемый задавал вопрос: «Доволен ли герой своей семейной жизнью», а во второй — этот вопрос комментировался: «Если доволен, то не станет скрывать деньги и внесет их в семейную кассу». Из этого делался вывод, что обследуемый считает самоочевидным, что если человек доволен семьей, то в большей мере учитывает интересы семьи, чем если он недоволен. Выявленная таким образом «самоочевидная» связь и является одной из присущих пациенту наивных теорий. Слово «самоочевидная» мы поставили в кавычки, так как для другого человека самоочевидной могла оказаться как раз противоположная связь: чем более доволен семьей, тем менее склонен отдавать ей все силы («Раз и так все хорошо, так зачем отдавать деньги»). На третьем этапе обследования проводилась обработка полученных результатов. Обработка эта включала установление уровня сложности представлений, которыми оперирует обследуемый. Каждый отдельный факт, содержавшийся в задании (рассказе психолога) и ответах на вопросы, рассматривался в качестве элемента представления обследуемого о ситуации и личности участвующего в ней героя. Если, например, испытуемый задавал мало вопросов, делался вывод, что для уверенного предсказания ему требуется немного фактов и что, следовательно, его субъективная модель ситуации состоит из малого числа элементов, т. е. относительно проста. Если же вопросов было много, признавалось, что субъективная модель сложна (состоит из большого числа элементов). Далее следовала «реконструктивная» стадия обработки полученных результатов. На основе зафиксированных вопросов испытуемого и его пояснений к ним устанавливалась совокупность его на-ивио-психологических представлений и реконструировалось представление обследуемого о ситуации. При этом основное внимание уделялось выяснению, что в ситуации индивид считает самоочевидным и что для него является объектом выяснения, что индиузид включает в свое представление о ситуации и (это не менее важно) чего он не учитывает, игнорирует. Далее на основе полученных сведений устанавливалась связь нарушений в семейном представлении с наблюдаемыми нервно-психическими расстройствами. Основные результаты применения методической процедуры в клинической практике. С помощью описанной методики нами обследовано 60 пациентов, проходивших семейную психотерапию (44 женщины и 16 мужчин), с различными диагнозами (неврозами и неврозоподобными состояниями, декомпенсациями психопатий, алкоголизмом, сексуальными нарушениями, суицидальным поведением). Исследования показали принципиальную возможность выявления семейных представлений о различных семейных ситуациях. Установлено, что эти представления высокоселективны: относительно просты по структуре и включают относительно мало элементов. Так, 180 полученных представлений об отдельных ситуациях распределились по их сложности (числу включаемых элементов) следующим образом: 19 % — наиболее простые представления, опрашиваемые брались уверенно установить, как поступил герой, не задав ни одного вопроса (примитивные представления); 35% — простые представления (до 5 вопросов) ; 32 % — представления средней сложности (6—10 вопросов); 14%—сложные модели (11 вопросов и более). Не выявлено статистически значимой связи между сложностью модели и уверенностью предсказания. Факт преобладания относительно простых моделей требует серьезного внимания и учета в психотерапевтической работе. Он свидетельствует о том, что, принимая различного рода решения, члены семьи исходят, как правило, из небольшого числа особенностей ситуации. Существующие у обследованных пациентов навыки представления ситуации и анализа ее в большинстве случаев являются навыками «экспресс-анализа», ориентируются на небольшой объем извлекаемой из памяти и дополнительно получаемой информации. Естественно, возникают вопросы: каковы психотерапевтические перспективы усложнения этих представлений? Можно ли, проводя работу по включению в представления о ситуации (в «типовой сценарий», «на ивно-психологические представления») новых элементов, нужных, полезных, с точки зрения коррекции, добиться изменения поведения? Разумеется, ответ на эти вопросы может быть получен лишь в практической психотерапии Опыт такой рабо1Ы описан в соответствующем разделе настоящей монографии. Определенное представление о том, что про исходит в случае такого изменения представления и, в частности, его обогащения, дают данные дополнительного исследования, проведенного в ходе применения процедуры «Наивная семейная психология». После того, как пациент заканчивал предъявление своих вопросов и сообщал, как, по его мнению, поступил герой, исследователь спрашивал его: «Вы бы хотели взглянуть на вопросы, которые задавали другие люди?» Обычно (за одним исключением) пациент изъявлял такое желание. Тогда психолог предъявлял ему большой список всевозможных вопросов (общая численность — 50), относящихся к данной ситуации и личности героя. Обследованный просматривал их, после чего психолог спрашивал: «Может быть, среди чтих вопросов есть такие, на которые и Вы хотели бы получить ответ?» Все обследованные заявили, что хотели бы задать такие вопросы. В качестве характеристики активности была избрана такая мера: число вновь заданных, дополнительных вопросов меньше, равно или превышает число самостоятельно заданных. Результаты оказались следующими: 20 человек задали столько же или меньше новых вопросов; 13—больше новых вопросов, чем было задано самостоятельно. Особенно важно то, что новая информация (существенное усложнение представления) оказала значительное воздействие на предсказание поведения героя. В I 1 случаях (33 %) обследуемые под влиянием новой информации ичменнли вывод, хотя бы в одной из трех задач. В целом, выводы были изменены в 39 % случаев. На вопрос, почему же эти вопросы не были заданы сразу, большинство пациентов отвечали, что они просто «не пришли в голову». Полученные данные показывают, сколь большую роль в формировании семейных представлений nrpaioi имеющиеся у пациентов навыки извлечения информации и привычные способы формирования представления о ситуации. Немалую часть информации индивид искренне будет считать очень важной для правильного понимания семейной ситуации. Однако, столкнувшись с той же ситуацией в жизни, он даже не вспомнит об ч-юм аспекте по гой простой причине, что у нею нет привычки обращать на это внимание именно в момент встречи с ситуацией; данный аспект не входит в его реальное представление. Психиатр или психотерапевт, в практической деятельности столкнувшись с тем, что пациент не учитывает какой-то важный момент ситуации (особенно проблемной), часто склонен искать неосознаваемые мотивы, обусловливающие игнорирование определенного аспекта ситуации. Нам представляется, что в значительном большинстве случаев на самом деле речь идет не о «неосознаваемой» информации, не «действии механизмов вытеснения», а неучитываемой информации. В практических ситуациях пациент просто «не имеет привычки» учитывать этот аспект. Психотерапевтическая помощь по формированию такой привычки (изменению практического представления) может привести к нужному изменению поведения. Проведенное исследование показало, чю сложность представлений, которыми оперируют обследованные пациенты, в значительной мере зависит не только от личности пациента, но и ситуации, исход которой он стремился разгадать; 36 % опрошенных больше всех вопросов задали по первой ситуации («заманчивая работа в другом городе.»); 30% пациентов максимальное количество вопросов задавали при «разгадывании» поведения героя во втором задании («внеплановые деньги); 34 % — в третьей ситуации («отказ 14-летнего подростка от повиновения»). Это означает, что, кроме индивидуальной склонности к простым или сложным представлениям, существует еще ситуационно обусловленная. Это значит, что пациент, склонный вообще оперировать сложными представлениями, как раз в психотерапевтически важной ситуации (например, той, которая сыграла наибольшую роль в возникновении его нервно-психических растройств) оперирует весьма простым и даже примитивным представлением. Установление «личностной склонности» (т. е. того, сколь сложным представлением о ситуации склонен оперировать индивид в большинстве ситуаций) и «ситуационной обусловленности» (т. е. того, насколько сложность представления об интере-суюшей психотерапевта ситуации отличается от обычной для пациента) может стать важным моментом в выявлении источников нарушений в семейном представлении. Значительные различия в структуре представлений у различных пациентов выявлены, даже когда они судят об одной и той же ситуации. Выделяются разные аспекты ситуации, применяются различные наивно-психологические объяснения. Нами проведена предварительная тинологизация ряда относительно часто встречающихся структур, применяемых при анализе семейных ситуаций. В качестве иллюстрации рассмотрим несколько семейных представлений. Это «стимульная модель ситуации», модель «борьбы со злыми силами, искушающими члена семьи», модель «накопления положительных качеств». Указанные модели описаны на ос- новании того, какие вопросы задают обследуемые и какие цели они преследуют, задавая эти вопросы. Модели отражают «стратегию» обследованных членов семей, которая «просматривается» в характере и последовательности информации, которую они стремятся получить. «Стимульная модель ситуации». Отличительный признак — наивно-психологическое представление испытуемых об однозначном соответствии между определенными аспектами ситуации, в которой оказался член семьи, и его ответом на эту ситуацию. Испытуемые данного типа полагают самоочевидным, что в данной ситуации существует один общий для большинства людей тип поведения. Типичными для испытуемых, придерживающихся такой модели, были следующие вопросы и комментарии к ним. Ситуация — «Внеплановые деньги». Вопрос обследуемого: «А жена точно не узнает, что он получил премию?». Ответ психолога: «Трудно сказать». Комментарий обследуемого: «Если жена точно не узнает и если у него к тому же есть какое-то свое желание, то он наверняка скроет деньги. Если не скроет, то он — просто дурак». Разгадывая поведение отца, столкнувшегося с неповиновением подростка, такие испытуемые практически не задавали вопросов либо заявляли, что отец применит физическое наказание, либо (столь же категорически), что не применит. Пример ответа с комментарием: «Наверняка будет бить его или иначе наказывать, пока не переломит упрямства. Так бы поступил на его месте любой отец». Давая ответ о муже, получившем заманчивое предложение, однако ценой длительной разлуки с семьей, эти пациенты давали такие ответы: «Согласился бы» или «Отказался бы» со сходной мотивировкой («Так поступил бы любой на его месте»). Таким образом, испытуемые этой группы были убеждены, что любой человек, вне зависимости от своих индивидуальных особенностей, ведет себя в одинаковых условиях одним и тем же образом. «Стимульная модель семейных ситуаций» состоит из элементов всего двух видов: первый — отдельные стимулирующие особенности (в приведенных примерах — возможность утаить деньги, непослушание подростка или необходимость жить отдельно от семьи); второй — реакции на эти возможности в виде определенных однотипных действий. Мыслительные модели данного типа весьма селективны. За пределами модели остается информация о подавляющем большинстве важнейших, казалось бы, аспектов ситуации, например, в какой мерс поступок героя согласуется с его нравственными представлениями. Носителей «стимульной» модели мало интересует информация о личности «героя». Никто не спросил, что представляет собой «герой», любит ли он свою жену, каковы взаимоотношения с ней и ее характер. Модель эта «бедна» и с точки зрения отражения связей между элементами ситуации. В ней присутствует лишь один вид связи, который можно обозначить терминами «влечет» или «вызывает». Это жестко детерминистическая связь между стимулирующими особенностями ситуации и ответными реакциями индивида. С точки зрения дальнейшей консультационной и психотерапевтической работы, данный тип представлений о семье наименее благоприятен, что связано с несколькими обстоятельствами. Во-первых, в его основе лежит предположение о фактическом бессилии человека перед обстоятельствами, толкающими его на поступок, вредный для семьи. Не индивид управляет обстоятельствами, а они им. Отсюда «естественность» для них «антисемейного» поведения во многих, причем отнюдь не слишком драматичных, семейных ситуациях. Во-вторых, данная модель семейных отношений «близорука». Предпринимая какое-либо действие, члены такой семьи предвидят только ближайшие последствия, не учитывая более отдаленных. Мать с субъективными представлениями такого типа резко возражает против увлечения подростка техникой, так как оно создает беспорядок в доме, совершенно не думая о том, что это увлечение может ему оказаться полезным в дальнейшем, поскольку оно удерживает его от контакта с неблагоприятно влияющими друзьями. В-третьих, «антипсихологичность» членов семей с таким типом модели, нерефлексивность их семейных представлений создает серьезные трудности в ходе семейного консультирования и осуществления семейной психотерапии. Члены таких семей, обращаясь к консультанту, верят, что против любого, не устраивающего их явления семейной жизни существует один устраняющий это явление рецепт действия. Типичная постановка ими вопроса звучит так: «Что нужно делать, если сын не хочет учиться, муж злоупотребляет спиртными напитками и т. п.?» Указание психолога на то, что для ответа на этот вопрос надо разобраться в психологических особенностях сына или мужа, вызывает (в полном соответствии с их имманентной теорией «стимул — реакция») ощущение нереалистичности, чрезмерной научности, «теоретичности» подхода психотерапевта, ощущение, что он «все усложняет», уходит от прямого ответа. Наиболее приемлемой и вызывающей наименьшее внутреннее сопротивление для лиц с таким представлением о семейной жизни является, как правило, индивидуальная поведенческая психотерапия. В случаях, когда она неприемлема, перед психологом или психиатром возникает необходимость немалой работы по «усложнению», «обогащению» субъективного представления членов такой семьи. «Борьба со злыми силами, искушающими члена семьи». В основе модели лежит представление о том, что «внутри» человека таятся, стремясь вырваться наружу, некие «злые силы». Они-то и становятся источником различных неблагоприятных, с точки зрения семьи, видов поведения. Лица, склонные к «типовым сценариям» такого рода, представляют себе человека — члена семьи как существо, обуреваемое многочисленными и мощными силами, направленными против семьи. Это сексуальные влечения (возможность супружеской измены), гедонистические (нежелание тратить силы на семью, трудиться, например, в домашнем хозяйстве), неприятие ограничений, неизбежно связанных с жизнью в семье (отказ от «свободной», «беззаботной жизни» и т. п.). Соответственно такому представлению, носители модели данного типа искали в объективных особенностях ситуации и субъективных качествах «героев» предложенных им заданий нечто такое, что, по мнению испытуемых, могло сдержать действие «злых сил». В зависимости от того, есть ли эти сдерживающие моменты, они и предлагали свой прогноз поведения. Так, в качестве сдерживающего момента многие испытуемые с представлениями данного типа рассматривали отсутствие у индивида опыта проти-восемейного поведения. Иначе говоря, труднее всего оторваться от семьи, утаить часть денег, наказать подростка физически в первый раз. После этого происходит как бы утрата нравственной невинности, и в следующий раз уже значительно легче совершить соответствующий поступок. Понятно, что вопрос о том, совершал ли «герой» ранее подобные нарушения, здесь один из наиболее частых; «А раньше он когда-нибудь обманывал жену? Если да, то обманет и на этот раз». «А раньше он бил сына? Если да, то и на этот раз так сделает». Носители этой модели проявляют заметный интерес к нравственным качествам героя. Их интересует, настолько ли они выражены, чтобы быть в состоянии противостоять «злым силам». (Вопросы: «А герой — человек с совестью?», «Есть ли у него чувство семейного долга?»). Комментарии к вопросам показывают, что и здесь в их представлении действует правило «первого раза»: если герой однажды поступился совестью или чувством долга, то в следующий раз эти моменты оказывают значительно меньшее сдерживающее влияние. Рассмотрим структуру данной модели. Набор элементов, из которых состоит модель «наличие злых сил», невелик, хотя он и несколько больше, чем в «стимульной» модели. Ведущую роль среди них играет представление о «злых силах». Этот элемент — константа, «присущая всем людям». Соблазн изменить, избежать неприятностей семейного труда, утаить часть денежных средств — это качество каждого человека, в наличии которого испытуемые настолько уверены, что не задают на этот счет никаких вопросов. Второй обязательный элемент — это факторы, сдерживающие действие «злых сил». Третий — внешние обстоятельства, способствующие тому, чтобы «злые силы» вырвались наружу. Для других аспектов ситуации и психологических особенностей личности в модели не находится места. Модель явно антипси-хологична, моралистична по своему характеру. Она практически игнорирует психологические особенности различных людей, рассматривая их семейное поведение исключительно в категориях нравственной борьбы с соблазнами. Значение данной мыслительной модели двойственно. С одной стороны, она направлена на укрепление стабильности семьи; в частности, делая акцент на исключительной важности «первого раза», в какой-то мере оберегает носителей такой модели от опасных для стабильности семьи поступков. По-видимому, такое субъективное представление может выполнять определенную роль по сдерживанию на I стадии развития ряда неблагоприятных особенностей и нарушений в личности членов семьи, в частности алкоголизации, психопатизации. С другой стороны, данная модель стимулирует и моральные чувства индивида в семье благодаря тому, что нравственная воля индивида рассматривается как единственный фактор стабильности семьи. В то же время антинсихоло-гичность такого представления создает семье целый ряд дополнительных трудностей, в немалой степени осложняющих решение в ней различных психологических проблем. Это вытекающая из «моралистич-пости» склонность, установка на подавление психологических особенностей индивида, а не на их адаптацию. Индивид должен приспосабливаться к семье, а не семья к его психологическим особенностям. Антипсихологизм представлений о семье данного типа также создает определенные трудности при проведении психотерапии. Это трудности, связанные с ориентацией на чисто этическое решение психологических ситуаций. Носители подобного представления уверены, чго единственный путь решения любой психологической проблемы — это установление, кто в данном случае прав или виноват. Говоря в ходе психотерапии о своих чувствах, носители этих представлений более всего интересуются вопросами, имеют ли они право испытывать такие чувства? Не являются ли такие чувства нравственно осуждаемыми? Трудность в психотерапии и психологическом консультировании этих лиц создает и характерное для них сопротивление психологическому объяснению поступков людей, чье поведение они считают неправильным. Это сопротивление в значительной мере осознанно или неосознанно связано с их представлением о том, что «понять -значит простить» и, следовательно, объясняя поступок человека его психологическими особенное! ими, мы тем самым оправдываем его поведение, так как оно признается независимым от его нравственной воли. Склонность к нравственной интерпретации и поиску моральных причин различных нарушений необходимо учитывать у таких лиц на самых различных этапах консультирования. Так, отец, обратившийся с жалобами на трудности в поведении подростка (с явной истероидной акцентуацией), во время второй консультации, преодолевая значительное внутреннее сопротивление, сказал, что считает себя виновным в нарушениях поведения подростка. Свою вину он видел в том, что поздно женился; сын родился, когда отцу было уже за 40, поэтому он и стал «таким ненормальным». Это обвинение поддерживает и жена. Рациональные разъяснения со ссылкой на специальную литературу о том, что нет никаких оснований усматривать связь между возрастом отца и какими-то нарушениями поведения сына, не дали результата. Тогда консультант изменил тактику. Вместе с консультируемым обсудили тот факт, что отец мог вообще не обзаводиться сыном, что дало бы ему возможность сэкономить немало здоровья и реализовать многие планы. Вместо этого, жертвуя собой, несмотря на то, что в таком возрасте уже труднее воспитывать сына, он взял на себя этот труд. Иначе говоря, консультант помог отцу понять нравственную ценность его поступка, В результате чувство вины было снято, отец почувствовал себя оправданным и с этого момента был психологически готов к поиску реальных причин нарушения в поведении подростка. «Накопление положи/еяьных ка-чесчв». Базой модели служит представление о юм, что поведение человека в семье определяется соотношением между положительными и отрицательными его качествами и поступками. Наивная психологическая теории, лежащая в основе этой модели, полагает самоочевидным, что любые положительные поступки индивида, совершенные в пользу семьи, повышают вероятность дальнейших «проссмейных поступков». Гочпо так же различные поступки или качества отрицательного плана умень- шают вероятность того, что индивид в следующий раз выберет правильное поведение. Судя по вопросам испытуемых данной группы, главными качествами, действующими в пользу правильного (в их понимании) поведения, являются следующие: равнодушие героя к потреблению алкогольных напитков, хорошие отзывы о нем на работе, любовь к чтению, отрицательное отношение к легкомыслию, солидность, любовь к детям, хозяйственность. Прогноз поведения героев эти испытуемые строили, опираясь на «баланс» «положительно» и «отрицательно» характеризующих героя ответов, полученных от экспериментатора. Таким образом, элементами данной модели выступают отдельные качества индивида, причем каждому из них испытуемый приписывал определенный знак, а также некое ин-тегративиое качество, которое может быть обозначено, как «общее отношение к семье». Чем у индивида больше «просемейпых» качеств, тем это отношение более ориентировано в пользу семьи и тем выше вероятность, что в противоречивой ситуации индивид выберет именно «иросемейную» линию поведения. Селективная природа данной модели проявляется, во-первых, в отвержении роли объективных факторов ситуации. Испытуемые практически не задают вопросов о материальном положении семьи, выраженности ее потребностей, длительности брака и т. п. Объективным факторам ситуации отводится сугубо второстепенная роль полигона, на котором происходят испытания отношений индивида к своей семье. Это, разумеется, обедняет мыслительную модель, делает ее менее эффективной. Во-вторых, за рамками модели остаются те свойства личности, которым испытуемые не могут однозначно приписать значение «хороших» или «плохих», например интеллект, воля. Догадываясь, по-видимому, что эти качества с примерно равным успехом могут использо- ваться и в социально одобряемых, и в социально порицаемых целях, испытуемые предпочитают вообще не иметь с ними дела. Связи между элементами модели «накопления качеств» носят довольно сложный характер. Предполагается, что отдельные качества (поступки) индивида аддитивны, т. е. что они поддаются суммированию с учетом приписанного каждому из них знака. Получаемая при этом сумма имеет в данной мыслительной модели некое пороговое значение, достижение которого определяет просемейное или антисемейное поведение героя. Подобно модели «злых сил» данная модель играет двойственную роль в жизнедеятельности семьи. Она в определенной мере содействует интеграции семьи, так как показывает, что любой поступок в семье важен не только сам по себе, но и в плане изменения отношения индивида к семье. В то же время она формирует у индивида — члена семьи — навык одностороннего подхода к семейным явлениям, рассмотрению их лишь как положительных и отрицательных и упрощенной трактовке связи между явлениями и различными сторонами жизни семьи. Индивид мало заинтересован в понимании истинных механизмов связи какой-то особенности жизни семьи с другими. Он идет другим путем: пытается выяснить, «положительное» это явление или «отрицательное», и в первом случае приемлет его, во втором — ищет способы противодействия. В ходе психологической консультации или психотерапии такие лица особенно охотно обращаются к понятию «нормальности». Они упорно стремятся выяснить у врача, является ли то или иное их поведение или других членов семьи «нормальным». Убедившись, что оно нормально, успокаиваются и утрачивают интерес к дальнейшему его познанию. Семейная жизнь при этом представляется им как совокупность фактов (явлений), каждый из которых должен соответствовать определенной норме. Таковы лишь некоторые мыслительные модели, выявившиеся при диагностических исследованиях в ходе психологических консультаций. Как видно уже на примере приведенных моделей, каждая из них соединяет в себе определенное представление о типовых условиях (чертах ситуации) и определенную наивную «концепцию личности» .Так, в случае «стимульной» модели ситуация представлена набором стимулов, а личность — стандартными реакциями на эти стимулы. Во втором случае личность представлена набором динамических «злых сил» — влечений, стремящихся вырваться наружу, и сил, сдерживающих их, а условия выступают как факторы, так или иначе ослабляющие эти сдерживающие силы. Место нарушений семейных представлений в этиологии нервно-психических расстройств. Выше описан ряд нарушений в семейных представлениях. Это, во-первых, неполнота представления (в нем не отражаются существенные аспекты ситуации и особенности личности людей, участвующих в ней); во-вторых, ошибочность (по одному или нескольким существенным признакам у индивида есть информация, но она ошибочна); в-третьих, некр'итич-ная уверенность в неизменяемости той или иной особенности ситуации или личностной черты индивидов, участвующих в ней; в-четвертых, искажение в восприятии семейной ситуации (индивид под влиянием своего представления не замечает фактов, моментов, особенностей, которые позволили бы ему, если бы он обратил на них внимание, правильно строить свое поведение). Напомним, что первый и второй виды нарушений приводят к тому, что индивид неправильно воспринимает ситуацию и ведет себя, реагирует на нее нерационально. Третий вид нарушений (индивид считает определенные стороны семейной ситуации «само собой разумеющимися» и поэтому неизменяемыми) ограничивает возможности поиска выхода из неудовлетворяющей ситуации; четвертый ведет к информационной «слепоте» (не воспринимается информация, объективно важная для понимания ситуации). Все перечисленные нарушения представления о семье сходны в одном: они могут вызвать такое искажение взгляда на ситуацию, которое превратит ситуацию, объективно не патогенную, в патогенную субъективно, т. е. в представлении индивида. Так, ситуация, субъективно воспринимаемая как содержащая неразрешимое противоречие, может стать источником внутреннего конфликта и далее невроза, даже если объективно она таковой не является. Отношения других лиц, воспринимаемые как враждебные, могут вызвать декомпенсацию психопатии, несмотря на то, что объективно таковыми не являются. Перефразируя известное высказывание Э. Кречмера, можно сказать, что нарушение семейного представления оказывается психо-травмирующим в том случае, если превращает объективно непатогенную ситуацию в такую, которая, «как ключ к замку», подходит к определенной личности, обнаруживая ее «•слабое место» и вызывая нервно-психическое нарушение. Представление о семейной ситуации включает представление о себе самом (своих потребностях, возможностях и т. п.), других членов семьи, с которыми индивида связывают семейные взаимоотношения, и о характере взаимоотношений. Рассмотрим пути, какими нарушение каждой из этих составных частей может превращать объективно непатогенную ситуацию в патогенную субъективно. Нарушение представления о себе как члене семьи. Речь идет о случаях, когда представление индивида о самом .себе как члене семьи неверно. Например, он неправильно представляет себе, какие потребности удовлетворяет семья, истинные мотивы тех или иных своих поступков в семье, причины, по которым его удовлетворяют одни стороны жизни семьи и раздражают другие. Рассмотрим в качестве иллюстрации следующее клиническое наблюдение, Супруги Александр и Антонине Т. Обоим по 33 года. Обратились в психологическую консультацию п связи с нарушениями в поведении их 14-летних сыновей-близнецов. Речь шля о побегах из дома, в результате которых подростки по нескольку дней отсутствовали. Во время одного из побегов они не были дома целую неделю и были возвращены домой работниками транспортной милиции. В ходе консультации оказалось, однако, что, при всей серьезности нарушений поведения у подростков, основная проблема, волнующая супругов, иная. Речь шла о переживаемых обоими супругами, в особенности мужем, субдепрессивных состояниях. Нарастание этих состояний — вялости, скуки, снижения интересов — супруги связывают с периодом, когда семья в основном справилась с многочисленными проблемами, с которыми столкнулась в первые годы семейной жизни: квартирный вопрос, завершение учебы, сложные отношения с родителями жены, рождение детей и уход за ними. «Пока было плохо, трудно,— сообщает жена,— пока приходилось бороться за каждую копейку, мы, как ни странно, жили душа в душу. А сейчас живем так, как мечтали, все устроилось, усто* нлось и надо же —■ недовольны, ссоримся, нам неинтересно друг с другом, с детьми неполадки». Супруги связывают свое состояние с перегрузкой в первые годы семейной жизни, «Мы сорвались в первые годы, как Мартин Идеи у Джека Лондона». Психологическое обследование выявило другую причину. В силу личностных особенностей супругов (оба — энергичные люди, однако с довольно узкой системой жизненных ценностей, концентрированных в основном на семье и ее материально-бытовом устройстве) достижение семьей ее основных целей в корне изменило психологическую обстановку в ней. Пока жизнь семьи была неустроенной, борьба за улучшение ее наполняла их жизнь смыслом. Достижение же этих целей поставило семью перед весьма трудной для нес задачей — поиска новых целей. Даже нарушения поведения подростков явились своеобразной реакцией на ситуацию в семье - они «вносили оживление> как в жизнь подростков, так и родителей, ставя их перед необходимостью волноваться, принимать всевозможные меры по розыску и т. д. Исследование представлений данной семьи дало возможность ответить на вопрос, почему члены ее, люди с высшим образованием и с достаточным интеллектуальным уровнем, оказались не в состоянии самостоятельно разобраться в том, что про-,изошло в семье. Оба взрослых члена семьи имели семейные представле- ния, достаточно жестко связывающие удовлетворенность семьей с материально-бытовым устройством. При обследовании семьи использовалась методика «Версия», применявшаяся, наряду с «Наивной психологией» для выявления семейных представлений. Каждому из супругов была описана модельная ситуация, похожая на имеющую место в их семье. «Муж с удивлением думает о том, что хотя в семье вроде бы все в порядке, но он ею недоволен, плохо чувствует себя дома. Те же чувства испытывает жена». Нужно было придумать как можно больше возможных объяснений этого явления. Характерно, что оба супруга, выдвигая версии-предположения, настойчиво шли по пути выяснения того, а точно ли в семье все в порядке. Задавались следующие вопросы: а супруги здоровы, а квартирой обеспечены, время свободное есть? Набор причин для объяснения неудовлетворенности в данной семье объективно не давал им возможностей найти истинный источник неудовлетворенности в собственной семье. Обращала на себя внимание твердая убежденность обоих супругов в том, Что они точно знают все, что нужно «нормальным людям», чтобы чувствовать себя довольными жизнью вообще и семейной, в частности. В описанном случае оказались нарушенными представления членов семьи о себе. Их семейные представления неправильно подсказывали им, что им нужно от семьи, какие потребности они в ней удовлетворяют. Это привело к возникновению состояний, сходных с описанными состояниями «экзистенциальной фрустрации» [Frankl V., 1952; Kratoch-vil S., 1985], которые, в свою очередь, могут породить невротические и депрессивные симптомы. Нарушения представлений о себе, подобные описанным выше, вызывают цепную реакцию нарушений в семье. Это нарушение целеобразо-вания в семье. Такая семья ставит перед собой цели, которые не могут удовлетворить ее действительных потребностей. Возникающее дале^ разочарование в соответствии с имею щимися семейными представлениями интерпретируется как результат того, что члены семьи недостаточно энергично, правильно и умело стремились к поставленной цели. Это ведет к увеличению усилий по достижению данных целей и нарастанию неудовлетворенности. Нарушение представлений о других членах семьи. Речь идет о случаях, когда искажено представление члена семьи о других: неправильно понимаются их желания, потребности, их отношение к различным сторонам действительности, либо это представление неполно. В этом случае индивид строит свои отношения с данным членом семьи, не учитывая каких-то важных для понимания взаимоотношений с ним качеств, мотивов. Результатом могут оказаться различного рода нарушения взаимоотношений. Приведем клиническое наблюдение, в котором результатом неполного представления о личности другого явилось возникновение пси-хотравмирующего отношения зависимости. Петр Я., 27 лет. Женат 3,5 года. Был направлен на семейную психотерапию в связи с сексуальными расстройствами. По характеру очень добросовестный, пунктуальный. Половая жизнь с 18 лет. Женился в возрасте 23 лет После дпуя месяцев совместной жизни женя стала «вскользь» говорить о том, что он не удовлетворяет ее, что «в кровати он не очень силен». Испытывал по этой причине чувство вины перед женой. В связи с этим, во-первых, принимал различные «меры», чтобы усилить потенцию. В частности, обратился к урологу с жалобами на ослабление потенции и прошел лечение. Во-вторых, всячески старался компенсировать жене то, что он ее не совсем удовлетворяет. Он уступал в спорах, прилагал игр усилия, чтобы облегчить ее труд в домашнем хозяйстве, покорно переносил ее «настроения» На первом же году начала наблюдаться преждевременная эякуляция. 13 спя:ш с этим пина перед женой усилилась. Весь цечь г тревогой ожидал близости В результате произошло окончательное расстройство половой функции (ЭЯКУЛЯЦИЯ ПОСЛР ОДНОЙ-ДВ)Х фрИКЦИИ). Пе1- циеит, человек весьма совестливым, ;аяадл жене, что чувствует себя не в праве »отрав лятъ ее жизнь» и если в течение двух мрсрисп сексуальная потенция его не восстановится, о» подаст на рячвоц Это вызвали неожиданную реакцию жешл, в частности значительное усиление ее интереса к лечению Она само-пилелыю мнилась на прием к лечащему врачу, ,чогя р<знсс не приходила, несмотря пи многочисленные просьбы Беседа с ней обнаружила, что она не только не испытываем' значительного полового влечения, но, напротив, относительно фригидна. Свое поведение объяснила тем, что «всегда лучше, когда мужчина в чем-то вшкшат», что «если o/i начинает задирать нос, то потом с ним не справиться». Обследование обоих пациенте» методиками «Наивная психология» и «Версия» обнаружило своеобразие их семейных представлений У жены выявлена несьма ярко выраженная модель «злых сил». Стремясь предугадать поведение героя в основных ситуациях, она всячески пыталась выяснить, а что его может удержать от соблазна утаить деньги или пожить вдали от семьи. Поведение жены в браке было естественным и логичным следствием ее семейных представлений. Она чувствовала, что муж переживаем* свою сочеупльную недостаточность, «стал как шелковый», и стала использовать это обстоятельство «для укрепления семьи». У ((ужа выявлено представление типа «сти-мульиая модель». Он задавал немного вопросов, каждый из которых фактически был уточняющей переформулировкой предыдущего («Вы сказали, что этот человек будет жить отдельно 07 семьи, в другом городе. А этот город далеко? Он сможе! каждый день приезжать'»), и после этого указывал, как поступил герой. Естественным следствием такого типа представления было и отношение героя к намекам жены, что она но удовлетворена сексуально. «Если жена не удовлетворена, значит, необходимо усиление сексуальной потенции». Та же схема «оцна причина - одно следствие» выявилась у него при интерпретации причины намскин жены Ему не пришло в голову ни одно объясните, кроме единственного: «Раз жени гшюрит, Ч'ю она не удовлетворена, то, значщ, дело в том, что я сексуально недостаточно силен*. Важно подчеркнуть: тот факт, что обследуемый не догадался о подоплеке всего дела, не связан с низким интеллектуальным уровнем или излишней доверчивостью. В данном случае основную роль сыграла как раз «стимульная модель», при которой инднвид склонен удовлетвориться тем обьяспеннем, которое ему приходит в голопу первым, и не ищет других. При обгло юваиин мотодикой «Версия» Петру Я. была предложила среди других заданий ситуация: ^Жeнd сказала мужу, что он ее ськсуи.чьчо не удшшчворпет», и нужно было приручат], возможно Дольше причин чюю. В хояе перато опшия это задание вызнало у нею сгрм-шые затруднения. Он выдвинул одн версию *()на деистшелыю сексуально ui.'ibHi-c, чем 1,1,, и дальше этого дело не по-ш.''> Уже >м г юдуютем занятии пациент 5сз особого труча придумал несколько возможных перши «недовольна чем-то другим, lid стесняется ему сказать прямо», «любит друтю* и подобные; среди них была и такая »1'|нин «хочет воздействовать на его со-ить». Такое быстрое и относительно легкое тммимте результатов задания подтверждает, что основную роль в формировании не-пранилыюго семейного представления сыграла не интеллектуальная недостаточность («не сумел догадаться об истинных мотивах поведения жены»), а как раз «стимульная модель», ирииычка оперировать представлением «стимул реакция» («одна причина — одно елсдегшю»). В приведенном наблюдении семейные представления друг о друге привели на первом этапе к формированию чрезмерной зависимости одного члена семьи. Многочисленные травмирующие последствия данного явления будут рассмотрены в разделе о нарушениях системы взаимного влияния супругов. На втором же этапе окончательное расстройство сексуальной функции создало серьезную угрозу существованию семьи и здоровью пациента. Психологические причины устойчивости нарушенных представлений. Односторонние, неполные, ошибочные семейные представления могут существовать длительное время, несмотря на то, что мешают индивиду, не позволяют ему эффективно строить свои отношения. При психотерапевтической работе с пациентами, нервно-психические расстройства которых обусловлены нарушением их семейных представлений, важную роль играет выявление источников их устойчивости. Рассмотрим некоторые из них: 1. Одним из источников устойчивости неправильных «нарушенных» семейных представлений является пеосознаваемость лежащих в их основе «наивно-психологических теорий». Как уже указывалось, индивид действует, общается с другими людьми, рассуждает об этих людях и себе, основываясь на довольно большом наборе психологических по своей природе суждений. Причем эти суждения он считает самоочевидными, не требующими каких-либо проверок. Неосознаваемость этих «теорий» заключается в том, что, опираясь на них, индивид, как правило, не отдает себе отчета, что в своих выводах он на что-то опирается, причем именно па какие-то психологические положения. В рассуждениях индивида, при интерпретации им своего или чужого поведения, эти «наивно-психологические теории» фигурируют чаще всего в роли подразумеваемых посылок рассуждения. Так, в реплике: «Что он, дурак, чтобы делать чужую работу?» подразумеваемой посылкой является: «Умные люди не хотят делать чужую работу». В первом из приведенных наблюдений положение «если у людей все в порядке с материально-бытовым устройством, то они будут довольны семейной жизнью» является неосознаваемым в том смысле, что даже не приходит в голову сомневаться в нем (т. е. быт устроен, а удовлетворенности нет). В случае если все же в реальной жизни все оказывается иначе, то (опять же в силу неосознаваемое™ данного положения) причину ищут, где угодно, только не в неправильности данного утверждения («видимо, еще чего-то не хватает», «видимо, что-то делали не так» и т. п.). Точно так же «самоочевидным» во втором наблюдении является положение, что «если женщина чувствует себя сексуально неудовлетворенной, то в этом виноват мужчина». Эта «самоочевидность» и «неосознанность» наивно-психологических положений, лежащих в основе семейных представлений, играет решающую роль в их резистентности к психотерапии. Сталкиваясь с иными представлениями (в частности, в ходе той же семейной психотерапии или консультирования), с доводами, опровергающими его семейные представления, индивид нередко лишь смутно ощущает, что в этих доводах «что-то не так», что-то, что говорится, «нежизненно», «слишком научно», и автоматически отвергает предлагаемую точку зрения. Поэтому важнейшей задачей семейной психотерапии нередко оказывается помощь в осмыслении «наивно-психологических теорий» Только осознав эти свои «теории» и их связь с привычными рассуждениями, с принимаемыми решениями и выносимыми оценками, индивид может критически отнестись к ним и откорректировать основывающиеся на них семейные представления. 2. Второй источник устойчивости семейных представлений (в том числе и нарушенных) — это их включенность в межличностные отношения и, в частности, в систему взаимного влияния в семье. Стремясь повлиять на поведение другого супруга, добиться той или иной оценки своих поступков, члены семьи стремятся отстоять правильность именно своих семейных представлений Вопрос о том, как надо в определенной семейной ситуации поступить, чаще всего протекает в форме спора, с какой ситуацией семья имеет дело. При этом каждый из супругов доказывает, что именно его видение ситуации является единственно правильным. Вследствие этого каждый член семьи бывает нередко заинтересован в том, чтобы представлять себе семейную ситуацию именно так, а не иначе. «Как бы она ни рассуждала,— рассказал в ходе семейной психотерапии один из пациентов о своей жене,— все равно всегда окажется, что она права, а все кругом виноваты» В ходе семейной психотерапии при коррекции нарушенных представлений психотерапевт сталкивается с задачей помочь пациенту осознать свои мотивы, побуждающие его заинтересованность в том, чтобы не менять своего семейного представления. Соответствующая (применяемая нами в ходе семейной психотерапии) методика «Заинтересованность в представлении» основывается на том, что пациента прямо просят назвать все негативные последствия, которые имели бы место, если бы он отказался от нарушенного представления. Опыт показывает, что вербализация всевозможных «негативных последствий» и связанных с ними опасений стимулирует критическое отношение к ним и, что особенно важно, обеспечивает «разведение» семейного отношения и связанного с ним представления Пациент научается смотреть на отношения в семье «объективно», «абстрагируясь» от своей заинтересованности в том или ином положении дел Наши наблюдения свидетельствуют о немаловажной роли в устойчивости нарушенных представлений и ряда других факторов: характерологических (ригидность, склонность к быстрейшему принятию решения), ситуационных (если в принятии решения в ситуациях определенного типа член семьи ограничен во времени, то возникает склонность оперировать упрощенными представлениями)', эмоционально-аффективных (чем выше аффект, тем более простыми моделями ситуации оперирует индивид, меньше аспектов ее учитывает) и др. Таким образом, нарушение представлений о семье может обусловить приобретение объективно непатогенной ситуацией свойств патогенной. Коррекция нарушений семейных представлений достигается прежде всего путем их выявления, осмысления самим пациентом и целенаправленной тренировки более эффективных мыслительных навыков восприятия и представления. НАРУШЕНИЕ МЬЖЛИЧМШЛ НОЙ КОММУНИКАЦИИ В LbMbL Еще задолго до возникновения научной психологии и психотерапии взаимное понимание между супругами, а также между родителями и детьми рассматривалось в качестве одной из важнейших предпосылок стабильности семьи и семейного счастья. Различные признаки отсутствия взаимопонимания в семье: споры, ссоры, разногласия — считались отличительной чертой негармоничной, неудачной, несчастливой семьи. Не удивительно, что вопросы: как достигается взаимопонимание? как члены семьи обмениваются информа- цией? как они относятся к ней? как перерабатывают? - - с первых же шагов развития семейной психотерапии интересовали ученых. Первыми, кто сделал проблемы внутрисемейной коммуникации главной темой своих исследований, были D. Jackson, J. We-akland (1961), J. Levinger (1967), J. Bunvenu (1970). С тех пор эти вопросы привлекают внимание многих психологов и психиатров. Так, обзор по формам и функциям коммуникации в семье, подготовленный в 1981 г., содержит упоминание о 40 работах на эту тему [Montgomery В., 1981]. В основе большинства работ о семейной коммуникации лежит учение о коммуникационном канале. Учение это - - результат развития теории информации и кибернетики — исследует процессы передачи информации, раскрывает наиболее общие причины информационных искажений. До появления учения о коммуникационном канале обмен информацией (коммуникация) между членами семьи понимался весьма упрощенно. Считалось самоочевидным, что члены семьи обмениваются мнениями только тогда, когда хотят это сделать, что они передают то, что хотят передать и (если отбросить случайные оговорки) не сообщают друг другу то, что не хотят сообщить. Казалось также совершенно ясным, что те, кому сообщают, адекватно понимают то, что им сообщают (если только они не являются иностранцами или не имеют дефектов слуха). Учение о коммуникационном канале показало, что процесс коммуникации значительно сложнее. Был выявлен ряд промежуточных явлений, передаточных механизмов, обеспечивающих процесс обмена информацией (выбор содержания сообщения, его кодировка, передача, прием, де-кодировка, выбор содержания ответного сообщения). В отношении межличностного общения была показана роль намерения вступать в коммуникацию (потребность, мотив), формирования сообщения, процессов вы- ражения сообщения в каком-то коде (языке), передачи информации в определенной межличностной, коммуникационной ситуации, ее восприятия, декодировки и интерпретации (понимания), Было показано, что эти этапы процесса информационного общения обеспечиваются сложной совокупностью психических механизмов, каждый из которых обладает далеко не бесконечной эффективностью, может «дать сбой». Нарушение в этих механизмах ведет к искажению информации, ограничению ее передачи и тем самым обусловливает неэффективность работы всех последующих этапов [Watzla-wick К. et al., 1967]. Важнейшим, с точки зрения понимания процессов, происходящих в семье, результатом более строгого и систематического подхода к семейному информационному общению является выявление многочисленных моментов, которые могут воспрепятствовать общению, исказить его смысл (так называемые барьеры общения). Оказалось, что в ходе взаимного общения в семье могут происходить самые различные явления, не слишком заметные «невооруженным глазом», но ухудшающие процесс коммуникации и, соответственно, влияющие на взаимопонимание. Было исследовано значение различных видов «языка» в семейном общении: речи, жестов, мимики [Christensen L., Wallace L., 1976; Boyd L., Roach A., 1977]; исследованы пути и способы, которыми члены семьи управляют процессом информации в семье, информированностью друг друга; рассмотрены некоторые примеры злоупотребления коммуникационным процессом, использования его для своих скрываемых целей [Berne E., 1964]; исследованы особенности передачи информации о чувствах, испытываемых членами семьи друг к другу [Sa-tir V., 1964], и'нарушениях, возникающих при этом. Много внимания уделено нарушениям в согласованности передаваемой информации, в частности, когда вербальное «сообщение и невербальное его сопровождение противоречат друг другу (типа «Я люблю тебя», сказанное ледяным тоном) [Bairson ,)., 1972). На основе исследований процессов коммуникации разработан ряд тре-нинговых методик. Это, во-первых, тренировки внимания, восприимчивости в ходе коммуникации. Психологи и врачи, занимающиеся -семьей, всегда понимали, что взаимное внимание супругов, а также родителей и детей, выраженный инtepee к тому, что каждый из них может сообщить другому,— немаловажный момент супружеского взаимопонимания. Од-нако по-настоящему значение этого момента было осознанно после исследования Т. Gordon (1975). Показано, что значительная часть информации, которой обмениваются члены семьи, обычно остается невос-принятой. Особенно что касается информации, идущей «снизу вверх», например от детей к родителям. Важно и то, что сача невоспринятость информации ускользает от того, кто ее передал. Последний склонен считать, что все, что он хотел сказать, воспринято и понято. Под влиянием этих работ составлен ряд тренировочных программ по формированию «искусства внимательного слушания» [Garland D.. 1981 j. В ходе этих тренировок обучающие формируют на первый взгляд элементарные, но на самом деле чрезвычайно важные и в обыденной семейной жизни чисто отсутствующие навыки: поворот тела по направлению к говорящему, поддержание контакта глазами, «па-рафразирование», т. с. повторение сказанного другим членом семьи с уточняющим вопросом: правильно ли я понял то, что вы хотите сказать Другое направление совершенствования внутрисемейной коммуникации — это повышение осознанности коммуникационного поведения. Как уже указывалось, многое в сложном коммуникационном процессе ускользает от самих общающихся. Это в особенности касается невербальной части общения: жестов, мимики, интонации. Специальные тренировки с применением видеотехники помогают членам семьи начать более осознанно подходить к тому, как они общаются [Scholz M., 1980]. Ряд исследований и трснинговых систем направлен на развитие у членов семьи способности выражать свои чувства, делая это в адекватной и понятной другим форме [Wells R., Figure! J., 1982]. Исследования, проведенные среди лиц, прошедших упомянутые виды тренировки, подтвердили их эффективность и, в частности, положительное влияние на удовлетворенность семейными отношениями и стабильность семьи [Montgomery В., 1981]. Таким образом, существует широкий фронт исследований процессов коммуникации и использования их результатов в ксихокоррекционной деятельности. В то же время результаты проведенных исследований вызывают и определенное разочарование. Пока все реальные результаты относятся к коррекции семейных отношений у людей, в общем здоровых. Слишком мало еще известно о связи между межличностной коммуникацией и серьезными личностными нарушениями — нервно-психическими расстройствами. Большие надежды, которые связывались с изучением межсемейной коммуникации, ролью ее нарушений в этиологии серьезных психических заболеваний (таких, например, как шизофрения) на ранних ■jranax развития семейной психотерапии, пока не оправдались. Кажется удивительным, что столь важное внутрисемейное явление, как межличностная коммуникация, вли-яег на психическое здоровье ее членов лишь довольно опосредованным путем, через участие в формировании уровня удовлетворенности семьей, степени ее стабильности и т. п. В действительности нарушения межличностной коммуникации играют весьма серьезную роль в этиологии широкого круга психогенных психических заболеваний. Однако выявление этой роли должно идти несколько иначе. Общий недосшгок многие иселедо ваний семейной коммуникации - *го их ограниченность рамками учения о коммуникационном канале. Как известно, оно охватываем период с момента, когда возникает необходимость передачи информации, до ми мента ее получения, декодировки и интерпретации. Межау юм при иту-чении семьи важнеиш'ук) рол1. играют процессы, в силу к(>юры информация становится еобппенно информацией. Одно из oi нпвных положений гласит, чго информация нь.;п стея гаковой не абстрактно, «воо'лце», независимо oi каких-1 о объективных условий, а лишь в составе опреде ленной системы. Го, чю является информацией в одной системе, не является таковой в друтй. Эго связано прежде всего с тем, какие изменения в системе способна она проилвести. Если система никак не peainpyer на информацию, не меняется, го для данной системы она не будет информацией. В отличие от сообщения о прошлогоднем снеге, известие об измене мужа является семейной информацией, потому что способно внести большие изменения в жизнь семьи. В соответствии с этим при анализе коммуникационных процессов в определенной семье необходимо установить состояния, в которые может перейти данная семья, и затем установить, существует ли такая информация, которая, оказавшись в семье в системе межличностной коммуникации, может перевести семью из одного состояния в другое. Например, семейный психотерапевт анализирует нервно-психическое расстройство у одного из членов семьи, причем такое, которое возникло под влиянием каких-либо внутрисемейных процессов. Психотерапевт должен выяснить, наличие каких коммуникационных процессов (появление какой информации в межличностном общении) могло остановить, предупредить развитие неблагоприятных семейных процессов, оказавшихся источником психической травматизапии. Г.чк, ус- тановив факт возникновения певро-ja или реактивной депрессии под воздействием нарушений системы семейных представлений или системы взаимного влияния в семье, психотерапевт должен далее выяснить, какие межличностные коммуникационные процессы могли предупредить нарушение упомянутых сторон жизнедеятельности семьи. Если существуют такие межличпо-ешие коммуникационные процессы, которые могли бы воспрепятствовать нарушению, то возникают следующие вопросы* как эти процессы могли возникнуть и данной семье и почему они не возникли. Иначе говоря, нужно выяснить, кто и какую информацию, кому, каким способом должен был передать, чтобы психическая травматизация не имела места, а также откуда, в силу действия каких процессов должны были у коммуникатора появиться и сама информация, и понимание необходимости ее передачи. Предлагаемый подход отличается от других, ориентирующихся на учение о коммуникационном канале, рядом моментов: во первых, в центре внимания здесь не только вопрос, как передается в семье информация, но п как она возникает, т. е. этап, предшествующий вступлению в действие семейного коммуникационного канала; во-вторых, исследования, связанные с учением о коммуникационном канале, фактически абстрагируются от содержания информации, проходящей по каналу. Их интересует выявление барьеров, препятствующих прохождению любой информации. В огличис от этого предлагаемый подход начинается с вопроса, какая информация была нужна членам семьи в ходе их общения. Поэтому вопрос о коммуникационных барьерах решается уже более конкретно; какие именно нарушения в межличностном информационном общении воспрепятствовали прохождению той информации, которая была нужна для предупреждения психической травмагизации. Введем ряд понятий, необходимых для анализа связи особенностей про-цесса межличностной коммуникации в семье с психической травматиза-цией личности. Коммуникационная проблема. Это такая ситуация в жизни семьи, когда: 1) существует определенная потребность у одного из членов семьи; 2) удовлетворение этой потребности зависит от действий другого члена семьи; 3) эти действия имели бы место, если бы член семьи, имеющий потребность, передал бы определенную информацию (просьбы, намек и т. п.); 4) однако такая передача невозможна в силу каких-либо психологических особенностей данного лица; 5) потребность сохраняется, несмотря на невозможность ее удовлетворения (т. е. не происходит значимого снижения уровня притязаний). Речь может идти о самых разнообразных потребностях, удовлетворение которых зависит от другого супруга: в любви, симпатии, признании самостоятельности, помощи в каком-либо отношении, уважении и т, п, В семье постоянно возникают ситуации, когда удовлетворение каких-то потребностей зависит от других членов семьи. Коммуникационным барьером мы будем называть определенные особенности члена семьи, имеющего данную потребность, других членов {от действия которых зависит ее удовлетворение) или, наконец, их взаимоотношения, в силу которых передача информации оказывается затрудненной. Дефицитная информация — информация, прохождение которой по коммуникационному каналу предупредило бы возникновение психо-травмирующего семейного нарушения. В качестве примера коммуникационной проблемы рассмотрим ситуацию, отразившуюся в ответах участников семейной психотерапии на вопросы заполняемой в начале этого процесса «Ознакомительной анкеты». В анкете имелся следующий вопрос: «Представьте, что Вы несете тяжелую сумку, а Ваш супруг (супруга) идет рядом, но не догадывается помочь. Как Вы поведете себя в этом случае?» Отвечавшие могли выбрать из набора следующие ответы: 1) «Прямо скажу, чтобы помог»; 2) «Ничего не скажу, но буду недовольна»; 3) «Намекну»; 4) «Постараюсь что-то сделать, чтобы он сам понял»; 5) «Ничего не стану делать». Заполнили данную анкету 58 человек (69 %, все женщины). Самыми популярными вариантами оказались ответы: «Ничего не стану делать» и «Ничего не скажу, но буду недовольна». Описанная ситуация дает хорошую возможность разобраться с. определением коммуникационной проблемы, проиллюстрировать ее. Рассмотрим, имеем ли мы дело именно с коммуникационной проблемой или с какой-то другой. Возникшая ситуация соответствует первому признаку коммуникационной проблемы — перед нами ситуация, где имеет место определенная потребность одного из членов семьи. В данном случае это даже несколько потребностей супруги: в облегчении физического усилия и, конечно же, во внимании, сочувствии. Второй признак коммуникационной проблемы также налицо. В полном соответствии с приведенным выше определением, удовлетворение потребностей зависит от действий другого лица (в данном случае мужа). С третьим признаком дело обстоит сложнее. Возможно, что идущий рядом муж прекрасно понимает состояние жены, но это не побуждает его помочь ей. Возможен и другой случай, а именно: если бы муж понял, что ей тяжело (догадался бы, понял бы намек, услышал прямое высказывание от жены или кого-то из посторонних) и понял бы эту информацию адекватно, т. е. не только сам факт, что ей тяжело и обидно, но и насколько тяжело и обидно, то помощь последовала бы немедленно. Именно в этом случае мы имеем дело с соответствием ситуации третьему признаку коммуникационной проблемы Наконец, вышеописанная ситуация соответствует и четвертому признаку — налицо массивный коммуникационный барьер: существует ряд особенностей жены, мужа и их взаимоотношений, в силу которых данная информация по коммуникационному каналу не проследует, т. е. она ему не скажет и не намекнет. Развитие коммуникационной проблемы — это совокупность процессов, которые возникают под ее воздействием и приводят к психотрав-мирующим особенностям семьи На основании клинического анализа возникновения психотравмирующих особенностей семьи в результате развития коммуникационной проблемы можно выделить следующие этапы развития: 1. Информационно-дефицитный. На этом начальном этапе возникает и становится выраженной коммуникационная проблема. Имеет место неудовлетворенная потребность, зависимость ее состояния от другого и невозможность коммуникации. Данный этап нередко протекает в форме воображаемой коммуникации индивида, имеющего проблему, с тем, от кого зависит ее решение. Суть этой коммуникации в том, что индивид мысленно обращается к другому, а точнее — к своему представлению о другом, с так или иначе выраженной просьбой, требованием, намеком, выслушивает его ответ. Результат этой коммуникации, точнее — мысленного экспериментирования, в немалой степени зависит от представления о другом, его личности, психологических особенностях его отношения к индивиду и, следовательно, его реакции на обращение. Нередко именно представление оказывается первым и окончательным барьером коммуникации («Что же ты мне тогда все не рассказал?; «А я думал, ты будешь смеяться»). Этот диалог, возникший значительно позже, поясняет суть воображаемой коммуникации и ее возможную барьерную роль На этом же этапе может иметь место частичное коммуницирование, например робкие попытки все же передать какую-то информацию. Так, в приведенном выше примере «Ничего не скажу, но буду недовольна» — это не только проявление физической усталости, но и определенная частичная коммуникация-намек. Так или иначе, в итоге первого этапа член семьи оказывается перед фактом, что важная для него потребность (в любви, симпатии, жалости, уважении и т. д.) не может быть удовлетворена, так как информация о ней не может быть передана или понята. 2. Этап замещающе-искаженного коммуницирования. Коммуникационная проблема может остановиться в своем развитии на первом этапе и оставаться в виде источника «тлеющей неудовлетворенности». Однако возможно и дальнейшее развитие Суть его в том, что член семьи все же пытается коммуницировать о своей потребности, но в силу того, что нет возможности выразить это прямо, он ищет способы легализировать просьбу, требование. Женщина, испытывающая потребность во внимании и заботе, будет настаивать на соответствующем поведении мужа, но исказит причину, по которой она на этом настаивает. В силу особенностей своего характера или семейных представлений она не может признаться, что просто нуждается в его внимании и заботе (ей, скажем, представляется, что такое признание может вызвать у мужа чувство превосходства над ней, что было бы ей неприятно). Поэтому она начинает настаивать на нужном ей поведении по другим, на самом деле не существующим, причинам, например потому, что так положено в хорошей семье. Такая тактика дает нередко возможность «легализировать» свою потребность', передать информацию и добиться нужного изменения поведения. В то же время она порождает новые проблемы. Во-первых, это искажение представлений членов семьи друг о друге. Так, супруг в приведенном примере начинает считать свою жену человеком, для которого весьма большое значение имеет престиж семьи для окружающих. Во-вторых, легализирующее прикрытие действительной информации может оказаться плохо согласуемым с действительностью. На самом деле в приведенном примере мужу не может не показаться странным, что его жене никогда ранее не было так уж важно, чтобы все было, «как положено». В результате ухудшается представление супругов о личности друг друга и, соответственно, ухудшается взаимопонимание. Этот этап развития коммуникационной проблемы может быть характерен не только для решения одной определенной проблемы, но и для значительного числа проблем, возникающих в данной семье, определяющих стиль взаимоотношений. Характерно в этом отношении высказывание одного из пациентов в ходе семейной психотерапии о своей супруге: «Чего бы она ни хотела, она никогда не назовет истинную причину своего желания, а обязательно придумает какое-то другое более солидное и убедительное обоснование. Она хочет купить себе сверхмодную шубу, но ни за что не признается, что просто ей очень захотелось иметь ее. Начнутся длинные разговоры о том, что зима в этом году особенно суровая, как опасны простуды...». Дальнейшее обсуждение показало, что к такому искреннему высказыванию о том, что «очень захотелось», наш пациент отнесся бы весьма критично, как и к другим желаниям, продиктованным стремлением быть привлекательной, модной. Как видим, коммуникационный канал для прямого выражения желания закрыт, так как вызывает интенсивные негативные эмоциональные реакции у мужа (как оказалось в ходе дальнейшей терапии, весьма сложной этиологии). Информационные отношения перешли на этап замещающе-искаженного комму ници-рования. 3. Поведенчески-коммуникационный этап. Замещающе-искажениое коммуницирование может оказаться недостаточным для решения проб-блемы. В этом случае член семьи с неудовлетворенной потребностью переходит к манипулированию отношениями в семье с целью создания ситуации, дающей возможность удовлетворить свою потребность. Это, например, оказание психологического давления на другого члена семьи с целью принудить его поступить так или иначе; это создание ситуаций, когда другой вынужден поступить так, как нужно. На этом этапе коммуникационный момент отходит на второй план. Ведущую роль играют методы взаимного влияния (которые будут рассмотрены в соответствующем разделе). В то же время сохраняется определенный коммуникационный аспект поступков, совершаемых каждым из супругов («Ах ты так, тогда я тебе так! Что ты на это скажешь?»). Коммуникационная проблема на описываемом этапе превращается в конфликт (межличностный или внутренний), уже непосредственно оказывающий психотравмирующее воздействие. Рассмотрим основные этапы развития коммуникационной проблемы в психотравмирующем межличностном (1-е наблюдение) и впутрилич-ностном (2-е наблюдение) конфликтах. Наблюдение 1. Коля И., 8 лет. Поступил с диагнозом «истерические расстройства личности». По рассказам матери, мальчик просыпался ночью и начинал интенсивно биться головой об стенку, около которой находилась кровать. У пациента до сих пор имеется выраженный ночной энурез (каждая вторая-третья ночь «мокрая»). Бывает, что мальчик просыпается и на протяжении часа и более «устраивает концерты»: кричит, назло родителям говорит «нехорошие слова», с трудом поддаваясь успокоению. Исследование обнаружило этиологическую связь между его приступами и конфликтными отношениями в семье на протяжении последних лет. Конфликт родителей привел к снижению внимания к ребенку (значительное время воспитывавшемуся недавно умершей ба бушкой и бывшему основным предмеюм ее ч.ч-бот). Кроме того, болечнь ребенка была «•условно желательна» дли всех членив семьи, так как обычно на какое-то время uauyiuuit консолидация сил и некоюрое смягчение конфликтных взаимоотношений В силу вчаимо-евязи нервно-психических расстройств пациента с состоянием семьи он был направлен на семейную психотерапию. Было проведено исследование семейных взаимоотношений между родителями Коли Н. (муж-Николай П., 30 ,iei, жена- Анна Н, 29 лет). Исходным пунктом конфликтных взаимоотношений явились трудности у Липы I!. с ведением домашнего хозяйства Они были связаны не столько со сложностью совмещения производственной деятельности и большого объема работы по хозяйству, сколько с ичмене-нием се места в семье. «Еще до рождения ребенка муж мне помогал, ухаживал, как умел Знал, характер у меня независимый, могу ваять и уйти. После появления ребенка он успокоился, теперь я никуда не денусь, и переложил все иа меня. Однажды я прямо сказала ему, что нужна его помощь Он отделался шутками, очень обидными для меня. У меня была очень тяжелая жилпъ: ни минуты свободной, каждый день одно и то же По самое обидное, что я чувствовала себя дурой и что я никуда не денусь, и всегда будет так или еще хуже. С завистью смотрела на подруг, которые были свободны (мне было 18 лет, я вышла замуж одной из первых). До свадьбы он за мной бегал, теперь я никуда не могла от него уйти. Были моменты — хотелось выть от тоски или назло всем наложить на себя руки Когда ребенок заболел, я решила: «Все!» - Муж приходит, спрашивает: «Где ужин?»--Я ему: «Сделай себе и ешь!» - «Рубашкч?» — «Постирай и носи! Не хочешь стирать, ходи в гряз ной!» - Я видела, что его заело. Он начал иг чезать, перестал дпвать деньги на хозяйство, приходил навеселе. Тогда я обратилась по месту работы в партком, он - член партии. Хотя было очень стыдно, по рассказала все о его поведении. Он отрицал каждое мое слово, а когда большинство стало на мою сторону, уволился и перешел на цр>юр место работы. В первый же день дернулся домой пьяный в 2 часа ночи, со страшным шумом, и при ребенке избил меня. После этого я ни могла успокоить ребенка несколько часов, он плакал навзрыд. Я знала, что муж эгоист, но не зна ла, что он может быть такой бешеный. Ночные возвращения повторялись несколько раз Я боялась обратиться в милицию из-за страха перед мужем. Г.сли бы не ребенок и не вмешательство его матери, умершей полтора года назад, мы бы давно разошлись». Исследование семейных отношений и развития конфликта в семье обнаружило большую роль, которую сыграли коммуникационные проблемы. Охарактеризуем коммуникационную проблему Анны Н. Основной потребностью, удовлетворение которой зависело от мужа, было облегчение ее труда в домашнем хозяйстве. Большую роль сыграли также потребности в признании, престиже. Ей нужно было, чтобы он помогал ей и, главное, ценил ее работу в домашнем хозяйстве. Ощущение «вынужденности», зависимости, неблагодарности вместе с усталостью и нервно-психическим напряжением создали у нее трудно переносимый комплекс переживаний, включавший ощущение горечи, обиды, усталости. Однако она не могла всего этого передать мужу. Содержание ее обращения к нему о том, что ей нужна его помощь, было только бледным отражением ее истинных переживаний горечи, злости на себя, безнадежности. Причиной невозможности выразить и передать ему свои ощущения было воображаемое коммуницирование. «Да если бы я стала рассказывать ему, — пояснила Анна Н.,— он бы опять стал смеяться. Он объяснил бы мне, что все женщины-матери так загружены. Он бы хихикнул и гордо заявил: „Я свое дело уже сделал, а теперь ты ухаживай за ребенком!" — Да я заранее знаю каждое его слово». Определенные коммуникационные барьеры, по-видимому, были и у мужа. Возможно, имел место комплекс неполноценности, связанный с поддержанием «мужского достоинства». Жена сообщила, например, что он всегда переживал из-за своего маленького роста, усердно занимался «супермужскими видами спорта», очень болезненно переживал насмешки товарищей и всегда прислушивался к их мнению. Очень гордился «успехами у женщин». Одной из причин его упорных ухаживаний на ней было как раз то, что она нравилась многим его товарищам. Видимо, зависимое положение жены льстило его самолюбию и было одним из источников удовлетворенности браком. Как сложились бы взаимоотношения супругов, если бы каждый из них, вопреки коммуникационным барьерам, располагал всей информацией о переживаниях другого. Что произошло бы, если бы Николай Н. имел полное представление о всей совокупности чувств.пережива-емых его женой, и степени их интенсивности? Вне всяких сомнений, к числу сведений, которые он учитывал, строя свои взаимоотношения с женой, добавились бы новые важные моменты. В этом случае он не мог бы не учитывать взрывоопасность ситуации в семье и вытекающие от* сюда последствия как для его благополучия, так и «мужского достоинства». Вне зависимости от того, каким бы было его решение, он осознал, что имеет дело с серьезной проблемой и, видимо, искал бы выход из нее, Она, со своей стороны, знала о его неравнодушии к своему «мужскому достоинству». Однако не понимала всей серьезности этого, с ее точки зрения смешного, недостатка для него. Если бы она хорошо представляла себе всю гамму чувств, которые он испытывает в связи со своим комплексом неполноценности, она приобрела бы, по-видимому, мощный рычаг воздействия на него еще на первом этапе и в то же время возможность помощи в поддержании его неустойчивого мнения о себе, Следовательно, если бы дефицитная информация все же проследовала по коммуникационным каналам, у каждого из супругов была бы полная картина внутренней жизни другого и высока вероятность, что развитие взаимоотношений пошло бы другим путем. Второй этап развития коммуникационной проблемы начался с того момента, когда Анна Н. получила возможность формулировать свои пожелания уже с позиции матери больного ребенка. Третий этап — собственно конфликтные взаимоотношения с момента, когда они начали обмениваться взаимными ударами, стараясь поставить друг друга в безвыходное положение. Коммуникация на этом этапе приобрела уже чисто конфликтный характер: «А раз ты так, то я вот так!» На каждом этапе развития коммуникационной проблемы вес меньше вероятность, что супруги будут взаимно откровенны и поделятся своими переживаниями. Вместе с нарастанием конфликтного отношения усиливаются и коммуникационные барьеры. Очевидно, что основным направлением семейной психотерапии в данном случае должно быть создание правильного представления о личности друг друга, уяснение источников развития семейного конфликта. Наблюдение 2. Людмила Д., 25 лет. 7 лет замужем. Живет с мужем и свекровью. Муж на 9 лет старше ее. По профессии бухгалтер. Обратилась с жалобами на чувство тоски, утомляемость, частые головные боли, рассеянность, которая не была свойственна ей ранее, бессонницу. Внешне семейные отношения хорошие. Имеет ребенка 4 лет. Более интенсивное изучение семейных отношений показало наличие коммуникационной проблемы в ее взаимоотношениях со свекровью. Проблема возникла с момента замужества. Свекровь очень привязана к сыну и переживала в связи с его женитьбой. Он женился, когда был в длительной командировке в небольшом городке. Людмила Д. по характеру стеснительная, неуверенная в себе, хотя, по свидетельству мужа, иногда находят приступы «детского упрямства», причины которых она потом не может толком объяснить. Когда невестка приехала жить в Ленинград, свекровь приняла решение, что, «хотя и была против этого брака, но раз так все получилось, она поможет невестке всей душой». Эта помощь и явилась источником коммуникационной проблемы, «Я с детства не могу, когда кто-нибудь стоит и смотрит, как я что-то делаю, Свекровь же от меня просто не отходила. У меня просто из рук все валилось, а она тут же выхватывала и поучительно, как старая учительница, говорила: «Не-е-т, не та-а-ак, а вот так, посмотри внимательно!» — Я себя чувствовала дурой, неловкой и неумелой, Если бы она от меня отстала, я сама понемногу во всем бы разобралась. А так по-, лучилось, что я сразу все должна делать очень хорошо». На вопрос, пыталась ли Д. объяснить свое состояние свекрови или мужу, она ответила: «Даже не пыталась. Она бы смертельно обиделась. Она от всей души для моей же пользы тратит время и здоровье, а я ей заявляю, что она мне мешает». Мужу пыталась объяснить, но он ее не понял, думая, что мать нее делает из самых лучших побуждений. Больная призналась, что иногда испытывала приступы ярости, когда свекровь, стоя за ее спиной, наблюдала, как она что-то делает, а затем с характерной всегда одинаковой учительской интонацией («Не-е-т... и т. д.») начинала ей объяснять, что она сделала не так, «Было желание ваять тарелку, которую я протирала, и разбить об ее голову» — так охарактеризовала свое состояние пациентка. После таких приступов испытывала чувство страха и вины. Уже тогда появились бессонница и головные боли. По совету подруги, которой рассказала о взаимоотношениях со свекровью, прочитала две книги по домоводству и, вопреки свекрови, начала отстаивать «научные способы», как нужно варить, гладить и т. п. Стала настаивать на разделении квартиры. С появлением ребенка конфликт ушел вглубь, Людмила Д. очень переживала за ребенка, боялась сделать что-то не так. Свекровь буквально оттеснила ее от ребенка и взяла уход за ним в свои руки. Это вызвало сильнейшие переживания Людмилы Д. Она рассказала, например, как однажды ребенок по ошибке назвал бабушку мамой. После этого она «проревела всю ночь>. Невротические симптомы в это время усилились, появились раздражительность, вспышки ярости, пониженное настроение. «Немного отхожу только на работе. Иногда хочется уснуть и больше уже никогда не просыпаться». Рассмотрим коммуникационную проблему Людмилы Д. Она не могла «передать» свекрови свои переживания, чувства и эмоции, которые возникали у нее в связи с неусыпным контролем последней. Как бы развились события, если бы такая передача была возможной и свекровь получила бы полное представление об интенсивности и характере чувств невестки? Трудно в точности предвидеть реакцию, однако ясно, что свекровь встала бы перед фактом: вместо того, чтобы помогать невестке, она ее мучает, лучшая помощь в данный момент — это не дергать ее, дать ей возможность спокойно во всем самой разобраться. Если бы свекровь вообще хорошо знала невестку, она бы почувствовала ее беспомощность и несамостоятельность и была бы уверена, что через некоторое время невестка сама обратится за помощью и советом. Определенная коммуникационная проблема имела место и у свекрови. Брак сына вызвал у нее тревогу преж- ►де .всего в силу того, что больше она не будет нужна ему, «сейчас будет кому о нем заботиться». Основным барьером к передаче такой информации невестке было, во-первых, самолюбие (она не смогла бы объяснить ни невестке, ни сыну, что, несмотря на появление у него жены, она хотела бы по-прежнему заботиться о нем). Во-вторых, трудности в 'осознании своих чувств: она представляла себе, что заботится не потому, что это ей самой нужно, а потому, что нужно сыну. Если бы невестка имела полное представление о чувствах свекрови, она бы по крайней мере серьезно задумалась, что сделать, чтобы свекровь не чувствовала себя ненужной сыну. Возможно, что в результате был бы найден выход. Развитие данной коммуникационной проблемы в конфликт отличается от предшествующей. Отмечалось два этапа. Второй этап начался, когда невестка все же попыталась избавиться от опеки с помощью чтения пособий по домоводству. Смысл ее действий, обращенный к свекрови, мог бы быть передан такими словами: «Теперь я уже смыслю в домашнем хозяйстве больше Вас; следовательно, Ваша опека излишня». Данный этап не успел развиться. Возможно, ответом свекрови была бы обида и далее начались бы открытые конфликтные действия, которые могли закончиться ухудшением здоровья свекрови (у нее уже имелась ишемическая болезнь сердца). Однако рождение ребенка резко изменило соотношение сил в семье, повысило зависимость невестки. Она вынуждена была уступить, и конфликт превратился во внутренний, ставший источником ее заболевания. Таким образом, коммуникационная проблема становится источником психотравматизацйи членов семьи прежде всего в силу того, что мешает удовлетворению их потребностей, а также1 потому, что «запускает» механизм конфликтных взаимоотношений и ведет ко все большему ухудшению взаимопонимания. Причины возникновения нарушений межличностной коммуникации в семье. Поскольку семейная коммуникация чрезвычайно сложна, то и причины ее нарушений могут быть столь же сложны и многообразны. Некоторые из этих причин уже были рассмотрены. Немалую роль играет и осознанность процесса, наличие коммуникационного внимания, умения выразить свои чувства в адекватной форме. В то же время при исследовании семей, оказывающих пси-хотравмирующее воздействие на личность, на первый план выступают некоторые другие источники нарушений в процессе коммуникации: 1. Перегрузка коммуникации побочными функциями. Каждое сообщение, кроме основной функции — передачи информации, может выполнять еще и дополнительные. Одна из наиболее важных среди них — это управление представлением лица, к которому адресовано сообщение, о говорящем и о взаимоотношении. Так, слова: «Мне хорошо с тобой» — являются и предложением дальше проводить время вместе, и выражением симпатии к тому, с кем ведется разговор, и даже уважения (значит, он обладает качествами, в силу которых с человеком бывает хорошо; известно, что это весьма ценимые качества). С другой стороны, произнося эти слова, говорящий следит за тем, чтобы их результатом не явилось понижение уважения к нему самому. Он постарается избежать, например, унизительной для себя формулировки той же мысли типа «Без тебя мне плохо». В результате любое сообщение, адресованное другому члену семьи, «фильтруется», «редактируется» по крайней мере в трех отношениях. Это, во-первых, соответствует ли оно имеющемуся у индивида представлению о том, каким он должен казаться окружающим. Так, например, индивид, которому очень важно, чтобы члены семьи считали его человеком опытным и сведущим, испытает немалые затруднения, если ему нужно спросить у кого-то совета. Точно так же член семьи, желающий, чтобы его считали смелым, вряд ли решится рассказать другим членам семьи о своих опасениях и колебаниях, вряд ли он задаст вопросы о том, опасно ли то, что он собирается сделать, и т. п. Отвечая на вопрос: «Что бы Вы хотели, чтобы о Вас думали в семье?» — члены семьи называют обычно немалый перечень качеств: умный, честный, хороший муж, справедливый, бескорыстный. Это показывает, сколь сложен образ «Я для других» и, следовательно, сколь многообразные ограничения он может накладывать на процесс коммуникации. Во-вторых, в ходе сообщения проверяется, соответствует ли оно образу другого, т. е. тому, каким он хочет, чтобы мы его представляли. Действительно, если наше сообщение будет противоречить в каком-либо аспекте тому, как он хотел бы выглядеть в глазах других (например, «не тот тон» и т. п.), то сообщение может вызвать его протест и коммуникация не состоится. В-третьих, сообщение проверяется и в том смысле, соответствует ли оно характеру наших взаимоотношений. Одно и то же сообщение о том, что индивиду нужна «вон та книга», будет формулироваться по-разному, в зависимости от того, это друг или просто знакомый, и оно вообще не будет иметь место, если это враг. Перегрузка побочными функциями возникает, если значение перечисленных трех моментов настолько возрастает, что коммуникация вообще становится невозможной. В этом случае определенная информация легко приходит в противоречие с одним из трех образов: «Я для другого», «Другой для меня» или «Наше взаимоотношение», и коммуникация либо прекращается, либо превращается в конфликт. Отвечая на вопросы «Ознакомительной анкеты», члены семей, проходившие семейную психотерапию, давали ответы на вопрос: «Есть ли в Вашей семье темы, которых Вы не затрагиваете, чтобы не осложнять взаимоотношений?» Из 40 человек, ответивших на вопросы анкеты, 38 указали, что такие темы есть. 2. Нарушение «представления об адресате коммуникации» как коммуникационный барьер. Межличностная коммуникация требует от общающихся хорошего представления о личности друг друга. Искаженное представление о другом члене семьи может выступить в качестве серьезного барьера взаимопонимания при информационном общении. Это отчетливо видно, в частности, на приведенных выше примерах. Так, в 1-м наблюдении у мужа, Николая Н., было явно недостаточное представление о личности его жены и особенно о чувствах, которые вызывало у нес ее положение в семье. В результате он не понял (точнее, понял очень поверхностно) ее обращение за помощью. Точно так же во 2-м наблюдении муж весьма плохо представлял себе внутренний мир жены. Поэтому осталась не понятой очень важная в истории этой семьи ее попытка объяснить ему те чувства, которые вызывает у нее опека со стороны свекрови. Знание личности члена семьи, к которому индивид обращается с каким-то сообщением, бывает необходимо по крайней мере в двух отношениях. Во-первых, необходимо знать и учитывать интеллектуальный уровень того, с кем общаешься. Это не всегда просто, особенно при общении с детьми. Есть люди, которые как раз в силу этого обстоятельства не умеют разговаривать с детьми: говорят слишком упрощенно или сложно. Во-вторых, необходимо правильно предусмотреть реакцию индивида на сообщение. Например, соответствует ли высказывание самолюбию адресата коммуникации, правильно ли будет понято намерение говорящего. Неспособность правильно учесть все эти моменты лежит в основе многих эпизодов семейных конфликтов, обид, недоразумений. Для иллюстрации того, какую роль 3 Сем(ип,>н психотерапии играет представление о личности другого в семейных информационных взаимоотношениях, обратимся к конкретному эпизоду взаимоотношений между супругами. Наблюдение 3. Нина Н., 25 лет, замужем. Муж—Алексей Н., 26 лет. Женаты 5 лет. Проходят семейную психотерапию в связи с заболеванием старшего сына — Толи Н., 4 лет. Приводимый эпизод взаимоотношений рассказан Ниной Н. во время первой встречи с психотерапевтом в качестве еще одного доказательства того, что ее супруг имеет привычку срывать на ней свое плохое настроение. «Он (Алексей) верЕгулся с работы в ярости и, размахивая кулаками, рассказал, что начальник при всех отругал его, причем в самой хамской форме. Муж сказал мне далее, что на этот раз он еще сдержался, но за следующий раз не уверен. Я сказала мужу, что я бы поступила так: во-первых, напомнила бы начальнику, что он, как начальник, имеет право критиковать, но не имеет никакого права оскорблять людей, а во-вторых, я бы спокойно вышла из кабинета. По-моему, я правильно объяснила — именно так нужно поступать в таком случае. Я думала, что он мне скажет спасибо за совет. Вместо этого муж вскипел, наорал на меня и выскочил, хлопнув дверью». В данном эпизоде перед женой стояла задача, основываясь на своем знании (уже многолетнем) мужа, правильно установить мотив его обращения к ней, т. е. чего он хочет, что ему в данный момент нужно. Эта задача была осложнена (и это характерно для семейных взаимоотношений) многозначностью его «коммуникационного сообщения». Действительно, гневные слова мужа о начальнике, обращенные к ней, можно было интерпретировать, как обращение за моральной поддержкой; просьбу дать совет; просьбу успокоить его (типа «Не волнуйся, все не так уж страшно»); попытку произвести на нее впечатление своей выдержкой и бесстрашием; косвенную просьбу санкционировать ответную его реакцию в следующий раз (типа «В следующий раз не давай ему спуску. Я знаю, что ты думал обо мне и ребенке и потому сдержался. Ничего, перебьемся»). Знание внутреннего мира супруга нужно было Нине Н., чтобы правильно установить мотив обращения. Она с полной уверенностью интерпретировала его, как просьбу дать совет. На самом же деле (и дальнейшее знакомство с данной семьей подтвердило это) ведущим мотивом было желание моральной поддержки. Если бы Нина Н. в ответ на яростную вспышку сказала или показала, что разделяет его негодование, конфликт бы не возник. Интерпретировав же слова мужа, как обращение за советом, она фактически унизила его, ясно показав, что на его месте сумела бы найти правильный выход из положения. В результате ярость мужа обратилась на нее. Он, в свою очередь, переоценил ее способность понять его правильно и неверно интерпретировал ее ответ, как желание его унизить. Анализируемый эпизод свидетельствует в пользу того, что представление и жены и мужа друг о друге в данной семье искажено. Она считает его более «деловым» и расчетливым, чем он есть на самом деле, и в то же время недооценивает его потребность чувствовать себя правым. Он со своей стороны считает ее значительно более проницательной и агрессивной (склонной унижать других), чем это имело место на самом деле. Подобное же искаженное представление друг о друге в этой семье нередко оказывалось источником взаимных недоразумений и обид. Таким образом, недостаточно полное знание особенностей личности другого супруга представляет собой важный барьер коммуникации, создавая препятствия для адекватного информационного общения. В связи с этим возникает необходимость в методах изучения представлений супругов друг о друге. Проблема понимания человека человеком стала предметом интенсивных исследований в последние годы [Бо-далев А. А. и др., 1983]. В ходе семейной консультационной и психотерапевтической работы было опробовано значительное количество методик, нацеленных на лучшее понимание супругами друг друга. Наш опыт психотерапии побудил нас отдать предпочтение относительно малоизвестной и редко применяемой методике изучения прогностической эмпатии супругов по отношению друг к другу [Эйдемил-лер Э. Г., 1980]. Суть методики в следующем. Каждый из обследуемых (к примеру, супруги, родители и дети) дает ответы на вопросы стандартного опросника. Нами применялся с этой целью опросник R. Kartell (1970) —форма С. После заполнения опросника перед членами семьи ставилась задача — основываясь на своем знании друг друга, с учетом обстановки, в которой проходит обследование, состояния каждого в данный момент, угадать ответы других членов семьи и ответить на все вопросы опросника. При этом со всей категоричностью подчеркивалось, что требуется не охарактеризовать других членов семьи, а угадать, как можно точнее, их ответы. Отношение правильно угаданных ответов к общему числу вопросов давало коэффициент прогностической эмпатии (Кпэ) ■ Этот коэффициент мы и рассматривали как показатель точности представления одного члена семьи о другом. Всего в исследовании участвовали 44 мужа, 78 жен и 90 подростков в возрасте 12—18 лет, принимавших участие в семейной психотерапии или участвовавших в работе психологической консультации. Уровень взаимной прогностической эмпатии членов семьи, % Полученные данные показывают, что психологу или врачу, проводящему семейную психотерапию, приходится иметь дело с семьями, члены которых характеризуются довольно низким уровнем эмпатии. В особенности это касается мужей и подростков. Установление низкого уровня эмпатии членов семьи по отношению друг к другу дает основание думать о наличии коммуникационного барьера в их информационном общении. Чрезвычайно важно в ходе подготовки семьи к семейной психотерапии и то, что указанная методика позволяет установить не только общий уровень точности представления членов семьи друг о друге. Она дает возможность также выявить «проблемы эмпатии», т. е. показать, какие конкретно качества других членов семьи воспринимаются ис-
каженно. В частности, в описанном 3-м наблюдении при исследовании уровня эмпатии установлено, что жена (Нина Н.) действительно недооценивает значение, которое ее муж придает моральной стороне своих поступков, и переоценивает его рассудительность. Обработка полученных данных выявила ряд интересных тенденций в проявлениях взаимной эмпатии у членов семей. Так, у матерей наиболее часто выявлялись пробелы эмпатии (неправильное угадывание) в оценке недоверчивости как мужей, так и подростков (недоверчивость они считали большей, чем это имело место). Ими же переоценивался оптимизм, жизнерадостность обоих представителей мужской половины семьи. Значительные ошибки (в сторону недооценки) были сделаны матерями (женами) при оценке склонности переживать чувство вины. Мужья склонны переоценивать уровень возбудимости и неуравновешенности своих жен. Выявление пробелов эмпатии в ходе обследования семьи дает возможность выдвигать обоснованные предположения об искажениях коммуникационного процесса в данной семье. Психотерапевтическая коррекция коммуникационных процессов в семье. Как уже указывалось, к настоящему времени разработаны многочисленные методики коррекции коммуникационных процессов в семье. Однако для решения специфических задач, возникающих при психотерапии семьи, оказывающей психо-травмирующее воздействие на ее членов, возникает необходимость в специальных методах. Психологическая коррекция уровня прогностической эмпатии оказалась весьма эффективной в случае, если основной причиной коммуникационного барьера было плохое (искаженное) представление друг о друге. Опишем кратко методику данного вида психотерапии, разработанную нами для коррекции этого нарушения коммуникации: 3* 1. На первом этапе члены семьи заполняют друг на друга стандартные опросники. Подсчитывается коэффициент эмпатии, устанавливаются пробелы эмпатии. 2. Членам семьи предлагается придумать как можно больше случаев, эпизодов, когда данный пробел эмпатии оказывается источником недоразумений, обид. При достаточно высоком интеллектуально-образовательном уровне задание может выполняться индивидуально и даже в виде «домашнего». В других случаях возможно групповое составление таких историй. Цель этапа — сформировать у члена семьи умение распознать ситуации, в которых проявляется пробел эмпатии, а также «бдительность», т. е. осмотрительность, внимательность в таких ситуациях. 3. Выполнение специальных упражнений по усилению эмпатично-сти к качествам, по распознаванию которых имелся пробел. Упражнения эти индивидуальны, основу их составляет описание (весьма краткое, в самых общих словах) встречи двух людей, упоминается несколько тем их разговора. Затем сообщается, что один из них, возвращаясь со встречи, с удивлением констатирует, что у него от встречи остался неприятный осадок на душе. Члену семьи, участвующему в занятии, предлагается указать как можно больше возможных причин, из-за которых мог возникнуть этот осадок. При этом сообщается, что у этого человека ярко выражено как раз то качество, по отношению к которому у члена семьи пониженная эм-патия. Например, если участвующий в семейной психотерапии индивид имеет пониженную эмпатию к проявлениям самолюбия у других людей, ему говорится: «Придумайте возможно больше причин, из-за которых появился неприятный осадок, учитывая, что человек этот весьма самолюбив». Упражнение позволяет создать более яркое представление о данном качестве, его различных проявлениях и, как предыдущее, создает установку «бдительности» по отношению к «пробелу». Таким образом, нарушения межличностной коммуникации в семье могут выступать в качестве существенного источника психической травматизации личности прежде всего в силу того, что приводят к развитию конфликтного взаимоотношения в семье. Основные направления коррекции процесса коммуникации в семье — это психотерапевтические мероприятия, направленные на осознания места коммуникации в семье и ликвидацию нарушений («пробелов») эмпатии. НАРУШЕНИЕ МЕХАНИЗМОВ ИНТЕГРАЦИИ СЕМЬИ Сплоченность семьи, способность противостоять силам, разъединяющим ее, — чрезвычайно важная характеристика ее жизнедеятельности. Уже повседневные наблюдения показывают явную связь между сплоченностью и тем, как семья преодолевает трудности и нарушения. Понятен поэтому интерес представителей разных специальностей, занимающихся семьей, к факторам, определяющим сплоченность. Этот вопрос интересует философов, социологов, демографов, психологов [Чуйко Л. В., 1975; Соловьев Н. Я-, 1977; Харчев А. Г., 1979]. Характеризуя психологические и социально-психологические работы о семейной интеграции, можно выделить, разумеется, условно, три ос-' новных подхода к этой проблеме. «Балансная концепция» стабильности семьи. В центре внимания психологов с данным подходом — мотивы членов семьи, определяющие их отношение к семье. Основное внимание при этом уделяется мотивам, определяющим положительное отношение к семье, и тем, которые вызывают неудовлетворенность ею. Считается самоочевидным, что чем больше мотивов, привлекающих индивида к семье, и чем они сильнее, и, с другой стороны, чем меньше мотивов, отталкивающих от семьи, тем сплоченность семьи больше. Такое допущение лежит в основе многих работ, посвященных причинам семейных конфликтов, разводов и других нарушений стабильности семьи. Пытаясь ответить на вопрос о причинах распада семей, сторонники этого подхода обращаются прежде всего к выяснению мотивов неудовлетворенности семьей. Наиболее последователен и теоретически обоснован такой подход в работе Г. Келли и Дж. Тибо (1984), посвященной анализу семейных взаимоотношений. В выдвинутой ими концепции стабильность семьи в каждый момент ее жизни зависит от соотношения мотивов: «за семью», определяющих желание индивида оставаться в ней и дальше, и «против семьи» (вызывающих желание покинуть ее). Концепция совместимости членов семьи. Сторонники этого подхода пытаются выяснить соотношение характерологических и других личностных особенностей членов семьи, которое обеспечивает наибольший уровень стабильности. Попытки искать источники стабильности семьи в данном направлении вполне естественны. Очевидно, чтобы группа людей, составляющих семью, достигла своих целей, они должны быть в чем-то сходны между собой и в чем-то различны. Простые рассуждения подсказывают, где желательно сходство и где различие. Видимо, сходство необходимо в целях, которые ставят перед собой члены семьи, в направлении их действий. Им необходимо взаимопонимание, которое обеспечивается сходством языка, представлений о мире, жизни, ситуации, в которой оказалась семья. Различными должны быть в основном способности, навыки, умения членов семьи. Действительно, чтобы добиться всего, что семье нужно, надо очень много знать, уметь, мочь. Поскольку, скорее всего, одному человеку не под силу все эти знания, умения, способности, то тут желательно взаи- модополнение. Один способен на одно, но не умеет другого. Другой же, наоборот, не в состоянии справиться с первым, но силен во втором — вот идеальное соединение людей, которые нуждаются друг в друге. Исследования соотношения личностных качеств людей, вступающих в брак, успешно живущих в нем, действительно, позволило выявить ряд сочетаний этих качеств, способствующих семейной интеграции [Обо-зова А. Н., 1980; Аугустинавичю-те А., 1982]. Концепция механизмов семейной интеграции. Обе предыдущие концепции усматривают ответ на вопрос о причинах стабильности семьи в личных особенностях ее членов (благоприятный баланс индивидуальных мотивов, хорошее сочетание других качеств личности). При рассматриваемом подходе основное внимание уделяется процессам, которые возникают уже после создания семьи и протекают не на личностном, а на общесемейном уровне. Делается попытка выявить социально-психологические механизмы, действующие в данной семье и обеспечивающие необходимое отношение членов семьи к ней. Такой подход развивается А. В. Петровским (1983). Для понимания сущности семейной спло^ ченности он применяет собственную концепцию «коллективистической идентификации». В соответствии с ней члены семьи при определенном уровне развития отношений исходят в своем поведении уже не только из своих индивидуальных интересов, но и из интересов семьи как целого. При этом (и в этом важная особенность описываемого механизма интеграции) данные виды поведения («из интересов семьи» и «из собственных интересов») не противоречат друг другу, а, напротив, едины. «Подлинную альтернативу альтруизму, как и эгоизму, в развитом семейном коллективе, — пишет А. В. Петровский, — составляет особый психологический феномен, вмещающий в себя такую мотивацию взаимоотношений, при которой каждый (взрослый, подросток, юноша) действительно относится ко всем другим, как к самому себе, и к себе, как ко всем другим, исходя из одних и тех же нравственно оправданных принципов». Нет сомнения в том, что в формировании сплоченности семьи участвуют моменты, отражаемые всеми указанными концепциями. Семейная интеграция — результат сложного взаимодействия личностных свойств и общесемейных психологических механизмов. В то же время, с точки зрения задач семейной психотерапии, особенно большой интерес представляют как раз семейные механизмы интеграции. Семейный психотерапевт имеет дело с семьей, которая уже' сформирована, личностные качества ее членов уже во многом «заданы». Функционирование же механизмов интеграции, их коррекция в случае нарушений в значительно большей степени могут явиться результатом действий семейного психотерапевта. Поэтому именно этому аспекту жизнедеятельности семьи мы уделим основное внимание. Социально-психологическими механизмами интеграции семьи мы будем называть совокупность психологических процессов, охватывающих членов семьи и их взаимоотношения и ведущих к формированию и развитию просемейных мотивов (т. е. мотивов, обусловливающих положительное отношение к семье, желание оставаться ее членом, стремление укреплять ее), содействующих снятию отрицательных, фрустрирующих переживаний (неудовлетворенность, агрессия, тревога, напряженность) и .разрешению внутренних и межличностных конфликтов. В силу действия этих механизмов происходит интеллектуальное и эмоциональное «переосмысление» условий жизни семьи, отношений в ней в таком направлении, чтобы усилились просемейные мотивы и ослабли те, которые дестабилизируют ее. Действие этих механизмов особенно отчетливо проявляется в том, как та или иная семья реагирует на трудности, фрустрации. Если в семье не действуют или нарушены эти механизмы, то трудности выступают как фактор, разрушающий семью, ослабляющий ее прочность. При эффективном же действии описываемых социально-психологических механизмов те же трудности становятся источником дальнейшей интеграции семьи, еще большего ее сплочения. В этом пункте особенно хорошо прослеживается отличие данного подхода от «балансной концепции». Последняя исходит из изучения готовых, уже сформировавшихся про-семейных и антисемейных мотивов и их баланса. С точки зрения «балансной концепции», семья — пассивный результат, отражение баланса индивидуальных мотивов. При неблагоприятном (отрицательном) балансе она крайне нестабильна. С точки зрения же обсуждаемой концепции социально-психологических механизмов интеграции, семья сама участвует (в той или иной мере) в формировании семейных мотивов, управляет этим процессом. Эта концепция стремится получить ответ на вопрос о том, как семья участвует в формировании просемейных мотивов и благоприятного их соотношения с антисемейными. Социально-психологические механизмы семейной интеграции весьма различны по своей природе. Мы рассмотрим два вида таких механизмов, играющих особо важную роль при изучении семьи, оказывающих психотравмирующее воздействие на личность. Первый из них мы будем называть механизмом «общности судьбы», второй — «эмоциональной идентификации с семьей». Подчеркнем сложность обоих механизмов, поэтому предлагаемые названия их в известной мере условны и не претендуют на то, чтобы выразить всю специфику процессов, обеспечивающих их действие. Социально-психологический механизм «общности судьбы». Этот механизм семейной'интеграции охватывает весьма многочисленные психологические и социально-психологические процессы в семье, в силу которых: 1. У членов семьи формируются представление, навык, привычка именно семейного (а не индивидуального) удовлетворения различных своих потребностей. В сознании членов семьи семейная жизнь представляется наиболее естественным, удобным, привычным способом удовлетворения жизненных потребностей: материально-бытовых, сексуальных, в понимании, уважении, общении и т. п. 2. Укрепление семьи, забота о ее благе воспринимаются членами такой семьи, как самый простой и естественный путь удовлетворения собственных потребностей. Индивид считает, что удовлетворить материально-бытовые потребности можно лишь увеличением семейного бюджета, улучшением бытовых условий всей семьи. Точно так же повышение удовлетворения своих психологических потребностей в понимании, сочувствии, симпатии он связывает с улучшением психологической атмосферы в семье. Ощущение «общности судьбы» у членов семьи как раз и обусловлено тем, что все ее члены (и вся семья в целом) играют большую роль в удовлетворении потребностей каждого. Забота о семье в целом воспринимается как забота и о себе. 3. Развитие «семейного доверия». Оно проявляется в том, что в такой семье противоречия смягчаются или перерабатываются за счет взаимных уступок либо добровольной уступки одной из сторон. При этом в основе такой уступки лежит не самопожертвование, а в основном данный тип доверия. Уступающий уверен, что, во-первых, его уступка будет в конечном счете в более длительной перспективе полезна и ему самому; во-вторых, что в иное время и в другой ситуации аналогичным образом поступят и другие члены семьи; в-третьих, что его уступчивостью не злоупотребят, не превратит в правило, а она будет воспринята с чувством благодарности. Система взаимоотношений в такой семье в определенной мере напоминает взаимоотношения хорошего экипажа находящегося в дальнем плаванье судна. Каждый понимает, что, заботясь о судне и экипаже, он заботится и о себе. В семьях с подобным механизмом семейной интеграции отношения производят впечатление очень тесных, построенных на большом взаимном доверии. Нередко супруги из таких семей затрудняются ответить на вопрос: любят ли они друг друга; они, скорее, «сжились», привыкли полагаться на другого, как на себя. Члены таких семей нередко сами родом из весьма дружных семей, с многочисленными и богатыми семейными традициями (семейной самодеятельности, семейных праздников, всеми почитаемых семейных авторитетов). Еще один результат такого стиля взаимоотношений в семье — это высокий уровень взаимной эмпатии. Взаимное доверие порождает откровенность, а она, в свою очередь, — способность хорошо представлять внутренний мир друг друга. Члены семьи, как правило, легко и правильно могут предсказать поступки друг друга в самых различных ситуациях. Характер взаимоотношений в семьях, где описанный механизм интеграции не развит или нарушен, резко отличается от приведенного. Во-первых, здесь выражена тенденция удовлетворять широкий круг потребностей вне семьи и независимо от нее. Семья старается по мере возможностей не обзаводиться хозяйством, выражены традиции раздельного отдыха, отдельного у каждого члена семьи круга друзей и знакомых. В семейном бюджете значительную роль играют средства, расходуемые каждым членом семьи по личному усмотрению. Во-вторых, члены семьи весьма сдержанны в создании и осу- ществлении разного рода общих планов и дел (в частности, нередко семья «тянет» с обзаведением детьми). В-третьих, в значительно меньшей мере, чем в ранее описанной семье, здесь выражено взаимное доверие «в кредит», т. е. в случае противоречия у члена такой семьи нет ощущения, что то, что он делает для другого, он делает и для себя. В семье с «взаимонезависимыми» отношениями в большей степени действует принцип: «А в чем ты уступишь, если я уступлю в этом?». Следует подчеркнуть, что семья с неразвитостью механизма «общности судьбы» не обязательно является нестабильной. Напротив, интеграция семьи может быть весьма высокой. Но в этом случае она достигается за счет каких-то других моментов. Источники неразвитости или нарушений данного механизма могут быть самыми различными. Это в первую очередь общесемейные: например, наличие в семье длительного серьезного конфликта. Формированию механизма «общности судьбы» препятствует и отрицательный опыт семейных взаимоотношений, вынесенный из другой семьи или родительской семьи. Супруги, выросшие в семье, где имели место серьезные конфликты, разногласия, нередко имеют в связи с этим своеобразную «фобию семьи», которая проявляется в страхе вступить в прочное семейное взаимоотношение, характеризующееся «общностью судьбы», стремятся возможно дольше сохранить «независимость» от семьи. С точки зрения семейной психотерапии, существенно, что семья с ослабленным механизмом семейной интеграции обладает пониженным «иммунитетом» к широкому кругу нарушений, в том числе и тем, которые становятся источником психической травматизации. Семья такого типа очень чувствительна к условиям жизни. Отношения в ней «хороши, пока все хорошо». Всевозможные нарушения, сложности ставят перед ней трудные задачи, серьезно угрожают ее интеграции, значительно повышают психотрав-матичность ее неблагоприятных сторон для членов семьи. В качестве иллюстрации событий, происходящих в такой семье, приведем следующее наблюдение. Анатолий Ж., 31 года. Наблюдался в психиатрической клинике в связи с попыткой истинного суицида. Пациент по профессии слесарь-монтажник. На протяжении 6 лет проживает вместе с Виолеттой Э., 33 лет. Журналистка телевидения. Стиль взаимоотношений в семье характеризуется «взаимной независимостью». К длительным командировкам Виолетты Э. добавляется склонность (в особенности с ее стороны) проводить выходные и отпуска раздельно. Семейного бюджета фактически не существует. Когда надо приобрести какую-то вещь, то либо она приобретается тем, «кому нужнее», либо приобретают совместно, выделяя какие-то средства. Основную роль в поддержании такого стиля жизни семьи играет Виолетта Э. «Фобия семейственности» у нее имеет своим источником прежде всего опыт родительской семьи. Ее отец ушел от матери, когда Виолетте Э. было 10 лет. Мать тяжело пережила уход и на протяжении нескольких лет подолгу внушала: «Какой подлец твой отец!» Немалую роль сыграло и журналистское «амплуа». Она немало выступала и писала о положении женщины, о неравенстве обязанностей в семье и т. п. Характеризуя свою связь с Анатолием Ж., она отметила прежде всего «хорошую эмоциональную связь»: «Мне хорошо с ним, а ему со мной. Ои умный, начитанный, добрый, спокойный, все понимающий, толковый человек». Значительную роль в сплоченности семьи сыграла хорошая сексуальная адаптация. Кризис в семье наступил за два месяца до попытки самоубийства, когда в результате осложнения после операции на мочевом пузыре у Анатолия Ж. наступило расстройство половой функции. Анатолий Ж. тяжело переживал несколько неудач сексуального сближения. Им были тяжело восприняты слова лечащего уролога о том, что может потребоваться серьезное и длительное лечение. Роль «последней капли» сыграло полученное им сообщение об измене жены во время командировки. Под воздействием сильного аффекта Анатолий Ж. выстрелил в себя из охотничьего ружья. Столь резкая реакция на психические травмы, обусловленная нарушением половой функции, не случайна и тесно связана с характером семейных взаимоотношений, Можно утверждать, и это подтверждают результаты психологического изучения семьи, что если бы отношения в семье были более многосторонними, в частности были бы дети, если бы брак был зарегистрирован, имелся бы значительный круг общих знакомых, совместные заботы, касающиеся бытового устройства семьи, реакция Анатолия Ж. на психотравмирующее обстоятельство оказалась бы несравненно более мягкой. Он понял бы, что, несмотря на нарушение столь важной связующей нити, какой в данной семье были сексуальные взаимоотношения, у него и Виолетты Э. «есть ради чего жить», например ради детей, общих планов. Семейная психотерапия в данном случае была облегчена тем, что поступок Анатолия Ж., доказав Виолетте Э. степень его эмоциональной привязанности и даже зависимости от нее, сам по себе содействовал снятию ее страха перед семейной взаимозависимостью. Вскоре после выхода из больницы Анатолия Ж. они оформили свои отношения, было принято решение относительно детей: «или обзавестись своим, или усыновить»; семья резко изменила стиль взаимоотношений в направлении «общей судьбы». Социально-психологический Механизм «эмоциональной идентификации с семьей». Ведущую роль в функционировании данного механизма семейной интеграции играют эмоциональные отношения симпатии между членами семьи. В понимании этих отношений мы будем опираться на определение, данное А. В. Петровским (1982): «Итак, сочувствие как соуча-ствование — это коллективистическая идентификация, для которой некоторое неблагоприятное происшествие, а также связанные с ним переживания одного из членов группы, даны другим как мотивы поведения, организующие их собственную деятельность, направленную одновременно на осуществление групповой цели и на блокирование действия данного происшествия (фрустрато-ра)». Классический пример такого отношения — это взаимоотношения матери и ребенка. Голод ребенка для матери не менее, а возможно и более, тяжелое переживание, чем ее собственный. В то же время симпатия шире, чем сочувствие. Наряду с характерным для сочувствия переживанием того плохого, что происходит с другим, симпатия включает и сопереживание хорошего («сора-дость»). ■ Отношения симпатии играют многообразную роль в жизнедеятельности семьи. Во-первых, эти отношения удовлетворяют чрезвычайно важную потребность членов семьи в эмоциональном общении, симпатии. Значительная роль данной потребности в развитии человека, в сохранении его психического здоровья хорошо известна [Obuchowski К., 1972]. Особенно губительно отсутствие отношений симпатии в раннем возрасте [Langmeier J., Matejcek Z., 19841 -Фрустрация данной потребности оказывается немаловажным источником личных и поведенческих расстройств [Bandura A., Walter R., 1968]. Во-вторых, эти отношения оказывают многообразное воздействие на различные стороны жизни семьи. Они как раз и играют основную роль в том, что происходит усиление про-семейных мотивов и ослабление антисемейных. Рассмотрим некоторые проявления такого воздействия отношений симпатии: 1. Отношения симпатии в определенной мере нейтрализуют состояния фрустрации, возникающие в межличностных отношениях, в том числе и в семье. Человеку, который симпатичен, а особенно которого любят, многое прощается. Легче возникает адаптация к фрустрирующим особенностям его личности и характера. Эту сторону семейных взаимоотношений ярко охарактеризовал А. В. Петровский (1983) на примере родительской любви. Говоря о различных и многочисленных проступках ребенка, А. В. Петровский замечает: «При этом любой проступок отнюдь не вызывает к себе бесстрастного отношения родителей. Напротив, порождает гнев, причем сплошь и рядом в весьма бурной и яростной форме. И так может продолжаться недели, месяцы. Но вот что интересно. Кумуляции зачастую не происходило. .Складывается впечатление, что потоки возмущения, поступающие через пробоины корабля доверия, откачивают и откачивают мощные помпы родительской любви». Во многом сходным по психологической сути является действие симпатии в супружеских отношениях. И в этом отношении возникает эффект «растворения фрустрации». Это свойство симпатии особенно Бажно, когда семьи нуждаются в семейной психотерапии, имеют различные нарушения и как следствие их — состояния фрустрации,агрессии, тревоги, напряжения. 2. Отношения симпатии вызывают нарастание интереса к объекту симпатии (например, к человеку, которого любят). Чрезвычайно при этом важно, что это — интерес благожелательный, связанный со стремлением помочь, совместно радоваться или огорчаться, в свою очередь, обусловливающий большую взаимную откровенность и, соответственно, нарастание эмпатии. Одно из важных следствий отношений симпатии — это подробно описанный Q. Homans (1972) механизм сближения представлений лиц, испытывающих положительные чувства друг к другу. Отсюда и значение отношений симпатии в профилактике и смягчении межличностных конфликтов в семье. 3. Важную роль в снятии и смягчении 'межличностных и внутрилично-стных конфликтов играет и характерная при симпатии склонность относиться к радостям и неудачам другого индивида как к своим собственным («сочувствие и сорадость»). В частности, усиливается стремление к тому, чтобы найти удовлетворяющий обоих выход, повышается готовность уступить. 4. По верному замечанию А. В. Петровского (1983): «...явление соуча-ствования выступает как собственно групповой феномен, преобразующий индивидуально-типические черты личности, к примеру, эмоциональную холодность, агрессивность и т. д.». Даже агрессивный, эгоистичный человек под влиянием чувства симпатии во многом изменяется, действует в определенной мере вопреки своему характеру. Функционирование и развитие отношений симпатии зависят от ряда моментов. Это, с одной стороны, личностные особенности членов семьи. Способность испытывать симпатию имеется не у каждого человека, и уровень развития ее у разных людей также различен. С другой стороны, немаловажную роль играет и то, как сложились семейные отношения, в какой степени они пробуждают (или, наоборот, подавляют) взаимную симпатию членов семьи. Таким образом, отношения симпатии выполняют многообразную интегрирующую функцию в семье: снимают и смягчают фрустрационные состояния; снижают взаимную агрессивность членов семьи; создают более благоприятные условия для разрешения межличностных конфликтов и формирования взаимопонимания в семье. В силу этих обстоятельств развитие отношений симпатии означает и усиление сплоченности семьи, ее способность противостоять широкому кругу отрицательных и разрушающих ее факторов. Структура отношений симпатии как механизма семейной интеграции. В состав данного механизма входят: 1. Эмоции симпатии. Способность сочувствовать, реагировать на чужие как отрицательные, так и положительные эмоции — свойство, весьма распространенное, присущее подавляющему большинству людей [Rey-kowski J., 1979]. 2. Совокупность стимулов (особенностей ситуации, личностные качества других людей), способных вызвать чувство симпатии у членов семьи. Психологические исследования над стимулами, вызывающими чувство симпатии, выявили значительное многообразие обстоятельств, которые могут пробудить данное чувство. Это определенное личностное сходст- во между индивидом, вызывающим чувство симпатии, и тем, у кого оно возникает; наличие у объекта симпатии различных социально одобряемых качеств; наличие качеств, облегчающих межличностный контакт, и др. [Berkowitz L., 1970; Potocka-Ho-ser A., 1970]. Симпатия возникает также как ответное чувство, реакция на соответствующее («альтруистическое») поведение. Совокупность стимулов, вызывающих у каждого отдельного человека чувство симпатии к другому, высоко индивидуальна и значительно различается у разных людей. Особенно это касается не поверхностной, а так называемой «глубокой симпатии», т. е. симпатии между людьми, связанными многосторонней связью (например, между членами семьи). Здесь большую роль играет не наличие отдельных личностных особенностей у объекта симпатии, а весь«личностный облик», т. е. их определенное сочетание, составляющее целостный образ [Soro-kin P., 1950]. Особенность этого личностного облика зависит от сложной совокупности условий воспитания, психологических характеристик людей, с которыми он был связан (особенно в детстве), характера взаимоотношений с этими людьми. 3. Соответствие (несоответствие) реальных семейных отношений, в которые включен индивид, вышеуказанной совокупности стимулов; в какой мере другие члены семьи обладают способностью (в силу их личностных особенностей и характера взаимоотношений с индивидом) пробудить чувство симпатии. Как уже говорилось, совокупность стимулов, вызывающих чувство симпатии, у каждого отдельного человека весьма индивидуальна. Поэтому мы можем столкнуться в семье с ситуацией, когда член семьи в высокой степени способен испытывать чувство симпатии по отношению к другим людям. Однако именно в собственной семье его окружают люди, в силу личностных особенностей и отношении с индивидом не вызывающие такого чувства. Индивид, симпатизирующий людям, которым он может покровительствовать, опекать их, может не испытывать этого чувства, если с членами семьи его связывают совершенно иные отношения, например он сам является опекаемым. 4. Семейно-интегрирующее воздействие отношений симпатии. Речь идет о проявлениях симпатии и ее воздействии на различные стороны жизни семьи, в частности уменьшение состояний фрустрации, агрессии, тревоги; нервно-психического напряжения; создание предпосылок для разрешения межличностных противоречий. Очевидно, что все перечисленные виды семейно-интегрирующего воздействия отношений симпатии по-разному проявляются в разных семьях. Поэтому при анализе конкретной семьи необходимо уточнить характер и степень этого воздействия. Изучение механизмов эмоциональной идентификации в семье преследует две цели: во-первых, установить, в какой мере эти механизмы действуют; во-вторых (и это особенно важно), каковы «резервы» взаимной идентификации, т. е. возможности усиления действия данных механизмов. О так,их «резервах» взаимной идентификации мы говорим в первую очередь в случаях, когда тот или иной член семьи способен (склонен) испытывать потребность в отношениях симпатии, однако отношения в семье, особенности личного облика других членов семьи «блокируют» проявление этого чувства и, соответственно, формирование взаимоотношений, основанных на симпатии. Перед психологом или врачом, работающим с семьей, стоит нелегкая задача — в отношении каждого члена семьи выявить «образ человека» и «тип взаимоотношений с ним», которые • активизируют у данного члена семьи чувство симпатии. При решении этой задачи может оказаться полезной разработанная нами методика «Предпочитаемый тип симпатии» (ПТС). Подробное описа- ние методики и рисуночный тест даны в приложении 5. Охарактеризуем принципы построения методики и некоторые особенности ее использования при изучении эмоциональной идентификации в семье. Методика включает в себя сти-мульный материал (рисуночный тест), систему тестовых заданий и план интервью. Стимульный материал — это 36 пронумерованных рисуночных портретов лиц разного пола и возраста. Рисунки подобраны так, чтобы различные половозрастные группы были одинаково представлены. В тесте одинаковое число (по 6) мужчин и женщин старшего возраста, средних лет и младшего возраста. Рисунки отбирались из значительного числа (96) рисуночных портретов так, чтобы обеспечить возможно большее характерологическое различие нарисованных людей. Для этого 96 рисунков были предъявлены нескольким группам населения (учащиеся высшего военного учебного заведения, учащиеся техникума культуры, слушатели курсов повышения семейно-бытовой культуры; общее количество опрошенных— 140 человек). Давалось задание, во-первых, представить себе характер каждого из изображенных людей и, во-вторых, указать портреты лиц с очень сходным характером. Таким образом, были выделены группы «сходных характеров»; один из представителей группы отбирался для методики, другие же исключались. Отбор из группы лиц с одинаковым характером производился так, чтобы обеспечить описанный выше принцип равной представленности различных половозрастных групп. Кроме самих рисунков, которые при исследовании раскладываются перед испытуемым, имеются еще «пустые» карточки того же формата. Система тестов включает, во-первых, стандартные задания и, во-вторых, задания специфические. Стандартные изложены в методике. Специфические же обычно разрабатываются в ходе обследования. Первое стандартное задание: внимательно рассмотреть все рисунки, представить себе характеры нарисованных людей и выбрать среди них человека, который нравится (привлекает, вызывает наибольшую симпатию). После того, как выбор сделан, предлагается выбрать второго, третьего и т. д., проранжировав все рисунки — от наиболее симпатичного до самого антипатичного. Порядок каждого рисунка фиксируется обследующим письменно. Затем испытуемому предъявляются стандартные задания на установление функций произведенного выбора. Примеры заданий: «Укажите, кто Вам больше всего нравится внешне»; «Укажите, кому из них Вы бы охотнее всего сделали подарок на Новый год»; «С кем Вам было бы веселее всего?»; «За кем бы Вы охотнее всего ухаживали, если бы он был тяжело болен?»; «Кого более всего ценили бы за жизненную мудрость?»; «В кого охотнее всего влюбились бы?». Вслед за этим устанавливается, во-первых, носители каких «желаемых отношений» занимают ведущие места в проранжированном наборе рисунков. Например, если наиболее нравящийся (т. е. занимающий первое место в проранжированном наборе рисунков) является тем, за кем обследуемый охотнее всего ухаживал бы в случае, если бы тот был тяжело болен, то делается предположение, что ведущим стимулом в развитии симпатии является тяжелое, зависимое положение объекта симпатии и возможность помогать ему. Если у наиболее нравящегося несколько функций, делается вывод, что ведущих стимулов в развитии симпатии тоже несколько. Далее выдвинутое предположение о ведущем стимуле в развитии симпатии проверяется. Для этого задание, касающееся ведущего стимула, повторяется. Например, если больше всего нравится индивид, за которым бы ухаживал в случае тяжелой болезни, то в этом случае дается сле- дующее задание: «А за кем еще из этих людей Вы бы охотно ухаживали, если бы они были тяжело больны?» Если второй выбранный входит в первую шестерку наиболее нравящихся людей, тем самым подтверждается предположение на 10 % уровне (т. е. вероятность того, что вхождение сразу двух лиц, за которыми обследуемый хотел бы ухаживать в случае тяжелой болезни, в первую шестерку наиболее привлекательных — чистая случайность и составляет не более 10%) [Muller P. et a!., 1982]. В случае подтверждения предположения предлагается всех лиц, изображенных на рисунках, проран-жировать в соответствии с ведущим стимулом. Так, если ведущим оказались беспомощность объекта симпатии и возможность помогать ему, то предлагается проранжировать всех: от того, за кем охотнее всего ухаживал бы, до того, за кем наименее охотно. Когда задание выполнено, обследуемому вручаются пустые карточки. Предлагается на каждой из них обозначить, как индивиду удобно, каждого члена своей семьи, подумать, как бы он его изобразил в виде рисунка. Затем дается задание «вставить» эти карточки в про-ранжированный ряд рисунков. Помещение члена семьи в начало ряда (например, первую шестерку) интерпретируется как показатель того, что он стимулирует чувство симпатии, а именно вызывает ведущий стимул. Помещение его в конце ряда (например, в последнюю шестерку) дает основание для обратного вывода (индивид фрустрирует ведущий стимул — вызывает в, данном отношении антипатию). Для количественной оценки степени обоснованности полученного вывода (для опровержения противоположной гипотезы, в соответствии с которой помещение «белой карточки» в начало или конец ранжированного ряда — случайное событие) используется таблица вероятностей биноминального распределения. Завершающая часть исследования — интервью, план которого входит в методику. Врач или психолог, проводящий обследование, обращается к портрету человека, наиболее привлекательного с точки зрения исследуемого стимула симпатии, и говорит обследуемому члену семьи: «Расскажите об этом человеке все, что приходит в голову. Попробуйте хотя бы примерно указать, что он думает, что чувствует, что его заботит и что радует. Кем бы этот человек мог быть для Вас (сыном, мужем, хорошим знакомым)? Как бы он с Вами разговаривал, как бы обращался? Как бы Вы вели себя по отношению к нему?» Задача исследователя на этом этапе — добиться максимально возможной конкретизации важнейшего стимула симпатии. Так, если на прошлом этапе было установлено, что член семьи склонен испытывать чувство симпатии к людям, находящимся в беспомощном положении, то на этом этапе нужно выяснить, как конкретно он представляет себе это беспомощное положение, какие чувства, высказывания, поведение объекта симпатии в его представлении свидетельствует о беспомощности и связанных с ней переживаниях. Обратимся к примерам проявления данного механизма семейной интеграции в семьях, оказывающих пси-хотравмирующее воздействие на своих членов. Серафима 3., 36 лет. Замужем. Муж — Сергей 3., 33 лет. Живут в браке 14 лет. Имеют дочь 13 лет. Серафима 3. обратилась к врачу в связи с нарушениями в поведении ребенка. Однако оказалось, что действительная причина обращения — конфликт с мужем, продолжающийся, по ее словам, уже несколько лет. С конфликтом она связывает имеющиеся у нее соматические заболевания: хронический гастрит и транзиторную гипертонию. Эти заболевания связаны, по ее словам, с эгоизмом мужа. Она выполняет самостоятельно, без малейшей помощи с его стороны, все весьма многочисленные работы по домашнему хозяйству. «Я прихожу с работы, не отдохнув ни минуты, отправляюсь на кухню и нахожусь там уже до позднего вечера». О поведении мужа в семье Серафима 3. рассказывает с неподдельным возмущением: «Он приходит домой и сразу на диван. У меня, видите, все руки в мозолях. У него руки нежные, как у женщины. У него имеется масса всяких средств для ухода за руками: напильничков, щипчиков и т. п.». Несмотря на отнюдь не благополучное в материальном отношении положение семьи, он одни за другими приобретал несколько пар домашних туфель, пока не купил такие, какие его устраивают. С особенным возмущением она рассказывала о его «развратной» привычке залезть в ванну с сигарой и рюмкой коньяка и не выходить по нескольку часов. Характерным для семейных взаимоотношений был эпизод приобретения семьей ковра. Началось с того, что она несколько раз говорила мужу о необходимости вместе с ней отправиться за покупкой ковра. В конце концов, ничего не добившись, она сама пошла в магазин и, несмотря на все болезни, самостоятельно принесла ковер домой. Не удалось добиться помощи и в размещении ковра. Когда она, наконец, сама, сдвинув тяжелую мебель, разложила ковер, муж, вернувшись с работы, только сделал мелкие замечания по поводу небольших изменений в расстановке мебели. Основное, чего Серафима 3. ожидала от психотерапии,— это помощи «в преодолении эгоизма мужа». Вопреки ожиданиям, муж охотно согласился встретиться с психотерапевтом. Психологическое обследование показало, что истинная проблема намного глубже, чем это непосредственно вытекало из рассказа Серафимы 3. У нее была обнаружена психологическая проблема, связанная с борьбой за признание и чувство благодарности со стороны окружающих. Проблема эта в значительной мере была связана со взаимоотношением Серафимы 3. в детском и подростковом возрасте с ее матерью. Последняя обращала внимание на дочь лишь в случае каких-то больших достижений или, напротив, достаточно серьезной болезни. Установку борьбы за признание «чрезвычайными мерами» Серафима 3. перенесла и в нынешнюю семью.- Игнорирование мужем ее усилий было связано с двумя обстоятельствами. Во-первых, личная установка. По словам мужа, ему «всегда было трудно и неприятно вслух выражать благодарность, даже если в душе ее чувствовал». Во-вторых, он был уверен, что в случае, если он будет выражать ей благодарность и признательность за все, что она делает для семьи, «претензиям не будет конца». «Она почувствует власть в семье, и получится, что раз она так много делает, и я это признаю, то и мне надо или с утра до вечера выбивать ковры и стирать пылинки, или с утра до вечера ее благодарить». Конфликт накладывал влияние на широкий круг взаимоотношений в семье. В частности, жена старалась преодолеть его «эгоизм и неблагодарность» и пробудить у него чувство вины, критикуя его чрезмерный гедонизм и совершая «подвиги ради семьи» типа приобретения ковра. В ответ на моральное давление с ее стороны он усиливал сопротивление в виде полного игнорирования ее заслуг перед семьей. Связанные с этим конфликтом нервно-психическое напряжение, неудовлетворенность, отчаяние, ожесточенность действительно играли немалую роль в возникновении и хро-нификации ее психосоматических по своей природе заболеваний. Определенную роль играло и место этих заболеваний в решении ее главной задачи — оказании морального давления на мужа. Как было показано выше, немалую роль в разрешении семейного конфликта и его неблагоприятных последствий могут играть механизмы семейной интеграции и, в частности, эмоциональной идентификации. Поэтому при изучении любого семейного нарушения необходимо также обследование механизмов семейной интеграции. Если такое исследование показывает, что эти механизмы нарушены и поэтому не участвуют в смягчении и коррекции нарушений, то необходимы меры по усилению их действия. Такое обследование было проведено и в описываемом случае (семейная психотерапия семьи Серафимы 3.). Потребности каждого члена семьи в симпатии и возможность их удовлетворения изучались клинически и с помощью описанной выше методики ПТС. В полном соответствии с ожи- даниями у Серафимы 3. выявлена ведущая потребность в похвале и признании со стороны авторитетной личности. Люди, с чьей стороны ей необходимо признание, в соответствии с данными исследования, старше ее, благожелательно наблюдают за ее усилиями, советуют «поберечь себя». Весьма любопытно, что в описании взаимоотношений с такими людьми не фигурируют похвалы вслух (которые, как мы помним, создают проблемы для ее мужа). Ей важно, что на нее смотрят и думают о ней одобрительно. Содержание этих мыслей: похвала и признание ее самопожертвования. Неожиданностью при исследовании было содержание второго ведущего стимула. Оказалось, что ей нравятся люди, которые радуются, испытывают удовольствие, причем именно в случае, если она сама может им доставить его. Лица, которым она хотела бы сделать подарок (два человека), оба оказались среди первых шести, наиболее нравящихся. В обоих случаях это были молодые люди: мальчик и юноша. Во многом соответствовали исходным предположениям и результаты обследования Сергея 3. Ему более всего нравятся люди, которые стремятся ему помочь, доставить ему радость, удовольствие. Оба супруга поместили «белые карточки» с воображаемыми портретами друг друга в конец проранжи-рованного по ведущему стимулу ряда портретов. Так, Серафима 3. положила его в конце ряда рисунков, проранжированных по признаку «благожелательно наблюдают за мной, понимают и ценят мои усилия». Точно так же на шестом месте от конца оказалась «белая карточка» жены в проранжированном Сергеем 3. ряду по признаку «стремятся мне помочь, доставить мне радость, удовольствие». Таким образом, существующие в данной семье отношения «блокировали» имеющиеся потребности в симпатии и весь связанный с ними механизм эмоциональной идентификации. Эти отношения побуждали мужа не признавать ее усилий, не давать нужной ей похвалы, признания. Ее же существующие отношения побуждали, во-первых, критиковать и всячески подавлять нужный ему тип симпатических отношений; во-вторых, отрицательно относиться к личностным особенностям, которые в действительности могли быть ей и симпатичны (речь идет о ее симпатии к людям, которым она может доставить радость и его — к людям, которые ее доставляют). В результате всего этого механизм эмоциональной идентификации в семье фактически не действовал, что не давало ей возможность использовать этот очень важный механизм смягчения фрустраций и снятия конфликтов. Результат обследования показал и направление психотерапевтической работы с семьей. Стало ясно, что нужна не только работа по выявлению и коррекции конфликтного отношения, но и психотерапевтические мероприятия по активизации отношений ' взаимной симпатии между супругами. Такая работа была проведена и, действительно, дала положительный результат. Некоторые ее аспекты будут освещены ниже — при обсуждении путей коррекции нарушенного отношения симпатии. Нарушения механизма эмоциональной идентификации в семье и методы его психотерапевтической коррекции: 1. Характерологические причины нарушений. Трудности в формировании и поддержании отношений симпатии встречаются при определенных сильно выраженных нарушениях характера, в особенности шизоидном и неустойчивом. И тот, и другой в наименьшей степени предрасположены к установлению «теплых» личностных отношений с другими людьми [Личко А. Е., 1983]. Противоречивы данные о представителях эпилептоидной акцентуации характера и психопатии. По данным одних исследователей, эпилептоид способен и склонен к эмоциональным привязанностям, различным проявлениям симпатии к другим людям, и его «эпилептоидные взрывы» и крайняя агрессивность в их ходе не характерны для него в другое время [Leonhard К., 1981]. Другие же склонны считать эпилептоида человеком с пониженной способностью формировать отношения симпатии: агрессивным и эгоистичным [Личко А. Е., 1983]. 2. Неосознаваемые установки, ведущие к нарушению отношений симпатии. Установки эти могут быть весьма различны по своей природе; объединяет их лишь то, что их существование противодействует проявлению и развитию симпатии. Наши наблюдения позволяют выделить две группы таких установок, чаще других встречающихся при осуществлении семейной психотерапии. Первая группа — это различные реакции индивида на собственное чувство симпатии. Ощутив, что другой человек пробуждает положительные эмоции: восхищение, симпатию, нежность, желание сделать ему приятное, общаться с ним — человек так или иначе относится к самому своему чувству. Одних оно радует, других — фрустрирует. С точки зрения семейной психотерапии, особенно важны весьма многочисленные и разнообразные случаи, когда индивид склонен реагировать страхом на пробуждение у него чувства симпатии. Все эти случаи можно определить как «симпа-тофобия». Нами была разработана методика выявления этого качества у супругов. Удалось выяснить, что во всех случаях симпатофобии имеется неосознаваемый конструкт, в котором существует связь между симпатией и страхом. Речь идет об уже обсуждавшихся выше наивно-психологических теориях, на основе которых индивид строит предположения о других людях и возможных следствиях своих поступков по отношению к ним. Примеры симпатофобических суждений: «Если человека любишь и не скрываешь этого, то он скорее всего начнет злоупотреблять этим»; «Если человек поймет, что ты его любишь, то он начнет командовать тобой»; «Если человек уверен, что я его люблю, то он распустится, перестанет следить за собой»; «Он начнет меньше уважать меня». Различные фоби-ческие установки по отношению к собственному чувству симпатии нередко значительно осложняют деятельность по коррекции нарушений отношений симпатии в семье. Вторая группа неосознаваемых установок охватывает не боязнь симпатии, а тенденции к ее разного рода искажениям. Тенденции эти нередко представляют собой «реликты» нарушений во взаимоотношениях в детстве и подростковом возрасте. По нашим наблюдениям, эти «реликты» особенно явственно проявляются как раз в родительских чувствах, т. е. в отношениях родителей к собственным детям. Подобные установки будут нами описаны в разделе, посвященном семейной психотерапии подростков. Пути психологической коррекции неосознаваемых установок во многом идентичны тем, которыми осуществляется коррекция других неосознаваемых психических явлений. Важную роль при этом играют методы осознания, вербализации данных явлений, неосознаваемых установок, формирование у индивида способности правильно оценить их, обучение методам их регуляции. Все эти методы применительно к семейно-психотерапевтическим задачам будут рассмотрены в 3-й главе книги. 3. Отсутствие у членов семьи навыков выявления у другого человека качеств, вызывающих симпатию. Всевозможные пособия по организации семейной жизни настойчиво советуют своим читателям обращать основное внимание на положительные качества других членов семьи - [Karnegy D., 1976]. Благие намерения авторов таких книг вполне понятны. Действительно, если человек основное внимание уделяет положительным, симпатичным качествам другого, то он начнет симпатизировать ему, человек этот станет для него привлекателен. Между тем выполнить этот совет не так-то легко. Дело в том, что человек обращает внимание на те моменты, на которые привык обращать внимание. Последствия этого факта многочисленны. При исследовании отношений симпатии нередко приходится сталкиваться с парадоксальным фактом, когда у индивида сильно выражены потребности в симпатии определенного типа, однако у себя в семье он не находит, кому посвятить ее. Пример такого положения — учительница, отдающая душу детям, у которой, однако, собственные дети не вызывают столь же теплого отношения. В таких случаях перед психотерапевтом встает задача — помочь индивиду в формировании мыслительных навыков, необходимых для проявления присущего ему типа симпатии в семье. В нашей практике оправдал себя ряд методик достижения такой цели. Одну из них — «Навык симпатического отношения» — опишем несколько подробнее. Методика содержит вводную и основные части. Во вводной используется то обстоятельство, что лица, участвующие в семейной психотерапии, как правило, весьма заинтересованы в усилении своего влияния на других членов семьи. Психотерапевт с пониманием относится к этому желанию и стремится сформировать у индивида убежденность в том, что для того, чтобы оказывать влияние, необходимо очень хорошо знать человека, научиться на все смотреть его глазами, уметь хорошо представить его мысли и чувства. Основная часть — это работа члена семьи над заданиями. Так, Серафима 3. вместе с группой работала над задачей: с сочувственным юмором и участием, почти нежностью описать ощущения человека — боль- того неженки по характеру — в различные моменты семейной жизни. Например, он приходит домой, обувает домашние тапочки, бреется, радуется вновь приобретенному крему и пр. Когда работа над заданиями такого рода была успешной, оказался возможным переход и к более сложным, которые на первом этапе вызвали бы значительное сопротивление: Например, с тем же сочувственным юмором описать ощущения такого человека, когда он с коньяком и с сигарой принимает ванну. Ощущения эти требовалось передать как можно подробнее, конкретнее, нагляднее. Посвященное данной задаче групповое занятие оказалось чрезвычайно полезно не только для Серафимы 3., но и для других членов группы, они обучались путям формирования собственного отношения к другим членам семьи. Результатом занятий по данной методике было и изменение отношений между супругами. Таким образом, социально-психологические механизмы семейной интеграции играют значительную роль в жизни семьи, обеспечивая ее психологический «иммунитет» по отношению к различного рода фрустрирую-щим обстоятельствам и нарушениям ее жизнедеятельности. Семейно-психотерапевтические мероприятия по коррекции и совершенствованию этих механизмов должны проводиться параллельно с мерами по выявлению и коррекции психотравмирую-щих нарушений в семье. НАРУШЕНИЕ СТРУКТУР НО-РОЛ ЁВО ГО АСПЕКТА ЖИЗНЕДЕЯТЕЛЬНОСТИ СЕМЬИ Удовлетворение потребностей членов семьи осуществляется в ходе их жизнедеятельности; материальных потребностей — в ходе хозяйственно-бытовой деятельности; потребностей в отдыхе, развлечении, саморазвитии — в сфере досуга; формирование личности подрастаю- щего поколения — в ходе воспитательной деятельности. Вся эта многообразная и многогранная деятельность семьи должна быть соответствующим образом организована. Конкретной социально-психологической формой организации жизнедеятельности семьи является структура ролей в ней. Именно эта структура в основных чертах определяет, что, кем, когда, в какой последовательности должно делаться. Под ролью в психологии и социальной психологии чаще всего понимаются «нормативно одобренные формы поведения, ожидаемые от индивида, занимающего определенную позицию в" системе общественных и межличностных отношений» [Петровский А. В., Ярошевский М. Г., 1985J .Кроме самого поведения, в понятие «роль» включаются также «желания и цели, убеждения и чувства, социальные установки, ценности и действия, которые ожидаются или приписываются человеку, занимающему в обществе определенное положение» [Петровский А. В., Ярошевский М. Г., 1985]. Это полностью относится и к семейным ролям «отец», «мать», «муж», «жена», «ребенок», «родственник». Так, от любой матери ожидается, что она будет заботиться о своих детях. В роль «матери» входит и комплекс чувств, важнейшее из которых — любовь к детям. Мать — это не только определенные поведение и чувства, но и цели, к достижению которых она должна стремиться, а именно воспитать своих детей, вырастить из них достойных людей. Роль — сложное образование. Кроме перечисленных моментов (действительное поведение, ожидаемое поведение, чувства, цели, ожидаемые от человека, выполняющего социальную роль), в нее входят также санкции и нормы. Нормы — это «определенные правила, которые выработаны группой, приняты ею и которым должно подчиняться поведение ее членов, чтобы их совместная деятельность была возможна» [Андреева Г. М., 1980]. Нормы конкретно определяют, что должно выполняться носителем роли. Мать должна помогать детям в овладении различными умениями и навыками, контролировать их поведение, в случае необходимости — наказывать. Все это — примеры норм, входящих в социальную роль матери. Санкция — это реакция на выполнение или невыполнение роли. Так, вышеупомянутое осуждение окружающими матери, которая не любит своих детей, является именно санкцией. Особую роль играют внутренние санкции, т. е. наказание или поощрение за выполнение роли, исходящее от самого индивида по отношению к себе. Мать, которая чувствует, что, вопреки роли матери, не любит своего ребенка, испытывает угрызения совести — вот один из видов таких внутренних санкций. Весьма важное значение для изучения семейных ролей имеет дифференциация так называемых «конвенциональных» и «межличностных» ролей. Конвенциональные роли — это роли, определенные правом, моралью, традицией для любого носителя данной роли. Так, права и обязанности любой матери по отношению к детям и детей по отношению к матери закреплены законодательно. Они конкретизируются моралью и традицией. В результате определенные, самые общие требования и права установлены по отношению к любой матери вне зависимости от ее личных особенностей, склонностей, способностей. Иное дело — межличностные роли. Такова роль — «любимчик». Особенности ее выполнения в немалой степени зависят от конкретной семьи и индивида. Определяя разницу между конвенциональными и межличностными ролями, известный социальный психолог Т. Shibutani (1969) пишет: «Конвенциональные роли стандартизованы и безличны; права и обязанности остаются теми же самыми, независимо от того, кто эти роли исполняет. Но права и обязанности, которые устанавливаются в межличностных ролях, целиком зависят от индивидуальных особенностей участников, их чувств и предпочтений». Так, например, два человека, работающих на равных должностях в одном учреждении (конвенциональная роль — «сотрудник»), могут в зависимости от своих личных особенностей выступить в межличностных ролях «друзья», «коллеги», «соперники», «ведущий» и «ведомый», «покровитель» и «покровительствуемый». Как конвенциональные,так и межличностные роли в семье складываются под влиянием широкого круга обстоятельств. Здесь и право, и обычаи, и моральные установки, а для межличностных ролей,— еще и особенности личности членов семьи, условия, в которых живет семья. Однако какие бы факторы ни участвовали в возникновении роли, сложившаяся роль (и вся система ролей в данной семье) должна соответствовать определенным тре-% бованиям. Во-первых, совокупность ролей должна создавать систему, достаточно целостную. В случае возникновения противоречивых ролей, т. е. если требования к представителю определенной роли противоречивы, возникают серьезные трудности ее выполнения. Такие же проблемы возникают в случае противоречия различных ролей, которые выполняет один и тот же индивид. Так, очень много внимания в социологической и психологической литературе было уделено проблеме «двух ролей женщины», а именно трудностям, которые возникают при совмещении женщиной-матерью производственной деятельности с выполнением родительских и супружеских обязанностей. Очевидно, что перегрузка, возникающая в случае выполнения противоречивых ролей, вносит нарушения в жизнедеятельность семьи и отрицательно воздействует на психическое здоровье [Гордон Л. А., Клопов Э. В., 1972]. Во-вторых, совокупность ролей, которые выполняет индивид, должна обеспечивать удовлетворение его потребностей в семье. Это потребности в уважении, признании, симпатии. Например, «муж» — это не только определенные обязанности, но и права. Выполняя социальную роль мужа, он сам ожидает любви, уважения, удовлетворения сексуально-эротических и других потребностей. В-третьих, выполняемые индивидом роли должны соответствовать его возможностям. Если требования при выполнении роли непосильны, то следствием могут быть нервно-психическое напряжение (результат чрезмерного напряжения сил), тревога (следствие своей неуверенности в способности справиться с ролью). Примером может быть «ребенок, исполняющий роль родителя» в ситуации, когда в силу отсутствия родителей или их личностных нарушений, родительские обязанности приходится брать на себя старшему из детей [Skyner A., 1976]. В сочетании с определенными характерологическими особенностями (повышенное чувство ответственности) выполнение этой роли может оказать травма-тизирующее влияние. В-четвертых, система семейных ролей, которые выполняет индивид, должна быть такой, чтобы обеспечить удовлетворение не только его потребностей, но и других членов семьи. Так, ролевая структура, при которой достаточный отдых одного члена семьи обеспечивается за счет непомерного труда и отсутствия отдыха другого или разрядка эмоционального напряжения достигается путем «вымещения» его на другом члене семьи, легко может стать пси-хотравмирующей. Понятно, что все эти нарушения ролевой системы семьи привлекают внимание специалистов по семейной психотерапии. Нередко при исследовании источника психотравмирования выясняется, что таковой является роль, которую данный индивид выполняет в семье. Одно из наиболее интересных направлений в современной семейной психотерапии связано с выявлением и изучением так называемых патоло-гизирующих ролей в семье. Речь идет о межличностных ролях (не конвенциональных), которые в силу своей структуры и содержания оказывают психотравмирующее воздействие на членов семьи. Таковы роли «семейного козла отпущения», «семейного мученика, без остатка жертвующего собой во имя семьи», «больного члена семьи» [Barker Ph., 1981]. Значительную работу по выявлению таких ролей проделал Н.-Е. Richter (1970). В одних случаях речь идет, как правило, о проигрывании одним из членов семьи социальной роли, которая психотравматична для него самого, однако психологически выгодна другим членами семьи. В других — эти члены семьи прямо или косвенно побуждали кого-то из семьи принять на себя такую роль. Патологизирую-щая роль одного из членов семьи, напротив, может быть травматичной для других, а не для него самого. Нередко оба типа патологизирующих ролей сочетаются между собой: один член семьи выполняет роль, патоло-гизирующую его самого, другой же — принимает роль, травматичную для других. Большой интерес семейных психотерапевтов самых различных направлений к проблеме патологизирующих ролей не случаен, Во-первых, патологизирующая роль — весьма яркий пример ситуации, когда нарушение индивида обусловливается нарушением семьи, причем нередко семьи в целом. Указывается, что патологизирующие роли семейного «козла отпущения» возникают прежде всего потому, что вся семья, испытывающая конфликтные, фрустрирующие переживания, нуждается в «громоотводе» для разрядки этих эмоций [Vogel E., Bell N., 1960]. Анализ семьи, а не члена ее, имеющего нервно-психические расстройства из-за того, что ему приходится выполнять эту роль, может дать ответ на вопрос о причинах заболевания и о путях его излечения. Явление «патологизирующих семейных ролей» — весьма яркий довод в необходимости как диагностики, так и лечения семьи в целом, а не только отдельного ее члена. «Семья как пациент»— таково название одной из книг Н.-Е. Richter (1970), посвященной описанию различных патологизирующих семейных ролей. Во-вторых, концепция патологизирующих ролей активно используется для объяснения того, как нарушения семьи порождают психические расстройства, наиболее интересующие психиатрию. В приводимых Н.-Е. Richter (1970), G. Gross (1974), S. Mi-nuchin (1974) и др. описаниях эта концепция используется для объяснения этиологии неврозов, декомпенсации психопатий, алкоголизма,острых аффективных реакций. Все это побуждает внимательнее рассмотреть данную концепцию, дать ей критическую оценку. К настоящему времени различными авторами выявлено и описано немалое количество «патологизирующих ролей». К этому нужно добавить работы, в которых описываются во многом сходные феномены, хотя и имеющие иные обозначения (например, «стиль воспитания», когда речь идет о взаимоотношениях между родителями и детьми, «характер супружеских взаимоотношений», оказывающий неблагоприятное воздействие на психическое здоровье одного из членов семьи). В то же время отсутствуют обобщения и классификации описанных ролей. Нами предпринята попытка создания такой рабочей классификации. В основу ее положены два критерия: сфера жизнедеятельности семьи, нарушение которой связано с возникновением «патологизирующих ролей», и мотив их возникновения. По первому критерию необходимо иметь в виду две возможности. Первая, когда возникновение «патологизирующих ролей» связано в основном с нарушением взаимоотношений семьи с социальным окружением. В этом случае семья определенным образом изменяет свои отношения с соседями, другими семьями, родственниками, государством и т. д., причем изменения эти таковы, что делают переход семьи к системе «патологизирующих ролей» необходимым. Сюда относятся описанные Н.-Е. Richter (1970) «семья-крепость», «семья с антисексуальной идеологией», «семья-санаторий», «семья-театр» и т. п. Так, в центре «семьи-крепости» — индивид с нервно-психическими расстройствами, выражающимися в склонности к паранойяльным реакциям. Он использует свое влияние в семье для того, чтобы побудить других членов семьи принять представление о том, что «все против нас», «на нас нападают — мы защищаемся». Это ведет (как необходимое следствие) к перестройке отношений в семье — возникают межличностные роли «вождя» и «его соратников в борьбе». Эти роли могут оказаться пато-логизирующими, так как при наличии индивида с паранойяльными реакциями они способствуют закреплению и развитию нарушений, а «союзников» ставят в трудное, создающее значительное нервно-психическое напряжение, положение. Случаи, когда взаимоотношения семьи с социальным окружением могут оказаться не совсем обычными, разумеется, не редки. Это семья, многие годы ведущая судебный процесс, или семья, прилагающая необычные усилия для повышения своего материального состояния, полностью отдающаяся какой-то вне-семейной деятельности или, напротив, полностью изолировавшая себя от окружающих. Естественно, что в такой семье система межличностных ролей складывается под сильным влиянием взаимоотношений с социальным окружением. Если семья долгие годы ведет судебный процесс, то большим авторитетом в ней пользуется тот ее член, который активнее всего участвует в этом процессе, более всех рачбирается в юридических тонкостях. О «патологизи-рующих ролях», однако, приходится говорить не во всех гаких случаях, а лишь если сама перестройка взаимоотношений семьи с окружением понадобилась для того, чтобы семья перешла к взаимоотношениям, «условно желательным» для одного из ее членов. Так, вышеупоминавшаяся семья с «антисоксуальной идеологией», описанная II -Е. Riehter, возникла под преимущественным влиянием индивида с нарушениями потенции. Точно так же «семья-театр», посвящающая всю свою жизнь борьбе за демонстративный престиж в ближайшем окружении, развилась под влиянием ее члена, имеющего определенные психологические проблемы в реализации самооценки. Во всех таких случаях нарушение взаимоотношений семьи с социальным окружением маскирует от самого индивида и от других членов семьи психическое нарушение наиболее влиятельного члена семьи. После принятия семьей точки зрения, что в окружающем мире царит сексуальный разврат и долг всех людей — бороться с ним, особенности поведения члена семьи с нарушениями сексуальной потенции начинают выглядеть похвальной сдержанностью. Если члены семьи принимают точку зрения «все против нас», то личностное нарушение индивида с паранойяльным развитием, его подозрительность, нетерпимость и другие черты перестают восприниматься членами семьи как отклонение. Напротив, они теперь выглядят как проявление трезвого ума и проницательности. Мотивы, которые могут побуждать одного из членов семьи подталкивать ее к развитию системы «патодоги-зирующих ролей», разнообразны. Это, с одной стороны, маскировка определенных личностных недостатков — стремление сохранить и защитить, вопреки этим недостаткам, личностную положительную само- оценку. Так обстоит дело в случае семьи с «антисексуальной идеологией». Другой мотив — стремление удовлетворить какие-то потребности, если это при обычных условиях противоречит нравственным представлениям индивида и всей семьи. Движущим мотивом образования «семьи-крепости» может оказаться реализация желания безраздельного господства в семье. Во многом аналогичные изменения в семьях описывались и другими исследователями. Некоторые нарушения семей, аналогичные приведенным выше, наблюдались и нами [Justickis V., 1984]. Так, мы наблюдали семью, многие годы боровшуюся за справедливое отношение к их сыну с различными организациями, в частности школой, а позднее инспекцией и комиссией по делам несовершеннолетних, участковым врачом и т. д. Источником «несправедливостей» нередко выступало провоцирующее поведение сына по отношению к этим организациям. Как стимулирование его поведения, так и борьба за справедливость, составляли основное содержание жизни семьи. В центре ее был отец подростка — инвалид II группы. Психологическое исследование показало, что изменение взаимоотношений данной семьи с социальным окружением (возникновение отношений борьбы с ним) и появление на этой основе системы «патологизи-рующих ролей» произошло в результате стремления отца компенсировать свое ощущение «ненужности», противостоять понижению социального статуса в семье. Возникшая система ролей оказалась патологизи-рующей прежде всего для подростка. Она обусловила нарушения его поведения на фоне эпилептоидно-истеро-идной акцентуации характера. Второй случай, выделяемый нами по первому критерию классификации «патологизирующих ролей»,— это переход семьи к системе «патологизирующих ролей», не связанный с ее взаимоотношениями с социальным окружением. Здесь «поводом» для перехода к «патологизирующим ролям» становится изменение представлений о личности одного из членов семьи (он чаще всего оказывается и жертвой) или о задачах семьи по отношению к одному или нескольким членам семьи. Общая схема перехода семьи к «патологизирующим ролям» данного типа такова: у одного из членов семьи имеются нервно-психические расстройства, он прямо или косвенно обусловливает изменение представлений семьи о каком-либо другом члене семьи; под влиянием этого отношение к нему изменяется, возникает определенная перестройка ролей, причем именно такая, при которой нарушение «перемещается» на этого второго. Симптомы нервно-психического нарушения у первого члена семьи ослабевают или даже совсем исчезают, зато у другого появляются. Нередко при этом излечение последнего ведет к заболеванию первого. Мотивы возникновения такого типа «патологизирующих ролей» могут быть различными: 1. Психологические проблемы, возникающие в результате значительной выраженности у одного из членов семьи потребностей, несовместимых с его представлением о себе (агрессии, садизма, стремления привлекать к себе внимание). Такова описанная Н.-Е. Richter (1970) семья, в которой отец больной девочки реализует свои несовместимые с его представлением о себе чувства агрессии по отношению к жене и вины по отношению к дочери путем преобразования ролевой структуры семьи. Для «блага дочери» он начинает заниматься внеурочной работой, лишая тем самым себя возможности непосредственно ухаживать за ней, и свою заботу о ней начинает проявлять в тираническом руководстве женой, ухаживающей за дочерью, ставя перед ней немыслимые требования и категорически («ради спасения ребенка мать должна быть готова на все») заставляя их выполнять. Такое изменение внутрисемейных ролей скоро привело к «исцелению» мужа, так как дало ему возможность беспрепятственно удовлетворять обе свои потребности. Оно же привело к возникновению нервно-психических расстройств у жены. 2. «Замещающее удовлетворение потребностей». В этом случае причиной перехода к «патологизирующим ролям» становится стремление удовлетворить потребность не с тем лицом, которому она должна быть адресована. Травматизирующая роль — «ребенок-вундеркинд», «ребенок — надежда семьи» нередко бывает связана со стремлением родителей замещающим образом удовлетворить собственные неудовлетворенные потребности. В прошлом у таких родителей имеет место недостаточная реализация карьеры, различным образом сформировавшееся ощущение неполноценности и желание через идентификацию с ребенком компенсировать это. Происходит непомерное возрастание требований к ребенку, отношение к нему со стороны родителей ставится в сильную зависимость от его успехов в какой-либо сфере (различных престижных видах спорта, искусстве и т. п.). Стремление замещающим образом удовлетворить потребности, которые должны быть в норме адресованы другому члену семьи (например, супругу), наблюдается при так называемом «расширении сферы родительских чувств» [Эйдемиллер Э. Г., Юстицкий В. В., 1987]. В случаях, когда супружеские отношения оказываются по какой-либо причине нарушенными (развод, длительное отсутствие, смерть) или не удовлетворяют родителя, играющего основную роль в воспитании (несоответствие характеров, эмоциональная холодность), возникает тенденция в отношениях с ребенком (как правило, противоположного пола) удовлетворить эти потребности. В этом случае ребенок вовлекается сначала в роль «партнера», а позднее, когда у него нарастает реакция эмансипации, а у родителя усиливается желание удержать его при себе, «ребенка, нуждающегося в опеке». Подобные роли будут подробнее рассмотрены в разделе, посвященном подростковой семейной психотерапии. 3. «Патологизирующие роли», возникающие под влиянием механизма проекции. Психологический механизм проекции заключается, как известно, в «неосознанном наделении другого человека присущими данной личности мотивами, чертами и свойствами» [Петровский А. В., Ярошев-ский М, Г., 1985]. Классический пример этого защитного механизма — индивид, испытывающий чувство агрессии по отношению к другому и в то же время убежденный в аморальности такого чувства, находит выход из этого противоречия в том, что приписывает агрессивность другому («Это не я к нему плохо отношусь, а он ко мне»). Нередко собственные недостатки или несовместимые с нравственными представлениями желания приписываются другому лицу для того, чтобы создать у самого себя иллюзию борьбы с ними («Раз я борюсь с этим недостатком у других, значит, у меня самого его нет»). Такие явления могут наблюдаться и в семейных взаимоотношениях. С точки зрения концепции «патологизирующих ролей», интерес представляют случаи, когда один член семьи не только приписывает собственные недостатки другому, но и использует свое влияние для того, чтобы добиться преобразования семейных ролей. В результате его усилий другой член семьи, действительно, начинает выполнять одну из ролей, для носителей которых характерен «необходимый» недостаток. Это может быть роль «трудновоспитуемого», «проблемной личности», «позора семьи». Н.-Е. Richter (1970) описал «патологизирующую роль» «негативного я». На ряде примеров он проследил, как один из членов семьи ставит другого перед необходи- мостью «стать плохим», «стать проблемным». Когда это удается, первый начинает бороться с «недостатками» второго. Наши наблюдения подтверждают такую возможность (см. гл. 4). 4. «Патологизирующие роли», которые возникают под влиянием желания избавиться от давления собственных же нравственных представлений. Данный вид «патологизирующих ролей» мы нередко наблюдали в клинике алкоголизма. Это роли «опекуна» («спасителя») и «опекаемого» («спасаемого»). В отличие от ранее рассмотренных ролей, которые создают легальную возможность удовлетворения «запретной» (несовместимой с нравственными представлениями) потребности за счет другого лица, подобные роли обеспечивают «псевдорешение» психологического конфликта этой потребности с нравственными представлениями иным путем. Это делается за счет навязывания функций социального контроля над проявлениями «запретного влечения» другому лицу. Так, в случае алкоголизации все усиливающееся влечение к алкоголю не может не ■ вызвать широкого круга мотивов, противодействующих этому у самого алкоголизирующегося лица. Это и опасения за свое здоровье, и нарастающее осуждение со стороны окружающих, и нравственные «тормоза» самого индивида. Результатом оказывается тяжелый конфликт между влечением и этими мотивами. Конфликт решается алкоголиком нередко также путем преобразования структуры семьи, а именно путем формирования упоминавшихся ролей «опекуна», «спасителя», «контролера», который берет на себя функции контроля над индивидом, спасения его от алкоголизации. Чаще всего такие функции берут на себя жена или мать. Они получают за индивида заработок, ругают его в случае выпивок, прячут спиртное, если оно имеется в доме, следят за тем, чтобы индивид не встретился с собутыльниками, и т. п. Сам же алкоголизирую-щийся при этом принимает роль «опекаемого». Психологически он освобождается от страхов и угрызений совести, связанных с алкоголизацией (ведь теперь этим занимается другой член семьи). Все его помыслы сосредоточиваются на удовлетворении влечения к алкоголю. Одним из характерных признаков такого положения дел в семье является заметное расхождение между вер-бально выражаемым отношением индивида, злоупотребляющего алкоголем, к «опекуну» и невербальным. На словах такой индивид «искренне» признает значение усилий супруги или матери, говорит, что она «спасает» его от алкоголизма, что без нее он «пропал бы». В действительности же все его помыслы сосредоточены на том, чтобы обмануть их и добыть спиртное. Психотравматизм данной роли связан в первую очередь с тем, что оставляет индивида безоружным перед собственным влечением, снимает с него чувство ответственности. Эта безоружность особенно сильно проявляется в момент, когда происходит распад семьи и «контроль» опекуна прекращается. Как правило, темпы алкоголизации при этом значительно нарастают. Таким образом, к настоящему времени выделено немалое количество «патологизирующих ролей», дано их описание. Каким должно быть отношение к данной концепции? Во-первых, явление, описанное различными исследователями, действительно, существует. Это подтверждается и нашим опытом проведения семейной психотерапии. Из всех семей, проходивших семейную психотерапию, 23 % имели «патологизиру-ющие семейные роли» в качестве основного или дополнительного симптома. Во-вторых, описанное явление, когда один из членов семьи использует свое влияние для того, чтобы побудить других играть межличностные роли, нужные ему для удовлетворения своих потребностей, встречается в жизни еще более широкого круга семей в качестве преходящих, недолговременных состояний, как реакция на повышение нервно-психического напряжения в семье. Из этого следует, что практический врач или психолог, столкнувшись с фактом, что семья пациента поддерживает необычные отношения с окружением или упорно усматривает у одного из членов семьи (например, пациента) недостатки и отрицательные качества, которыми он не обладает, или имеет место контролирующая опека над пациентом, должен проверить, нет ли в семье систем «патологизирующих ролей» и не является ли это следствием действий одного из членов семьи. В то же время нынешнее состояние рассматриваемой концепции оставляет и определенное чувство неудовлетворенности. Пока перед нами чисто констатирующее, феноменологическое описание. На многие вопросы нет ответа. Это, в первую очередь, вопрос о причинах и предпосылках развития данного явления в той или иной семье. Действительно, потребности, которые не могут быть удовлетворены, поскольку противоречат нравственным представлениям индивида, существуют, по-видимому, в любой семье. Непонятно, однако, почему «патологизирующие роли» возникают только в отдельных семьях. С ответом на этот вопрос связан и ответ на другой, не менее важный: какие существенные психологические явления обусловливают возникновение «патологизирующих ролей». Если они носят случайный, малосущественный, характер, то и явление, ими обусловливаемое, должно встречаться достаточно редко. Нуждается в уточнении вопрос о том, каково соотношение «патологизирующих семейных ролей» с другими явлениями, в особенности с обычными защитными механизмами, хорошо известными и неоднократно описанными в литературе. Что такое «патологизирующие роли» — новая разновидность защитных механизмов или особое проявление уже известных? Ответ на все перечисленные вопросы требует более глубокого понимания механизма «патологпзирующих ролей». Нами предпринята попытка на основе обобщения работ других авторов, описывающих «патологи-зирующие роли», а также собственных наблюдений предложить гипотетическую концепцию структуры вышеуказанных ролей. Задача ее очертить круг явлений, участвующих в формировании и проявлении любой «патологизирующей роли», и значение каждого из них. Определим основные понятия. Потенциальные роли в семье. Под потенциальными ролями понимаются такие, которые в семье актуально не исполняются и, вполне возможно, не исполнялись никогда, но о которых член семьи имеет определенное представление и которые начинают выполняться при появлении соответствующих обстоятельств. Так, например, роль «больного» в семье может никогда не стать актуальной, если в ней вес здоровы. Однако она существует как потенциальная, поскольку члены семьи, как правило, имеют представление о том, что произойдет, если в семье кто-то заболеет. Даже самый маленький член семьи может знать, что за ним будут ухаживать, в его присутствии--говорить тихо, стараться не беспокоить и т. д. Потребности, удовлетворение которых в условиях данной семьи приводит к нарушению нравственных представлений. Как было видно при обзоре видов «патологизирующих ролей», всегда в их основе — попытка, вопреки нравственным представлениям индивида, а точнее в обход их, удовлетворить какую-то потребность (выражение агрессии, садизма, еупружеско-чротических чувств, влечение к алкоголю и др.). Используемое свойство потенциальной роли — это такая ее особенность, которая обеспечивает возможность удовлетворения потребности, противоречащей нравственным представлениям индивида. Так, о роли матери больного ребенка известно, что она должна сделать все, не считаясь со своими силами и здоровьем, чтобы спасти его. Эта роль существовала в описанной выше семье как потенциальная, одна из многих других потенциальных ролей, известных членам семьи. Однако, в силу описанного свойства (чрезвычайных требований, которые она предъявляет матери), эта роль была избрана мужем для реализации своего агрессивного отношения к жене. Точно так же принятие другой семьей антисексуальной идеологии и возникновение в ней ролей борцов за сексуальную чистоту было не случайным. Выбор членом семьи, имевшим нарушения половой функции, именно этих ролей связан с их свойством — служить оправданием сдержанности и пассивности в сексуальной сфере («раз я борюсь с сексуальным развратом, то должен ограничивать проявления секса в своей семье»). Отец, враждебно настроенный по отношению к подростку (например, неосознанно ревнующий его к матери), выбирает по отношению к нему роль строгого воспитателя. Как раз эта роль расширяет возможности выражения агрессии к подростку. Таким образом, для возникновения «патологизирующих ролей» необходимы, как минимум, две предпосылки: наличие неудовлетворенной потребности и потенциальной роли, имеющей подходящее свойство. Психологическое сопротивление членов семьи принятию «патологизирующей ро/ш».Как было видно при описании «патологизирующих ролей», один из членов семьи бывает заинтересован в переходе к «пато-логизирующим ролям». Он заинтересован тем сильнее, чем острее и дискомфортнее его проблема. Переход к «патологизирующим ролям» для других --это обычно нарастание нервно-психического напряжения, снижения удовлетворенности жизнью семьи. Не менее важно и то, что переход к таким ролям, как правило, связан с искаженным представлением об окружающей социальной действительности («все против нас», «кругом царит разврат») или об отдельных членах семьи («он — закоренелый хулиган», «у него необыкновенные таланты»). Переход к «защитному», искажающему действительность, представлению о мире сталкивается, однако, с навыком реального восприятия действительности. Нелегко поверить, что весь мир настроен враждебно, если индивид ясно видит, что это не так. Все это создает значительное сопротивление переходу к системе «па-тологизирующих ролей». Дополнительным источником сопротивления является и то, что во многих случаях члены семьи осознают возможность злоупотребления потенциальной ролью в своих эгоистических интересах. Приведем характерное высказывание матери подростка (нарушение поведения на фоне декомпенсации явной истероидной акцентуации характера) о своем сыне: «Он с детства любил прикинуться больным и бедненьким». Это высказывание свидетельствует, что и мать, и сын хорошо отдают себе отчет в возможностях потенциальной роли «тяжело больного члена семьи». Разумеется, если члены семьи (как упомянутая мать) осознают возможность злоупотребления потенциальной ролью, их сопротивление переходу к «патологизирующим ролям» будет еще большим. Перевес влияния индивида, заинтересованного в переходе к системе «патологизирующих ролей». Для того чтобы-, вопреки психологическому сопротивлению, семья все же перешла к «патологизирующим ролям», нужно, чтобы у лица, заинтересованного в этом, был немалый перевес в возможностях воздействия на других членов семьи, на их поведение, чувства, мысли. Чем выше авторитет данного индивида в семье, тем больше зависимость семьи от него; чем выше его волевые качества, тем вероятнее, что, несмотря на сопротивление, все же будут приняты «патологизирующие социальные роли». Ключевой факт — это основное представление, искажение которого обусловливает переход к «патологизирующим ролям». Для сформирования семьи типа «крепость» нужно признание всех ее членов, что все против них. Для того, чтобы начала действовать роль «мать тяжело больной девочки», и отец, и мать должны поверить, что болезнь, действительно, очень серьезна. Должны поверить в возможность спасти мужа-алкоголика с помощью контроля над его поведением супруга или мать, взявшие на себя роль «опекуна». Нередко ключевым фактором является приписывание одному из членов семьи определенного качества. Так, приписывание агрессивности подростку необходимо, чтобы отец начал соответствующим (описанным выше) образом относиться к нему. В любом случае ключевой факт — это факт, искажение которого имеет наиболее важное значение для возникновения нарушения ролевой структуры. Таким образом, «патологизиру-ющая роль» — следствие взаимодействия ряда предпосылок. Необходимо, чтобы имелась неудовлетворенность определенных потребностей; в репертуаре «потенциальных ролей» семьи имелась бы роль с таким свойством, которое обеспечило бы возможность «легального» удовлетворения «нелегальной» потребности; влияние лица,заинтересованного в переходе к системе «патологизирующих ролей», оказалось бы достаточно сильным для преодоления источников психического сопротивления. Следовательно, для возникновения этой роли необходимо, чтобы у семьи имелся ряд свойств. Отсутствие (либо сознательное разрушение в ходе семейной психотерапии) любого из них ведет к тому, что «патологизиру-ющая роль» становится невозможной. Например, ослабление влияния индивида, заинтересованного в пере- ходе к «патологизирующим ролям», будь то за счет роста самостоятельности других членов семьи или падения авторитета такого индивида, приводит к ослаблению или разрушению системы «патологизирующих ролей». Аналогичный эффект может быть достигнут мерами по усилению психического сопротивления членов семьи или мероприятиями по коррекции влечения, несовместимого с нравственными представлениями индивида. Ослабление этого влечения также может привести к исчезновению «па-тологизирующей роли». Принципы психотерапевтической коррекции «патологизирующих ролей». Задача психотерапевта — добиться разрушения «патологизиру-ющей системы ролей» в семье. Опыт работы с семьями, где «патологизи-рующие роли» были основным или побочным нарушением, показывает, что, несмотря на разнообразие случаев, с которыми приходилось иметь дело, существует определенная, наиболее предпочтительная, последовательность действий психотерапевта. Психотерапевтическую работу начинают обычно с тем членом семьи, который более всего страдает от системы «патологизирующих ролей». Это, например, индивид, выполняющий роль «козла отпущения» («громоотвода»), «неисправимого», «спасителя». Во-первых, именно он в начале семейной психотерапии является «носителем семейных симптомов», т. е. более других обнаруживает признаки нервно-психического расстройства. У индивида, заинтересованного в возникновении «патологизирующих ролей», нервно-психическое расстройство оказывается компенсированным за счет других членов семьи. Во-вторых, именно член семьи, более всех страдающий от «патологизирующих ролей», наиболее мотивирован к психотерапии, наиболее заинтересован в исцелении.С этим членом семьи проводится, в первую очередь, работа, содействующая нарастанию его влияния в семье, особенно на того члена семьи, который более заинтере- сован в сохранении «патологизирующих ролей». Создаются психологические предпосылки для уменьшения и снятия описанного выше перевеса влияния этого заинтересованного в «патологизирующих ролях» члена семьи. Поставленной цели можно достигать разными методами. Опишем одну из применявшихся методик — «Расширение влияния» (РВ). Методику эту можно было бы назвать «обучающим интервью», так как она представляет собой план беседы с носителем «патологизирующей роли» и преследует цель обучить его путям и методам оказания психологического воздействия. Методика включает четыре этапа. Этап 1 — мотивационный. Этап ставит цель — пробудить у носителя «патологизирующей роли» стремление увеличить свое влияние в семье и особенно на члена семьи, заинтересованного в существовании «патологизирующих ролей». Используются «подводящие» вопросы: «В какой мере другие члены семьи учитывают Ваши желания?»; «Чего бы Вы желали от других членов семьи, если бы имели большее влияние на них?»; «Чего бы Вы желали, если бы имели очень большой авторитет в семье?»; «Чего бы Вы хотели, если бы Вам были очень обязаны (например, жизнью)?» Пациенту предлагается сформулировать все пожелания и просьбы, которые были высказаны в этом случае. Типичные ответы носителя «патологизирующей роли» обычно выражают желаемое направление изменения взаимоотношений в семье и особенно с лицом, заинтересованным в сохранении таких ролей: «Я хотел бы, чтобы он лучше ко мне относился»; «Чтобы, отстал от меня, не придирался»; «Слушался бы меня»; «Не имел бы привычку срывать на мне злость»; «Понял бы, что я тоже человек». На этом этапе член семьи, с которого начинается психотерапия, прежде всего осмысляет свое желание изменить отношения в семье, свою неудовлетворенность существующим положением, а также тот очень существенный факт, что для изменения отношений в семье необходимо желание другого члена семьи, заинтересованного в сохранении «патологизиру-ющей роли». Опыт показывает, что это осознание своей неудовлетворенности и своего желания изменить существующее положение нередко оказывается нелегкой задачей. В ходе этого этапа возникает страх перед высказыванием своих пожеланий, боязнь, что другие члены семьи узнают об этих пожеланиях, что все будет каким-то образом передано им. В некоторых случаях в начале мотиваци-онного этапа приходится идти на определенное «обезличивание» задаваемых вопросов (типа «Если бы на Вашем месте оказался такой же человек, как Вы, чего бы он больше всего хотел?»). Выслушивая ответы, психотерапевт стремится побудить отвечающего как можно лучше представить, вербализировать (выразить словами) и эмоционально пережить как возможную просьбу пациента, так и те изменения в семейных отношениях, которые возникли бы в случае ее выполнения. Создаются психотерапевтические условия для того, чтобы в ходе ответов на данные вопросы выразить и отреагировать отрицательные эмоции (прежде всего страх, стыд и агрессию), которые возникают у члена семьи от самой мысли: выразить свое пожелание, оказать влияние на другого члена семьи. Этап 2. Обучение члена семьи поиску методов воздействия на того члена семьи, который заинтересован в сохранении «патологизирующей роли». Этап начинается с просьбы психотерапевта назвать какое-то не слишком важное дело, лучше всего семейное, которое член семьи, заинтересованный в сохранении «патологизи-рующих ролей», очень не любит выполнять. Обычно называются такие дела, как «убирать комнату», «долго ждать», «идти в какое-либо учреждение улаживать семейные дела», «навещать кого-то из родственников». Затем предлагается составить список людей, с которыми этот член семьи чаще всего имеет дело; в список обычно включаются ближайшие родственники, наиболее близкие друзья. Далее предлагается представить, что каждый из людей, включенных в список, уговаривает члена семьи, заинтересованного в сохранении «патологизирующей роли», выполнить это «нелюбимое дело»: каким способом, какими словами, как будет вести себя в случае отказа или согласия. Приведем в качестве примера ответы матери 14-летнего подростка-токсикомана. «Патологизирующая роль» матери — «спасительница сына» Названное матерью нелюбимое дело, которое сын очень не любит выполнять,— это убрагь свою собственную комнату. В число лиц, наиболее часто общающихся с подростком, мать включила себя, друга сына, дядю (бывшего морского офицера), бабушку. Ситуацию, когда каждый из них будет уговаривать подростка, она описала следующим образом: «Я сначала просто сказала бы ему, что надо убрать комнату, а потом начала бы ругаться. Он бы разозлился, хлопнул бы дверью и убежал. Николай (друг), наверно, говорил бы иначе Он бы сказал так: «Слушай, стоит ли из-за такой ерунды еще спорить. Сделай раз-два, убери, раскидай по местам — и делу конец*. Дядя говорил бы поучительным тоном: «Ты же мужчина Настоящий мужчина должен матери помогать!». Бабушка разговаривала бы с ним очень ласково, ведь он у нес любимчик: «Сделай, внучек, ну ведь я тебя прошу» После того, как член семьи (в данном случае мать) охарактеризовал манеру каждого в ситуации оказания влияния, психотерапевт просит ее проранжировать всех охарактеризованных лиц с точки зрения того, кого скорее всего послушается индивид (в нашем примере -сын). Основные результаты этого этапа: осознание членом семьи, с которым проводится психотерапия, возможности различным образом оказывать влияние на других членов семьи и того, что окружающие люди также решают задачу поиска психологического подхода. Этап 3 — обобщающий. Цель его — помочь члену семьи понять психологические особенности индивида, заинтересованного в сохранении «патологизирующих ролей», в особенности те психологические качества, которые используются окружающими его людьми для оказания влияния. Делается это^ с помощью серии вопросов, которые задает психотерапевт в связи с результатами прошлого этапа интервью. Обсуждая вместе с членом семьи, как другие убеждали бы выполнить нелюбимое дело,психолог задает вопросы о психологических качествах, побуждающих согласиться с убеждающим. В нашем примере (мать подростка-токсикомана) это выглядит так: после описания, как ответит друг, психотерапевт спрашивает у матери: «А что, Ваш сын, действительно, стыдится спорить из-за пустяка? А правда ли, что ему бывает очень неудобно, если его уличат в этом?» Обсуждая предполагаемые слова дяди, психотерапевт спрашивает мать: «Это правда, что Ваш сын очень хочет выглядеть мужчиной?» Далее психолог просит мать как можно подробнее охарактеризовать эту особенность сына, интересуется, кто еще и как ее использует. При этом психотерапевт всячески старается активизировать деятельность матери, направленную на осмысление, представление психологических особенностей сына, которые нужно использовать для оказания воздействия на него. Этап 4 — этап пробного изменения. Психотерапевт обсуждает вместе с членом семьи, носителем «патологизирующих ролей», желания, которые были высказаны на первом этапе в отношении влияния на другого члена семьи. Выбирается одно из них, обсуждаются возможности превращения его в реальность. Нередко при этом речь идет о наиболее реальном, осуществимом. Перед членом семьи ставится задача — добиться поставленной цели в каком-то небольшом аспекте взаимоотношений. Делается это для того, чтобы в результате психотерапии возросла его способность оказывать влияние, «почувствовать свою силу». Успех четвертого этапа, как правило, запускает процесс изменений в семье, интенсивного поиска носителем «патологизирующей роли», путей оказания воздействия на лицо, заинтересованное в сохранении этой роли. В результате постепенно ликвидируется перевес во влиянии последнего. Одновременно носитель «патологизирующей роли» участвует в психотерапевтических занятиях, направленных на снятие искажения ключевого факта. Наиболее целесообразно проведение групповых занятий, в ходе которых проводится обсуждение анонимных случаев [Либих С. С, 1974j семей с «патологизирующими ролями». В ходе обсуждения психотерапевт обращается к участникам с вопросом: искажение каких представлений членов семьи оказывается необходимым для принятия «патологизирующей роли»? Успех психотерапии с членом семьи — носителем «патологизирующей роли», уменьшение или ликвидация «перекоса влияния» ведут к постепенному исчезновению этой роли. Это фрустрирует члена семьи, заинтересованного в сохранении ее, порождает обеспокоенный интерес к психотерапии. Этот интерес оказывается исходным пунктом привлечения к психотерапии и его. Основная задача, которая возникает при этом перед семейным психотерапевтом,— добиться осознания собственных нервно-психических нарушений и необходимости психотерапии. В это время нередко усиливается давление на носителя (бывшего носителя) «патологизирующей роли» со стороны члена семьи, заинтересованного в сохранении этой роли. Стойкость, твердость первого на этом этапе — весьма важная предпосылка успеха. Осознание членом семьи, заинтересованным в сохранении «патологизирующих ролей», собственного нервно-психического расстройства оказывается необходимой предпосылкой для дальнейшей индивидуальной и групповой психотерапии, направленной на его излечение. Категория: Библиотека » Психотерапия и консультирование Другие новости по теме: --- Код для вставки на сайт или в блог: Код для вставки в форум (BBCode): Прямая ссылка на эту публикацию:
|
|