ГЛАВА 2. НАРУШЕНИЯ ОСНОВНЫХ СФЕР ЖИЗНЕДЕЯТЕЛЬНОСТИ СЕМЬИ КАК ИСТОЧНИК ПСИХИЧЕСКОЙ ТРАВМАТИЗАЦИИ ЛИЧНОСТИ. НАРУШЕНИЕ ЛИЧНОСТНЫХ ПРЕДПОСЫЛОК НОРМАЛЬНОГО ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ СЕМЬИ - Семейная психотерапия- Эйдемиллер Э. Г., Юстищкий В. В.

- Оглавление -


Семейная жизнь ставит перед чле­нами семьи ряд весьма трудных за­дач: участие в семейных взаимоотно­шениях; подчинение нормам, суще­ствующим в данной семье; деятель­ность в домашнем хозяйстве и вне семьи по обеспечению материального положения семьи; воспитание подра­стающего поколения; решение все­возможных семейных проблем. Для

того чтобы успешно справляться со всеми этими задачами, член семьи должен обладать определенными психологическими качествами. Эти качества, с одной стороны, 'нужны ему самому, чтобы успешно справ­ляться с требованиями, которые ста­вит перед ним семья. С другой сто­роны, в них заинтересована и вся семья. Чем лучше каждый член семьи справляется с задачами, которые ста­вит перед ним семейная жизнь, тем лучше функционирует семья в целом. Совокупность психологических ка­честв, необходимых члену семьи для

того, чтобы успешно справляться с проблемами, возникающими в ходе семейной жизни, мы будем называть семейно-необходимыми качествами. Круг этих качеств весьма широк. Это, во-первых, потребности, необхо­димые для мотивирования участия индивида в жизни семьи, преодоле­ния в ней трудностей и решения про­блем: потребности в отцовстве и ма­теринстве; широкий круг потребно­стей, удовлетворяемых в ходе супру­жеских взаимоотношений,— любовь, симпатии, сексуально-эротические потребности, хозяйственно-бытовые и др. Во-вторых,— широкий круг способностей, навыков и умений. Это прежде всего способности, необ­ходимые для понимания другого че­ловека — члена семьи; совокупность навыков и умений, необходимых для поддержания супружеских отноше­ний и воспитания детей. В-третьих, столь же широкий круг волевых и эмоциональных качеств, в том числе качеств, необходимых для регули­рования своих эмоциональных со­стояний, преодоления состояний фрустрации, умения подчинить жела­ния данного момента целям буду­щего; терпение, настойчивость, столь необходимые при формировании как супружеских, так и воспитательных отношений.

Нервно-психические расстройства у членов семьи, такие, как психопа­тии, неврозы, расстройства влече­ний (алкоголизм,ревность), умствен­ная отсталость, психозы, «травми­руют» именно семейно-необходимые качества. По мере развития заболе­вания у индивида, как правило, все более исчезают качества, необходи­мые для успешного функционирова­ния семьи: наблюдаются извращение потребностей, снижение способности к пониманию других членов семьи, волевых качеств и др. Эти лично­стные нарушения отрицательно воз­действуют на семью, вызывая цепную реакцию неблагоприятных измене­ний. Изменения эти далее становятся фактором травматизации для других членов семьи. Они «рикошетом» ударяют и по самому индивиду с нервно-психическими расстройствами.

Отметим ряд общих черт, харак­терных для семей, в которых один из членов болен перечисленными за­болеваниями:

1.  Высокая (порой непереносимая) нервно-психическая и физическая на­грузка на семью в целом и отдель­ных ее членов. Высокую нервно-пси­хическую нагрузку, напряжение, тре­вогу отмечают в качестве одной из важнейших черт в семьях алкоголи­ков   [Jackson  D.,   1965],  ревнивцев [Терентьев Е. И., 1982].

Жалобы па нервно-психическое на­пряжение, неуверенность в завтраш­нем дне, тревогу — наиболее часто встречающиеся при беседе с членами семей этих больных. «Живем в состо­янии постоянного нервного напряже­ния, что еще произойдет, что он еще выкинет», эти фразы часто произ­носят члены семей больных шизо­френией, психопатией, алкоголиз­мом. Скандалы, в том числе в ночное время, неожиданные исчезновения из дому, вместе с мучительной тревогой о том, что может случиться,— все это частые события, определяющие социально-психологическую атмо­сферу такой семьи.

2.  Отрицательное    мотивациошюе воздействие  личности   и   поведения больного   на  других   членов   семьи. Поведение индивида с нервно-психи­ческим заболеванием, его личностные особенности во многом противоречат социальным ожиданиям других чле­нов семьи, их представлениям о том, каким  должен  быть человек,   муж, жена,   ребенок.  Эмоциональная   ре­акция на поведение и многие особен­ности личности члена семьи с нервно-психическим     расстройством — это, как правило, возмущение, раздраже­ние, горечь. Члены семьи часто го­ворят, что им очень не повезло в жиз­ни, что они завидуют другим людям, у которых нормальные мужья, дети.

Результатом этого является разЬи-тие описанного выше состояния гло­бальной семейной неудовлетворен­ности,

3.   Нарушение семейных взаимоот­ношений. Семья — сложная система взаимоотношений, в которой каждый ее член занимает определенное место, участвует в выполнении определен­ных  функций,  своей деятельностью удовлетворяет   потребности   других членов,   поддерживает   взаимоотно­шения.     Нервно-психическое     рас­стройство у одного из членов семьи приводит к тому,  что эти функции не выполняются, образуются «функ­циональные   пустоты»,    происходит смешение взаимоотношений. Напри­мер, отец выполняет в семье ряд чрез­вычайно важных семейных функций. Предпосылкой выполнения многих из них служит его авторитет, личност­ные качества, в силу которых его по­ведение является «обучающим», на примере которого дети учатся, как ре­шать   различные   проблемы,   возни­кающие   в,ходе   взаимоотношений; суждения отца обладают повышен­ной   значимостью,   убедительностью для  них.   Прямой   противоположно­стью в этом отношении является си­туация,   когда  отец страдает  алко­голизмом или обнаруживает психо­патические   черты   характера.   Так, безвольный, агрессивный, несамосто­ятельный отец, сам требующий опе­ки, создает «функциональную пусто­ту» в процессе воспитания. Его детям приходится самостоятельно и, следо­вательно, с меньшим успехом, «на­ходить», «вырабатывать» нужные ка­чества.

4.   Снижение социального статуса семьи в целом и ее членов.  Семья становится  объектом  внимания  уч­реждений и организаций, занимаю­щихся борьбой с отклонениями в по­ведении.    Нервно-психическое   рас­стройство  одного  из  членов  семьи порождает   проблемы   не   только   в семье, но и в ее ближайшем социаль­ном окружении. Свидетелями нару­шений в поведении становятся сосе­ди, школа, сотрудники, которые не­редко способствуют тому, что семья оказывается в поле зрения милиции, медицинских   учреждений.    Форми­рующееся неблагоприятное общест-

венное мнение о том, к примеру, что в семье имеется индивид, оказав­шийся в поле зрения психиатра, ведет к довольно резкому снижению со­циального статуса семьи. Члены та­ких семей обычно стесняются самого факта, что в семье есть человек с психическими нарушениями, всяче­ски скрывают это.

Особенно острой проблемой явля­ется, как показали наши наблюде­ния, повышенная чувствительность младшего поколения семьи (детей-школьников) к указанному сниже­нию социального статуса семьи. Зна­чительная часть их становится объек­том насмешек, групповой обструк­ции; у них возникают сложности в общении со сверстниками.

5. Весьма характерным признаком семьи с индивидом, имеющим нервно-психические нарушения, является особый психологический конфликт, возникающий у членов такой семьи. Суть его в следующем. С одной сто­роны, под влиянием общественного мнения они чувствуют себя винова­тыми за поведение индивида с нерв­но-психическими нарушениями. Об­щественное мнение требует от семьи необходимого воздействия на инди­вида с целью нормализации его по­ведения. Результатом становятся многочисленные попытки оказать воздействие доступными семье сред­ствами. Так, в случае алкоголиза­ции — это конфликты, скандалы, иногда физическое воздействие, вы­брасывание бутылок со спиртным. Спиртные напитки перестают дер­жать дома, жепа усиливает контроль за расходами мужа, оставляет ему минимум денег, иногда получает зар­плату вместе с ним (или за него), апеллирует к общественным орга­низациям   [Бехтель Э. В., 198(3].

Однако, с другой стороны, семья ощущает, что усилия ее оказывают­ся часто безрезультатными: им про­тивостоит неподатливость алкого­лика, психопата, ревнивца. Как пра­вило, общественное мнение по-преж­нему не снимает вины за поведение индивида     с     нервно-психическими

нарушениями с членов его семьи. Считается, что они действуют недо­статочно энергично, не принимают необходимых «сильных» мер. Эти противоречивые тенденции и стано­вятся основой внутреннего конфлик­та членов семьи.

6. Феномен «сопровождающего заболевания». Речь идет о нервно-психическом расстройстве другого (или других) члена семьи, которое чаще всего менее заметно, остается «в тени» заболевания, более всего на­рушающего жизнь семьи. Так, в слу­чае алкоголизма мужа нередко на­блюдаются заболевания жены и де­тей, прямо или косвенно обусловлен­ные неблагоприятной обстановкой в семье [Бехтель Э. В., 1986]. «Рас­пространение» невротических прояв­лений родителей на детей подробно прослежено Н. Bottcher (1968). Осо­бое значение имеет порождение такой семьей так называемых «патологизи-рующих ролей», в результате чего за­болевание передается от индивида с нервно-психическими нарушениями к другому члену семьи (процесс этот будет рассмотрен ниже).

Таким образом, в семьях, один из членов которых имеет выраженные нервно-психические расстройства, наблюдается глубокое сходство. В связи с этим наряду с понятием «семья алкоголика», «семья психо­пата» и т. п. оправданно употреблять более общее понятие — «семья инди­вида, имеющего выраженные нервно-психические расстройства». Рассмот­рим динамику такой семьи.

Значительное внутреннее и внеш­нее давление на такую семью, не­удовлетворенность ее членов своей семейной жизнью, фрустрирующие состояния нервно-психического на­пряжения, тревоги, вины — все это приводит к весьма неустойчивым структур'е и отношениям в ней. Су­ществующее положение воспринима­ется как труднопереносимое, и члены семьи напряженно ищут выхода из него. В результате такая семья ис­пытывает очень сильные импульсы к изменению.

Опыт обнаруживает весьма проти­воречивые, во многом контрастные, тенденции развития таких семей. Са­ми по себе выше перечисленные фак­торы нередко обусловливают резко противоположные направления раз­вития. В одних семьях появление ин­дивида с нервно-психическими рас­стройствами приводит к постепен­ному ухудшению обстановки в семье, нарастанию числа факторов в ней, усугубляющих расстройства; в дру­гих — появление психически больно­го приводит к мобилизации семьи, нарастанию ее стабильности, сниже­нию конфликтности. Оказавшись пе­ред лицом несчастья, каким явля­ется психическая болезнь одного из ее членов, такая семья «отбрасы­вает в сторону» обиды и сплачива­ется для помощи больному члену семьи.

Выявление факторов, от которых зависит направление развития такой семьи,— вопрос чрезвычайной важ­ности. Проведенные нами клиниче­ские исследования семей, в которых имеется индивид с выраженными нервно-психическими расстройства­ми, позволяют сформировать пред­ставление о комплексе факторов, вы­полняющих роль «водораздела» при развитии обсуждаемого типа семьи, определяющего направления ее раз­вития.

В соответствии с предлагаемой концепцией этим «водоразделом» служит прежде всего способность (или неспособность) семьи решить ряд проблем, возникающих при по­явлении нервно-психических расст­ройств у одного из ее членов. В слу­чае решения этих проблем семья на­чинает двигаться в «конструктивном направлении», сохраняет свою ста­бильность и становится семьей, вы­полняющей новые для нее функции психологической коррекции инди­вида и опеки над ним. В против­ном случае семья начинает разви­ваться в «деструктивном направле­нии»: ее стабильность снижается, она оказывается не в состоянии кор­ректировать воздействия на индиви-

да с нервно-психическими расстрой­ствами.   Что  же это за  проблемы? I.  Проблема более глубокого по­нимания  членами  семьи психологи­ческих   особенностей    индивида    с нервно-психическим   расстройством. В обычной семье ее члены нередко достаточно хорошо анают друг друга (привычки, вкусы,симпатии, антипа­тии, желания  каждого). Эти знания помогают правильно понять поступ­ки, намерении друг друга, верно на них реагировать. При возникновении нервно-психического      расстройства обычного уровня  понимания  и зна­ния оказывается уже недостаточно. Для  понимания  алкоголика,  невро­тика,   психопата   требуется   несрав­ненно более высокая способность по­знать личность другого. Это связано с необычностью самого объекта. При познании лицам с описанными нару­шениями мало помогает обычный по­вседневный   опыт   изучения   других людей,  сформировавшийся в обще­нии со здоровыми людьми. Лицо с на­рушениями   реагирует,   переживает, ведет себя иначе, чем индивид без них.  Для    познания    такого    члена семьи необходимо учитывать значи­тельное число факторов, затрудняю­щих понимание его психологических особенностей. Это, во-первых, соци­альные    стереотипы    «алкоголика», «ревнивца», «психа», которые меша­ют адекватно оценить личность. Во-вторых, познание аффективно окра­шено. Члены семьи смотрят на ин­дивида с нарушениями нередко че­рез   призму   тех    неприятностей   и огорчений, которые он им доставил. В-третьих,    личная    заинтересован­ность членов семьи относительно то­го, что они увидят в личности инди­вида с нарушениями. Эта заинтересо­ванность побуждает их в одних слу­чаях  преуменьшать,   а   в  других — преувеличивать    личностные    нару­шения.

От глубины и точности знания чле­нами семьи психологических особен­ностей индивида с нарушениями за­висит решение семьей чрезвычайно важной   проблемы — реорганизации

взаимоотношений с ним и, в первую очередь,— требований семьи к нему. Проблема эта заключается в сле­дующем. С одной стороны, индивид с нервно-психическими нарушениями не в состоянии успешно справиться с теми требованиями к своему поведе­нию, с какими справляется вполне здоровый человек. Так, повышенно агрессивный человек должен прило­жить несравненно больше усилий, чтобы сдержать агрессию в кон­фликтной ситуации. Чем выше уро­вень его агрессивности, тем шире круг конфликтных ситуаций, которые вызывают у него агрессивный «срыв». Безусловное требование окружаю­щих не допускать таких срывов мо­жет привести к утрате индивидом веры в свою способность сдерживать агрессивность, владеть собой. С дру­гой стороны, ослабление требований к нему, признание того, что он не мо­жет управлять своими эмоциями, не ответствен за них в такой мере, как другие, может привести к нивелиро­ванию столь мощного саморегули­рующего механизма, как чувство от­ветственности за свои поступки, Чле-' ны семьи стоят поэтому перед не­обходимостью совершенно точно ориентироваться в возможностях ин­дивида, сформировать правильный уровень требований к нему.

В качестве иллюстрации приведем высказывание Михаила Н., прохо­дившего курс семейной психотерапии в связи с аномальной ревностью. «Я очень ревнив, моя жена это знает и в чем возможно старается усту­пить мне, не дать мне повода, тер­пеливо отвечает на мои, всегда одни и те же, вопросы. Я очень благо­дарен ей за это. Она понимает, что порой я ничего не могу с собой по­делать. Но и чересчур уступчивой ее тоже не назовешь. Когда я начи­наю уж слишком придираться, она спокойно, необидно, но твердо гово­рит: «Ты неправ, и ты сам это зна­ешь!» и больше не отвечает на во­просы, пока я не успокоюсь. С первой женой все было значительно хуже. Она высмеивала меня за ревность,

ставила в пример неревнивых мужей, а когда ей надоедало, нарочно на­чинала говорить, что изменяет, чтобы позлить меня»

Перед аналогичной проблемой установления уровня требований и, следовательно, отношения к время от времени возникающим «срывам» оказывается и семья алкоголика, психопата и других лиц, характери­зующихся нарушением поведения, но в то же время в какой-то степени сохранивших способность контроли­ровать свои эмоции, управлять своим поведением.

При неудачном решении этой про­блемы семья безуспешно пытается подавить нежелательные тенденции в поведении. Периоды чрезмерной стро­гости хаотически чередуются с пе­риодами полного отказа от попыток влиять; нарастает конфликтность во взаимоотношениях индивида с дру­гими членами семьи. Динамика семьи приобретает деструктивный характер.

При удачном решении проблемы семья начинает двигайся по кон­структивному нуги, а семейное отно­шение становится корригирующим; индивид овладевает искусством са­мостоятельно устанавливать предел своих возможностей в данный мо­мент. Последнее играет значитель­ную роль в сохранении и нараста­нии его внутренней психологической работы над собой.

II. Проблема усиления семьей сво­его влияния на индивида. Члены семьи постоянно влияют друг на дру­га, побуждают друг друга к одним поступкам и удерживают от других. Средства взаимного влияния могут быть весьма различны: в одном слу­чае — это рациональное убеждение (объяснение, почему то или иное по­ведение выгоднее, более соответст­вует интересам убеждаемого); в дру­гом — авторитет убеждающего; в третьем — обращение к дружеским чувствам убеждаемого и т. д. Набор средств взаимного влияния в разных семьях может быть весьма различен.

С появлением нервно-психическо­го расстройства у одного из членов

семьи применявшихся до этого средств воздействия на его поведе­ние оказывается недостаточно. По­требность в алкоголе, мучения рев­ности, сильная агрессия, жажда при­ключений гипертимного психопата оказываются чрезвычайно мощным фактором, толкающим к нарушениям поведения. Чтобы удержать индиви­да от них, семье требуются новые дополнительные возможности влия­ния, новые, более эффективные спо­собы склонить индивида к нормаль­ному поведению.

Наблюдения над семьями описан­ного типа явственно показывают, что поиск новых средств воздействия имеет место практически в каждой семье, где есть индивид с нервно-психическими расстройствами. Этот поиск нередко оказывается главной причиной, приводящей членов семьи в кабинет психиатра или в семейную консультацию. «Что еще можно сде­лать?» - это вопрос, который член семьи адресует врачу или психологу после того, как перечислил все «ме­ры»,   которые   уже   были   приняты.

В семьях с достаточной психоло­гической культурой, а также при на­личии других благоприятствующих факторов (хорошее взаимопонима­ние между членами семьи, возмож­ность получить психологическую по­мощь), семья нередко успешно справляется с этой задачей. Для та­кой семьи характерно, что в этот период члены ее делают ряд «пси­хологических открытий»: «оказыва­ется, с ним можно разговаривать еще и иначе», «оказывается, к нему есть еще и другой подход». Суть этих «открытий» различна в разных се­мьях. Часто это переход от социаль­ного контроля «последующего» к «предупреждающему».

Проходившая совместно с супру­гом семейную психотерапию (I ста­дия алкоголизма) Марина Н. так оха­рактеризовала изменения в ее реак­циях на «срывы» у мужа: «Раньше я реагировала, когда он не сдержит слова и напьется. Ругала его, сканда­лила,  стращала,  что уйду от него

Теперь я стала умнее, умно опреде­лять моменты, коы.л он может со­рваться, и тогда я начеку. Капри-мер, перед праздниками он v меня очень податлив. Его можно понять: завтра праздник, все возбуждены, никто толком не paoouier, в душе какие-то радостные предчувствия, ни о чем плохом не хочется думать. В такой момент и человека покрепче можно сбить с пути истиною. По­этому накануне» без всякой свяли с возможной выпивкой ми с ним со­ставляем план исего, что нужно сде­лать к празднику. В атом плане у не­го много обязанностей, причем все такие, что мы оказываемся все время рядом».

Владилена II. проходила совместно с мужем курс семейной психотерапии по поводу декомпенсаций аффектив­но-взрывчатого типа психопатии у мужа. Характеризуя изменения в своих реакциях на поведение мужа, она отметила: «Раньше наши кон­фликты бывали очень частыми, рез­кими, продолжительными. В ходе се­мейной психотерапии я научилась внимательнее анализировать все, что происходит перед, во время и после конфликта, и нашла несколько не­плохих способов предупреждения и гашения конфликтов. Я обратила, например, внимание на начало кон­фликта. Теперь, если я вижу, что у него затряслись руки и он багро­веет, я нахожу способ оттянуть на­чало конфликта. У меня сейчас для этого наготове простые способы: «Одну секунду,- говорю я, напри­мер,-- кто-то звонит в дверь! Сейчас. открою и приду, поговорим». Я воз­вращаюсь минут через десять, так как «заодно заглянула  к соседке».

Оба приведенных высказывания весьма характерны именно с точки зрения расширения членами семьи «репертуара» методов воздействия на индивида с нервно-психическими расстройствами.

В случае, если семье не удалось расширить «репертуар» своих спосо­бов влияния на индивида, происхо­дит другой, деструктивный по своей

сути, процесс, (.емья идет по пути нарастания самых сильных санкций, имеющихся в ее распоряжении. «Вы знаете, сообщила мать подростка с гииертимно-истероидной психопа­тией после определенного колеба­ния, мы даже приняли самые стро­гие меры. Мы посоветовались с му­жем, и он «всыпал» сыну так, что тот не мог ходить. Все равно что не помогло. Только еще хуже стало. Он сейчас ненавидит и отца, и меня».

После того, как надежда на «са­мые сильные средства» бывает утра­чена, семья «складывает оружие», перестает вообще сопротивляться нарастанию нервно-психических рас­стройств. Окончательно оформляет­ся деструктивное направление раз­вития такой семьи.

III. Проблема мопшационной пе­рестройки. Как указывалось выше, личность и поведение индивида с нервно-психическими расстройства­ми, как правило, являются источни­ком сильных отрицательных эмоций для других членов семьи. Основное содержание этих эмоций — горечь, возмущение, обида, разочарование. Поэтому при появлении в семье инди­вида с выраженными нервно-психи­ческими расстройствами перед семь­ей возникает нелегкая задача найти в себе чувства, мотивы, которые по­могли бы противостоять этим эмо­циям. Без решения этой задачи отри­цательные эмоции станут домини­рующими, и семья будет развиваться в деструктивном направлении. В этом случае по мере нарастания отрица­тельных проявлений в личности и по­ведении будут нарастать антипатия к больному, обида на него (осознан­ная или малооеозпанная), стремле­ние «отделаться» от него.

Источники положительных чувств к индивиду с психическими расстрой­ствами могут оказаться весьма раз­личными и очень зависят как от осо­бенностей семьи, так и от личности ее членов. Это могут быть и мате­ринские, и отцовские чувства, созна­ние, что член семьи в беде, и толь­ко   мы   можем  его   спасти,   чувства

2 Семейна

какой-то собственной вины за то, что случилось, что не заметили и не обратились раньше. Порой мотивом к заботе и положительному отноше­нию к индивиду оказывается даже интерес к психическому заболеванию и методам его лечения. Однако вне зависимости от того, что именно ста­новится стимулом положительного активного отношения, самое глав­ное — «запускается» ли в семье про­цесс поиска, выработки таких моти­вов, Если эти мотивы возникают спонтанно или семья сумела их в се­бе обнаружить, то имеет место психо­терапевтически весьма важное явле­ние — концентрация семьи на поло­жительных, сохранных сторонах лич­ности индивида с выраженными нервно-психическими расстройства­ми. Приводим характерное выска­зывание матери подростка-наркома­на (I стадия наркотизации), отра­жающее этот процесс обнаружения мотивации. «Вначале мне было очень тяжело, плохо, стыдно, противно. Я верила, что он станет настоящим человеком, таким, каким был его отец. Оказался он жалким и безвольным. Мне стало легче, когда я встретилась с такими же, как я, матерями нарко­манов. Я поняла, что быть матерью и спасать от верной гибели своего ребенка — это не стыдно, а это ве­ликий подвиг, великое искусство и ве­ликое самопожертвование. Мне ка­жется, что каждой женщине, которая спасла сына или мужа от этого бед­ствия, нужно ставить памятник. У ме­ня сейчас много знакомых, которые тоже так считают». На этом выска­зывании хорошо прослеживается путь, которым пошла эта женщина, формируя в себе необходимое отно­шение к подростку с нервно-психи­ческим расстройством. Во-первых, она актуализировала в себе материн­ское чувство (это проявилось в том, что мать называет 16-летнего сына «ребенком»); во-вторых, активизиро­вала в себе ощущение гибели, ко­торая ему угрожает («спасать от ги­бели своего ребенка»); в-третьих, она «подключила» к формированию необходимой мотивации свое самолю­бие (называет то, что делает для спасения сына, «великий подвиг», «великое искусство» и «великое само­пожертвование»); в-четвертых, она организовала круг знакомых, под­держивающих ее стремление помочь сыну, спасти его («у меня сейчас мно­го знакомых, которые тоже так ду­мают»).

IV. Проблема взаимосвязи семьи с социальным окружением. По мере нарастания нервно-психических рас­стройств семья все более нуждается в помощи социального окружения: помощи врача, педагога, психолога. Перед семьей стоит задача устано­вить контакт с ними, взаимопонима­ние, принять участие в лечении.

Данная проблема возникает перед семьей и в другой связи. Наруше­ния поведения индивида с нервно-психическим расстройством постоян­но создают конфликты его с социаль­ным окружением (в школе, в среде соседей, на работе и т. п.). Нередко социальное окружение реагирует на поведение такого индивида с возму­щением. Членам семьи приходится выполнять нелегкую «буферную роль», смягчать конфликты, восста­навливать и заново налаживать вза­имоотношения.

Если семье не удается решить этой проблемы, то она начинает дви­гаться по деструктивному пути. Про­является это следующими про­цессами:

1.   Сокрытие,  а  при  невозможно­сти — смягчение   факта нервно-пси­хических   нарушений.   Члены   такой семьи  отвергают все  попытки  вме­шаться в их взаимоотношения, отри­цают правомерность и необходимость подобного вмешательства.

2.   Нарастание     конфликтности между семьей и социальным окруже­нием и вследствие этого социальной изоляции семьи. Приводим характер­ное высказывание матери подростка с  истероидно-эпилептоидной   акцен­туацией. «Я однажды попыталась все же пойти в школу. Думала, может, учителя мне что-нибудь посоветуют,

ведь они постоянно работают с деть­ми. Когда я зашла в учительскую, у меня было чувство, что на меня на­бросилась стая бешеных собак. Со всех сторон подбежали несколько учительниц и каждая выкрикивала свою претензию. Тогда я сказала, что больше я сюда не пойду».

3. Отказ семьи от индивида с нерв­но-психическим расстройством и пе­реложение ответственности за его поведение на Школу. Это проявляет­ся в прямых заявлениях о невозмож­ности справиться с ним («Делайте с ним, что хотите, а я уже ничего не могу поделать») или косвенных; на­пример, родители сами хлопочут, чтобы сына скорее взяли в ряды Со­ветской Армии.

При конструктивном развитии семья находит способы установить контакты и со школой, и с меди­цинским учреждением и нередко да­же с милицией. Такие родители или супруги зачастую проявляют огром­ную энергию в поисках людей, ко­торые могли бы помочь им в борьбе за члена семьи с нарушениями. Фак­тически они становятся на путь «ор­ганизации» социальной среды. Их усилиями основные люди, с которыми имеет дело больной член семьи, «в курсе дела», знают о психоло­гических проблемах индивида, чув­ствуют себя участниками коррекци-онной работы с ним.

Все четыре перечисленные пробле­мы (I—IV), от решения которых за­висит динамика семьи, тесно взаи­мосвязаны. Так, чем лучше семья знает социальное окружение инди­вида с нарушениями, чем активнее его организует, тем обычно лучше знает и психологические особенности самого индивида. Поэтому тесно вза­имосвязано решение I и IV проблем. Точно так же, чем лучше семья умеет решить I проблему (познания пси­хологических особенностей индиви­да), тем лучше справляется со II (нахождение дополнительных путей влияния на него). В этой взаимо­связи между всеми проблемами ле­жит причина того, что динамика се-

мей данного типа оказывается столь контрастной.  Поэтому имеет смысл в рамках обобщенного типа «семьи индивида   с  выраженными   нервно-психическими   расстройствами»   вы­делить три  подтипа:   неустойчивый, конструктивный    и    деструктивный. Для  первого   характерны   высокая нервно-психическая     нагрузка     на семью в целом, отрицательное моти-вационное   воздействие   личности и поведения индивида с нервно-психи­ческими  расстройствами   на  других членов семьи,  нарушение семейных взаимоотношений, в частности воз­никновение   «функциональных    пу­стот» в них по причине упомянутых расстройств,  снижение социального статуса семьи, давление  на  семью со стороны социального окружения, возникающий в связи с этим социаль­но-психологический конфликт. В ре­зультате  всех этих особенностей  в семье данного подтипа возникают вы­сокое нервно-психическое напряже­ние, скрытая и явная неудовлетво­ренность, выраженное чувство трево­ги и вины. Следствием их являются, во-первых, «сопровождающие забо­левания»,   т. е.   нервно-психические расстройства, возникшие   в   резуль­тате   отмеченных   неблагоприятных психических состояний (неврастения, декомпенсация характерологических отклонений); во-вторых, крайняя не­устойчивость жизнедеятельности та­кой семьи. Она находится под ин­тенсивным давлением внутренних и внешних сил, обусловливающих на­сущную   необходимость  скорейшего разрешения неблагополучной обста­новки в семье, Два других подтипа возникают   в   результате  движения семьи   под  воздействием   этих   сил. Конструктивная семья хорошо зна­ет личностные особенности индивида с   нервно-психическими   расстройст­вами,  находит значительные резер­вы усиления влияния на него. Это семья,  в   которой  организация  по­мощи индивиду с нарушениями стала основной целью, вызвала ее сплоче­ние   и   мобилизацию.   Характерной чертой конструктивной семьи являют -

35

ся хороший контакт и взаимодейст­вие с социальным окружением.

Деструктивный подтип семьи ха­рактеризуется во многом противо­положными свойствами. Снятие нервно-психического напряжения и неудовлетворенности, возникших в результате нервно-психических рас­стройств, происходит за счет отчуж­дения от индивида, снятия с семьи ответственности за него, нарастания конфликтов с социальным окруже­нием, стремления изолироваться от него.

Диагностика направления разви­тия семьи представляет собой важ­ный момент в подготовке к оказа­нию ей психологической и психиат­рической помощи. Облегчить диаг­ностику может шкала, разработан­ная нами. В нее входят суждения, типичные для деструктивного под­типа семьи, и контрастные им, ха­рактерные для конструктивного. Ис­пользование такой шкалы позво­ляет установить близость изучаемой семьи к одному из этих типов (см, приложение 3 «Конструктивно-деструктивная семья» (КДС).

Основные направления психотера­певтической помощи семье индиви­да с выраженными нервно-психиче­скими расстройствами. Психотера­певтическая помощь семье данного типа осуществляется в комплексе с терапевтической деятельностью по излечению основного нервно-психи­ческого расстройства, наряду со спе­циальными мероприятиями, направ­ленными на семью и зависящими от специфики расстройства (т. е. от то­го, имеем ли мы дело с семьей алкоголика, психопата, невротика, или какой-то другой). Мероприятия второй группы будут рассмотрены в соответствующих разделах моно­графии.

Основная задача психотерапевти­ческой помощи при всех видах на­рушений и нервно-психических рас­стройств у членов семьи — помочь семье в решении основных проблем, возникающих перед ней в связи с расстройством  и тем  самым содей-

ствовать ее развитию по конструк­тивному пути.

Значительную роль при этом мо­жет сыграть рациональная психоте­рапия с членами семьи. В ходе ее формируется представление членов семьи о нервно-психическом расст­ройстве, нарушающем жизнь семьи, раскрываются основные пути преодо­ления встречающихся проблем. В хо­де практической работы с членами таких семей нами выработан свое­образный «набор правил» для членов семьи, в необходимости соблюдения которых они убеждаются в ходе се­мейной психотерапии. Опыт показы­вает, что использование при раци­ональной психотерапии этих правил позволяет проводить лечение более направленно и организованно. При­ведем некоторые из правил.

Правило 1. «Никогда не теряйте надежду, свято верьте в победу. Если сейчас Вам очень тяжело, верьте, что в дальнейшем будет лучше». Ком­ментируя данное правило, мы стре­мимся убедить членов семьи, что их вера в возможность успеха является чрезвычайно важным психотерапев­тическим фактором, что она значи­тельно повышает шансы коррекции. На групповых и индивидуальных за­нятиях на конкретных примерах раз­бираются разные виды утраты веры в успех. Показывается, что отчаяние нередко служит неосознаваемым спо­собом переложить ответственность за помощь индивиду на кого-то другого, плохо осмысленным и потому не всегда эффективным «призывом о по­мощи», реализацией неосознаваемой агрессивной установки по отношению к больному. Вопрос о том, как под­держивать у себя веру в возмож­ность успеха, становится предметом обсуждения на групповых занятиях. Основная цель при этом — добиться осознания членами семьи того, что вера в успех не является пассивным состоянием, а требует активных дей­ствий, постоянного поиска новых воз­можностей, способов помочь инди­виду с нарушениями. «Я понимаю, что моя  вера  в успех лечения зависит от меня», вот мысль, к ко­торой должны прийти члены семьи в результате семейной психотерапии.

Правило 2. «Всей душой пережи­вайте все чувства, состояния, тревоги вместе с больным. Вы должны на­учиться понимать его лучше, чем он сам себя понимает». Правило ори­ентирует членов семьи на то, чтобы постоянно учиться смотреть на про­исходящие событии iлазами инди­вида с нервно-психическими наруше­ниями. Оно ориентирует членов семьи на решение первой «водораздельной» проблемы более4 глубокое понима­ние членами семьи психологических особенностей индивида с нервно-пси­хическим расстройством. В ходе групповой психотерапии анализи­руются основные препятстния, воз­никающие при таком понимании (в том числе представление, что так понимать — л'о значит соглашаться с тем, что индивид делает непра­вильно, закрывать глаза на слабо­сти). В противовес -лому привива­ется убеждение о необходимости хо-. рошо представлять себе все мысли, чувства, желания индивида, нау­читься безошибочно предугадывать его поступки. Нередко рациональной групповой психотерапии оказывается недостаточно. Часть членов семьи проходит специальные занятия, цель которых - коррекция семейных представлений более специализиро­ванными методами (чти методы опи­саны ниже).

Правило 3. «Старайтесь завоевать доверие и откровенность». Это пра­вило также ориентирует членов семьи на решение первой «водораздельной» проблемы обеспечения более глубо­кого познания членами семьи пси­хологических особенностей индивида с нервно-психическим расстройством. Овладение данным правилом также встречается с немалыми трудностями и проблемами. Практика показывает, что наиболее сложная из них — даже не само завоевание откровенности членами семьи, а реакция на нее с их стороны. Действительно, нервно-психические расстройства,  как пра-

вило, бывают связаны с нарушени­ями поведения. Откровенность со стороны пациента по поводу свер­шенных «прегрешений» ставит чле нов семьи в сложное положение. Если тут же начать «противодейст­вовать» осуждать, воспитывать, то в следующий раз индивид с нерв­но-психическим расстройством уже не будет откровенен. Нсли же этого не делать, то возникает ощущение одобрения, прекращения сопротивле пия со стороны членов семьи. В ходе групповой психотерапии с членами семьи обсуждаются различные вы­ходы из -/той сложной ситуации. Цель таких занятий правильно форми­ровать отношения пациента и к на­рушению, и к своей откровенности. Приводим примеры реакций на от­кровенность, которые предлагались членами семьи.

Реакция «союзник п борьбе»: «Хо­рошо, что ты мне откровенно расска­зал о том, что произошло. Теперь мы можем вместе подумать, что мож­но сделать, чтобы такое в будущем не повторилось».

Реакция «психологической помо­щи.»: «Ты хочешь, чтобы я тебя от­ругала за то, что ты сделал?»

Реакции «откровенность - при­знак улучшения»: «Хорошо, что ты откровенно рассказал. Это уже по­беда, первый шаг».

Правило 4. «Внимательно анали­зируйте опы! своих удач и ошибок. (Старайтесь искать псе новые подхо­ды. Присматривайтесь, как находит подход к нему его друзья, знакомые». Данное правило ориентирует членов семьи на решение второй «водораз­дельной^ проблемы — расширение своего влияния на индивида с нервно-психическим нарушением. Опыт' по­казал, что чрезвычайно полезно ве­дение специального дневника, и ко­тором фиксируются важнейшие моменты взаимоотношений, закреп­ляются «находки», неудачи. Дневник может вести тот, кто более других занимается с индивидом.

Правило 5. «Борясь на него, ищите союзников. Jltodu, готовые Вам по-

37

мочь, есть везде, только надо их най­ти и объяснить им ситуацию. Не оби­жайтесь на тех, кто Вас не пони­мает и не хочет помочь, не отча­ивайтесь. Знайте, Вашим союзником может оказаться учитель, врач, со­сед, товарищ, сотрудник, работник милиции». Данное правило нацели­вает членов семьи на решение чет­вертой «водораздельной» проблемы, а именно: на организацию социаль­ного окружения, налаживание с ним сотрудничества в деле психологиче­ской и психиатрической коррекции. В ходе групповых занятий обсужда­ется опыт членов семьи, которые ак­тивно и успешно устанавливали со­трудничество с социальным окруже­нием.

Таким образом, наличие в семье индивида с выраженным нервно-пси­хическим расстройством оказывает далеко идущее влияние на ее жизнь, взаимоотношения в ней. Возникаю­щие в результате неудовлетворен­ность жизнью семьи, нервно-психи­ческое напряжение, тревога обусло­вливают неустойчивость семьи и становятся источником сильного импульса к ее изменению.

Задача семейной психотерапии при работе с такой семьей — оказание психологической помощи в решении этих проблем.

НАРУШЕНИЕ ПРГДГ.ТЛВЛ1 НИИ ЧЛЕНОВ СЕМЬИ О CF.MbF И ЛИЧНОСТИ ДРУГ ДРУГА

В ходе жизнедеятельности семьи у ее членов формируется представле­ние о семье: о себе как члене семьи, личности других ее членов, условиях жизни, целях, основных ситуациях, с которыми семья имеет дело, про­блемах, с которыми сталкивается, со­циальном окружении и взаимоотно­шениях семьи с ним. Представления эти играют огромную роль в жизни семьи. От того, как индивид пред­ставляет себе личность других чле­нов (их психологические особен­ности, чувства, мысли), возможно­сти, которыми располагает семья, в

чем усматривает основные проблемы, во многом зависит и то, какие по­требности он стремится удовлетво­рить в семье, как он относится к раз­личным сторонам ее жизни, как он понимает поступки и намерения дру­гих членов семьи, относится к удачам и неудачам. Совокупность вышеука­занных представлений семьи склады­вается под влиянием широкого круга факторов. Это, в первую очередь, представления социальной среды, на которую ориентируется семья,— ее референтная группа [Петровский А. В., 1982], социально-экономиче­ские и культурные условия, в которых находится семья в настоящее время и в которых находилась в прошлом, личный опыт совместной жизни и се­мейный опыт, принесенный из роди­тельского дома.

Патогенная ситуация воздействует на личность не непосредственно. Как было убедительно показано В. Н. Мя-сищевым (1960), ее воздействие опо­средуется и представлением о значи­мой ситуации и далее ее субъектив­ной оценкой.

Необходимость изучения представ­лений семьи осознается и многими семейными психотерапевтами. Была выдвинута концепция нарушенных представлений о семье (семейных «мифов») и показана их роль в воз­никновении ряда семейных и лично­стных нарушений [Мишина Т. М., 1983; Ferreira A., 1966]. Понимание необходимости изучения семейных представлений отмечается в работах по семейной психотерапии и в при­зывах выявить то, как представля­ется жизнь семьи, взаимоотношения в ней каждому отдельному ее члену. Указывается на необходимость изу­чения не только объективной карти­ны жизни семьи, какой она представ­ляется исследователю, но и «внут­ренней картины семьи» в восприя­тии ее самими членами семьи [Bar­ker Ph., 1981]. Таково же требование «стереоскопического подхода» к изу­чению семьи, т. е. учет различий в представлении о своей семье у раз­ных ее членов.

Между тем изученность данного вопроса не идет ни в какое сравне­ние с его актуальностью, со значи­мостью представлений в жизни семьи. Без ответа остаются пока мно­гие важные вопросы: о сущности и структуре семейных представлений, путях их формирования, способах, какими они оказывают воздействие на жизнь семьи, видах их наруше­ний и причинах этого. В то же время современное состояние науки и преж­де всего имевшее место в послед­ние годы значительное продвижение в изучении когнитивных процессов личности создает возможности более полного и всестороннего их изучения и учета при семейной психотерапии. Речь идет о достижениях в изучении так называемых «наивных представ­лений» [Clauss D., 1981], «ситуа­ционных сценариев» [Величков-ский Б. М., 1982], процессов «кау­зальной атрибуции» [Келли Г., 1984] и др.

Семейная жизнь состоит из зна­чительного количества типовых мо­ментов — «ситуаций»: завтрак, воз­вращение с работы, совместный просмотр телепередачи, обсуждение новостей, семейный конфликт, при­обретение новой вещи. Точно так же «ситуационно» представление о жиз­ни семьи. Когда индивид характери­зует жизнь своей семьи, принимает решения по тем или иным вопросам, перед его мысленным взором про­ходят те или иные семейные ситуации. Развитие современной психологии, в частности в рамках одного из ее на­правлений — психосемантики, вы­явило наличие в сознании людей свое­образных «типовых сценариев» са­мых различных ситуаций, в том числе и семейных; это могут быть семей­ные праздники, семейные ссоры, встреча друзей, совместное посеще­ние кино, завтрак и г. д. Именно эти типовые сценарии применяются членами семьи, когда им нужно ра­зобраться в семейной ситуации, в по­ведении других членов семьи, соста­вить себе представление о чем-то про­исходящем    в    семье     [Величков-

ский Б. М„ 1982; Hoffman H., 1986]. Проведенные исследования показали ошибочность широко распространен­ного мнения, что представление ин­дивида о той или иной ситуации фор­мируется исключительно или хотя бы в основном в тот момент, когда он сталкивается с ней. Напротив, уже имеющийся у индивида к моменту встречи с такой ситуацией сценарий ее развития во многом предопреде­ляет, что он увидит в ней, как он ее воспримет.

Другое направление психологиче­ских исследований, результаты кото­рого должны сыграть значительную роль в изучении семейных представ­лений,— это изучение так называ­емых «наивных теорий» [Heckhau-zen H., 1986]. «Наивными теориями» принято называть обыденные пред­ставления о закономерностях при­родной и социальной среды. Это представления людей, не получивших специальной подготовки в области психологии о психологических осо­бенностях человека вообще, и опре­деленных категорий людей (женщин, мужчин, детей) в частности. Приме­рами таких «наивно-психологических теорий» являются, многочисленные суждения, используемые индивидом при регулировании своих семейных отношений, типа: «стерпится — слю­бится», «общее горе сближает», «ес­ли подчинишься раз-другой, то это войдет в привычку», «женщины лучше разбираются в одежде и еде, чем мужчины», «любая жена стре­мится прибрать мужа к рукам». Эти суждения по своей сути психологи­ческие, так как содержат утвержде­ния о психологических качествах личности.

Такие (разные у разных людей) «наивно-психологические теории» иг­рают огромную роль в формирова­нии семейных представлений, в ин­терпретации поведения других чле­нов семьи и своего собственного. Осо­бое значение имеют представления членов семьи о взаимосвязях между различными психологическими каче­ствами  индивида,  о том,   как  разные психологические особенности проявляются в поведении [Петрен­ко В. Ф., 1983; Шмелев А. Г., 19821. Наконец, немалую роль в понима­нии людьми, в том числе членами семьи, всего происходящего играют процессы его наивной причинной ин­терпретации происходящих событий, или процессы «каузальной атрибу­ции». Исследования в области «кау­зальной атрибуции» показали, что, пытаясь разобраться в том, что про­исходит в семье и за ее пределами, члены семьи чаще всего неосознанно применяют ряд правил и примеров JHeider F,, 1980]. Все они участвуют в формировании представлений чле­нов семьи о семье и взаимоотно­шениях в ней.

Этими исследованиями устано­влено, что представления (в том чи­сле и семейные) являются достаточно сложными, системно организован­ными и относительно устойчивыми образованиями. Их сложность и си­стемная организованность в том, что составные элементы этих представле­ний взаимно обусловливают друг друга. Их устойчивость находит от­ражение и в возможности примене­ния одного и того же представления к широкому кругу ситуаций. Так, сложившееся в детстве представле­ние о лице, обладающем авторите­том, может сохраняться на многие годы, определяя поведение во взаи­моотношении с авторитетом и тогда, когда индивид давно стал взрослым.

В силу взаимосвязи между элемен­тами семейных представлений они относятся к классу так называемых мыслительных моделей [Чернов А. П., 1979]. Это означает, что, принимая те или иные решения, пытаясь пред­видеть последствия тех или иных из­менений, член семьи мысленно «про­игрывает» ту или иную ситуацию, пытаясь найти ответ на вопрос; что произойдет в семье, если он пред­примет определенные шаги, если про­изойдут те или иные события? Си­стемная организация проявляется и во взаимосвязи представлений о различных   сторонах   жизни   семьи.

Представление о своей семье в целом включает такие «подсистемы», как информация об отдельных сторонах ее жизни: материальном положе­нии, воспитании, взаимоотношениях индивида с другими членами семьи и т. д. В нее входят и представления об отдельных ситуациях, из которых состоит жизнь семьи, обычном по­ведении ее членов и т. д.

Рассмотрим основные особенности и функции семейных представлений:

1. В отличие от объективного поло­жения, т. е. того, какой семья яв­ляется в действительности, семейные представления всегда с е л е к т и в-н ы, они отражают лишь некоторую часть, отдельные аспекты жизни семьи. Объем известной индивиду, но не учитываемой им, информации весьма велик практически во всех сферах его жизни. Так, индивид мо­жет прекрасно знать о правилах уличного движения, всех последстви­ях их несоблюдения, но все же не учитывать это знание в реальных ситуациях, например в момент пере­хода через улицу. Индивид может обладать обширными знаниями в об­ласти психологии семейных взаимо­отношений, но в реальных жизнен­ных взаимоотношениях, в своей соб­ственной семье очень мало учитывать эти знания. Следовательно, когда мы говорим о семейных представлениях, используемых индивидом при реше­нии семейных проблем, необходимо делать различие между информа­цией, реально включаемой в такое представление, и той, которая могла бы быть включена. Между тем изуче­ние именно этих «реальных» пред­ставлений имеет особое значение для понимания поведения членов семьи и его коррекции. Для того, чтобы индивид мог в различных семейных ситуациях принимать правильное ре­шение, очень важно, чтобы его пред­ставление включало важнейшие, наи­более существенные черты данной ситуации и, далее, чтобы эти суще­ственные черты были отражены пра­вильно, адекватно. В противном слу­чае мы будем иметь дело с одним

из нарушений семейных представле­ний: неполнотой представления (не все существенные черты отражены) или его ошибочностью (по одному или нескольким существенным при­знакам у индивида есть информация, но она ошибочна).

2. Семейные представления игра­ют значительную роль в управлении восприятием индивидом различных семейных ситуаций. Они определяют не только то, что именно предста­вляется индивиду само собой разу­меющимся и неизменным, но и то, какую информацию индивид стре­мится получить, попав в ту или иную ситуацию. Это связано с тем, что представление о ситуации сущест­вует у индивида, как было показано выше, еще до момента, когда он с ней реально встретился (в виде «типо­вого сценария», «наивных психоло­гических представлений»). Однако определенную часть представления индивид уже доопределяет в момент столкновения с ситуацией. Встретив­шись после работы, супруги не инте­ресуются тем, не поглупел ли другой супруг за день (эта часть представле­ния устойчива и определенный уро­вень умственных способное гей в 'этой ситуации воспринимается как нечто, само собой разумеющееся), но уже в первый момент встречи пытаются выяснить, каково настроение суп­руга, сильно ли он устал. И селе дования над «типовыми сцена­риями» показали, что поиск опреде­ленной информации является одной из важных частей практически лю­бого сценария. Попав в любую си­туацию, индивид, во-первых, нечто уже знает о ней заранее и, во-вторых, нечто лишь предполагает и стремится уточнить, собрав определенную ин­формацию. Направление сбора такой информации, а именно, что интере­сует индивида, обычно заложено в сценарии. Поэтому в изучении пред­ставлений о семье можно найти ответ на чрезвычайно важный для понима­ния нарушений в функционировании семьи вопрос, и именно о причинах «информационной   слепоты»   членов

семьи: почему они не замечают, ка­залось бы, очевидных и очень важных для успешного функционирования семьи фактов.

Проблема выявления и изучения представлений о семье. Прямыми во­просами можно выявить, что инди­виды думают и знают о своей семье. Однако эти ответы покажут лишь то, что индивиды знают, но не отразят представлений, которые использу­ются реально в решении практиче­ских семейных проблем. В психоло­гии для изучения представлений ин­дивида пользуются довольно слож­ными экспериментальными процеду­рами, малопригодными для клини­ческих целей [Heckhauzen H., 1986J.

Для изучения семейных представ­лений нами были разработаны и апробированы в клинической прак­тике специальные процедуры. Основ­ная идея их заключалась в том, чтобы поставить исследуемого перед необ­ходимостью применить имеющиеся у него семейные представления для ре­шения практически важных для него задач. Диагностическая процедура «Наивная семейная психолсмия* (НСЛ1) была организована следую­щим образом.В начале исследования у пациента создавалось впечатление, что изучается его социальная ком­петенция. Экспериментатор спраши­вал, хорошо ли он знает людей, умеет ли определить их настроение, мо­жет ли он, понаблюдав за человеком, в общих чертах определить особен­ности его характера. Выполнялись и другие «задания»: например, пси­холог рисовал всевозможные кар­тинки типа «точка —точка, запятая, минус - рожица кривая» и просил определить выражение лица, какое чувство оно выражает. Ответ неиз­менно признавался правильным и об­следуемому говорилось, что он хо­рошо знает людей. Основные задания также предъявлялись как задачи «на знание людей». Обследуемому обри­совывали определенную семейную си­туацию, герой которой стоит перед выбором. Сообщалось, что ситуация эта   не условная,   а   реально имела

место. Предлагалось, используя свое знание людей и жизни, угадать, как в действительности поступил чело­век. Получив такое задание, обсле­дуемый обычно (примерно в 80 % случаев) замечал, что для того, чтобы угадать поведение героя, надо что-то знать о нем. Психолог согла­шался с этим и просил задать любое количество вопросов об особенностях ситуации и личности героя. «Спра­шивайте до тех пор,— говорил психо­лог,— пока не сможете с полной уве­ренностью угадать, как поступил ге­рой». На вопросы накладывалось одно ограничение: можно задавать лишь те вопросы, на которые можно ответить либо «да», либо «нет». Ко­гда исследуемый задавал вопросы, они признавались очень интерес­ными, но ответ на них давался уклон­чивый (экспериментатор сообщал, что, к сожалению, как раз этого мо­мента он не знает) или «промежуточ­ный» (например, на вопрос, дово­лен ли герой своей семейной жизнью, следовал ответ — «средне доволен») Такая тактика ответов ставила своей целью побудить пациента к даль­нейшим вопросам. «Психологический расчет», заложенный в основу ди­агностической процедуры, заклю­чался в том, чтобы максимально за­интересовать пациента в «конечном результате» — угадывании, как именно поступил герой. Поскольку речь шла об угадывании реального поступка, то индивид был заинтере­сован в применении реальных, а не провозглашаемых, престижных и т. д. представлений. Для угадывания предлагались типовые ситуации (см. приложение 4 «Диагностическая про­цедура НСП»).

Мы исходили из положения, что во­просы обследуемых покажут, какая информация им нужна для констру­ирования представления о ситуации и об участвующих в ней членах семьи. При этом допускалось, что если испытуемый, задав некоторое число вопросов, берется в точности предугадать поведение «героя», то для   создания   субъективного   представления о данной ситуации ему достаточно той информации, которая заложена в рассказе и ответах экс­периментатора.

Кроме основных заданий — ситуа­ций, общих для всех лиц, обследо­вавшихся в ходе семейной консуль­тации и в клинике, пациент, как правило, получал индивидуальное задание — ситуацию, в которой об­рисовывалась проблема, однотипная с его случаем. Это были ситуации из клиники неврозов, патологической ревности, алкоголизма, сексологиче­ской клиники и др. Примеры таких ситуаций будут приведены в соответ­ствующих разделах работы.

Вопросы, которые задавались, фиксировались Когда пациент со­общал, что может с точностью опре­делить, как поступил герой, психолог просил его вначале указать, на­сколько он уверен, что правильно установил решение героя («На сколь­ко процентов Вы гарантируете, что не ошиблись?»— спрашивал психо­лог). После того, как давался ответ (назывался процент), психолог про­сил указать, каким было решение героя. Обследуемый называл, как, по его мнению, поступил герой. В любом случае его ответ признавался пра­вильным и подтверждающим тот факт,  что он хорошо знает людей.

После этого начиналась II стадия обследования. Пациента просили «поделиться секретом», как ему уда­лось угадать решения героя и что он хотел узнать с помощью каждого из заданных вопросов. Целью второй части эксперимента было выявление наивно-психологических представле­ний, которые индивид применяет в практической ситуации. Например, в первой части обследуемый задавал вопрос: «Доволен ли герой своей се­мейной жизнью», а во второй — этот вопрос комментировался: «Если до­волен, то не станет скрывать деньги и внесет их в семейную кассу». Из этого делался вывод, что обследу­емый считает самоочевидным, что ес­ли человек доволен семьей, то в боль­шей мере учитывает интересы семьи,

чем если он недоволен. Выявленная таким образом «самоочевидная» связь и является одной из присущих пациенту наивных теорий. Слово «са­моочевидная» мы поставили в ка­вычки, так как для другого чело­века самоочевидной могла оказаться как раз противоположная связь: чем более доволен семьей, тем менее склонен отдавать ей все силы («Раз и так все хорошо, так зачем отдавать деньги»).

На третьем этапе обследования проводилась обработка полученных результатов. Обработка эта вклю­чала установление уровня сложности представлений, которыми оперирует обследуемый. Каждый отдельный факт, содержавшийся в задании (рассказе психолога) и ответах на вопросы, рассматривался в качестве элемента представления обследу­емого о ситуации и личности уча­ствующего в ней героя. Если, на­пример, испытуемый задавал мало вопросов, делался вывод, что для уверенного предсказания ему требу­ется немного фактов и что, следо­вательно, его субъективная модель ситуации состоит из малого числа элементов, т. е. относительно проста. Если же вопросов было много, при­знавалось, что субъективная модель сложна (состоит из большого числа элементов). Далее следовала «рекон­структивная» стадия обработки полу­ченных результатов. На основе за­фиксированных вопросов испыту­емого и его пояснений к ним уста­навливалась совокупность его на-ивио-психологических представлений и реконструировалось представление обследуемого о ситуации. При этом основное внимание уделялось вы­яснению, что в ситуации индивид считает самоочевидным и что для него является объектом выяснения, что индиузид включает в свое пред­ставление о ситуации и (это не менее важно) чего он не учитывает, игно­рирует.

Далее на основе полученных све­дений устанавливалась связь нару­шений в семейном представлении с

наблюдаемыми нервно-психическими расстройствами.

Основные результаты применения методической процедуры в клиниче­ской практике. С помощью описанной методики нами обследовано 60 па­циентов, проходивших семейную пси­хотерапию (44 женщины и 16 муж­чин), с различными диагнозами (неврозами и неврозоподобными со­стояниями, декомпенсациями психо­патий, алкоголизмом, сексуальными нарушениями, суицидальным поведе­нием).

Исследования показали принци­пиальную возможность выявления семейных представлений о различ­ных семейных ситуациях.

Установлено, что эти представле­ния высокоселективны: относительно просты по структуре и включают от­носительно мало элементов. Так, 180 полученных представлений об от­дельных ситуациях распределились по их сложности (числу включаемых элементов) следующим образом: 19 % — наиболее простые представ­ления, опрашиваемые брались уве­ренно установить, как поступил ге­рой, не задав ни одного вопроса (при­митивные представления); 35% — простые представления (до 5 вопро­сов) ; 32 % — представления сред­ней сложности (6—10 вопросов); 14%—сложные модели (11 вопро­сов и более).

Не выявлено статистически значи­мой связи между сложностью модели и уверенностью предсказания. Факт преобладания относительно простых моделей требует серьезного внима­ния и учета в психотерапевтической работе. Он свидетельствует о том, что, принимая различного рода реше­ния, члены семьи исходят, как пра­вило, из небольшого числа особен­ностей ситуации. Существующие у обследованных пациентов навыки представления ситуации и анализа ее в большинстве случаев являются на­выками «экспресс-анализа», ори­ентируются на небольшой объем из­влекаемой из памяти и дополни­тельно получаемой информации.

Естественно, возникают вопросы: каковы психотерапевтические пер­спективы усложнения этих представ­лений? Можно ли, проводя работу по включению в представления о си­туации (в «типовой сценарий», «на ивно-психологические представле­ния») новых элементов, нужных, по­лезных, с точки зрения коррекции, добиться изменения поведения? Ра­зумеется, ответ на эти вопросы может быть получен лишь в практической психотерапии Опыт такой рабо1Ы описан в соответствующем разделе настоящей монографии. Определен­ное представление о том, что про исходит в случае такого изменения представления и, в частности, его обогащения, дают данные дополни­тельного исследования, проведенного в ходе применения процедуры «На­ивная семейная психология». После того, как пациент заканчивал предъ­явление своих вопросов и сообщал, как, по его мнению, поступил герой, исследователь спрашивал его: «Вы бы хотели взглянуть на вопросы, ко­торые задавали другие люди?» Обычно (за одним исключением) па­циент изъявлял такое желание. Тогда психолог предъявлял ему большой список всевозможных вопросов (об­щая численность — 50), относящих­ся к данной ситуации и личности героя. Обследованный просматривал их, после чего психолог спрашивал: «Может быть, среди чтих вопросов есть такие, на которые и Вы хотели бы получить ответ?» Все обследован­ные заявили, что хотели бы задать такие вопросы. В качестве характе­ристики активности была избрана такая мера: число вновь заданных, дополнительных вопросов меньше, равно или превышает число само­стоятельно заданных. Результаты оказались следующими: 20 человек задали столько же или меньше но­вых вопросов; 13—больше новых вопросов, чем было задано самостоя­тельно. Особенно важно то, что но­вая информация (существенное ус­ложнение представления) оказала значительное  воздействие  на  предсказание поведения героя. В I 1 слу­чаях (33 %) обследуемые под влия­нием новой информации ичменнли вывод, хотя бы в одной из трех за­дач. В целом, выводы были изменены в 39 % случаев. На вопрос, почему же эти вопросы не были заданы сра­зу, большинство пациентов отвечали, что они просто «не пришли в голову».

Полученные данные показывают, сколь большую роль в формировании семейных представлений nrpaioi имеющиеся у пациентов навыки из­влечения информации и привычные способы формирования представле­ния о ситуации. Немалую часть ин­формации индивид искренне будет считать очень важной для правиль­ного понимания семейной ситуации. Однако, столкнувшись с той же си­туацией в жизни, он даже не вспом­нит об ч-юм аспекте по гой простой причине, что у нею нет привычки обращать на это внимание именно в момент встречи с ситуацией; дан­ный аспект не входит в его реаль­ное представление.

Психиатр или психотерапевт, в практической деятельности столкнув­шись с тем, что пациент не учиты­вает какой-то важный момент си­туации (особенно проблемной), часто склонен искать неосознаваемые мо­тивы, обусловливающие игнорирова­ние определенного аспекта ситуации. Нам представляется, что в значи­тельном большинстве случаев на самом деле речь идет не о «неосо­знаваемой» информации, не «дейст­вии механизмов вытеснения», а не­учитываемой информации. В практи­ческих ситуациях пациент просто «не имеет привычки» учитывать этот ас­пект. Психотерапевтическая помощь по формированию такой привычки (изменению практического представ­ления) может привести к нужному изменению поведения.

Проведенное исследование пока­зало, чю сложность представлений, которыми оперируют обследованные пациенты, в значительной мере за­висит не только от личности паци­ента, но и ситуации,  исход которой

он стремился разгадать; 36 % опро­шенных больше всех вопросов задали по первой ситуации («заманчивая ра­бота в другом городе.»); 30% па­циентов максимальное количество вопросов задавали при «разгадыва­нии» поведения героя во втором за­дании («внеплановые деньги); 34 % — в третьей ситуации («отказ 14-летнего подростка от повинове­ния»). Это означает, что, кроме ин­дивидуальной склонности к простым или сложным представлениям, суще­ствует еще ситуационно обусловлен­ная. Это значит, что пациент, склон­ный вообще оперировать сложными представлениями, как раз в психоте­рапевтически важной ситуации (на­пример, той, которая сыграла наи­большую роль в возникновении его нервно-психических растройств) оперирует весьма простым и даже примитивным представлением. Уста­новление «личностной склонности» (т. е. того, сколь сложным пред­ставлением о ситуации склонен оперировать индивид в большинстве ситуаций) и «ситуационной обуслов­ленности» (т. е. того, насколько сложность представления об интере-суюшей психотерапевта ситуации от­личается от обычной для пациента) может стать важным моментом в выявлении источников нарушений в семейном представлении.

Значительные различия в струк­туре представлений у различных па­циентов выявлены, даже когда они судят об одной и той же ситуации. Выделяются разные аспекты ситуа­ции, применяются различные наивно-психологические объяснения.

Нами проведена предварительная тинологизация ряда относительно часто встречающихся структур, при­меняемых при анализе семейных си­туаций. В качестве иллюстрации рас­смотрим несколько семейных пред­ставлений. Это «стимульная модель ситуации», модель «борьбы со злыми силами, искушающими члена семьи», модель «накопления положительных качеств».

Указанные модели описаны на ос-

новании того, какие вопросы задают обследуемые и какие цели они пре­следуют, задавая эти вопросы. Мо­дели отражают «стратегию» обследо­ванных членов семей, которая «про­сматривается» в характере и после­довательности информации, которую они стремятся получить.

«Стимульная модель ситуации». Отличительный признак — наивно-психологическое представление ис­пытуемых об однозначном со­ответствии между определенными ас­пектами ситуации, в которой ока­зался член семьи, и его ответом на эту ситуацию. Испытуемые данного типа полагают самоочевидным, что в данной ситуации существует один об­щий для большинства людей тип по­ведения.

Типичными для испытуемых, при­держивающихся такой модели, были следующие вопросы и коммента­рии к ним. Ситуация — «Внеплано­вые деньги». Вопрос обследуемого: «А жена точно не узнает, что он получил премию?». Ответ психолога: «Трудно сказать». Комментарий об­следуемого: «Если жена точно не узнает и если у него к тому же есть какое-то свое желание, то он наверняка скроет деньги. Если не скроет, то он — просто дурак».

Разгадывая поведение отца, столк­нувшегося с неповиновением под­ростка, такие испытуемые практиче­ски не задавали вопросов либо заяв­ляли, что отец применит физическое наказание, либо (столь же категори­чески), что не применит. Пример от­вета с комментарием: «Наверняка будет бить его или иначе наказывать, пока не переломит упрямства. Так бы поступил на его месте любой отец». Давая ответ о муже, полу­чившем заманчивое предложение, однако ценой длительной разлуки с семьей, эти пациенты давали такие ответы: «Согласился бы» или «От­казался бы» со сходной мотиви­ровкой («Так поступил бы любой на его месте»).

Таким образом, испытуемые этой группы были убеждены, что любой

человек, вне зависимости от своих индивидуальных особенностей, ведет себя в одинаковых условиях одним и тем же образом. «Стимульная мо­дель семейных ситуаций» состоит из элементов всего двух видов: пер­вый — отдельные стимулирующие особенности (в приведенных приме­рах — возможность утаить деньги, непослушание подростка или необхо­димость жить отдельно от семьи); второй — реакции на эти возможно­сти в виде определенных однотипных действий. Мыслительные модели дан­ного типа весьма селективны. За пре­делами модели остается информация о подавляющем большинстве важ­нейших, казалось бы, аспектов си­туации, например, в какой мерс по­ступок героя согласуется с его нрав­ственными представлениями. Носи­телей «стимульной» модели мало интересует информация о личности «героя». Никто не спросил, что пред­ставляет собой «герой», любит ли он свою жену, каковы взаимоотношения с ней и ее характер. Модель эта «бедна» и с точки зрения отражения связей между элементами ситуации. В ней присутствует лишь один вид связи, который можно обозначить терминами «влечет» или «вызывает». Это жестко детерминистическая связь между стимулирующими осо­бенностями ситуации и ответными реакциями индивида.

С точки зрения дальнейшей кон­сультационной и психотерапевти­ческой работы, данный тип представ­лений о семье наименее благопри­ятен, что связано с несколькими обстоятельствами. Во-первых, в его основе лежит предположение о фак­тическом бессилии человека перед об­стоятельствами, толкающими его на поступок, вредный для семьи. Не ин­дивид управляет обстоятельствами, а они им. Отсюда «естественность» для них «антисемейного» поведения во многих, причем отнюдь не слиш­ком драматичных, семейных ситуа­циях. Во-вторых, данная модель се­мейных отношений «близорука». Предпринимая какое-либо действие,

члены такой семьи предвидят только ближайшие последствия, не учиты­вая более отдаленных. Мать с субъ­ективными представлениями такого типа резко возражает против увле­чения подростка техникой, так как оно создает беспорядок в доме, со­вершенно не думая о том, что это увлечение может ему оказаться по­лезным в дальнейшем, поскольку оно удерживает его от контакта с не­благоприятно влияющими друзьями. В-третьих, «антипсихологичность» членов семей с таким типом модели, нерефлексивность их семейных пред­ставлений создает серьезные трудно­сти в ходе семейного консультиро­вания и осуществления семейной пси­хотерапии. Члены таких семей, обра­щаясь к консультанту, верят, что против любого, не устраивающего их явления семейной жизни существует один устраняющий это явление ре­цепт действия. Типичная постановка ими вопроса звучит так: «Что нужно делать, если сын не хочет учиться, муж злоупотребляет спиртными на­питками и т. п.?» Указание психо­лога на то, что для ответа на этот вопрос надо разобраться в психоло­гических особенностях сына или му­жа, вызывает (в полном соответствии с их имманентной теорией «стимул — реакция») ощущение нереалистич­ности, чрезмерной научности, «теоре­тичности» подхода психотерапевта, ощущение, что он «все усложняет», уходит от прямого ответа. Наиболее приемлемой и вызывающей наимень­шее внутреннее сопротивление для лиц с таким представлением о се­мейной жизни является, как правило, индивидуальная поведенческая пси­хотерапия. В случаях, когда она не­приемлема, перед психологом или психиатром возникает необходимость немалой работы по «усложнению», «обогащению» субъективного пред­ставления членов такой семьи.

«Борьба со злыми силами, иску­шающими члена семьи». В основе модели лежит представление о том, что «внутри» человека таятся, стре­мясь вырваться наружу, некие «злые

силы». Они-то и становятся источ­ником  различных  неблагоприятных, с точки зрения семьи,  видов пове­дения. Лица, склонные к «типовым сценариям» такого  рода,  представ­ляют себе человека — члена    семьи как существо, обуреваемое многочис­ленными и мощными силами, направ­ленными против семьи. Это сексуаль­ные влечения   (возможность супру­жеской   измены),     гедонистические (нежелание тратить силы на семью, трудиться, например, в домашнем хо­зяйстве), неприятие ограничений, не­избежно связанных с жизнью в семье (отказ от «свободной», «беззаботной жизни» и т. п.). Соответственно та­кому   представлению,   носители   мо­дели данного типа искали в объектив­ных особенностях ситуации и субъек­тивных качествах «героев»  предло­женных им заданий нечто такое, что, по мнению испытуемых, могло сдер­жать действие «злых сил». В зави­симости от того, есть ли эти сдер­живающие моменты, они и предла­гали  свой  прогноз  поведения.  Так, в качестве сдерживающего момента многие испытуемые    с    представле­ниями данного типа рассматривали отсутствие у индивида опыта проти-восемейного поведения. Иначе    го­воря,  труднее  всего  оторваться  от семьи, утаить часть денег, наказать подростка  физически   в   первый раз. После этого происходит как бы утрата нравственной невинности, и в следующий раз    уже    значительно легче   совершить   соответствующий поступок. Понятно, что вопрос о том, совершал ли «герой» ранее подобные нарушения, здесь один из наиболее частых; «А раньше он когда-нибудь обманывал жену? Если да, то обма­нет и на этот раз». «А раньше он бил сына? Если да, то и на этот раз так сделает». Носители этой модели про­являют заметный интерес к нравст­венным качествам героя. Их интере­сует,  настолько ли они  выражены, чтобы быть в состоянии    противо­стоять   «злым     силам».   (Вопросы: «А герой — человек   с   совестью?», «Есть ли у него чувство семейного

долга?»). Комментарии к вопросам показывают, что и здесь в их пред­ставлении действует правило «пер­вого раза»: если герой однажды по­ступился совестью или чувством дол­га, то в следующий раз эти моменты оказывают значительно меньшее сдерживающее влияние.

Рассмотрим структуру данной мо­дели. Набор элементов, из которых состоит модель «наличие злых сил», невелик, хотя он и несколько больше, чем  в  «стимульной» модели.  Веду­щую роль среди  них  играет  пред­ставление о «злых силах». Этот эле­мент — константа,   «присущая   всем людям».   Соблазн   изменить,   избе­жать неприятностей семейного труда, утаить часть денежных    средств — это качество каждого человека, в на­личии которого испытуемые настоль­ко уверены, что не задают на этот счет    никаких    вопросов.     Второй обязательный   элемент —   это фак­торы, сдерживающие действие «злых сил».     Третий — внешние    обстоя­тельства,     способствующие     тому, чтобы  «злые силы»  вырвались  на­ружу. Для других аспектов ситуа­ции    и     психологических    особен­ностей личности в модели не нахо­дится места. Модель явно антипси-хологична, моралистична по своему характеру. Она практически игнори­рует психологические     особенности различных людей, рассматривая их семейное поведение исключительно в категориях  нравственной  борьбы  с соблазнами. Значение данной мысли­тельной модели двойственно. С одной стороны, она направлена на укрепле­ние стабильности семьи; в частности, делая акцент    на    исключительной важности «первого раза», в какой-то мере оберегает носителей такой мо­дели от опасных для стабильности семьи поступков. По-видимому, такое субъективное  представление   может выполнять определенную    роль    по сдерживанию на I стадии развития ряда неблагоприятных особенностей и   нарушений   в   личности      членов семьи,   в  частности  алкоголизации, психопатизации. С другой стороны,

данная модель стимулирует и мо­ральные чувства индивида в семье благодаря тому, что нравственная воля индивида рассматривается как единственный фактор стабильности семьи.

В то же время антинсихоло-гичность такого представления соз­дает семье целый ряд дополнитель­ных трудностей, в немалой степени осложняющих решение в ней раз­личных психологических проблем. Это вытекающая из «моралистич-пости» склонность, установка на по­давление психологических особен­ностей индивида, а не на их адапта­цию. Индивид должен приспосабли­ваться к семье, а не семья к его психологическим особенностям. Ан­типсихологизм представлений о семье данного типа также создает определенные трудности при проведе­нии психотерапии. Это трудности, связанные с ориентацией на чисто этическое решение психологических ситуаций. Носители подобного пред­ставления уверены, чго единственный путь решения любой психологиче­ской проблемы — это установление, кто в данном случае прав или ви­новат. Говоря в ходе психотерапии о своих чувствах, носители этих пред­ставлений более всего интересуются вопросами, имеют ли они право ис­пытывать такие чувства? Не явля­ются ли такие чувства нравственно осуждаемыми? Трудность в психоте­рапии и психологическом консульти­ровании этих лиц создает и харак­терное для них сопротивление пси­хологическому объяснению поступ­ков людей, чье поведение они счи­тают неправильным. Это сопротивле­ние в значительной мере осознанно или неосознанно связано с их пред­ставлением о том, что «понять -значит простить» и, следовательно, объясняя поступок человека его пси­хологическими особенное! ими, мы тем самым оправдываем его пове­дение, так как оно признается не­зависимым от его нравственной воли. Склонность к нравственной интерпре­тации   и   поиску  моральных  причин

различных нарушений необходимо учитывать у таких лиц на самых раз­личных этапах консультирования. Так, отец, обратившийся с жалобами на трудности в поведении подростка (с явной истероидной акцентуацией), во время второй консультации, пре­одолевая значительное внутреннее со­противление, сказал, что считает се­бя виновным в нарушениях поведе­ния подростка. Свою вину он видел в том, что поздно женился; сын ро­дился, когда отцу было уже за 40, поэтому он и стал «таким ненормаль­ным». Это обвинение поддерживает и жена. Рациональные разъяснения со ссылкой на специальную литера­туру о том, что нет никаких основа­ний усматривать связь между возра­стом отца и какими-то нарушениями поведения сына, не дали результа­та. Тогда консультант изменил так­тику. Вместе с консультируемым об­судили тот факт, что отец мог вообще не обзаводиться сыном, что дало бы ему возможность сэкономить немало здоровья и реализовать многие планы. Вместо этого, жертвуя собой, несмотря на то, что в таком возрасте уже труднее воспитывать сына, он взял на себя этот труд. Иначе говоря, консультант помог отцу понять нрав­ственную ценность его поступка, В результате чувство вины было снято, отец почувствовал себя оправданным и с этого момента был психологиче­ски готов к поиску реальных при­чин нарушения в поведении под­ростка.

«Накопление положи/еяьных ка-чесчв». Базой модели служит пред­ставление о юм, что поведение че­ловека в семье определяется соотно­шением между положительными и отрицательными его качествами и по­ступками. Наивная психологическая теории, лежащая в основе этой мо­дели, полагает самоочевидным, что любые положительные поступки ин­дивида, совершенные в пользу семьи, повышают вероятность дальнейших «проссмейных поступков». Гочпо так же различные поступки или каче­ства   отрицательного   плана   умень-

шают вероятность того, что индивид в следующий раз выберет правиль­ное поведение.

Судя по вопросам испытуемых дан­ной группы, главными качествами, действующими в пользу правильного (в их понимании) поведения, явля­ются следующие: равнодушие героя к потреблению алкогольных напит­ков, хорошие отзывы о нем на работе, любовь к чтению, отрицательное от­ношение к легкомыслию, солидность, любовь к детям, хозяйственность. Прогноз поведения героев эти испы­туемые строили, опираясь на «ба­ланс» «положительно» и «отрица­тельно» характеризующих героя от­ветов, полученных от эксперимента­тора. Таким образом, элементами данной модели выступают отдельные качества индивида, причем каждому из них испытуемый приписывал опре­деленный знак, а также некое ин-тегративиое качество, которое может быть обозначено, как «общее отноше­ние к семье». Чем у индивида больше «просемейпых» качеств, тем это отно­шение более ориентировано в пользу семьи и тем выше вероятность, что в противоречивой ситуации индивид выберет именно «иросемейную» ли­нию поведения.

Селективная природа данной мо­дели проявляется, во-первых, в от­вержении роли объективных факто­ров ситуации. Испытуемые практиче­ски не задают вопросов о материаль­ном положении семьи, выраженности ее потребностей, длительности бра­ка и т. п. Объективным факторам ситуации отводится сугубо второ­степенная роль полигона, на кото­ром происходят испытания отноше­ний индивида к своей семье. Это, разумеется, обедняет мыслительную модель, делает ее менее эффектив­ной. Во-вторых, за рамками модели остаются те свойства личности, ко­торым испытуемые не могут одно­значно приписать значение «хоро­ших» или «плохих», например интел­лект, воля. Догадываясь, по-види­мому, что эти качества с примерно равным успехом    могут    использо-

ваться и в социально одобряемых, и в социально порицаемых целях, испытуемые предпочитают вообще не иметь с ними дела. Связи между элементами модели «накопления ка­честв» носят довольно сложный ха­рактер. Предполагается, что отдель­ные качества (поступки) индивида аддитивны, т. е. что они поддаются суммированию с учетом приписан­ного каждому из них знака. Полу­чаемая при этом сумма имеет в дан­ной мыслительной модели некое по­роговое значение, достижение кото­рого определяет просемейное или ан­тисемейное поведение героя.

Подобно модели «злых сил» дан­ная модель играет двойственную роль в жизнедеятельности семьи. Она в определенной мере содействует ин­теграции семьи, так как показывает, что любой поступок в семье важен не только сам по себе, но и в плане изменения отношения индивида к семье. В то же время она формирует у индивида — члена семьи — навык одностороннего подхода к семейным явлениям, рассмотрению их лишь как положительных и отрицательных и упрощенной трактовке связи между явлениями и различными сторонами жизни семьи. Индивид мало заинте­ресован в понимании истинных ме­ханизмов связи какой-то особенности жизни семьи с другими. Он идет другим путем: пытается выяснить, «положительное» это явление или «отрицательное», и в первом случае приемлет его, во втором — ищет спо­собы противодействия. В ходе психо­логической консультации или психо­терапии такие лица особенно охотно обращаются к понятию «нормаль­ности». Они упорно стремятся выяс­нить у врача, является ли то или иное их поведение или других членов семьи «нормальным».

Убедившись, что оно нормально, успокаиваются и утрачивают интерес к дальнейшему его познанию. Семей­ная жизнь при этом представляется им как совокупность фактов (явле­ний), каждый из которых должен соответствовать определенной норме.

Таковы лишь некоторые мысли­тельные модели, выявившиеся при диагностических исследованиях в хо­де   психологических   консультаций.

Как видно уже на примере при­веденных моделей, каждая из них соединяет в себе определенное пред­ставление о типовых условиях (чер­тах ситуации) и определенную наив­ную «концепцию личности» .Так, в случае «стимульной» модели ситуа­ция представлена набором стимулов, а личность — стандартными реакци­ями на эти стимулы. Во втором слу­чае личность представлена набором динамических «злых сил» — влече­ний, стремящихся вырваться на­ружу, и сил, сдерживающих их, а ус­ловия выступают как факторы, так или иначе ослабляющие эти сдер­живающие силы.

Место нарушений семейных пред­ставлений в этиологии нервно-психи­ческих расстройств. Выше описан ряд нарушений в семейных представле­ниях. Это, во-первых, неполнота представления (в нем не отражаются существенные аспекты ситуации и особенности личности людей, уча­ствующих в ней); во-вторых, оши­бочность (по одному или не­скольким существенным признакам у индивида есть информация, но она ошибочна); в-третьих, некр'итич-ная уверенность в неизме­няемости той или иной особенности ситуации или личностной черты инди­видов, участвующих в ней; в-четвер­тых, искажение в восприятии семейной ситуации (индивид под влиянием своего представления не замечает фактов, моментов, особен­ностей, которые позволили бы ему, если бы он обратил на них внимание, правильно строить свое поведение). Напомним, что первый и второй виды нарушений приводят к тому, что ин­дивид неправильно воспринимает ситуацию и ведет себя, реагирует на нее нерационально. Третий вид нарушений (индивид считает опреде­ленные стороны семейной ситуации «само собой разумеющимися» и по­этому неизменяемыми) ограничивает

возможности поиска выхода из не­удовлетворяющей ситуации; четвер­тый ведет к информационной «сле­поте» (не воспринимается информа­ция, объективно важная для пони­мания ситуации).

Все перечисленные нарушения представления о семье сходны в од­ном: они могут вызвать такое ис­кажение взгляда на ситуацию, кото­рое превратит ситуацию, объективно не патогенную, в патогенную субъ­ективно, т. е. в представлении инди­вида. Так, ситуация, субъективно воспринимаемая как содержащая не­разрешимое противоречие, может стать источником внутреннего кон­фликта и далее невроза, даже если объективно она таковой не является. Отношения других лиц, воспринима­емые как враждебные, могут вызвать декомпенсацию психопатии, несмот­ря на то, что объективно таковыми не являются. Перефразируя извест­ное высказывание Э. Кречмера, мож­но сказать, что нарушение семейного представления оказывается психо-травмирующим в том случае, если превращает объективно непатоген­ную ситуацию в такую, которая, «как ключ к замку», подходит к опреде­ленной личности, обнаруживая ее «•слабое место» и вызывая нервно-психическое нарушение. Представле­ние о семейной ситуации включает представление о себе самом (своих потребностях, возможностях и т. п.), других членов семьи, с которыми ин­дивида связывают семейные взаимо­отношения, и о характере взаимоот­ношений. Рассмотрим пути, какими нарушение каждой из этих составных частей может превращать объек­тивно непатогенную ситуацию в па­тогенную субъективно.

Нарушение представления о себе как члене семьи. Речь идет о слу­чаях, когда представление индивида о самом .себе как члене семьи не­верно. Например, он неправильно представляет себе, какие потреб­ности удовлетворяет семья, истинные мотивы тех или иных своих поступ­ков  в семье,  причины, по которым

его удовлетворяют одни стороны жизни семьи и раздражают другие. Рассмотрим в качестве иллюстра­ции следующее клиническое наблю­дение,

Супруги Александр и Антонине Т. Обоим по 33 года. Обратились в психологическую консультацию п связи с нарушениями в по­ведении их 14-летних сыновей-близнецов. Речь шля о побегах из дома, в результате которых подростки по нескольку дней отсутствовали. Во время одного из побегов они не были дома целую неделю и были возвращены домой ра­ботниками транспортной милиции. В ходе кон­сультации оказалось, однако, что, при всей серьезности нарушений поведения у подрост­ков, основная проблема, волнующая супругов, иная. Речь шла о переживаемых обоими су­пругами, в особенности мужем, субдепрессив­ных состояниях. Нарастание этих состояний — вялости, скуки, снижения интересов — супру­ги связывают с периодом, когда семья в основ­ном справилась с многочисленными проблема­ми, с которыми столкнулась в первые годы се­мейной жизни: квартирный вопрос, заверше­ние учебы, сложные отношения с родителями жены, рождение детей и уход за ними. «Пока было плохо, трудно,— сообщает жена,— пока приходилось бороться за каждую копейку, мы, как ни странно, жили душа в душу. А сейчас живем так, как мечтали, все устроилось, усто* нлось и надо же —■ недовольны, ссоримся, нам неинтересно друг с другом, с детьми непо­ладки». Супруги связывают свое состояние с перегрузкой в первые годы семейной жизни, «Мы сорвались в первые годы, как Мартин Идеи у Джека Лондона». Психологическое обследование выявило другую причину. В силу личностных особенностей супругов (оба — энергичные люди, однако с довольно узкой системой жизненных ценностей, концентриро­ванных в основном на семье и ее материально-бытовом устройстве) достижение семьей ее основных целей в корне изменило психоло­гическую обстановку в ней. Пока жизнь семьи была неустроенной, борьба за улучшение ее наполняла их жизнь смыслом. Достижение же этих целей поставило семью перед весьма трудной для нес задачей — поиска новых це­лей. Даже нарушения поведения подростков явились своеобразной реакцией на ситуацию в семье - они «вносили оживление> как в жизнь подростков, так и родителей, ставя их перед необходимостью волноваться, при­нимать всевозможные меры по розыску и т. д.

Исследование представлений дан­ной семьи дало возможность ответить на вопрос, почему члены ее, люди с высшим образованием и с доста­точным интеллектуальным уровнем, оказались не в состоянии самостоя­тельно разобраться в том, что про-,изошло в семье. Оба взрослых члена семьи  имели  семейные  представле-

ния, достаточно жестко связываю­щие удовлетворенность семьей с материально-бытовым устройством. При обследовании семьи использо­валась методика «Версия», приме­нявшаяся, наряду с «Наивной психо­логией» для выявления семейных представлений. Каждому из супругов была описана модельная ситуация, похожая на имеющую место в их семье. «Муж с удивлением думает о том, что хотя в семье вроде бы все в порядке, но он ею недово­лен, плохо чувствует себя дома. Те же чувства испытывает жена». Нужно было придумать как можно больше возможных объяснений этого явле­ния. Характерно, что оба супруга, выдвигая версии-предположения, настойчиво шли по пути выяснения того, а точно ли в семье все в порядке. Задавались следующие вопросы: а супруги здоровы, а квартирой обеспе­чены, время свободное есть? Набор причин для объяснения неудовлетво­ренности в данной семье объективно не давал им возможностей найти ис­тинный источник неудовлетворен­ности в собственной семье. Обраща­ла на себя внимание твердая убе­жденность обоих супругов в том, Что они точно знают все, что нужно «нормальным людям», чтобы чувст­вовать себя довольными жизнью во­обще и семейной, в частности.

В описанном случае оказались нарушенными представления членов семьи о себе. Их семейные представ­ления неправильно подсказывали им, что им нужно от семьи, какие по­требности они в ней удовлетворяют. Это привело к возникновению со­стояний, сходных с описанными со­стояниями «экзистенциальной фру­страции» [Frankl V., 1952; Kratoch-vil S., 1985], которые, в свою очередь, могут породить невротические и де­прессивные симптомы.

Нарушения представлений о себе, подобные описанным выше, вызы­вают цепную реакцию нарушений в семье. Это нарушение целеобразо-вания в семье. Такая семья ставит пе­ред собой  цели,  которые  не могут

удовлетворить ее действительных по­требностей. Возникающее дале^ ра­зочарование в соответствии с имею щимися семейными представлениями интерпретируется как результат того, что члены семьи недостаточно энер­гично, правильно и умело стремились к поставленной цели. Это ведет к увеличению усилий по достижению данных целей и нарастанию неудов­летворенности.

Нарушение представлений о дру­гих членах семьи. Речь идет о слу­чаях, когда искажено представление члена семьи о других: неправильно понимаются их желания, потребно­сти, их отношение к различным сто­ронам действительности, либо это представление неполно. В этом слу­чае индивид строит свои отношения с данным членом семьи, не учитывая каких-то важных для понимания вза­имоотношений с ним качеств, моти­вов. Результатом могут оказаться различного рода нарушения взаи­моотношений. Приведем клиническое наблюдение, в котором результатом неполного представления о личности другого явилось возникновение пси-хотравмирующего отношения зави­симости.

Петр Я., 27 лет. Женат 3,5 года. Был на­правлен на семейную психотерапию в связи с сексуальными расстройствами. По характеру очень добросовестный, пунктуальный. Половая жизнь с 18 лет. Женился в возрасте 23 лет После дпуя месяцев совместной жизни женя стала «вскользь» говорить о том, что он не удовлетворяет ее, что «в кровати он не очень силен». Испытывал по этой причине чувство вины перед женой. В связи с этим, во-первых, принимал различные «меры», чтобы усилить потенцию. В частности, обратился к урологу с жалобами на ослабление потенции и прошел лечение. Во-вторых, всячески старался компен­сировать жене то, что он ее не совсем удовле­творяет. Он уступал в спорах, прилагал игр усилия, чтобы облегчить ее труд в домашнем хозяйстве, покорно переносил ее «настроения» На первом же году начала наблюдаться преж­девременная эякуляция. 13 спя:ш с этим пина перед женой усилилась. Весь цечь г тревогой ожидал близости В результате произошло окончательное расстройство половой функции

(ЭЯКУЛЯЦИЯ   ПОСЛР   ОДНОЙ-ДВ)Х   фрИКЦИИ).   Пе1-

циеит, человек весьма совестливым, ;аяадл жене, что чувствует себя не в праве »отрав лятъ ее жизнь» и если в течение двух мрсрисп сексуальная  потенция  его  не восстановится,

о» подаст на рячвоц Это вызвали неожидан­ную реакцию жешл, в частности значительное усиление ее интереса к лечению Она само-пилелыю мнилась на прием к лечащему вра­чу, ,чогя р<знсс не приходила, несмотря пи мно­гочисленные просьбы Беседа с ней обнаружи­ла, что она не только не испытываем' значитель­ного полового влечения, но, напротив, относи­тельно фригидна. Свое поведение объяснила тем, что «всегда лучше, когда мужчина в чем-то вшкшат», что «если o/i начинает задирать нос, то потом с ним не справиться».

Обследование обоих пациенте» методиками «Наивная психология» и «Версия» обнару­жило своеобразие их семейных представле­ний У жены выявлена несьма ярко выражен­ная модель «злых сил». Стремясь предугадать поведение героя в основных ситуациях, она всячески пыталась выяснить, а что его может удержать от соблазна утаить деньги или по­жить вдали от семьи. Поведение жены в браке было естественным и логичным следствием ее семейных представлений. Она чувствовала, что муж переживаем* свою сочеупльную недо­статочность, «стал как шелковый», и стала использовать это обстоятельство «для укреп­ления семьи».

У ((ужа выявлено представление типа «сти-мульиая модель». Он задавал немного вопро­сов, каждый из которых фактически был уточ­няющей переформулировкой предыдущего («Вы сказали, что этот человек будет жить отдельно 07 семьи, в другом городе. А этот город далеко? Он сможе! каждый день при­езжать'»), и после этого указывал, как по­ступил герой. Естественным следствием такого типа представления было и отношение героя к намекам жены, что она но удовлетворена сексуально. «Если жена не удовлетворена, значит, необходимо усиление сексуальной по­тенции». Та же схема «оцна причина - одно следствие» выявилась у него при интерпре­тации причины намскин жены Ему не пришло в голову ни одно объясните, кроме един­ственного: «Раз жени гшюрит, Ч'ю она не удовлетворена, то, значщ, дело в том, что я сексуально недостаточно силен*. Важно под­черкнуть: тот факт, что обследуемый не до­гадался о подоплеке всего дела, не связан с низким интеллектуальным уровнем или из­лишней доверчивостью. В данном случае ос­новную роль сыграла как раз «стимульная модель», при которой инднвид склонен удов­летвориться тем обьяспеннем, которое ему приходит в голопу первым, и не ищет других. При обгло юваиин мотодикой «Версия» Пет­ру Я. была предложила среди других заданий ситуация: ^Жeнd сказала мужу, что он ее ськсуи.чьчо не удшшчворпет», и нужно было приручат], возможно Дольше причин чюю. В хояе перато опшия это задание вызнало у нею сгрм-шые затруднения. Он выдвинул одн версию *()на деистшелыю сексуально ui.'ibHi-c, чем 1,1,, и дальше этого дело не по-ш.''> Уже >м г юдуютем занятии пациент 5сз особого труча придумал несколько воз­можных перши   «недовольна чем-то другим,

lid стесняется ему сказать прямо», «любит друтю* и подобные; среди них была и такая »1'|нин «хочет воздействовать на его со-ить». Такое быстрое и относительно легкое тммимте результатов задания подтвержда­ет, что основную роль в формировании не-пранилыюго семейного представления сыгра­ла не интеллектуальная недостаточность («не сумел догадаться об истинных мотивах поведе­ния жены»), а как раз «стимульная модель», ирииычка оперировать представлением «сти­мул реакция» («одна причина — одно елсдегшю»).

В приведенном наблюдении семей­ные представления друг о друге при­вели на первом этапе к формирова­нию чрезмерной зависимости одного члена семьи. Многочисленные трав­мирующие последствия данного яв­ления будут рассмотрены в разделе о нарушениях системы взаимного влия­ния супругов. На втором же этапе окончательное расстройство сексу­альной функции создало серьезную угрозу существованию семьи и здо­ровью пациента.

Психологические причины устой­чивости нарушенных представлений. Односторонние, неполные, ошибоч­ные семейные представления могут существовать длительное время, не­смотря на то, что мешают индиви­ду, не позволяют ему эффективно строить свои отношения. При психо­терапевтической работе с пациен­тами, нервно-психические расстрой­ства которых обусловлены наруше­нием их семейных представлений, важную роль играет выявление ис­точников их устойчивости. Рассмот­рим некоторые из них:

1. Одним из источников устойчи­вости неправильных «нарушенных» семейных представлений является пеосознаваемость лежащих в их ос­нове «наивно-психологических тео­рий». Как уже указывалось, индивид действует, общается с другими людь­ми, рассуждает об этих людях и себе, основываясь на довольно большом наборе психологических по своей природе суждений. Причем эти су­ждения он считает самоочевидными, не требующими каких-либо проверок. Неосознаваемость этих «теорий» за­ключается в том, что, опираясь на

них, индивид, как правило, не отдает себе отчета, что в своих выводах он на что-то опирается, причем именно па какие-то психологические положе­ния. В рассуждениях индивида, при интерпретации им своего или чужого поведения, эти «наивно-психологиче­ские теории» фигурируют чаще все­го в роли подразумеваемых посылок рассуждения. Так, в реплике: «Что он, дурак, чтобы делать чужую ра­боту?» подразумеваемой посылкой является: «Умные люди не хотят де­лать чужую работу». В первом из приведенных наблюдений положе­ние «если у людей все в порядке с материально-бытовым устройством, то они будут довольны семейной жизнью» является неосознаваемым в том смысле, что даже не приходит в голову сомневаться в нем (т. е. быт устроен, а удовлетворенности нет). В случае если все же в реальной жизни все оказывается иначе, то (опять же в силу неосознаваемое™ данного положения) причину ищут, где угодно, только не в неправиль­ности данного утверждения («види­мо, еще чего-то не хватает», «ви­димо, что-то делали не так» и т. п.). Точно так же «самоочевидным» во втором наблюдении является поло­жение, что «если женщина чувствует себя сексуально неудовлетворенной, то в этом виноват мужчина».

Эта «самоочевидность» и «неосоз­нанность» наивно-психологических положений, лежащих в основе се­мейных представлений, играет ре­шающую роль в их резистентности к психотерапии. Сталкиваясь с иными представлениями (в частности, в хо­де той же семейной психотерапии или консультирования), с доводами, опровергающими его семейные пред­ставления, индивид нередко лишь смутно ощущает, что в этих доводах «что-то не так», что-то, что гово­рится, «нежизненно», «слишком на­учно», и автоматически отвергает предлагаемую точку зрения.

Поэтому важнейшей задачей се­мейной психотерапии нередко ока­зывается помощь в осмыслении «наивно-психологических теорий» Толь­ко осознав эти свои «теории» и их связь с привычными рассуждениями, с принимаемыми решениями и выно­симыми оценками, индивид может критически отнестись к ним и откор­ректировать основывающиеся на них семейные представления.

2. Второй источник устойчивости семейных представлений (в том чис­ле и нарушенных) — это их включен­ность в межличностные отношения и, в частности, в систему взаимного влияния в семье. Стремясь повлиять на поведение другого супруга, до­биться той или иной оценки своих поступков, члены семьи стремятся отстоять правильность именно своих семейных представлений Вопрос о том, как надо в определенной семей­ной ситуации поступить, чаще всего протекает в форме спора, с какой ситуацией семья имеет дело. При этом каждый из супругов доказы­вает, что именно его видение ситуа­ции является единственно правиль­ным. Вследствие этого каждый член семьи бывает нередко заинтересован в том, чтобы представлять себе се­мейную ситуацию именно так, а не иначе. «Как бы она ни рассуждала,— рассказал в ходе семейной психоте­рапии один из пациентов о своей же­не,— все равно всегда окажется, что она права, а все кругом виноваты»

В ходе семейной психотерапии при коррекции нарушенных представле­ний психотерапевт сталкивается с за­дачей помочь пациенту осознать свои мотивы, побуждающие его за­интересованность в том, чтобы не ме­нять своего семейного представле­ния. Соответствующая (применяе­мая нами в ходе семейной психоте­рапии) методика «Заинтересован­ность в представлении» основывает­ся на том, что пациента прямо просят назвать все негативные последствия, которые имели бы место, если бы он отказался от нарушенного представ­ления. Опыт показывает, что верба­лизация всевозможных «негативных последствий» и связанных с ними опасений   стимулирует   критическое

отношение к ним и, что особенно важно, обеспечивает «разведение» семейного отношения и связанного с ним представления Пациент науча­ется смотреть на отношения в семье «объективно», «абстрагируясь» от своей заинтересованности в том или ином положении дел

Наши наблюдения свидетельству­ют о немаловажной роли в устойчи­вости нарушенных представлений и ряда других факторов: характеро­логических (ригидность, склонность к быстрейшему принятию решения), ситуационных (если в принятии ре­шения в ситуациях определенного типа член семьи ограничен во време­ни, то возникает склонность опериро­вать упрощенными представления­ми)', эмоционально-аффективных (чем выше аффект, тем более про­стыми моделями ситуации оперирует индивид, меньше аспектов ее учиты­вает) и др.

Таким образом, нарушение пред­ставлений о семье может обусловить приобретение объективно непатоген­ной ситуацией свойств патогенной. Коррекция нарушений семейных представлений достигается прежде всего путем их выявления, осмысле­ния самим пациентом и целенаправ­ленной тренировки более эффектив­ных мыслительных навыков восприя­тия и представления.

НАРУШЕНИЕ МЬЖЛИЧМШЛ НОЙ

КОММУНИКАЦИИ В LbMbL

Еще задолго до возникновения на­учной психологии и психотерапии взаимное понимание между супру­гами, а также между родителями и детьми рассматривалось в каче­стве одной из важнейших предпосы­лок стабильности семьи и семейного счастья. Различные признаки отсутс­твия взаимопонимания в семье: спо­ры, ссоры, разногласия — считались отличительной чертой негармонич­ной, неудачной, несчастливой семьи.

Не удивительно, что вопросы: как достигается взаимопонимание? как члены семьи обмениваются информа-

цией? как они относятся к ней? как перерабатывают? - - с первых же ша­гов развития семейной психотерапии интересовали ученых. Первыми, кто сделал проблемы внутрисемейной коммуникации главной темой своих исследований, были D. Jackson, J. We-akland (1961), J. Levinger (1967), J. Bunvenu (1970). С тех пор эти вопросы привлекают внимание мно­гих психологов и психиатров. Так, обзор по формам и функциям ком­муникации в семье, подготовлен­ный в 1981 г., содержит упоминание о 40 работах на эту тему [Montgo­mery В., 1981].

В основе большинства работ о се­мейной коммуникации лежит учение о коммуникационном канале. Учение это - - результат развития теории информации и кибернетики — ис­следует процессы передачи инфор­мации, раскрывает наиболее общие причины информационных искаже­ний. До появления учения о комму­никационном канале обмен информа­цией (коммуникация) между чле­нами семьи понимался весьма упро­щенно. Считалось самоочевидным, что члены семьи обмениваются мне­ниями только тогда, когда хотят это сделать, что они передают то, что хо­тят передать и (если отбросить слу­чайные оговорки) не сообщают друг другу то, что не хотят сообщить. Казалось также совершенно ясным, что те, кому сообщают, адекватно по­нимают то, что им сообщают (если только они не являются иностран­цами или не имеют дефектов слуха).

Учение о коммуникационном ка­нале показало, что процесс коммуни­кации значительно сложнее. Был вы­явлен ряд промежуточных явлений, передаточных механизмов, обеспечи­вающих процесс обмена информа­цией (выбор содержания сообщения, его кодировка, передача, прием, де-кодировка, выбор содержания ответ­ного сообщения). В отношении меж­личностного общения была показана роль намерения вступать в комму­никацию (потребность, мотив), фор­мирования сообщения, процессов вы-

ражения сообщения в каком-то коде (языке), передачи информации в оп­ределенной межличностной, комму­никационной ситуации, ее восприя­тия, декодировки и интерпретации (понимания), Было показано, что эти этапы процесса информационного об­щения обеспечиваются сложной со­вокупностью психических механиз­мов, каждый из которых обладает далеко не бесконечной эффектив­ностью, может «дать сбой». Нару­шение в этих механизмах ведет к искажению информации, ограниче­нию ее передачи и тем самым обус­ловливает неэффективность работы всех последующих этапов [Watzla-wick К. et al., 1967].

Важнейшим, с точки зрения пони­мания процессов, происходящих в семье, результатом более строгого и систематического подхода к семей­ному информационному общению является выявление многочисленных моментов, которые могут воспре­пятствовать общению, исказить его смысл (так называемые барьеры общения). Оказалось, что в ходе взаимного общения в семье могут происходить самые различные явле­ния, не слишком заметные «нево­оруженным глазом», но ухудшаю­щие процесс коммуникации и, соот­ветственно, влияющие на взаимопо­нимание. Было исследовано значе­ние различных видов «языка» в се­мейном общении: речи, жестов, ми­мики [Christensen L., Wallace L., 1976; Boyd L., Roach A., 1977]; иссле­дованы пути и способы, которыми члены семьи управляют процессом информации в семье, информирован­ностью друг друга; рассмотрены некоторые примеры злоупотребления коммуникационным процессом, ис­пользования его для своих скрыва­емых целей [Berne E., 1964]; иссле­дованы особенности передачи ин­формации о чувствах, испытываемых членами семьи друг к другу [Sa-tir V., 1964], и'нарушениях, возни­кающих при этом. Много внимания уделено нарушениям в согласован­ности передаваемой информации,  в

частности, когда вербальное «сообще­ние и невербальное его сопровожде­ние противоречат друг другу (типа «Я люблю тебя», сказанное ледяным тоном)   [Bairson ,)., 1972).

На основе исследований процессов коммуникации разработан ряд тре-нинговых методик. Это, во-первых, тренировки внимания, восприимчи­вости в ходе коммуникации. Психо­логи и врачи, занимающиеся -семьей, всегда понимали, что взаимное вни­мание супругов, а также родителей и детей, выраженный инtepee к тому, что каждый из них может сообщить другому,— немаловажный момент супружеского взаимопонимания. Од-нако по-настоящему значение этого момента было осознанно после ис­следования Т. Gordon (1975). По­казано, что значительная часть ин­формации, которой обмениваются члены семьи, обычно остается невос-принятой. Особенно что касается ин­формации, идущей «снизу вверх», на­пример от детей к родителям. Важно и то, что сача невоспринятость ин­формации ускользает от того, кто ее передал. Последний склонен счи­тать, что все, что он хотел сказать, воспринято и понято. Под влиянием этих работ составлен ряд трениро­вочных программ по формированию «искусства внимательного слуша­ния» [Garland D.. 1981 j. В ходе этих тренировок обучающие формируют на первый взгляд элементарные, но на самом деле чрезвычайно важные и в обыденной семейной жизни чи­сто отсутствующие навыки: поворот тела по направлению к говорящему, поддержание контакта глазами, «па-рафразирование», т. с. повторение сказанного другим членом семьи с уточняющим вопросом: правильно ли я понял то, что вы хотите сказать

Другое направление совершенст­вования внутрисемейной коммуника­ции — это повышение осознанности коммуникационного поведения. Как уже указывалось, многое в сложном коммуникационном процессе усколь­зает от самих общающихся. Это в особенности  касается  невербальной

части общения: жестов, мимики, ин­тонации. Специальные тренировки с применением видеотехники помогают членам семьи начать более осознанно подходить к тому, как они общаются [Scholz M., 1980]. Ряд исследований и трснинговых систем направлен на развитие у членов семьи способности выражать свои чувства, делая это в адекватной и понятной другим форме [Wells R., Figure! J., 1982].

Исследования, проведенные среди лиц, прошедших упомянутые виды тренировки, подтвердили их эффек­тивность и, в частности, положитель­ное влияние на удовлетворенность семейными отношениями и стабиль­ность семьи [Montgomery В., 1981].

Таким образом, существует широ­кий фронт исследований процессов коммуникации и использования их результатов в ксихокоррекционной деятельности. В то же время резуль­таты проведенных исследований вы­зывают и определенное разочарова­ние. Пока все реальные результаты относятся к коррекции семейных от­ношений у людей, в общем здоровых. Слишком мало еще известно о связи между межличностной коммуника­цией и серьезными личностными на­рушениями — нервно-психическими расстройствами. Большие надежды, которые связывались с изучением межсемейной коммуникации, ролью ее нарушений в этиологии серьезных психических заболеваний (таких, на­пример, как шизофрения) на ранних ■jranax развития семейной психоте­рапии, пока не оправдались. Кажет­ся удивительным, что столь важ­ное внутрисемейное явление, как межличностная коммуникация, вли-яег на психическое здоровье ее чле­нов лишь довольно опосредованным путем, через участие в формировании уровня удовлетворенности семьей, степени ее стабильности и т. п. В дей­ствительности нарушения межлично­стной коммуникации играют весьма серьезную роль в этиологии широкого круга психогенных психических за­болеваний. Однако выявление этой роли должно идти несколько иначе.

Общий недосшгок многие иселедо ваний семейной коммуникации - *го их ограниченность рамками учения о коммуникационном канале. Как из­вестно, оно охватываем период с мо­мента, когда возникает необходи­мость передачи информации, до ми мента ее получения, декодировки и интерпретации. Межау юм при иту-чении семьи важнеиш'ук) рол1. играют процессы, в силу к(>юры информа­ция становится еобппенно информа­цией. Одно из oi нпвных положе­ний гласит, чго информация нь.;п стея гаковой не абстрактно, «воо'лце», независимо oi каких-1 о объективных условий, а лишь в составе опреде ленной системы. Го, чю является информацией в одной системе, не яв­ляется таковой в друтй. Эго связано прежде всего с тем, какие изменения в системе способна она проилвести. Если система никак не peainpyer на информацию, не меняется, го для данной системы она не будет ин­формацией. В отличие от сообщения о прошлогоднем снеге, известие об измене мужа является семейной ин­формацией, потому что способно вне­сти большие изменения в жизнь семьи.

В соответствии с этим при анализе коммуникационных процессов в опре­деленной семье необходимо устано­вить состояния, в которые может пе­рейти данная семья, и затем устано­вить, существует ли такая информа­ция, которая, оказавшись в семье в системе межличностной коммуни­кации, может перевести семью из од­ного состояния в другое. Например, семейный психотерапевт анализирует нервно-психическое расстройство у одного из членов семьи, причем та­кое, которое возникло под влиянием каких-либо внутрисемейных процес­сов. Психотерапевт должен выяс­нить, наличие каких коммуникацион­ных процессов (появление какой ин­формации в межличностном обще­нии) могло остановить, предупредить развитие неблагоприятных семейных процессов, оказавшихся источником психической травматизапии. Г.чк, ус-

тановив факт возникновения певро-ja или реактивной депрессии под воздействием нарушений системы се­мейных представлений или системы взаимного влияния в семье, психо­терапевт должен далее выяснить, ка­кие межличностные коммуникацион­ные процессы могли предупредить нарушение упомянутых сторон жиз­недеятельности семьи.

Если существуют такие межличпо-ешие коммуникационные процессы, которые могли бы воспрепятствовать нарушению, то возникают следую­щие вопросы* как эти процессы могли возникнуть и данной семье и почему они не возникли. Иначе говоря, нуж­но выяснить, кто и какую информа­цию, кому, каким способом должен был передать, чтобы психическая травматизация не имела места, а также откуда, в силу действия каких процессов должны были у коммуни­катора появиться и сама информа­ция, и понимание необходимости ее передачи.

Предлагаемый подход отличается от других, ориентирующихся на уче­ние о коммуникационном канале, ря­дом моментов: во первых, в центре внимания здесь не только вопрос, как передается в семье информация, но п как она возникает, т. е. этап, предшествующий вступлению в дей­ствие семейного коммуникационного канала; во-вторых, исследования, связанные с учением о коммуника­ционном канале, фактически абст­рагируются от содержания инфор­мации, проходящей по каналу. Их интересует выявление барьеров, пре­пятствующих прохождению любой информации. В огличис от этого пред­лагаемый подход начинается с во­проса, какая информация была нужна членам семьи в ходе их об­щения. Поэтому вопрос о коммуни­кационных барьерах решается уже более конкретно; какие именно на­рушения в межличностном информа­ционном общении воспрепятствовали прохождению той информации, кото­рая была нужна для предупреждения психической травмагизации.

Введем ряд понятий, необходимых для анализа связи особенностей про-цесса межличностной коммуникации в семье с психической травматиза-цией личности.

Коммуникационная проблема. Это такая ситуация в жизни семьи, когда:

1)  существует определенная потреб­ность  у   одного   из   членов   семьи;

2)  удовлетворение этой потребности зависит от действий другого члена семьи;  3)   эти действия  имели  бы место, если  бы  член  семьи,  имею­щий потребность, передал бы опре­деленную информацию (просьбы, на­мек и т. п.); 4) однако такая пере­дача невозможна в силу каких-либо психологических  особенностей дан­ного лица; 5) потребность сохраня­ется, несмотря на невозможность ее удовлетворения (т. е. не происходит значимого снижения уровня притя­заний).

Речь может идти о самых разно­образных потребностях, удовлетво­рение которых зависит от другого супруга: в любви, симпатии, призна­нии самостоятельности, помощи в ка­ком-либо отношении, уважении и т, п, В семье постоянно возникают ситуа­ции, когда удовлетворение каких-то потребностей зависит от других чле­нов семьи.

Коммуникационным барьером мы будем называть определенные осо­бенности члена семьи, имеющего дан­ную потребность, других членов {от действия которых зависит ее удов­летворение) или, наконец, их взаимо­отношения, в силу которых передача информации оказывается затруд­ненной.

Дефицитная информация — ин­формация, прохождение которой по коммуникационному каналу пре­дупредило бы возникновение психо-травмирующего семейного наруше­ния.

В качестве примера коммуника­ционной проблемы рассмотрим ситу­ацию, отразившуюся в ответах участ­ников семейной психотерапии на во­просы заполняемой в начале этого процесса «Ознакомительной анкеты».

В анкете имелся следующий вопрос: «Представьте, что Вы несете тяже­лую сумку, а Ваш супруг (супруга) идет рядом, но не догадывается по­мочь. Как Вы поведете себя в этом случае?» Отвечавшие могли выбрать из    набора     следующие    ответы:

1)    «Прямо   скажу,   чтобы   помог»;

2)  «Ничего не скажу, но буду недо­вольна»;   3)    «Намекну»;   4)    «По­стараюсь что-то сделать,  чтобы  он сам понял»; 5) «Ничего не стану де­лать».

Заполнили данную анкету 58 че­ловек (69 %, все женщины). Самы­ми популярными вариантами оказа­лись ответы: «Ничего не стану де­лать» и «Ничего не скажу, но буду недовольна». Описанная ситуация дает хорошую возможность разоб­раться с. определением коммуника­ционной проблемы, проиллюстриро­вать ее. Рассмотрим, имеем ли мы дело именно с коммуникационной проблемой  или  с  какой-то  другой.

Возникшая ситуация соответст­вует первому признаку коммуника­ционной проблемы — перед нами ситуация, где имеет место определен­ная потребность одного из членов семьи. В данном случае это даже несколько потребностей супруги: в облегчении физического усилия и, ко­нечно же, во внимании, сочувствии. Второй признак коммуникационной проблемы также налицо. В полном соответствии с приведенным выше определением, удовлетворение по­требностей зависит от действий дру­гого лица (в данном случае мужа). С третьим признаком дело обстоит сложнее. Возможно, что идущий рядом муж прекрасно понимает со­стояние жены, но это не побуждает его помочь ей. Возможен и другой случай, а именно: если бы муж понял, что ей тяжело (догадался бы, понял бы намек, услышал прямое вы­сказывание от жены или кого-то из посторонних) и понял бы эту инфор­мацию адекватно, т. е. не только сам факт, что ей тяжело и обидно, но и насколько тяжело и обидно, то по­мощь  последовала  бы  немедленно.

Именно в этом случае мы имеем дело с соответствием ситуации третьему признаку коммуникационной про­блемы Наконец, вышеописанная си­туация соответствует и четвертому признаку — налицо массивный ком­муникационный барьер: существует ряд особенностей жены, мужа и их взаимоотношений, в силу которых данная информация по коммуника­ционному каналу не проследует, т. е. она ему не скажет и не намекнет.

Развитие коммуникационной про­блемы — это совокупность процес­сов, которые возникают под ее воз­действием и приводят к психотрав-мирующим особенностям семьи На основании клинического анализа воз­никновения психотравмирующих осо­бенностей семьи в результате раз­вития коммуникационной проблемы можно выделить следующие этапы развития:

1. Информационно-дефицитный. На этом начальном этапе возникает и становится выраженной коммуни­кационная проблема. Имеет место неудовлетворенная потребность, за­висимость ее состояния от другого и невозможность коммуникации. Дан­ный этап нередко протекает в форме воображаемой коммуникации инди­вида, имеющего проблему, с тем, от кого зависит ее решение. Суть этой коммуникации в том, что индивид мысленно обращается к другому, а точнее — к своему представлению о другом, с так или иначе выраженной просьбой, требованием, намеком, вы­слушивает его ответ. Результат этой коммуникации, точнее — мысленного экспериментирования, в немалой сте­пени зависит от представления о дру­гом, его личности, психологических особенностях его отношения к инди­виду и, следовательно, его реак­ции на обращение. Нередко именно представление оказывается первым и окончательным барьером коммуни­кации («Что же ты мне тогда все не рассказал?; «А я думал, ты будешь смеяться»). Этот диалог, возникший значительно позже, поясняет суть воображаемой   коммуникации   и   ее

возможную барьерную роль На этом же этапе может иметь место частич­ное коммуницирование, например робкие попытки все же передать ка­кую-то информацию. Так, в приведен­ном выше примере «Ничего не скажу, но буду недовольна» — это не только проявление физической усталости, но и определенная частичная ком­муникация-намек.

Так или иначе, в итоге первого этапа член семьи оказывается перед фактом, что важная для него потреб­ность (в любви, симпатии, жалости, уважении и т. д.) не может быть удовлетворена, так как информация о ней не может быть передана или по­нята.

2. Этап замещающе-искаженного коммуницирования. Коммуникацион­ная проблема может остановиться в своем развитии на первом этапе и оставаться в виде источника «тлею­щей неудовлетворенности». Однако возможно и дальнейшее развитие Суть его в том, что член семьи все же пытается коммуницировать о сво­ей потребности, но в силу того, что нет возможности выразить это прямо, он ищет способы легализировать просьбу, требование. Женщина, ис­пытывающая потребность во внима­нии и заботе, будет настаивать на соответствующем поведении мужа, но исказит причину, по которой она на этом настаивает. В силу особен­ностей своего характера или семей­ных представлений она не может при­знаться, что просто нуждается в его внимании и заботе (ей, скажем, пред­ставляется, что такое признание мо­жет вызвать у мужа чувство пре­восходства над ней, что было бы ей неприятно). Поэтому она начинает настаивать на нужном ей поведении по другим, на самом деле не суще­ствующим, причинам, например по­тому, что так положено в хорошей семье. Такая тактика дает нередко возможность «легализировать» свою потребность', передать информацию и добиться нужного изменения поведе­ния.

В то же время она порождает новые проблемы. Во-первых, это иска­жение представлений членов семьи друг о друге. Так, супруг в приведен­ном примере начинает считать свою жену человеком, для которого весьма большое значение имеет престиж семьи для окружающих. Во-вторых, легализирующее прикрытие дейст­вительной информации может ока­заться плохо согласуемым с действи­тельностью. На самом деле в при­веденном примере мужу не может не показаться странным, что его жене никогда ранее не было так уж важно, чтобы   все   было,   «как  положено».

В результате ухудшается пред­ставление супругов о личности друг друга и, соответственно, ухудшается взаимопонимание.

Этот этап развития коммуника­ционной проблемы может быть ха­рактерен не только для решения од­ной определенной проблемы, но и для значительного числа проблем, возни­кающих в данной семье, определяющих стиль взаимоотношений. Характерно в этом отношении высказывание од­ного из пациентов в ходе семейной психотерапии о своей супруге: «Чего бы она ни хотела, она никогда не на­зовет истинную причину своего же­лания, а обязательно придумает ка­кое-то другое более солидное и убе­дительное обоснование. Она хочет купить себе сверхмодную шубу, но ни за что не признается, что просто ей очень захотелось иметь ее. Начнут­ся длинные разговоры о том, что зи­ма в этом году особенно суровая, как опасны простуды...». Дальнейшее обсуждение показало, что к такому искреннему высказыванию о том, что «очень захотелось», наш пациент от­несся бы весьма критично, как и к другим желаниям, продиктованным стремлением быть привлекательной, модной. Как видим, коммуникацион­ный канал для прямого выражения желания закрыт, так как вызывает интенсивные негативные эмоциональ­ные реакции у мужа (как оказалось в ходе дальнейшей терапии, весьма сложной этиологии). Информацион­ные отношения перешли на этап замещающе-искаженного комму ници-рования.

3. Поведенчески-коммуникацион­ный этап. Замещающе-искажениое коммуницирование может оказаться недостаточным для решения проб-блемы. В этом случае член семьи с не­удовлетворенной потребностью пере­ходит к манипулированию отноше­ниями в семье с целью создания си­туации, дающей возможность удо­влетворить свою потребность. Это, например, оказание психологиче­ского давления на другого члена семьи с целью принудить его посту­пить так или иначе; это создание си­туаций, когда другой вынужден по­ступить так, как нужно. На этом этапе коммуникационный момент от­ходит на второй план. Ведущую роль играют методы взаимного влияния (которые будут рассмотрены в соот­ветствующем разделе). В то же вре­мя сохраняется определенный ком­муникационный аспект поступков, совершаемых каждым из супругов («Ах ты так, тогда я тебе так! Что ты на это скажешь?»).

Коммуникационная проблема на описываемом этапе превращается в конфликт (межличностный или внут­ренний), уже непосредственно ока­зывающий психотравмирующее воз­действие.

Рассмотрим основные этапы раз­вития коммуникационной проблемы в психотравмирующем межличност­ном (1-е наблюдение) и впутрилич-ностном (2-е наблюдение) конф­ликтах.

Наблюдение 1. Коля И., 8 лет. Поступил с диагнозом «истерические расстройства лич­ности». По рассказам матери, мальчик про­сыпался ночью и начинал интенсивно биться головой об стенку, около которой находилась кровать. У пациента до сих пор имеется вы­раженный ночной энурез (каждая вторая-третья ночь «мокрая»). Бывает, что мальчик просыпается и на протяжении часа и более «устраивает концерты»: кричит, назло роди­телям говорит «нехорошие слова», с трудом поддаваясь успокоению.

Исследование обнаружило этиологическую связь между его приступами и конфликтны­ми отношениями в семье на протяжении по­следних лет.  Конфликт родителей  привел к

снижению внимания к ребенку (значительное время воспитывавшемуся недавно умершей ба бушкой и бывшему основным предмеюм ее ч.ч-бот). Кроме того, болечнь ребенка была «•услов­но желательна» дли всех членив семьи, так как обычно на какое-то время uauyiuuit кон­солидация сил и некоюрое смягчение конф­ликтных взаимоотношений В силу вчаимо-евязи нервно-психических расстройств па­циента с состоянием семьи он был направлен на семейную психотерапию.

Было проведено исследование семейных взаимоотношений между родителями Коли Н. (муж-Николай П., 30 ,iei, жена- Анна Н, 29 лет).

Исходным пунктом конфликтных взаимоот­ношений явились трудности у Липы I!. с ве­дением домашнего хозяйства Они были свя­заны не столько со сложностью совмещения производственной деятельности и большого объема работы по хозяйству, сколько с ичмене-нием се места в семье. «Еще до рождения ре­бенка муж мне помогал, ухаживал, как умел Знал, характер у меня независимый, могу ваять и уйти. После появления ребенка он успокоился, теперь я никуда не денусь, и пере­ложил все иа меня. Однажды я прямо сказала ему, что нужна его помощь Он отделался шут­ками, очень обидными для меня. У меня была очень тяжелая жилпъ: ни минуты свободной, каждый день одно и то же По самое обидное, что я чувствовала себя дурой и что я никуда не денусь, и всегда будет так или еще хуже. С завистью смотрела на подруг, которые бы­ли свободны (мне было 18 лет, я вышла за­муж одной из первых). До свадьбы он за мной бегал, теперь я никуда не могла от него уйти. Были моменты — хотелось выть от тоски или назло всем наложить на себя руки Когда ре­бенок заболел, я решила: «Все!» - Муж при­ходит, спрашивает: «Где ужин?»--Я ему: «Сделай себе и ешь!» - «Рубашкч?» — «По­стирай и носи! Не хочешь стирать, ходи в гряз ной!» - Я видела, что его заело. Он начал иг чезать, перестал дпвать деньги на хозяйство, приходил навеселе. Тогда я обратилась по ме­сту работы в партком, он - член партии. Хотя было очень стыдно, по рассказала все о его по­ведении. Он отрицал каждое мое слово, а ког­да большинство стало на мою сторону, уво­лился и перешел на цр>юр место работы. В первый же день дернулся домой пьяный в 2 часа ночи, со страшным шумом, и при ребен­ке избил меня. После этого я ни могла успо­коить ребенка несколько часов, он плакал на­взрыд. Я знала, что муж эгоист, но не зна ла, что он может быть такой бешеный. Ноч­ные возвращения повторялись несколько раз Я боялась обратиться в милицию из-за страха перед мужем. Г.сли бы не ребенок и не вмеша­тельство его матери, умершей полтора года назад, мы бы давно разошлись».

Исследование семейных отноше­ний и развития конфликта в семье обнаружило большую роль, которую

сыграли коммуникационные пробле­мы. Охарактеризуем коммуникацион­ную проблему Анны Н. Основной по­требностью, удовлетворение которой зависело от мужа, было облегчение ее труда в домашнем хозяйстве. Боль­шую роль сыграли также потребно­сти в признании, престиже. Ей нуж­но было, чтобы он помогал ей и, глав­ное, ценил ее работу в домашнем хозяйстве. Ощущение «вынужден­ности», зависимости, неблагодар­ности вместе с усталостью и нервно-психическим напряжением создали у нее трудно переносимый комплекс переживаний, включавший ощуще­ние горечи, обиды, усталости. Однако она не могла всего этого передать му­жу. Содержание ее обращения к нему о том, что ей нужна его помощь, было только бледным отражением ее ис­тинных переживаний горечи, злости на себя, безнадежности. Причиной невозможности выразить и передать ему свои ощущения было воображае­мое коммуницирование. «Да если бы я стала рассказывать ему, — поясни­ла Анна Н.,— он бы опять стал смеяться. Он объяснил бы мне, что все женщины-матери так загружены. Он бы хихикнул и гордо заявил: „Я свое дело уже сделал, а теперь ты ухаживай за ребенком!" — Да я за­ранее знаю каждое его слово».

Определенные коммуникационные барьеры, по-видимому, были и у му­жа. Возможно, имел место комплекс неполноценности, связанный с под­держанием «мужского достоинства». Жена сообщила, например, что он всегда переживал из-за своего ма­ленького роста, усердно занимался «супермужскими видами спорта», очень болезненно переживал на­смешки товарищей и всегда прислу­шивался к их мнению. Очень гор­дился «успехами у женщин». Одной из причин его упорных ухаживаний на ней было как раз то, что она нрави­лась многим его товарищам. Видимо, зависимое положение жены льстило его самолюбию и было одним из источников удовлетворенности бра­ком.

Как сложились бы взаимоотноше­ния супругов, если бы каждый из них, вопреки коммуникационным барье­рам, располагал всей информацией о переживаниях другого. Что произо­шло бы, если бы Николай Н. имел полное представление о всей совокупности чувств.пережива-емых его женой, и степени их интен­сивности? Вне всяких сомнений, к числу сведений, которые он учиты­вал, строя свои взаимоотношения с женой, добавились бы новые важ­ные моменты. В этом случае он не мог бы не учитывать взрывоопасность ситуации в семье и вытекающие от* сюда последствия как для его благо­получия, так и «мужского достоин­ства». Вне зависимости от того, ка­ким бы было его решение, он осознал, что имеет дело с серьезной пробле­мой и, видимо, искал бы выход из нее,

Она, со своей стороны, знала о его неравнодушии к своему «мужскому достоинству». Однако не понимала всей серьезности этого, с ее точки зре­ния смешного, недостатка для него. Если бы она хорошо представляла се­бе всю гамму чувств, которые он испытывает в связи со своим ком­плексом неполноценности, она при­обрела бы, по-видимому, мощный ры­чаг воздействия на него еще на пер­вом этапе и в то же время возмож­ность помощи в поддержании его не­устойчивого мнения о себе,

Следовательно, если бы дефицит­ная информация все же проследо­вала по коммуникационным каналам, у каждого из супругов была бы пол­ная картина внутренней жизни дру­гого и высока вероятность, что разви­тие взаимоотношений пошло бы дру­гим путем.

Второй этап развития коммуника­ционной проблемы начался с того мо­мента, когда Анна Н. получила воз­можность формулировать свои по­желания уже с позиции матери боль­ного ребенка.

Третий этап — собственно конф­ликтные взаимоотношения с момен­та, когда они начали обмениваться взаимными   ударами,   стараясь   поставить друг друга в безвыходное по­ложение. Коммуникация на этом эта­пе приобрела уже чисто конфликтный характер: «А раз ты так, то я вот так!»

На каждом этапе развития ком­муникационной проблемы вес меньше вероятность, что супруги будут вза­имно откровенны и поделятся своими переживаниями. Вместе с нараста­нием конфликтного отношения уси­ливаются и коммуникационные ба­рьеры. Очевидно, что основным на­правлением семейной психотерапии в данном случае должно быть созда­ние правильного представления о личности друг друга, уяснение ис­точников развития семейного конф­ликта.

Наблюдение 2. Людмила Д., 25 лет. 7 лет замужем. Живет с мужем и свекровью. Муж на 9 лет старше ее. По профессии бухгалтер. Обратилась с жалобами на чувство тоски, утомляемость, частые головные боли, рас­сеянность, которая не была свойственна ей ра­нее, бессонницу.

Внешне семейные отношения хорошие. Име­ет ребенка 4 лет. Более интенсивное изуче­ние семейных отношений показало наличие коммуникационной проблемы в ее взаимо­отношениях со свекровью. Проблема возникла с момента замужества. Свекровь очень при­вязана к сыну и переживала в связи с его женитьбой. Он женился, когда был в длитель­ной командировке в небольшом городке. Люд­мила Д. по характеру стеснительная, неуверен­ная в себе, хотя, по свидетельству мужа, иног­да находят приступы «детского упрямства», причины которых она потом не может тол­ком объяснить. Когда невестка приехала жить в Ленинград, свекровь приняла решение, что, «хотя и была против этого брака, но раз так все получилось, она поможет невестке всей душой». Эта помощь и явилась источником коммуникационной проблемы, «Я с детства не могу, когда кто-нибудь стоит и смотрит, как я что-то делаю, Свекровь же от меня просто не отходила. У меня просто из рук все вали­лось, а она тут же выхватывала и поучительно, как старая учительница, говорила: «Не-е-т, не та-а-ак, а вот так, посмотри вниматель­но!» — Я себя чувствовала дурой, неловкой и неумелой, Если бы она от меня отстала, я сама понемногу во всем бы разобралась. А так по-, лучилось, что я сразу все должна делать очень хорошо». На вопрос, пыталась ли Д. объяс­нить свое состояние свекрови или мужу, она ответила: «Даже не пыталась. Она бы смер­тельно обиделась. Она от всей души для моей же пользы тратит время и здоровье, а я ей за­являю, что она мне мешает». Мужу пыталась объяснить, но он ее не понял, думая, что мать

нее делает из самых лучших побуждений. Бо­льная призналась, что иногда испытывала при­ступы ярости, когда свекровь, стоя за ее спи­ной, наблюдала, как она что-то делает, а за­тем с характерной всегда одинаковой учитель­ской интонацией («Не-е-т... и т. д.») начинала ей объяснять, что она сделала не так, «Было желание ваять тарелку, которую я протирала, и разбить об ее голову» — так охарактеризо­вала свое состояние пациентка. После таких приступов испытывала чувство страха и вины. Уже тогда появились бессонница и головные боли.

По совету подруги, которой рассказала о взаимоотношениях со свекровью, прочитала две книги по домоводству и, вопреки свекрови, начала отстаивать «научные способы», как нужно варить, гладить и т. п. Стала настаивать на разделении квартиры.

С появлением ребенка конфликт ушел вглубь, Людмила Д. очень переживала за ре­бенка, боялась сделать что-то не так. Свек­ровь буквально оттеснила ее от ребенка и взяла уход за ним в свои руки. Это вызвало сильнейшие переживания Людмилы Д. Она рассказала, например, как однажды ребенок по ошибке назвал бабушку мамой. После этого она «проревела всю ночь>. Невроти­ческие симптомы в это время усилились, по­явились раздражительность, вспышки яро­сти, пониженное настроение. «Немного отхо­жу только на работе. Иногда хочется уснуть и больше уже никогда не просыпаться».

Рассмотрим коммуникационную проблему Людмилы Д. Она не могла «передать» свекрови свои пережива­ния, чувства и эмоции, которые воз­никали у нее в связи с неусыпным контролем последней. Как бы раз­вились события, если бы такая пере­дача была возможной и свекровь по­лучила бы полное представление об интенсивности и характере чувств не­вестки? Трудно в точности предви­деть реакцию, однако ясно, что све­кровь встала бы перед фактом: вме­сто того, чтобы помогать невестке, она ее мучает, лучшая помощь в данный момент — это не дергать ее, дать ей возможность спокойно во всем самой разобраться. Если бы свекровь вообще хорошо знала не­вестку, она бы почувствовала ее бес­помощность и несамостоятельность и была бы уверена, что через неко­торое время невестка сама обратится за помощью и советом.

Определенная коммуникационная проблема имела место и у свекрови. Брак сына вызвал у нее тревогу преж-

►де .всего в силу того, что больше она не будет нужна ему, «сейчас будет кому о нем заботиться». Основным барьером к передаче такой информа­ции невестке было, во-первых, само­любие (она не смогла бы объяснить ни невестке, ни сыну, что, несмотря на появление у него жены, она хотела бы по-прежнему заботиться о нем). Во-вторых, трудности в 'осознании своих чувств: она представляла себе, что заботится не потому, что это ей самой нужно, а потому, что нужно сыну. Если бы невестка имела полное представление о чувствах свекрови, она бы по крайней мере серьезно задумалась, что сделать, чтобы свек­ровь не чувствовала себя ненужной сыну. Возможно, что в результате был бы найден выход.

Развитие данной коммуникацион­ной проблемы в конфликт отличается от предшествующей. Отмечалось два этапа. Второй этап начался, когда не­вестка все же попыталась избавиться от опеки с помощью чтения пособий по домоводству. Смысл ее действий, обращенный к свекрови, мог бы быть передан такими словами: «Теперь я уже смыслю в домашнем хозяйстве больше Вас; следовательно, Ваша опека излишня». Данный этап не успел развиться. Возможно, ответом свекрови была бы обида и далее начались бы открытые конфликт­ные действия, которые могли закон­читься ухудшением здоровья свекро­ви (у нее уже имелась ишемическая болезнь сердца). Однако рождение ребенка резко изменило соотношение сил в семье, повысило зависимость невестки. Она вынуждена была усту­пить, и конфликт превратился во внутренний, ставший источником ее заболевания.

Таким образом, коммуникацион­ная проблема становится источником психотравматизацйи членов семьи прежде всего в силу того, что мешает удовлетворению их потребностей, а также1 потому, что «запускает» ме­ханизм конфликтных взаимоотноше­ний и ведет ко все большему ухудше­нию взаимопонимания.

Причины возникновения наруше­ний межличностной коммуникации в семье. Поскольку семейная коммуни­кация чрезвычайно сложна, то и причины ее нарушений могут быть столь же сложны и многообразны. Некоторые из этих причин уже были рассмотрены. Немалую роль играет и осознанность процесса, наличие коммуникационного внимания, уме­ния выразить свои чувства в адек­ватной форме. В то же время при ис­следовании семей, оказывающих пси-хотравмирующее воздействие на личность, на первый план выступают некоторые другие источники наруше­ний в процессе коммуникации:

1. Перегрузка коммуникации по­бочными функциями. Каждое со­общение, кроме основной фун­кции — передачи информации, мо­жет выполнять еще и дополнитель­ные. Одна из наиболее важных среди них — это управление представле­нием лица, к которому адресовано сообщение, о говорящем и о взаимо­отношении. Так, слова: «Мне хорошо с тобой» — являются и предложе­нием дальше проводить время вме­сте, и выражением симпатии к тому, с кем ведется разговор, и даже ува­жения (значит, он обладает каче­ствами, в силу которых с человеком бывает хорошо; известно, что это весьма ценимые качества). С другой стороны, произнося эти слова, гово­рящий следит за тем, чтобы их ре­зультатом не явилось понижение ува­жения к нему самому. Он постара­ется избежать, например, унизитель­ной для себя формулировки той же мысли типа «Без тебя мне плохо».

В результате любое сообщение, адресованное другому члену семьи, «фильтруется», «редактируется» по крайней мере в трех отношениях. Это, во-первых, соответствует ли оно имеющемуся у индивида представле­нию о том, каким он должен казать­ся окружающим. Так, например, индивид, которому очень важно, чтобы члены семьи считали его чело­веком опытным и сведущим, испы­тает немалые затруднения, если ему

нужно спросить у кого-то совета. Точ­но так же член семьи, желающий, чтобы его считали смелым, вряд ли решится рассказать другим членам семьи о своих опасениях и колеба­ниях, вряд ли он задаст вопросы о том, опасно ли то, что он собирает­ся сделать, и т. п. Отвечая на воп­рос: «Что бы Вы хотели, чтобы о Вас думали в семье?» — члены семьи называют обычно немалый перечень качеств: умный, честный, хороший муж, справедливый, бескорыстный. Это показывает, сколь сложен образ «Я для других» и, следовательно, сколь многообразные ограничения он может накладывать на процесс ком­муникации. Во-вторых, в ходе со­общения проверяется, соответствует ли оно образу другого, т. е. тому, каким он хочет, чтобы мы его пред­ставляли. Действительно, если наше сообщение будет противоречить в каком-либо аспекте тому, как он хо­тел бы выглядеть в глазах других (например, «не тот тон» и т. п.), то со­общение может вызвать его протест и коммуникация не состоится. В-третьих, сообщение проверяется и в том смысле, соответствует ли оно характеру наших взаимоотношений. Одно и то же сообщение о том, что индивиду нужна «вон та книга», бу­дет формулироваться по-разному, в зависимости от того, это друг или просто знакомый, и оно вообще не бу­дет иметь место, если это враг.

Перегрузка побочными функциями возникает, если значение перечислен­ных трех моментов настолько воз­растает, что коммуникация вообще становится невозможной. В этом случае определенная информация легко приходит в противоречие с од­ним из трех образов: «Я для друго­го», «Другой для меня» или «Наше взаимоотношение», и коммуникация либо прекращается, либо превраща­ется в конфликт. Отвечая на вопро­сы «Ознакомительной анкеты», чле­ны семей, проходившие семейную психотерапию, давали ответы на во­прос: «Есть ли в Вашей семье темы, которых Вы не затрагиваете, чтобы

не осложнять взаимоотношений?» Из 40 человек, ответивших на вопро­сы анкеты, 38 указали, что такие те­мы есть.

2. Нарушение «представления об адресате коммуникации» как ком­муникационный барьер. Межлич­ностная коммуникация требует от общающихся хорошего представле­ния о личности друг друга. Искажен­ное представление о другом члене семьи может выступить в качестве серьезного барьера взаимопонима­ния при информационном общении. Это отчетливо видно, в частности, на приведенных выше примерах. Так, в 1-м наблюдении у мужа, Нико­лая Н., было явно недостаточное представление о личности его жены и особенно о чувствах, которые вы­зывало у нес ее положение в семье. В результате он не понял (точнее, понял очень поверхностно) ее обращение за помощью. Точно так же во 2-м наблюдении муж весьма плохо представлял себе внутренний мир жены. Поэтому осталась не по­нятой очень важная в истории этой семьи ее попытка объяснить ему те чувства, которые вызывает у нее опе­ка со стороны свекрови.

Знание личности члена семьи, к которому индивид обращается с ка­ким-то сообщением, бывает не­обходимо по крайней мере в двух отношениях. Во-первых, необходимо знать и учитывать интеллектуальный уровень того, с кем общаешься. Это не всегда просто, особенно при обще­нии с детьми. Есть люди, которые как раз в силу этого обстоятельства не умеют разговаривать с детьми: говорят слишком упрощенно или сложно. Во-вторых, необходимо пра­вильно предусмотреть реакцию ин­дивида на сообщение. Например, соответствует ли высказывание са­молюбию адресата коммуникации, правильно ли будет понято намере­ние говорящего. Неспособность пра­вильно учесть все эти моменты лежит в основе многих эпизодов семейных конфликтов, обид, недоразумений. Для иллюстрации того, какую роль

3  Сем(ип,>н психотерапии

играет представление о личности другого в семейных информацион­ных взаимоотношениях, обратимся к конкретному эпизоду взаимоотно­шений между супругами.

Наблюдение 3. Нина Н., 25 лет, замужем. Муж—Алексей Н., 26 лет. Женаты 5 лет. Проходят семейную психотерапию в связи с заболеванием старшего сына — Толи Н., 4 лет. Приводимый эпизод взаимоотношений рас­сказан Ниной Н. во время первой встречи с психотерапевтом в качестве еще одного до­казательства того, что ее супруг имеет привыч­ку срывать на  ней свое плохое настроение.

«Он (Алексей) верЕгулся с работы в ярости и, размахивая кулаками, рассказал, что начальник при всех отругал его, причем в са­мой хамской форме. Муж сказал мне далее, что на этот раз он еще сдержался, но за сле­дующий раз не уверен. Я сказала мужу, что я бы поступила так: во-первых, напомнила бы начальнику, что он, как начальник, имеет пра­во критиковать, но не имеет никакого права оскорблять людей, а во-вторых, я бы спокойно вышла из кабинета. По-моему, я правильно объяснила — именно так нужно поступать в таком случае. Я думала, что он мне скажет спасибо за совет. Вместо этого муж вскипел, наорал на меня и выскочил, хлопнув дверью».

В данном эпизоде перед женой стояла за­дача, основываясь на своем знании (уже мно­голетнем) мужа, правильно установить мо­тив его обращения к ней, т. е. чего он хочет, что ему в данный момент нужно. Эта задача была осложнена (и это характерно для се­мейных взаимоотношений) многозначностью его «коммуникационного сообщения». Дей­ствительно, гневные слова мужа о начальнике, обращенные к ней, можно было интерпрети­ровать, как обращение за моральной под­держкой; просьбу дать совет; просьбу успо­коить его (типа «Не волнуйся, все не так уж страшно»); попытку произвести на нее впечат­ление своей выдержкой и бесстрашием; кос­венную просьбу санкционировать ответную его реакцию в следующий раз (типа «В сле­дующий раз не давай ему спуску. Я знаю, что ты думал обо мне и ребенке и потому сдер­жался. Ничего, перебьемся»).

Знание внутреннего мира супруга нужно было Нине Н., чтобы правильно установить мотив обращения. Она с полной уверенностью интерпретировала его, как просьбу дать совет. На самом же деле (и дальнейшее знакомство с данной семьей подтвердило это) ведущим мотивом было желание моральной поддержки. Если бы Нина Н. в ответ на яростную вспышку сказала или показала, что разделяет его не­годование, конфликт бы не возник. Интер­претировав же слова мужа, как обращение за советом, она фактически унизила его, ясно показав, что на его месте сумела бы найти правильный выход из положения. В результате ярость мужа обратилась на нее.

Он, в свою очередь, переоценил ее способ­ность  понять его правильно  и  неверно  интерпретировал   ее   ответ,   как   желание   его унизить.

Анализируемый эпизод свидетель­ствует в пользу того, что представле­ние и жены и мужа друг о друге в данной семье искажено. Она считает его более «деловым» и рас­четливым, чем он есть на самом де­ле, и в то же время недооценивает его потребность чувствовать себя правым. Он со своей стороны считает ее значительно более проницательной и агрессивной (склонной унижать других), чем это имело место на самом деле. Подобное же искаженное представление друг о друге в этой семье нередко оказывалось источ­ником взаимных недоразумений и обид.

Таким образом, недостаточно пол­ное знание особенностей личности другого супруга представляет собой важный барьер коммуникации, соз­давая препятствия для адекватного информационного общения.

В связи с этим возникает необ­ходимость в методах изучения пред­ставлений супругов друг о друге. Проблема понимания человека чело­веком стала предметом интенсивных исследований в последние годы [Бо-далев А. А. и др., 1983]. В ходе семей­ной консультационной и психотера­певтической работы было опробовано значительное количество методик, нацеленных на лучшее понимание супругами друг друга.

Наш опыт психотерапии побудил нас отдать предпочтение относитель­но малоизвестной и редко при­меняемой методике изучения прог­ностической эмпатии супругов по отношению друг к другу [Эйдемил-лер Э. Г., 1980]. Суть методики в следующем. Каждый из обследуемых (к примеру, супруги, родители и де­ти) дает ответы на вопросы стандарт­ного опросника. Нами применялся с этой целью опросник R. Kartell (1970) —форма С. После заполне­ния опросника перед членами семьи ставилась задача — основываясь на своем знании друг друга, с учетом обстановки,    в    которой    проходит

обследование, состояния каждого в данный момент, угадать ответы других членов семьи и ответить на все вопросы опросника. При этом со всей категоричностью подчеркивалось, что требуется не охарактеризовать других членов семьи, а угадать, как можно точнее, их ответы. Отношение правильно угаданных ответов к об­щему числу вопросов давало коэф­фициент прогностической эмпатии (Кпэ) ■ Этот коэффициент мы и рас­сматривали как показатель точности представления одного члена семьи о другом. Всего в исследовании уча­ствовали 44 мужа, 78 жен и 90 под­ростков в возрасте 12—18 лет, при­нимавших участие в семейной психо­терапии или участвовавших в работе психологической консультации.

Уровень взаимной прогностической эмпатии членов семьи, %

Полученные данные показывают, что психологу или врачу, проводя­щему семейную психотерапию, при­ходится иметь дело с семьями, члены которых характеризуются довольно низким уровнем эмпатии. В особен­ности это касается мужей и под­ростков.

Установление низкого уровня эм­патии членов семьи по отношению друг к другу дает основание думать о наличии коммуникационного барье­ра в их информационном общении. Чрезвычайно важно в ходе под­готовки семьи к семейной психо­терапии и то, что указанная методика позволяет установить не только об­щий уровень точности представле­ния членов семьи друг о друге. Она дает возможность также выявить «проблемы эмпатии», т. е. показать, какие конкретно качества других членов   семьи   воспринимаются   ис-

кт, %

Мужья

Жены

Подростки

50 и мень-

37

27

44

ше

 

 

 

50—65

30

28

32

65 и выше

33

45

24

Всего

100 (44)

100 (78)

100 (90)

каженно. В частности, в описанном 3-м наблюдении при исследовании уровня эмпатии установлено, что же­на (Нина Н.) действительно недо­оценивает значение, которое ее муж придает моральной стороне своих поступков, и переоценивает его рас­судительность.

Обработка полученных данных выявила ряд интересных тенденций в проявлениях взаимной эмпатии у членов семей. Так, у матерей наи­более часто выявлялись пробелы эмпатии (неправильное угадывание) в оценке недоверчивости как мужей, так и подростков (недоверчивость они считали большей, чем это имело место). Ими же переоценивался оп­тимизм, жизнерадостность обоих представителей мужской половины семьи. Значительные ошибки (в сто­рону недооценки) были сделаны ма­терями (женами) при оценке склон­ности переживать чувство вины. Мужья склонны переоценивать уро­вень возбудимости и неуравновешен­ности своих жен.

Выявление пробелов эмпатии в хо­де обследования семьи дает возмож­ность выдвигать обоснованные пред­положения об искажениях коммуни­кационного процесса в данной семье.

Психотерапевтическая коррекция коммуникационных процессов в се­мье. Как уже указывалось, к настоя­щему времени разработаны много­численные методики коррекции ком­муникационных процессов в семье. Однако для решения специфических задач, возникающих при психоте­рапии семьи, оказывающей психо-травмирующее воздействие на ее членов, возникает необходимость в специальных методах.

Психологическая коррекция уров­ня прогностической эмпатии оказа­лась весьма эффективной в случае, если основной причиной коммуни­кационного барьера было плохое (искаженное) представление друг о друге. Опишем кратко методику дан­ного вида психотерапии, разработан­ную нами для коррекции этого на­рушения коммуникации:

3*

1.  На первом этапе члены семьи за­полняют друг на друга стандартные опросники. Подсчитывается коэффи­циент    эмпатии,    устанавливаются пробелы эмпатии.

2.  Членам     семьи    предлагается придумать как можно больше слу­чаев, эпизодов, когда данный пробел эмпатии оказывается источником не­доразумений, обид. При достаточно высоком  интеллектуально-образова­тельном уровне задание может вы­полняться индивидуально и даже в виде «домашнего». В других случаях возможно групповое составление та­ких историй. Цель этапа — сформи­ровать у члена семьи умение распоз­нать ситуации, в которых проявляет­ся пробел эмпатии, а также «бдитель­ность», т. е. осмотрительность, вни­мательность в таких ситуациях.

3.   Выполнение   специальных   уп­ражнений  по усилению  эмпатично-сти к качествам, по распознаванию которых  имелся  пробел.   Упражне­ния эти индивидуальны, основу их составляет описание   (весьма крат­кое, в самых общих словах) встречи двух людей, упоминается несколько тем их разговора. Затем сообщается, что  один   из   них,   возвращаясь  со встречи, с удивлением констатирует, что у него от встречи остался не­приятный   осадок  на  душе.   Члену семьи,    участвующему    в    занятии, предлагается   указать   как   можно больше возможных причин, из-за ко­торых мог возникнуть этот осадок. При этом сообщается,  что у этого человека   ярко   выражено   как   раз то качество, по отношению к кото­рому у члена семьи пониженная эм-патия.   Например,   если   участвую­щий  в  семейной психотерапии  ин­дивид  имеет  пониженную  эмпатию к проявлениям самолюбия у других людей, ему говорится:   «Придумай­те возможно больше причин, из-за которых появился неприятный оса­док,   учитывая,   что   человек   этот весьма самолюбив».

Упражнение позволяет создать бо­лее яркое представление о данном качестве, его различных проявлениях

и, как предыдущее, создает установ­ку «бдительности» по отношению к «пробелу».

Таким образом, нарушения меж­личностной коммуникации в семье могут выступать в качестве суще­ственного источника психической травматизации личности прежде всего в силу того, что приводят к раз­витию конфликтного взаимоотноше­ния в семье. Основные направления коррекции процесса коммуникации в семье — это психотерапевтические мероприятия, направленные на осо­знания места коммуникации в семье и ликвидацию нарушений («пробе­лов») эмпатии.

НАРУШЕНИЕ МЕХАНИЗМОВ ИНТЕГРАЦИИ СЕМЬИ

Сплоченность семьи, способность противостоять силам, разъединяю­щим ее, — чрезвычайно важная ха­рактеристика ее жизнедеятельности. Уже повседневные наблюдения по­казывают явную связь между спло­ченностью и тем, как семья преодоле­вает трудности и нарушения.

Понятен поэтому интерес предста­вителей разных специальностей, за­нимающихся семьей, к факторам, определяющим сплоченность. Этот вопрос интересует философов, со­циологов, демографов, психологов [Чуйко Л. В., 1975; Соловьев Н. Я-, 1977; Харчев А. Г., 1979].

Характеризуя   психологические   и социально-психологические    работы о семейной интеграции, можно вы­делить, разумеется, условно, три ос-' новных  подхода   к  этой   проблеме.

«Балансная концепция» стабиль­ности семьи. В центре внимания пси­хологов с данным подходом — мо­тивы членов семьи, определяющие их отношение к семье. Основное вни­мание при этом уделяется мотивам, определяющим положительное от­ношение к семье, и тем, которые вы­зывают неудовлетворенность ею. Считается самоочевидным, что чем больше мотивов, привлекающих ин­дивида к семье, и чем они сильнее, и,

с другой стороны, чем меньше моти­вов, отталкивающих от семьи, тем сплоченность семьи больше. Такое допущение лежит в основе многих работ, посвященных причинам се­мейных конфликтов, разводов и дру­гих нарушений стабильности семьи. Пытаясь ответить на вопрос о при­чинах распада семей, сторонники этого подхода обращаются прежде всего к выяснению мотивов неудов­летворенности семьей. Наиболее по­следователен и теоретически обос­нован такой подход в работе Г. Келли и Дж. Тибо (1984), посвященной анализу семейных взаимоотношений. В выдвинутой ими концепции ста­бильность семьи в каждый момент ее жизни зависит от соотношения мотивов: «за семью», определяющих желание индивида оставаться в ней и дальше, и «против семьи» (вызы­вающих желание покинуть ее).

Концепция совместимости членов семьи. Сторонники этого подхода пытаются выяснить соотношение ха­рактерологических и других лично­стных особенностей членов семьи, которое обеспечивает наибольший уровень стабильности. Попытки ис­кать источники стабильности семьи в данном направлении вполне есте­ственны. Очевидно, чтобы группа людей, составляющих семью, достиг­ла своих целей, они должны быть в чем-то сходны между собой и в чем-то различны. Простые рассуждения подсказывают, где желательно сход­ство и где различие. Видимо, сход­ство необходимо в целях, которые ставят перед собой члены семьи, в направлении их действий. Им необ­ходимо взаимопонимание, которое обеспечивается сходством языка, представлений о мире, жизни, ситуа­ции, в которой оказалась семья. Раз­личными должны быть в основном способности, навыки, умения членов семьи. Действительно, чтобы добить­ся всего, что семье нужно, надо очень много знать, уметь, мочь. Посколь­ку, скорее всего, одному человеку не под силу все эти знания, умения, спо­собности, то тут желательно взаи-

модополнение. Один способен на од­но, но не умеет другого. Другой же, наоборот, не в состоянии справиться с первым, но силен во втором — вот идеальное соединение людей, кото­рые нуждаются друг в друге.

Исследования соотношения лично­стных качеств людей, вступающих в брак, успешно живущих в нем, дей­ствительно, позволило выявить ряд сочетаний этих качеств, способст­вующих семейной интеграции [Обо-зова А. Н., 1980; Аугустинавичю-те А., 1982].

Концепция механизмов семейной интеграции. Обе предыдущие кон­цепции усматривают ответ на вопрос о причинах стабильности семьи в лич­ных особенностях ее членов (благо­приятный баланс индивидуальных мотивов, хорошее сочетание других качеств личности). При рассматри­ваемом подходе основное внимание уделяется процессам, которые воз­никают уже после создания семьи и протекают не на личностном, а на общесемейном уровне. Делается по­пытка выявить социально-психологи­ческие механизмы, действующие в данной семье и обеспечивающие не­обходимое отношение членов семьи к ней.

Такой          подход      развивается

А. В. Петровским (1983). Для по­нимания сущности семейной спло^ ченности он применяет собственную концепцию «коллективистической идентификации». В соответствии с ней члены семьи при определенном уровне развития отношений исходят в своем поведении уже не только из своих индивидуальных интересов, но и из интересов семьи как целого. При этом (и в этом важная особен­ность описываемого механизма ин­теграции) данные виды поведения («из интересов семьи» и «из собст­венных интересов») не противоречат друг другу, а, напротив, едины. «Под­линную альтернативу альтруизму, как и эгоизму, в развитом семейном коллективе, — пишет А. В. Петров­ский, — составляет особый психо­логический    феномен,    вмещающий

в себя такую мотивацию взаимоот­ношений, при которой каждый (взрослый, подросток, юноша) дей­ствительно относится ко всем другим, как к самому себе, и к себе, как ко всем другим, исходя из одних и тех же нравственно оправданных прин­ципов».

Нет сомнения в том, что в форми­ровании сплоченности семьи участ­вуют моменты, отражаемые всеми указанными концепциями. Семейная интеграция — результат сложного взаимодействия личностных свойств и общесемейных психологических механизмов. В то же время, с точки зрения задач семейной психотера­пии, особенно большой интерес пред­ставляют как раз семейные меха­низмы интеграции. Семейный пси­хотерапевт имеет дело с семьей, ко­торая уже' сформирована, личност­ные качества ее членов уже во мно­гом «заданы». Функционирование же механизмов интеграции, их кор­рекция в случае нарушений в зна­чительно большей степени могут явиться результатом действий семей­ного психотерапевта. Поэтому имен­но этому аспекту жизнедеятельности семьи мы уделим основное внимание.

Социально-психологическими ме­ханизмами интеграции семьи мы бу­дем называть совокупность психо­логических процессов, охватываю­щих членов семьи и их взаимоот­ношения и ведущих к формирова­нию и развитию просемейных мотивов (т. е. мотивов, обусловли­вающих положительное отношение к семье, желание оставаться ее чле­ном, стремление укреплять ее), со­действующих снятию отрицатель­ных, фрустрирующих переживаний (неудовлетворенность, агрессия, тре­вога, напряженность) и .разрешению внутренних и межличностных конф­ликтов.

В силу действия этих механизмов происходит интеллектуальное и эмо­циональное «переосмысление» усло­вий жизни семьи, отношений в ней в таком направлении, чтобы уси­лились просемейные мотивы и ослабли те, которые дестабилизируют ее. Действие этих механизмов осо­бенно отчетливо проявляется в том, как та или иная семья реагирует на трудности, фрустрации. Если в семье не действуют или нарушены эти механизмы, то трудности выступают как фактор, разрушающий семью, ослабляющий ее прочность. При эф­фективном же действии описываемых социально-психологических механиз­мов те же трудности становятся ис­точником дальнейшей интеграции се­мьи,   еще   большего   ее   сплочения.

В этом пункте особенно хорошо прослеживается отличие данного подхода от «балансной концепции». Последняя исходит из изучения гото­вых, уже сформировавшихся про-семейных и антисемейных мотивов и их баланса. С точки зрения «балан­сной концепции», семья — пассив­ный результат, отражение баланса индивидуальных мотивов. При не­благоприятном (отрицательном) ба­лансе она крайне нестабильна. С точки зрения же обсуждаемой кон­цепции социально-психологических механизмов интеграции, семья сама участвует (в той или иной мере) в формировании семейных мотивов, управляет этим процессом. Эта кон­цепция стремится получить ответ на вопрос о том, как семья участвует в формировании просемейных мотивов и благоприятного их соотношения с антисемейными.

Социально-психологические ме­ханизмы семейной интеграции весь­ма различны по своей природе. Мы рассмотрим два вида таких меха­низмов, играющих особо важную роль при изучении семьи, оказываю­щих психотравмирующее воздейст­вие на личность. Первый из них мы будем называть механизмом «общ­ности судьбы», второй — «эмоцио­нальной идентификации с семьей». Подчеркнем сложность обоих меха­низмов, поэтому предлагаемые на­звания их в известной мере условны и не претендуют на то, чтобы выра­зить всю специфику процессов, обес­печивающих их действие.

Социально-психологический ме­ханизм «общности судьбы». Этот механизм семейной'интеграции ох­ватывает весьма многочисленные психологические и социально-психо­логические процессы в семье, в силу которых:

1.   У членов семьи  формируются представление,     навык,     привычка именно семейного   (а  не индивиду­ального) удовлетворения различных своих потребностей. В сознании чле­нов семьи семейная жизнь представ­ляется наиболее естественным, удоб­ным, привычным способом  удовле­творения   жизненных   потребностей: материально-бытовых,  сексуальных, в   понимании,   уважении,   общении и т. п.

2.  Укрепление семьи, забота о ее благе     воспринимаются     членами такой семьи, как самый простой и естественный   путь   удовлетворения собственных потребностей. Индивид считает, что удовлетворить матери­ально-бытовые   потребности   можно лишь  увеличением  семейного  бюд­жета, улучшением бытовых условий всей семьи. Точно так же повышение удовлетворения  своих  психологиче­ских потребностей в понимании, со­чувствии, симпатии он связывает с улучшением  психологической   атмо­сферы в семье. Ощущение «общно­сти судьбы» у членов семьи как раз и обусловлено тем, что все ее члены (и вся семья в целом) играют боль­шую роль в удовлетворении потреб­ностей каждого. Забота о семье в це­лом   воспринимается   как  забота   и о себе.

3.  Развитие «семейного доверия». Оно проявляется в том, что в такой семье противоречия смягчаются или перерабатываются за счет взаимных уступок либо добровольной уступки одной из сторон. При этом в основе такой уступки лежит не самопожерт­вование, а в основном данный тип до­верия. Уступающий уверен, что, во-первых, его уступка будет в конеч­ном счете в более длительной пер­спективе полезна и ему самому; во-вторых, что в иное время и в другой

ситуации аналогичным образом по­ступят и другие члены семьи; в-тре­тьих, что его уступчивостью не зло­употребят, не превратит в правило, а она будет воспринята с чувством благодарности. Система взаимоот­ношений в такой семье в определен­ной мере напоминает взаимоотно­шения хорошего экипажа находяще­гося в дальнем плаванье судна. Каж­дый понимает, что, заботясь о судне и экипаже, он заботится и о себе.

В семьях с подобным механизмом семейной интеграции отношения про­изводят впечатление очень тесных, построенных на большом взаимном доверии. Нередко супруги из таких семей затрудняются ответить на воп­рос: любят ли они друг друга; они, скорее, «сжились», привыкли пола­гаться на другого, как на себя. Чле­ны таких семей нередко сами родом из весьма дружных семей, с много­численными и богатыми семейными традициями (семейной самодеятель­ности, семейных праздников, всеми почитаемых семейных авторитетов). Еще один результат такого стиля взаимоотношений в семье — это вы­сокий уровень взаимной эмпатии. Взаимное доверие порождает откро­венность, а она, в свою очередь, — способность хорошо представлять внутренний мир друг друга. Члены семьи, как правило, легко и правиль­но могут предсказать поступки друг друга в самых различных ситуациях.

Характер взаимоотношений в се­мьях, где описанный механизм инте­грации не развит или нарушен, резко отличается от приведенного. Во-первых, здесь выражена тенденция удовлетворять широкий круг потреб­ностей вне семьи и независимо от нее. Семья старается по мере воз­можностей не обзаводиться хозяйст­вом, выражены традиции раздель­ного отдыха, отдельного у каждого члена семьи круга друзей и знакомых. В семейном бюджете значительную роль играют средства, расходуемые каждым членом семьи по личному усмотрению. Во-вторых, члены семьи весьма сдержанны в создании и осу-

ществлении разного рода общих пла­нов и дел (в частности, нередко семья «тянет» с обзаведением детьми). В-третьих, в значительно меньшей мере, чем в ранее описанной семье, здесь выражено взаимное доверие «в кредит», т. е. в случае противоре­чия у члена такой семьи нет ощуще­ния, что то, что он делает для друго­го, он делает и для себя. В семье с «взаимонезависимыми» отношения­ми в большей степени действует принцип: «А в чем ты уступишь, если я уступлю в этом?».

Следует подчеркнуть, что семья с неразвитостью механизма «общности судьбы» не обязательно является нестабильной. Напротив, интеграция семьи может быть весьма высокой. Но в этом случае она достигается за счет каких-то других моментов. Исто­чники неразвитости или нарушений данного механизма могут быть самы­ми различными. Это в первую оче­редь общесемейные: например, нали­чие в семье длительного серьезного конфликта. Формированию механиз­ма «общности судьбы» препятствует и отрицательный опыт семейных вза­имоотношений, вынесенный из дру­гой семьи или родительской семьи. Супруги, выросшие в семье, где име­ли место серьезные конфликты, раз­ногласия, нередко имеют в связи с этим своеобразную «фобию семьи», которая проявляется в страхе всту­пить в прочное семейное взаимоот­ношение, характеризующееся «общ­ностью судьбы», стремятся возмож­но дольше сохранить «независимость» от семьи. С точки зрения семейной психотерапии, существенно, что се­мья с ослабленным механизмом се­мейной интеграции обладает по­ниженным «иммунитетом» к широко­му кругу нарушений, в том числе и тем, которые становятся источни­ком психической травматизации. Семья такого типа очень чувстви­тельна к условиям жизни. Отношения в ней «хороши, пока все хорошо». Всевозможные нарушения, сложно­сти ставят перед ней трудные зада­чи, серьезно угрожают ее интеграции,

значительно повышают психотрав-матичность ее неблагоприятных сто­рон для членов семьи.

В качестве иллюстрации событий, происходящих в такой семье, приве­дем следующее наблюдение.

Анатолий Ж., 31 года. Наблюдался в пси­хиатрической клинике в связи с попыткой истинного суицида. Пациент по профессии слесарь-монтажник. На протяжении 6 лет про­живает вместе с Виолеттой Э., 33 лет. Журна­листка телевидения. Стиль взаимоотношений в семье характеризуется «взаимной незави­симостью». К длительным командировкам Вио­летты Э. добавляется склонность (в особен­ности с ее стороны) проводить выходные и отпуска раздельно. Семейного бюджета факти­чески не существует. Когда надо приобрести какую-то вещь, то либо она приобретается тем, «кому нужнее», либо приобретают совместно, выделяя какие-то средства. Основную роль в поддержании такого стиля жизни семьи иг­рает Виолетта Э. «Фобия семейственности» у нее имеет своим источником прежде всего опыт родительской семьи. Ее отец ушел от ма­тери, когда Виолетте Э. было 10 лет. Мать тяжело пережила уход и на протяжении не­скольких лет подолгу внушала: «Какой подлец твой отец!» Немалую роль сыграло и журна­листское «амплуа». Она немало выступала и писала о положении женщины, о неравенстве обязанностей в семье и т. п. Характеризуя свою связь с Анатолием Ж., она отметила прежде всего «хорошую эмоциональную связь»: «Мне хорошо с ним, а ему со мной. Ои умный, начи­танный, добрый, спокойный, все понимающий, толковый человек». Значительную роль в спло­ченности семьи сыграла хорошая сексуальная адаптация. Кризис в семье наступил за два месяца до попытки самоубийства, когда в результате осложнения после операции на мочевом пузыре у Анатолия Ж. наступило расстройство половой функции. Анатолий Ж. тяжело переживал несколько неудач сексуаль­ного сближения. Им были тяжело восприняты слова лечащего уролога о том, что может потребоваться серьезное и длительное лечение. Роль «последней капли» сыграло полученное им сообщение об измене жены во время коман­дировки. Под воздействием сильного аффекта Анатолий Ж. выстрелил в себя из охотничьего ружья.

Столь резкая реакция на психи­ческие травмы, обусловленная нару­шением половой функции, не случай­на и тесно связана с характером семейных взаимоотношений, Можно утверждать, и это подтверждают результаты психологического изуче­ния семьи, что если бы отношения в семье были более многосторонними, в частности были бы дети, если бы

брак был зарегистрирован, имелся бы значительный круг общих знако­мых, совместные заботы, касающиеся бытового устройства семьи, реакция Анатолия Ж. на психотравмирующее обстоятельство оказалась бы несрав­ненно более мягкой. Он понял бы, что, несмотря на нарушение столь важной связующей нити, какой в данной семье были сексуальные вза­имоотношения, у него и Виолетты Э. «есть ради чего жить», например ради детей, общих планов.

Семейная психотерапия в данном случае была облегчена тем, что по­ступок Анатолия Ж., доказав Виолет­те Э. степень его эмоциональной при­вязанности и даже зависимости от нее, сам по себе содействовал снятию ее страха перед семейной взаимо­зависимостью. Вскоре после выхода из больницы Анатолия Ж. они офор­мили свои отношения, было принято решение относительно детей: «или обзавестись своим, или усыновить»; семья резко изменила стиль взаимо­отношений в направлении «общей судьбы».

Социально-психологический Меха­низм «эмоциональной идентификации с семьей». Ведущую роль в функцио­нировании данного механизма семей­ной интеграции играют эмоциональ­ные отношения симпатии между чле­нами семьи. В понимании этих отно­шений мы будем опираться на опре­деление, данное А. В. Петровским (1982): «Итак, сочувствие как соуча-ствование — это коллективистиче­ская идентификация, для которой некоторое неблагоприятное происше­ствие, а также связанные с ним пере­живания одного из членов группы, даны другим как мотивы поведения, организующие их собственную дея­тельность, направленную одновре­менно на осуществление групповой цели и на блокирование действия данного происшествия (фрустрато-ра)». Классический пример такого отношения — это взаимоотношения матери и ребенка. Голод ребенка для матери не менее, а возможно и более, тяжелое переживание, чем ее

собственный. В то же время симпатия шире, чем сочувствие. Наряду с ха­рактерным для сочувствия пережива­нием того плохого, что происходит с другим, симпатия включает и со­переживание хорошего («сора-дость»). ■

Отношения симпатии играют мно­гообразную роль в жизнедеятель­ности семьи. Во-первых, эти отноше­ния удовлетворяют чрезвычайно важную потребность членов семьи в эмоциональном общении, симпатии. Значительная роль данной потреб­ности в развитии человека, в сохране­нии его психического здоровья хоро­шо известна [Obuchowski К., 1972]. Особенно губительно отсутствие от­ношений симпатии в раннем возрасте [Langmeier J., Matejcek Z., 19841 -Фрустрация данной потребности ока­зывается немаловажным источником личных и поведенческих расстройств [Bandura A., Walter R., 1968]. Во-вторых, эти отношения оказывают многообразное воздействие на раз­личные стороны жизни семьи. Они как раз и играют основную роль в том, что происходит усиление про-семейных мотивов и ослабление анти­семейных. Рассмотрим некоторые проявления такого воздействия отно­шений симпатии:

1. Отношения симпатии в опреде­ленной мере нейтрализуют состояния фрустрации, возникающие в межлич­ностных отношениях, в том числе и в семье. Человеку, который симпати­чен, а особенно которого любят, мно­гое прощается. Легче возникает ада­птация к фрустрирующим особен­ностям его личности и характера. Эту сторону семейных взаимоотноше­ний ярко охарактеризовал А. В. Пет­ровский (1983) на примере родитель­ской любви. Говоря о различных и многочисленных проступках ребен­ка, А. В. Петровский замечает: «При этом любой проступок отнюдь не вы­зывает к себе бесстрастного отноше­ния родителей. Напротив, порожда­ет гнев, причем сплошь и рядом в весьма бурной и яростной форме. И так может продолжаться недели,

месяцы. Но вот что интересно. Куму­ляции зачастую не происходило. .Складывается впечатление, что по­токи возмущения, поступающие че­рез пробоины корабля доверия, от­качивают и откачивают мощные пом­пы родительской любви».

Во многом сходным по психологи­ческой сути является действие симпа­тии в супружеских отношениях. И в этом отношении возникает эффект «растворения фрустрации».

Это свойство симпатии особенно Бажно, когда семьи нуждаются в се­мейной психотерапии, имеют различ­ные нарушения и как следствие их — состояния фрустрации,агрессии, тре­воги, напряжения.

2.  Отношения симпатии вызывают нарастание интереса к объекту сим­патии  (например, к человеку, кото­рого любят). Чрезвычайно при этом важно,    что   это — интерес   благо­желательный, связанный со стремле­нием помочь, совместно радоваться или огорчаться, в свою очередь, обус­ловливающий    большую    взаимную откровенность и, соответственно, на­растание эмпатии. Одно из важных следствий   отношений   симпатии — это подробно описанный Q. Homans (1972) механизм сближения предста­влений   лиц,   испытывающих   поло­жительные   чувства   друг   к   другу. Отсюда и значение отношений симпа­тии в профилактике и смягчении меж­личностных конфликтов в семье.

3. Важную роль в снятии и смягче­нии 'межличностных и внутрилично-стных конфликтов играет и характер­ная при симпатии склонность отно­ситься к радостям и неудачам друго­го индивида как к своим собствен­ным    («сочувствие   и   сорадость»). В частности, усиливается стремление к тому,   чтобы  найти  удовлетворя­ющий    обоих    выход,    повышается готовность   уступить.

4.  По верному замечанию А. В. Пе­тровского (1983): «...явление соуча-ствования выступает как собственно групповой феномен, преобразующий индивидуально-типические    черты личности, к примеру, эмоциональную

холодность, агрессивность и т. д.». Даже агрессивный, эгоистичный человек под влиянием чувства симпа­тии во многом изменяется, действует в определенной мере вопреки своему характеру.

Функционирование и развитие отношений симпатии зависят от ряда моментов. Это, с одной стороны, лич­ностные особенности членов семьи. Способность испытывать симпатию имеется не у каждого человека, и уро­вень развития ее у разных людей также различен. С другой стороны, немаловажную роль играет и то, как сложились семейные отношения, в какой степени они пробуждают (или, наоборот, подавляют) взаимную сим­патию членов семьи.

Таким образом, отношения симпа­тии выполняют многообразную инте­грирующую функцию в семье: снима­ют и смягчают фрустрационные со­стояния; снижают взаимную агрес­сивность членов семьи; создают более благоприятные условия для разреше­ния межличностных конфликтов и формирования взаимопонимания в семье. В силу этих обстоятельств развитие отношений симпатии озна­чает и усиление сплоченности семьи, ее способность противостоять широ­кому кругу отрицательных и разру­шающих ее факторов.

Структура отношений симпатии как механизма семейной интеграции. В состав данного механизма входят:

1.  Эмоции симпатии. Способность сочувствовать, реагировать на чужие как отрицательные,  так и положи­тельные эмоции — свойство, весьма распространенное, присущее подав­ляющему большинству людей  [Rey-kowski J., 1979].

2.  Совокупность стимулов (особен­ностей ситуации, личностные каче­ства других людей), способных выз­вать чувство симпатии у членов семьи. Психологические  исследования   над стимулами,   вызывающими   чувство симпатии,     выявили    значительное многообразие обстоятельств, которые могут   пробудить   данное   чувство. Это определенное личностное сходст-

во между индивидом, вызывающим чувство симпатии, и тем, у кого оно возникает; наличие у объекта симпа­тии различных социально одобряемых качеств; наличие качеств, облегча­ющих межличностный контакт, и др. [Berkowitz L., 1970; Potocka-Ho-ser A., 1970].

Симпатия возникает также как ответное чувство, реакция на соот­ветствующее («альтруистическое») поведение. Совокупность стиму­лов, вызывающих у каждого отдель­ного человека чувство симпатии к другому, высоко индивидуальна и значительно различается у разных людей. Особенно это касается не по­верхностной, а так называемой «глу­бокой симпатии», т. е. симпатии меж­ду людьми, связанными многосто­ронней связью (например, между членами семьи). Здесь большую роль играет не наличие отдельных личностных особенностей у объекта симпатии, а весь«личностный облик», т. е. их определенное сочетание, со­ставляющее целостный образ [Soro-kin P., 1950]. Особенность этого личностного облика зависит от слож­ной совокупности условий воспита­ния, психологических характеристик людей, с которыми он был связан (особенно в детстве), характера вза­имоотношений с этими людьми.

3. Соответствие (несоответствие) реальных семейных отношений, в ко­торые включен индивид, вышеука­занной совокупности стимулов; в какой мере другие члены семьи обла­дают способностью (в силу их лично­стных особенностей и характера вза­имоотношений с индивидом) пробу­дить чувство симпатии.

Как уже говорилось, совокупность стимулов, вызывающих чувство сим­патии, у каждого отдельного челове­ка весьма индивидуальна. Поэтому мы можем столкнуться в семье с си­туацией, когда член семьи в высокой степени способен испытывать чувство симпатии по отношению к другим людям. Однако именно в собственной семье его окружают люди, в силу личностных особенностей и отношении с индивидом не вызывающие такого чувства. Индивид, симпатизи­рующий людям, которым он может покровительствовать, опекать их, может не испытывать этого чувства, если с членами семьи его связывают совершенно иные отношения, на­пример он сам является опекаемым.

4. Семейно-интегрирующее воздей­ствие отношений симпатии. Речь идет о проявлениях симпатии и ее воздей­ствии на различные стороны жизни семьи, в частности уменьшение со­стояний фрустрации, агрессии, трево­ги; нервно-психического напряжения; создание предпосылок для разреше­ния межличностных противоречий. Очевидно, что все перечисленные виды семейно-интегрирующего воз­действия отношений симпатии по-разному проявляются в разных семь­ях. Поэтому при анализе конкретной семьи необходимо уточнить характер и степень этого воздействия.

Изучение механизмов эмоциональ­ной идентификации в семье пресле­дует две цели: во-первых, установить, в какой мере эти механизмы действу­ют; во-вторых (и это особенно важ­но), каковы «резервы» взаимной идентификации, т. е. возможности усиления действия данных механиз­мов. О так,их «резервах» взаимной идентификации мы говорим в первую очередь в случаях, когда тот или иной член семьи способен (склонен) испы­тывать потребность в отношениях симпатии, однако отношения в семье, особенности личного облика других членов семьи «блокируют» проявле­ние этого чувства и, соответственно, формирование взаимоотношений, ос­нованных на симпатии.

Перед психологом или врачом, работающим с семьей, стоит нелегкая задача — в отношении каждого чле­на семьи выявить «образ человека» и «тип взаимоотношений с ним», которые • активизируют у данного члена семьи чувство симпатии. При решении этой задачи может ока­заться полезной разработанная нами методика «Предпочитаемый тип симпатии» (ПТС). Подробное описа-

ние методики и рисуночный тест даны в приложении 5.

Охарактеризуем принципы постро­ения методики и некоторые особенно­сти ее использования при изучении эмоциональной идентификации в се­мье. Методика включает в себя сти-мульный материал (рисуночный тест), систему тестовых заданий и план интервью. Стимульный мате­риал — это 36 пронумерованных рисуночных портретов лиц разного пола и возраста. Рисунки подобраны так, чтобы различные половозраст­ные группы были одинаково пред­ставлены. В тесте одинаковое число (по 6) мужчин и женщин старшего возраста, средних лет и младшего возраста. Рисунки отбирались из значительного числа (96) рисуноч­ных портретов так, чтобы обеспечить возможно большее характерологиче­ское различие нарисованных людей. Для этого 96 рисунков были предъ­явлены нескольким группам населе­ния (учащиеся высшего военного учебного заведения, учащиеся техни­кума культуры, слушатели курсов повышения семейно-бытовой куль­туры; общее количество опрошен­ных— 140 человек). Давалось за­дание, во-первых, представить себе характер каждого из изображенных людей и, во-вторых, указать портре­ты лиц с очень сходным характером. Таким образом, были выделены груп­пы «сходных характеров»; один из представителей группы отбирался для методики, другие же исключа­лись. Отбор из группы лиц с одина­ковым характером производился так, чтобы обеспечить описанный выше принцип равной представленности различных   половозрастных    групп.

Кроме самих рисунков, которые при исследовании раскладываются перед испытуемым, имеются еще «пустые» карточки того же формата.

Система тестов включает, во-первых, стандартные задания и, во-вторых, задания специфические. Стандартные изложены в методике. Специфические же обычно разраба­тываются в ходе обследования.

Первое стандартное задание: вни­мательно рассмотреть все рисунки, представить себе характеры нари­сованных людей и выбрать среди них человека, который нравится (привлекает, вызывает наибольшую симпатию). После того, как выбор сделан, предлагается выбрать вто­рого, третьего и т. д., проранжировав все рисунки — от наиболее симпа­тичного до самого антипатичного. Порядок каждого рисунка фиксиру­ется обследующим письменно. За­тем испытуемому предъявляются стандартные задания на установле­ние функций произведенного выбо­ра. Примеры заданий: «Укажите, кто Вам больше всего нравится внеш­не»; «Укажите, кому из них Вы бы охотнее всего сделали подарок на Новый год»; «С кем Вам было бы веселее всего?»; «За кем бы Вы охот­нее всего ухаживали, если бы он был тяжело болен?»; «Кого более всего ценили бы за жизненную мудрость?»; «В кого охотнее всего влюбились бы?».

Вслед за этим устанавливается, во-первых, носители каких «желаемых отношений» занимают ведущие места в проранжированном наборе рисун­ков. Например, если наиболее нра­вящийся (т. е. занимающий первое место в проранжированном наборе рисунков) является тем, за кем об­следуемый охотнее всего ухаживал бы в случае, если бы тот был тяжело болен, то делается предположение, что ведущим стимулом в развитии симпатии является тяжелое, зависи­мое положение объекта симпатии и возможность помогать ему. Если у наиболее нравящегося несколько функций, делается вывод, что веду­щих стимулов в развитии симпатии тоже несколько.

Далее выдвинутое предположение о ведущем стимуле в развитии симпа­тии проверяется. Для этого задание, касающееся ведущего стимула, по­вторяется. Например, если больше всего нравится индивид, за которым бы ухаживал в случае тяжелой бо­лезни, то в этом случае дается сле-

дующее задание: «А за кем еще из этих людей Вы бы охотно ухажива­ли, если бы они были тяжело боль­ны?» Если второй выбранный входит в первую шестерку наиболее нравя­щихся людей, тем самым подтверж­дается предположение на 10 % уров­не (т. е. вероятность того, что вхож­дение сразу двух лиц, за которыми обследуемый хотел бы ухаживать в случае тяжелой болезни, в первую шестерку наиболее привлекатель­ных — чистая случайность и состав­ляет не более 10%) [Muller P. et a!., 1982].

В случае подтверждения предпо­ложения предлагается всех лиц, изображенных на рисунках, проран-жировать в соответствии с ведущим стимулом. Так, если ведущим оказа­лись беспомощность объекта симпа­тии и возможность помогать ему, то предлагается проранжировать всех: от того, за кем охотнее всего ухаживал бы, до того, за кем наиме­нее охотно. Когда задание выполне­но, обследуемому вручаются пустые карточки. Предлагается на каждой из них обозначить, как индивиду удобно, каждого члена своей семьи, подумать, как бы он его изобразил в виде рисунка. Затем дается зада­ние «вставить» эти карточки в про-ранжированный ряд рисунков. Поме­щение члена семьи в начало ряда (например, первую шестерку) интер­претируется как показатель того, что он стимулирует чувство симпатии, а именно вызывает ведущий стимул. Помещение его в конце ряда (напри­мер, в последнюю шестерку) дает основание для обратного вывода (индивид фрустрирует ведущий сти­мул — вызывает в, данном отноше­нии антипатию). Для количественной оценки степени обоснованности по­лученного вывода (для опроверже­ния противоположной гипотезы, в соответствии с которой помещение «белой карточки» в начало или конец ранжированного ряда — случайное событие) используется таблица ве­роятностей биноминального распре­деления.

Завершающая часть исследова­ния — интервью, план которого вхо­дит в методику. Врач или психолог, проводящий обследование, обраща­ется к портрету человека, наиболее привлекательного с точки зрения исследуемого стимула симпатии, и говорит обследуемому члену семьи: «Расскажите об этом человеке все, что приходит в голову. Попробуйте хотя бы примерно указать, что он ду­мает, что чувствует, что его заботит и что радует. Кем бы этот человек мог быть для Вас (сыном, мужем, хорошим знакомым)? Как бы он с Вами разговаривал, как бы обра­щался? Как бы Вы вели себя по от­ношению к нему?»

Задача исследователя на этом эта­пе — добиться максимально возмож­ной конкретизации важнейшего сти­мула симпатии. Так, если на про­шлом этапе было установлено, что член семьи склонен испытывать чув­ство симпатии к людям, находящим­ся в беспомощном положении, то на этом этапе нужно выяснить, как кон­кретно он представляет себе это бес­помощное положение, какие чувства, высказывания, поведение объекта симпатии в его представлении свиде­тельствует о беспомощности и свя­занных с ней переживаниях.

Обратимся к примерам проявления данного механизма семейной инте­грации в семьях, оказывающих пси-хотравмирующее воздействие на своих членов.

Серафима 3., 36 лет. Замужем. Муж — Сергей 3., 33 лет. Живут в браке 14 лет. Имеют дочь 13 лет.

Серафима 3. обратилась к врачу в связи с нарушениями в поведении ребенка. Однако оказалось, что действительная причина обра­щения — конфликт с мужем, продолжаю­щийся, по ее словам, уже несколько лет. С конфликтом она связывает имеющиеся у нее соматические заболевания: хрониче­ский гастрит и транзиторную гипертонию. Эти заболевания связаны, по ее словам, с эгоизмом мужа. Она выполняет самостоя­тельно, без малейшей помощи с его стороны, все весьма многочисленные работы по до­машнему хозяйству. «Я прихожу с рабо­ты, не отдохнув ни минуты, отправляюсь на кухню и нахожусь там уже до позднего ве­чера». О поведении мужа в семье Сера­фима 3.   рассказывает с неподдельным возмущением: «Он приходит домой и сразу на диван. У меня, видите, все руки в мозолях. У него руки нежные, как у женщины. У него имеется масса всяких средств для ухода за руками: напильничков, щипчиков и т. п.». Несмотря на отнюдь не благополучное в материальном отношении положение семьи, он одни за другими приобретал несколько пар домашних туфель, пока не купил такие, какие его устраивают. С особенным возму­щением она рассказывала о его «разврат­ной» привычке залезть в ванну с сигарой и рюмкой коньяка и не выходить по не­скольку часов. Характерным для семей­ных взаимоотношений был эпизод приобрете­ния семьей ковра. Началось с того, что она несколько раз говорила мужу о необходи­мости вместе с ней отправиться за покуп­кой ковра. В конце концов, ничего не до­бившись, она сама пошла в магазин и, не­смотря на все болезни, самостоятельно принесла ковер домой. Не удалось добиться помощи и в размещении ковра. Когда она, наконец, сама, сдвинув тяжелую мебель, разложила ковер, муж, вернувшись с рабо­ты, только сделал мелкие замечания по поводу небольших изменений в расстановке мебели. Основное, чего Серафима 3. ожи­дала от психотерапии,— это помощи «в прео­долении эгоизма мужа». Вопреки ожида­ниям, муж охотно согласился встретиться с психотерапевтом.

Психологическое обследование по­казало, что истинная проблема на­много глубже, чем это непосредствен­но вытекало из рассказа Серафи­мы 3. У нее была обнаружена пси­хологическая проблема, связанная с борьбой за признание и чувство благодарности со стороны окружаю­щих. Проблема эта в значительной мере была связана со взаимоотно­шением Серафимы 3. в детском и подростковом возрасте с ее матерью. Последняя обращала внимание на дочь лишь в случае каких-то боль­ших достижений или, напротив, достаточно серьезной болезни. Уста­новку борьбы за признание «чрез­вычайными мерами» Серафима 3. перенесла   и   в   нынешнюю   семью.-

Игнорирование мужем ее усилий было связано с двумя обстоятель­ствами. Во-первых, личная установ­ка. По словам мужа, ему «всегда было трудно и неприятно вслух выражать благодарность, даже если в душе ее чувствовал». Во-вторых, он был уверен, что в случае, если он   будет   выражать   ей   благодарность и признательность за все, что она делает для семьи, «претензи­ям не будет конца». «Она почув­ствует власть в семье, и получится, что раз она так много делает, и я это признаю, то и мне надо или с утра до вечера выбивать ковры и стирать пылинки, или с утра до вечера ее благодарить». Конфликт наклады­вал влияние на широкий круг взаи­моотношений в семье. В частности, жена старалась преодолеть его «эго­изм и неблагодарность» и пробудить у него чувство вины, критикуя его чрезмерный гедонизм и совершая «подвиги ради семьи» типа приобре­тения ковра. В ответ на моральное давление с ее стороны он усиливал сопротивление в виде полного игно­рирования ее заслуг перед семьей.

Связанные с этим конфликтом нервно-психическое напряжение, неудовлетворенность, отчаяние, оже­сточенность действительно играли немалую роль в возникновении и хро-нификации ее психосоматических по своей природе заболеваний. Опреде­ленную роль играло и место этих за­болеваний в решении ее главной за­дачи — оказании морального давле­ния на мужа.

Как было показано выше, немалую роль в разрешении семейного кон­фликта и его неблагоприятных по­следствий могут играть механизмы семейной интеграции и, в частности, эмоциональной идентификации. По­этому при изучении любого семейного нарушения необходимо также обсле­дование механизмов семейной инте­грации. Если такое исследование показывает, что эти механизмы нару­шены и поэтому не участвуют в смяг­чении и коррекции нарушений, то необходимы меры по усилению их действия. Такое обследование было проведено и в описываемом случае (семейная психотерапия семьи Се­рафимы 3.).

Потребности каждого члена семьи в симпатии и возможность их удовле­творения изучались клинически и с помощью описанной выше методики ПТС. В полном соответствии с ожи-

даниями у Серафимы 3. выявлена ведущая потребность в похвале и признании со стороны авторитетной личности. Люди, с чьей стороны ей необходимо признание, в соответ­ствии с данными исследования, стар­ше ее, благожелательно наблюдают за ее усилиями, советуют «поберечь себя». Весьма любопытно, что в опи­сании взаимоотношений с такими людьми не фигурируют похвалы вслух (которые, как мы помним, создают проблемы для ее мужа). Ей важно, что на нее смотрят и ду­мают о ней одобрительно. Содержа­ние этих мыслей: похвала и призна­ние ее самопожертвования. Неожи­данностью при исследовании было содержание второго ведущего стиму­ла. Оказалось, что ей нравятся люди, которые радуются, испыты­вают удовольствие, причем именно в случае, если она сама может им доставить его. Лица, которым она хотела бы сделать подарок (два человека), оба оказались среди первых шести, наиболее нравящихся. В обоих случаях это были молодые люди: мальчик и юноша. Во многом соответствовали исходным предпо­ложениям и результаты обследова­ния Сергея 3. Ему более всего нра­вятся люди, которые стремятся ему помочь, доставить ему радость, удо­вольствие.

Оба супруга поместили «белые карточки» с воображаемыми портре­тами друг друга в конец проранжи-рованного по ведущему стимулу ряда портретов. Так, Серафима 3. поло­жила его в конце ряда рисунков, проранжированных по признаку «благожелательно наблюдают за мной, понимают и ценят мои усилия». Точно так же на шестом месте от кон­ца оказалась «белая карточка» жены в проранжированном Сергеем 3. ряду по признаку «стремятся мне помочь, доставить мне радость, удоволь­ствие».

Таким образом, существующие в данной семье отношения «блоки­ровали» имеющиеся потребности в симпатии и весь связанный с ними

механизм эмоциональной идентифи­кации. Эти отношения побуждали мужа не признавать ее усилий, не давать нужной ей похвалы, призна­ния. Ее же существующие отношения побуждали, во-первых, критиковать и всячески подавлять нужный ему тип симпатических отношений; во-вторых, отрицательно относиться к личностным особенностям, которые в действительности могли быть ей и симпатичны (речь идет о ее симпа­тии к людям, которым она может доставить радость и его — к людям, которые ее доставляют). В резуль­тате всего этого механизм эмоцио­нальной идентификации в семье фак­тически не действовал, что не давало ей возможность использовать этот очень важный механизм смягчения фрустраций и снятия конфликтов. Результат обследования показал и направление психотерапевтической работы с семьей. Стало ясно, что нужна не только работа по выявле­нию и коррекции конфликтного от­ношения, но и психотерапевтические мероприятия по активизации отно­шений ' взаимной симпатии между супругами. Такая работа была про­ведена и, действительно, дала по­ложительный результат. Некоторые ее аспекты будут освещены ниже — при обсуждении путей коррекции нарушенного   отношения   симпатии.

Нарушения механизма эмоцио­нальной идентификации в семье и методы его психотерапевтической коррекции:

1. Характерологические причины нарушений. Трудности в формирова­нии и поддержании отношений симпатии встречаются при опреде­ленных сильно выраженных наруше­ниях характера, в особенности шизо­идном и неустойчивом. И тот, и другой в наименьшей степени пред­расположены к установлению «теп­лых» личностных отношений с други­ми людьми [Личко А. Е., 1983]. Противоречивы данные о представи­телях эпилептоидной акцентуации характера и психопатии. По данным одних   исследователей,   эпилептоид

способен и склонен к эмоциональным привязанностям, различным про­явлениям симпатии к другим людям, и его «эпилептоидные взрывы» и крайняя агрессивность в их ходе не характерны для него в другое время [Leonhard К., 1981]. Другие же склонны считать эпилептоида чело­веком с пониженной способностью формировать отношения симпатии: агрессивным и эгоистичным [Лич­ко А. Е., 1983].

2. Неосознаваемые установки, ведущие к нарушению отношений симпатии. Установки эти могут быть весьма различны по своей природе; объединяет их лишь то, что их суще­ствование противодействует прояв­лению и развитию симпатии.

Наши наблюдения позволяют вы­делить две группы таких установок, чаще других встречающихся при осуществлении семейной психоте­рапии.

Первая группа — это различные реакции индивида на собственное чувство симпатии. Ощутив, что дру­гой человек пробуждает положитель­ные эмоции: восхищение, симпатию, нежность, желание сделать ему при­ятное, общаться с ним — человек так или иначе относится к самому своему чувству. Одних оно радует, других — фрустрирует.

С точки зрения семейной психоте­рапии, особенно важны весьма мно­гочисленные и разнообразные слу­чаи, когда индивид склонен реаги­ровать страхом на пробуждение у него чувства симпатии. Все эти слу­чаи можно определить как «симпа-тофобия». Нами была разработана методика выявления этого качества у супругов. Удалось выяснить, что во всех случаях симпатофобии имеется неосознаваемый конструкт, в кото­ром существует связь между симпа­тией и страхом. Речь идет об уже обсуждавшихся выше наивно-пси­хологических теориях, на основе которых индивид строит предполо­жения о других людях и возможных следствиях своих поступков по от­ношению к ним. Примеры симпатофобических суждений: «Если чело­века любишь и не скрываешь этого, то он скорее всего начнет злоупо­треблять этим»; «Если человек поймет, что ты его любишь, то он начнет командовать тобой»; «Если человек уверен, что я его люблю, то он распустится, перестанет сле­дить за собой»; «Он начнет мень­ше уважать меня». Различные фоби-ческие установки по отношению к собственному чувству симпатии не­редко значительно осложняют дея­тельность по коррекции нарушений отношений симпатии в семье.

Вторая группа неосознаваемых установок охватывает не боязнь симпатии, а тенденции к ее разного рода искажениям. Тенденции эти нередко представляют собой «релик­ты» нарушений во взаимоотношениях в детстве и подростковом возрасте. По нашим наблюдениям, эти «релик­ты» особенно явственно проявляются как раз в родительских чувствах, т. е. в отношениях родителей к соб­ственным детям. Подобные установ­ки будут нами описаны в разделе, посвященном семейной психотерапии подростков.

Пути психологической коррекции неосознаваемых установок во многом идентичны тем, которыми осуще­ствляется коррекция других неосо­знаваемых психических явлений. Важную роль при этом играют ме­тоды осознания, вербализации дан­ных явлений, неосознаваемых уста­новок, формирование у индивида способности правильно оценить их, обучение методам их регуляции. Все эти методы применительно к семейно-психотерапевтическим за­дачам будут рассмотрены в 3-й гла­ве книги.

3. Отсутствие у членов семьи навы­ков выявления у другого человека качеств, вызывающих симпатию. Всевозможные пособия по организа­ции семейной жизни настойчиво советуют своим читателям обращать основное внимание на положитель­ные качества других членов семьи - [Karnegy D., 1976]. Благие намерения авторов таких книг вполне по­нятны. Действительно, если человек основное внимание уделяет положи­тельным, симпатичным качествам другого, то он начнет симпатизиро­вать ему, человек этот станет для него привлекателен. Между тем вы­полнить этот совет не так-то легко. Дело в том, что человек обращает внимание на те моменты, на которые привык обращать внимание. Послед­ствия этого факта многочисленны. При исследовании отношений симпа­тии нередко приходится сталкиваться с парадоксальным фактом, когда у индивида сильно выражены потреб­ности в симпатии определенного типа, однако у себя в семье он не находит, кому посвятить ее. Пример такого положения — учительница, отдающая душу детям, у которой, однако, собственные дети не вызы­вают столь же теплого отношения.

В таких случаях перед психотера­певтом встает задача — помочь ин­дивиду в формировании мысли­тельных навыков, необходимых для проявления присущего ему типа симпатии в семье. В нашей практике оправдал себя ряд методик достиже­ния такой цели. Одну из них — «На­вык симпатического отношения» — опишем несколько подробнее. Мето­дика содержит вводную и основные части. Во вводной используется то обстоятельство, что лица, участву­ющие в семейной психотерапии, как правило, весьма заинтересованы в усилении своего влияния на других членов семьи. Психотерапевт с по­ниманием относится к этому жела­нию и стремится сформировать у индивида убежденность в том, что для того, чтобы оказывать влияние, необходимо очень хорошо знать человека, научиться на все смотреть его глазами, уметь хорошо предста­вить его мысли и чувства.

Основная часть — это работа чле­на семьи над заданиями. Так, Се­рафима 3. вместе с группой работала над задачей: с сочувственным юмо­ром и участием, почти нежностью описать ощущения человека — боль-

того неженки по характеру — в раз­личные моменты семейной жизни. Например, он приходит домой, обува­ет домашние тапочки, бреется, раду­ется вновь приобретенному крему и пр. Когда работа над заданиями такого рода была успешной, оказался возможным переход и к более слож­ным, которые на первом этапе вы­звали бы значительное сопротив­ление: Например, с тем же сочув­ственным юмором описать ощуще­ния такого человека, когда он с коньяком и с сигарой принимает ванну. Ощущения эти требовалось передать как можно подробнее, конкретнее, нагляднее. Посвящен­ное данной задаче групповое заня­тие оказалось чрезвычайно полезно не только для Серафимы 3., но и для других членов группы, они обуча­лись путям формирования собствен­ного отношения к другим членам семьи. Результатом занятий по дан­ной методике было и изменение отношений между супругами.

Таким образом, социально-психо­логические механизмы семейной ин­теграции играют значительную роль в жизни семьи, обеспечивая ее психо­логический «иммунитет» по отноше­нию к различного рода фрустрирую-щим обстоятельствам и нарушени­ям ее жизнедеятельности. Семейно-психотерапевтические мероприятия по коррекции и совершенствованию этих механизмов должны проводить­ся параллельно с мерами по выявле­нию и коррекции психотравмирую-щих нарушений в семье.

НАРУШЕНИЕ СТРУКТУР НО-РОЛ ЁВО ГО

АСПЕКТА ЖИЗНЕДЕЯТЕЛЬНОСТИ СЕМЬИ

Удовлетворение потребностей чле­нов семьи осуществляется в ходе их жизнедеятельности; материаль­ных потребностей — в ходе хозяй­ственно-бытовой деятельности; по­требностей в отдыхе, развлечении, саморазвитии — в сфере досуга; формирование личности подрастаю-

щего поколения — в ходе воспита­тельной деятельности. Вся эта мно­гообразная и многогранная дея­тельность семьи должна быть со­ответствующим образом организо­вана.

Конкретной социально-психоло­гической формой организации жизне­деятельности семьи является струк­тура ролей в ней. Именно эта струк­тура в основных чертах определяет, что, кем, когда, в какой последова­тельности должно делаться. Под ролью в психологии и социальной психологии чаще всего понимаются «нормативно одобренные формы поведения, ожидаемые от индивида, занимающего определенную позицию в" системе общественных и межлично­стных отношений» [Петровский А. В., Ярошевский М. Г., 1985J .Кроме са­мого поведения, в понятие «роль» включаются также «желания и цели, убеждения и чувства, социальные установки, ценности и действия, которые ожидаются или приписы­ваются человеку, занимающему в обществе определенное положение» [Петровский А. В., Ярошевский М. Г., 1985].

Это полностью относится и к семей­ным ролям «отец», «мать», «муж», «жена», «ребенок», «родственник». Так, от любой матери ожидается, что она будет заботиться о своих детях. В роль «матери» входит и ком­плекс чувств, важнейшее из кото­рых — любовь к детям. Мать — это не только определенные поведение и чувства, но и цели, к достижению которых она должна стремиться, а именно воспитать своих детей, вы­растить   из   них   достойных   людей.

Роль — сложное образование. Кроме перечисленных моментов (действительное поведение, ожидае­мое поведение, чувства, цели, ожида­емые от человека, выполняющего социальную роль), в нее входят так­же санкции и нормы. Нормы — это «определенные правила, которые выработаны группой, приняты ею и которым должно подчиняться пове­дение ее членов, чтобы их совместная

деятельность была возможна» [Ан­дреева Г. М., 1980]. Нормы конкрет­но определяют, что должно выпол­няться носителем роли. Мать должна помогать детям в овладении различ­ными умениями и навыками, контро­лировать их поведение, в случае не­обходимости — наказывать. Все это — примеры норм, входящих в социальную роль матери. Санк­ция — это реакция на выполнение или невыполнение роли. Так, выше­упомянутое осуждение окружаю­щими матери, которая не любит своих детей, является именно санк­цией. Особую роль играют внутрен­ние санкции, т. е. наказание или по­ощрение за выполнение роли, исходя­щее от самого индивида по отноше­нию к себе. Мать, которая чувствует, что, вопреки роли матери, не любит своего ребенка, испытывает угрызе­ния совести — вот один из видов таких внутренних санкций.

Весьма важное значение для изу­чения семейных ролей имеет диф­ференциация так называемых «кон­венциональных» и «межличностных» ролей. Конвенциональные роли — это роли, определенные правом, мо­ралью, традицией для любого носи­теля данной роли. Так, права и обя­занности любой матери по отноше­нию к детям и детей по отношению к матери закреплены законодатель­но. Они конкретизируются моралью и традицией. В результате опреде­ленные, самые общие требования и права установлены по отношению к любой матери вне зависимости от ее личных особенностей, склонностей, способностей. Иное дело — межлич­ностные роли. Такова роль — «лю­бимчик». Особенности ее выполнения в немалой степени зависят от кон­кретной семьи и индивида. Опре­деляя разницу между конвенцио­нальными и межличностными роля­ми, известный социальный психолог Т. Shibutani (1969) пишет: «Конвен­циональные роли стандартизованы и безличны; права и обязанности остаются теми же самыми, незави­симо от того, кто эти роли исполняет.

Но права и обязанности, которые устанавливаются в межличностных ролях, целиком зависят от индиви­дуальных особенностей участников, их чувств и предпочтений». Так, например, два человека, работающих на равных должностях в одном учре­ждении (конвенциональная роль — «сотрудник»), могут в зависимости от своих личных особенностей высту­пить в межличностных ролях «дру­зья», «коллеги», «соперники», «веду­щий» и «ведомый», «покровитель» и «покровительствуемый».

Как конвенциональные,так и меж­личностные роли в семье склады­ваются под влиянием широкого круга обстоятельств. Здесь и право, и обы­чаи, и моральные установки, а для межличностных ролей,— еще и осо­бенности личности членов семьи, условия, в которых живет семья. Однако какие бы факторы ни уча­ствовали в возникновении роли, сложившаяся роль (и вся система ролей в данной семье) должна со­ответствовать определенным тре-% бованиям. Во-первых, совокупность ролей должна создавать систему, достаточно целостную. В случае возникновения противоречивых ро­лей, т. е. если требования к пред­ставителю определенной роли проти­воречивы, возникают серьезные труд­ности ее выполнения. Такие же проблемы возникают в случае проти­воречия различных ролей, которые выполняет один и тот же индивид. Так, очень много внимания в социо­логической и психологической лите­ратуре было уделено проблеме «двух ролей женщины», а именно трудно­стям, которые возникают при совме­щении женщиной-матерью произ­водственной деятельности с выполне­нием родительских и супружеских обязанностей. Очевидно, что пере­грузка, возникающая в случае вы­полнения противоречивых ролей, вносит нарушения в жизнедеятель­ность семьи и отрицательно воздей­ствует на психическое здоровье [Гор­дон Л. А., Клопов Э. В., 1972].

Во-вторых,    совокупность    ролей,

которые выполняет индивид, должна обеспечивать удовлетворение его потребностей в семье. Это потребно­сти в уважении, признании, симпа­тии. Например, «муж» — это не только определенные обязанности, но и права. Выполняя социальную роль мужа, он сам ожидает любви, уважения, удовлетворения сексуаль­но-эротических и других потреб­ностей.

В-третьих, выполняемые индиви­дом роли должны соответствовать его возможностям. Если требования при выполнении роли непосильны, то следствием могут быть нервно-психическое напряжение (результат чрезмерного напряжения сил), трево­га (следствие своей неуверенности в способности справиться с ролью). Примером может быть «ребенок, исполняющий роль родителя» в си­туации, когда в силу отсутствия роди­телей или их личностных нарушений, родительские обязанности прихо­дится брать на себя старшему из детей [Skyner A., 1976]. В сочетании с определенными характерологиче­скими особенностями (повышенное чувство ответственности) выполне­ние этой роли может оказать травма-тизирующее влияние.

В-четвертых, система семейных ролей, которые выполняет индивид, должна быть такой, чтобы обеспе­чить удовлетворение не только его потребностей, но и других членов семьи. Так, ролевая структура, при которой достаточный отдых одного члена семьи обеспечивается за счет непомерного труда и отсутствия от­дыха другого или разрядка эмоцио­нального напряжения достигается путем «вымещения» его на другом члене семьи, легко может стать пси-хотравмирующей.

Понятно, что все эти нарушения ролевой системы семьи привлекают внимание специалистов по семейной психотерапии. Нередко при иссле­довании источника психотравмиро­вания выясняется, что таковой явля­ется роль, которую данный индивид выполняет в семье.

Одно из наиболее интересных направлений в современной семейной психотерапии связано с выявлением и изучением так называемых патоло-гизирующих ролей в семье. Речь идет о межличностных ролях (не конвенциональных), которые в си­лу своей структуры и содержания оказывают психотравмирующее воз­действие на членов семьи. Таковы роли «семейного козла отпущения», «семейного мученика, без остатка жертвующего собой во имя семьи», «больного члена семьи» [Barker Ph., 1981]. Значительную работу по вы­явлению таких ролей проделал Н.-Е. Richter (1970).

В одних случаях речь идет, как правило, о проигрывании одним из членов семьи социальной роли, кото­рая психотравматична для него само­го, однако психологически выгодна другим членами семьи. В других — эти члены семьи прямо или косвенно побуждали кого-то из семьи принять на себя такую роль. Патологизирую-щая роль одного из членов семьи, на­против, может быть травматичной для других, а не для него самого. Не­редко оба типа патологизирующих ролей сочетаются между собой: один член семьи выполняет роль, патоло-гизирующую его самого, другой же — принимает роль, травматичную для других. Большой интерес семей­ных психотерапевтов самых различ­ных направлений к проблеме патоло­гизирующих ролей не случаен,

Во-первых, патологизирующая роль — весьма яркий пример ситуа­ции, когда нарушение индивида обусловливается нарушением семьи, причем нередко семьи в целом. Ука­зывается, что патологизирующие роли семейного «козла отпущения» возникают прежде всего потому, что вся семья, испытывающая конфликт­ные, фрустрирующие переживания, нуждается в «громоотводе» для раз­рядки этих эмоций [Vogel E., Bell N., 1960]. Анализ семьи, а не члена ее, имеющего нервно-психические рас­стройства из-за того, что ему при­ходится выполнять эту роль, может

дать ответ на вопрос о причинах заболевания и о путях его излечения. Явление «патологизирующих семей­ных ролей» — весьма яркий довод в необходимости как диагностики, так и лечения семьи в целом, а не только отдельного ее члена. «Семья как пациент»— таково название одной из книг Н.-Е. Richter (1970), посвященной описанию различных патологизирующих семейных ролей.

Во-вторых, концепция патологизи­рующих ролей активно используется для объяснения того, как нарушения семьи порождают психические рас­стройства, наиболее интересующие психиатрию. В приводимых Н.-Е. Ri­chter (1970), G. Gross (1974), S. Mi-nuchin (1974) и др. описаниях эта концепция используется для объясне­ния этиологии неврозов, декомпенса­ции психопатий, алкоголизма,острых аффективных реакций. Все это по­буждает внимательнее рассмотреть данную концепцию, дать ей крити­ческую оценку.

К настоящему времени различ­ными авторами выявлено и описано немалое количество «патологизирую­щих ролей». К этому нужно добавить работы, в которых описываются во многом сходные феномены, хотя и имеющие иные обозначения (на­пример, «стиль воспитания», когда речь идет о взаимоотношениях между родителями и детьми, «характер супружеских взаимоотношений», оказывающий неблагоприятное воз­действие на психическое здоровье одного из членов семьи).

В то же время отсутствуют обоб­щения и классификации описанных ролей. Нами предпринята попытка создания такой рабочей классифика­ции. В основу ее положены два кри­терия: сфера жизнедеятельности семьи, нарушение которой связано с возникновением «патологизирую­щих ролей», и мотив их возникно­вения.

По первому критерию необходимо иметь в виду две возможности. Первая, когда возникновение «па­тологизирующих   ролей»  связано  в

основном с нарушением взаимо­отношений семьи с социальным окру­жением. В этом случае семья опре­деленным образом изменяет свои отношения с соседями, другими семь­ями, родственниками, государством и т. д., причем изменения эти таковы, что делают переход семьи к системе «патологизирующих ролей» необхо­димым. Сюда относятся описанные Н.-Е. Richter (1970) «семья-кре­пость», «семья с антисексуальной идеологией», «семья-санаторий», «семья-театр» и т. п. Так, в центре «семьи-крепости» — индивид с нерв­но-психическими расстройствами, выражающимися в склонности к па­ранойяльным реакциям. Он исполь­зует свое влияние в семье для того, чтобы побудить других членов семьи принять представление о том, что «все против нас», «на нас напа­дают — мы защищаемся». Это ведет (как необходимое следствие) к пе­рестройке отношений в семье — возникают межличностные роли «вождя» и «его соратников в борь­бе». Эти роли могут оказаться пато-логизирующими, так как при наличии индивида с паранойяльными реак­циями они способствуют закрепле­нию и развитию нарушений, а «союз­ников» ставят в трудное, создающее значительное нервно-психическое на­пряжение, положение.

Случаи, когда взаимоотношения семьи с социальным окружением могут оказаться не совсем обычными, разумеется, не редки. Это семья, многие годы ведущая судебный про­цесс, или семья, прилагающая не­обычные усилия для повышения своего материального состояния, полностью отдающаяся какой-то вне-семейной деятельности или, напро­тив, полностью изолировавшая себя от окружающих. Естественно, что в такой семье система межлично­стных ролей складывается под силь­ным влиянием взаимоотношений с социальным окружением. Если семья долгие годы ведет судебный процесс, то большим авторитетом в ней пользуется тот ее член, который

активнее всего участвует в этом про­цессе, более всех рачбирается в юри­дических тонкостях. О «патологизи-рующих ролях», однако, приходится говорить не во всех гаких случаях, а лишь если сама перестройка вза­имоотношений семьи с окружением понадобилась для того, чтобы семья перешла к взаимоотношениям, «усло­вно желательным» для одного из ее членов.

Так, вышеупоминавшаяся семья с «антисоксуальной идеологией», описанная II -Е. Riehter, возникла под преимущественным влиянием индивида с нарушениями потенции. Точно так же «семья-театр», посвя­щающая всю свою жизнь борьбе за демонстративный престиж в ближай­шем окружении, развилась под влия­нием ее члена, имеющего определен­ные психологические проблемы в реализации самооценки. Во всех таких случаях нарушение взаимо­отношений семьи с социальным окру­жением маскирует от самого индиви­да и от других членов семьи психиче­ское нарушение наиболее влиятель­ного члена семьи. После принятия семьей точки зрения, что в окружаю­щем мире царит сексуальный разврат и долг всех людей — бороться с ним, особенности поведения члена семьи с нарушениями сексуальной потенции начинают выглядеть по­хвальной сдержанностью. Если чле­ны семьи принимают точку зрения «все против нас», то личностное нарушение индивида с паранойяль­ным развитием, его подозритель­ность, нетерпимость и другие черты перестают восприниматься членами семьи как отклонение. Напротив, они теперь выглядят как проявление трезвого   ума   и   проницательности.

Мотивы, которые могут побуждать одного из членов семьи подталкивать ее к развитию системы «патодоги-зирующих ролей», разнообразны. Это, с одной стороны, маскировка определенных личностных недостат­ков — стремление сохранить и за­щитить, вопреки этим недостаткам, личностную    положительную   само-

оценку. Так обстоит дело в случае семьи с «антисексуальной идеоло­гией». Другой мотив — стремление удовлетворить какие-то потребности, если это при обычных условиях про­тиворечит нравственным представ­лениям индивида и всей семьи. Движущим мотивом образования «семьи-крепости» может оказаться реализация желания безраздель­ного господства в семье.

Во многом аналогичные изменения в семьях описывались и другими исследователями. Некоторые нару­шения семей, аналогичные приведен­ным выше, наблюдались и нами [Justickis V., 1984]. Так, мы наблю­дали семью, многие годы боровшу­юся за справедливое отношение к их сыну с различными организациями, в частности школой, а позднее ин­спекцией и комиссией по делам несовершеннолетних, участковым врачом и т. д. Источником «неспра­ведливостей» нередко выступало провоцирующее поведение сына по отношению к этим организациям. Как стимулирование его поведения, так и борьба за справедливость, составляли основное содержание жизни семьи. В центре ее был отец подростка — инвалид II группы. Психологическое исследование пока­зало, что изменение взаимоотноше­ний данной семьи с социальным окружением (возникновение отноше­ний борьбы с ним) и появление на этой основе системы «патологизи-рующих ролей» произошло в резуль­тате стремления отца компенсиро­вать свое ощущение «ненужности», противостоять понижению социаль­ного статуса в семье. Возникшая система ролей оказалась патологизи-рующей прежде всего для подростка. Она обусловила нарушения его пове­дения на фоне эпилептоидно-истеро-идной акцентуации характера.

Второй случай, выделяемый нами по первому критерию классификации «патологизирующих ролей»,— это переход семьи к системе «патологизи­рующих ролей», не связанный с ее взаимоотношениями   с   социальным

окружением. Здесь «поводом» для перехода к «патологизирующим ро­лям» становится изменение пред­ставлений о личности одного из чле­нов семьи (он чаще всего оказы­вается и жертвой) или о задачах семьи по отношению к одному или нескольким членам семьи. Общая схема перехода семьи к «патологи­зирующим ролям» данного типа такова: у одного из членов семьи имеются нервно-психические рас­стройства, он прямо или косвенно обусловливает изменение пред­ставлений семьи о каком-либо другом члене семьи; под влиянием этого отношение к нему изменяется, воз­никает определенная перестройка ролей, причем именно такая, при которой нарушение «перемещается» на этого второго. Симптомы нервно-психического нарушения у первого члена семьи ослабевают или даже совсем исчезают, зато у другого появляются. Нередко при этом из­лечение последнего ведет к заболе­ванию первого.

Мотивы возникновения такого типа «патологизирующих ролей» могут быть различными:

1. Психологические проблемы, возникающие в результате значи­тельной выраженности у одного из членов семьи потребностей, несов­местимых с его представлением о себе (агрессии, садизма, стремления привлекать к себе внимание). Такова описанная Н.-Е. Richter (1970) семья, в которой отец больной де­вочки реализует свои несовмести­мые с его представлением о себе чувства агрессии по отношению к жене и вины по отношению к дочери путем преобразования ролевой струк­туры семьи. Для «блага дочери» он начинает заниматься внеурочной работой, лишая тем самым себя воз­можности непосредственно ухажи­вать за ней, и свою заботу о ней на­чинает проявлять в тираническом руководстве женой, ухаживающей за дочерью, ставя перед ней немыс­лимые требования и категорически («ради спасения ребенка мать должна быть готова на все») заставляя их выполнять. Такое изменение вну­трисемейных ролей скоро привело к «исцелению» мужа, так как дало ему возможность беспрепятственно удовлетворять обе свои потребности. Оно же привело к возникновению нервно-психических расстройств у жены.

2. «Замещающее удовлетворение потребностей». В этом случае причи­ной перехода к «патологизирующим ролям» становится стремление удо­влетворить потребность не с тем лицом, которому она должна быть адресована. Травматизирующая роль — «ребенок-вундеркинд», «ре­бенок — надежда семьи» нередко бывает связана со стремлением роди­телей замещающим образом удовле­творить собственные неудовлетворен­ные потребности. В прошлом у таких родителей имеет место недостаточная реализация карьеры, различным образом сформировавшееся ощуще­ние неполноценности и желание через идентификацию с ребенком компен­сировать это. Происходит непомер­ное возрастание требований к ребен­ку, отношение к нему со стороны родителей ставится в сильную зави­симость от его успехов в какой-либо сфере (различных престижных видах спорта, искусстве и т. п.).

Стремление замещающим образом удовлетворить потребности, которые должны быть в норме адресованы другому члену семьи (например, супругу), наблюдается при так назы­ваемом «расширении сферы роди­тельских чувств» [Эйдемиллер Э. Г., Юстицкий В. В., 1987]. В случаях, когда супружеские отношения ока­зываются по какой-либо причине нарушенными (развод, длительное отсутствие, смерть) или не удовле­творяют родителя, играющего основ­ную роль в воспитании (несоответ­ствие характеров, эмоциональная холодность), возникает тенденция в отношениях с ребенком (как прави­ло, противоположного пола) удовле­творить эти потребности. В этом слу­чае ребенок вовлекается сначала в

роль «партнера», а позднее, когда у него нарастает реакция эмансипации, а у родителя усиливается желание удержать его при себе, «ребенка, нуждающегося в опеке». Подобные роли будут подробнее рассмотрены в разделе, посвященном подростко­вой семейной психотерапии.

3. «Патологизирующие роли», возникающие под влиянием механиз­ма проекции. Психологический ме­ханизм проекции заключается, как известно, в «неосознанном наделении другого человека присущими данной личности мотивами, чертами и свой­ствами» [Петровский А. В., Ярошев-ский М, Г., 1985]. Классический пример этого защитного механиз­ма — индивид, испытывающий чув­ство агрессии по отношению к друго­му и в то же время убежденный в аморальности такого чувства, нахо­дит выход из этого противоречия в том, что приписывает агрессивность другому («Это не я к нему плохо от­ношусь, а он ко мне»). Нередко соб­ственные недостатки или несовмести­мые с нравственными представления­ми желания приписываются другому лицу для того, чтобы создать у само­го себя иллюзию борьбы с ними («Раз я борюсь с этим недостатком у других, значит, у меня самого его нет»). Такие явления могут наблю­даться и в семейных взаимоотноше­ниях. С точки зрения концепции «патологизирующих ролей», интерес представляют случаи, когда один член семьи не только приписывает собственные недостатки другому, но и использует свое влияние для того, чтобы добиться преобразования семейных ролей. В результате его усилий другой член семьи, действи­тельно, начинает выполнять одну из ролей, для носителей которых ха­рактерен «необходимый» недостаток. Это может быть роль «трудновоспи­туемого», «проблемной личности», «позора семьи». Н.-Е. Richter (1970) описал «патологизирующую роль» «негативного я». На ряде примеров он проследил, как один из членов семьи ставит другого перед необходи-

мостью «стать плохим», «стать про­блемным». Когда это удается, первый начинает бороться с «недостатками» второго.

Наши наблюдения подтверждают такую возможность (см. гл. 4).

4. «Патологизирующие роли», которые возникают под влиянием желания избавиться от давления собственных же нравственных пред­ставлений. Данный вид «патологизи­рующих ролей» мы нередко наблюда­ли в клинике алкоголизма. Это роли «опекуна» («спасителя») и «опекае­мого» («спасаемого»).

В отличие от ранее рассмотренных ролей, которые создают легальную возможность удовлетворения «за­претной» (несовместимой с нрав­ственными представлениями) по­требности за счет другого лица, подобные роли обеспечивают «псев­дорешение» психологического кон­фликта этой потребности с нрав­ственными представлениями иным путем. Это делается за счет навязы­вания функций социального контро­ля над проявлениями «запретного влечения» другому лицу. Так, в слу­чае алкоголизации все усиливаю­щееся влечение к алкоголю не может не ■ вызвать широкого круга моти­вов, противодействующих этому у са­мого алкоголизирующегося лица. Это и опасения за свое здоровье, и нара­стающее осуждение со стороны окру­жающих, и нравственные «тормоза» самого индивида. Результатом ока­зывается тяжелый конфликт между влечением и этими мотивами. Кон­фликт решается алкоголиком неред­ко также путем преобразования структуры семьи, а именно путем формирования упоминавшихся ролей «опекуна», «спасителя», «контроле­ра», который берет на себя функции контроля над индивидом, спасения его от алкоголизации. Чаще всего такие функции берут на себя жена или мать. Они получают за индивида заработок, ругают его в случае выпи­вок, прячут спиртное, если оно име­ется в доме, следят за тем, чтобы индивид не встретился с собутыльниками, и т. п. Сам же алкоголизирую-щийся при этом принимает роль «опекаемого». Психологически он освобождается от страхов и угрызе­ний совести, связанных с алкоголиза­цией (ведь теперь этим занимается другой член семьи). Все его помыслы сосредоточиваются на удовлетворе­нии влечения к алкоголю. Одним из характерных признаков такого положения дел в семье является заметное расхождение между вер-бально выражаемым отношением индивида, злоупотребляющего алко­голем, к «опекуну» и невербальным. На словах такой индивид «искренне» признает значение усилий супруги или матери, говорит, что она «спаса­ет» его от алкоголизма, что без нее он «пропал бы». В действительности же все его помыслы сосредоточены на том, чтобы обмануть их и добыть спиртное. Психотравматизм данной роли связан в первую очередь с тем, что оставляет индивида безоруж­ным перед собственным влечением, снимает с него чувство ответствен­ности. Эта безоружность особенно сильно проявляется в момент, когда происходит распад семьи и «кон­троль» опекуна прекращается. Как правило, темпы алкоголизации при этом значительно нарастают.

Таким образом, к настоящему времени выделено немалое количе­ство «патологизирующих ролей», дано их описание. Каким должно быть отношение к данной концепции?

Во-первых, явление, описанное различными исследователями, дей­ствительно, существует. Это подтвер­ждается и нашим опытом проведения семейной психотерапии. Из всех се­мей, проходивших семейную психо­терапию, 23 % имели «патологизиру-ющие семейные роли» в качестве основного или дополнительного сим­птома.

Во-вторых, описанное явление, когда один из членов семьи использу­ет свое влияние для того, чтобы по­будить других играть межличностные роли, нужные ему для удовлетворе­ния своих потребностей, встречается

в жизни еще более широкого круга семей в качестве преходящих, не­долговременных состояний, как реак­ция на повышение нервно-психиче­ского напряжения в семье. Из этого следует, что практический врач или психолог, столкнувшись с фактом, что семья пациента поддерживает необычные отношения с окруже­нием или упорно усматривает у одного из членов семьи (например, пациента) недостатки и отрицатель­ные качества, которыми он не об­ладает, или имеет место контроли­рующая опека над пациентом, дол­жен проверить, нет ли в семье систем «патологизирующих ролей» и не является ли это следствием действий одного из членов семьи.

В то же время нынешнее состоя­ние рассматриваемой концепции оставляет и определенное чувство неудовлетворенности. Пока перед нами чисто констатирующее, фено­менологическое описание. На многие вопросы нет ответа. Это, в первую очередь, вопрос о причинах и пред­посылках развития данного явле­ния в той или иной семье. Действи­тельно, потребности, которые не могут быть удовлетворены, поскольку про­тиворечат нравственным представ­лениям индивида, существуют, по-видимому, в любой семье. Непонятно, однако, почему «патологизирующие роли» возникают только в отдельных семьях.

С ответом на этот вопрос связан и ответ на другой, не менее важный: какие существенные психологические явления обусловливают возникно­вение «патологизирующих ролей». Если они носят случайный, мало­существенный, характер, то и явле­ние, ими обусловливаемое, должно встречаться достаточно редко. Нуж­дается в уточнении вопрос о том, каково соотношение «патологизи­рующих семейных ролей» с другими явлениями, в особенности с обыч­ными защитными механизмами, хо­рошо известными и неоднократно описанными в литературе. Что такое «патологизирующие   роли» — новая

разновидность защитных механизмов или особое проявление уже изве­стных?

Ответ на все перечисленные вопро­сы требует более глубокого понима­ния механизма «патологпзирующих ролей». Нами предпринята попытка на основе обобщения работ других авторов, описывающих «патологи-зирующие роли», а также собствен­ных наблюдений предложить гипоте­тическую концепцию структуры вы­шеуказанных ролей. Задача ее очертить круг явлений, участвую­щих в формировании и проявлении любой «патологизирующей роли», и значение каждого из них. Опреде­лим основные понятия.

Потенциальные роли в семье. Под потенциальными ролями понимаются такие, которые в семье актуально не исполняются и, вполне возможно, не исполнялись никогда, но о которых член семьи имеет определенное пред­ставление и которые начинают вы­полняться при появлении соответ­ствующих обстоятельств. Так, на­пример, роль «больного» в семье может никогда не стать актуальной, если в ней вес здоровы. Однако она существует как потенциальная, по­скольку члены семьи, как правило, имеют представление о том, что про­изойдет, если в семье кто-то заболеет. Даже самый маленький член семьи может знать, что за ним будут ухажи­вать, в его присутствии--говорить тихо, стараться не беспокоить и т. д.

Потребности, удовлетворение ко­торых в условиях данной семьи при­водит к нарушению нравственных представлений. Как было видно при обзоре видов «патологизирующих ролей», всегда в их основе — по­пытка, вопреки нравственным пред­ставлениям индивида, а точнее в обход их, удовлетворить какую-то потребность (выражение агрессии, садизма, еупружеско-чротических чувств, влечение к алкоголю и др.).

Используемое свойство потенци­альной роли — это такая ее особен­ность, которая обеспечивает возмож­ность   удовлетворения   потребности,

противоречащей нравственным пред­ставлениям индивида. Так, о роли матери больного ребенка известно, что она должна сделать все, не счи­таясь со своими силами и здоровьем, чтобы спасти его. Эта роль существо­вала в описанной выше семье как потенциальная, одна из многих дру­гих потенциальных ролей, известных членам семьи. Однако, в силу описан­ного свойства (чрезвычайных тре­бований, которые она предъявляет матери), эта роль была избрана мужем для реализации своего агрес­сивного отношения к жене. Точно так же принятие другой семьей анти­сексуальной идеологии и возникнове­ние в ней ролей борцов за сексуаль­ную чистоту было не случайным. Выбор членом семьи, имевшим нару­шения половой функции, именно этих ролей связан с их свойством — слу­жить оправданием сдержанности и пассивности в сексуальной сфере («раз я борюсь с сексуальным раз­вратом, то должен ограничивать проявления секса в своей семье»). Отец, враждебно настроенный по отношению к подростку (например, неосознанно ревнующий его к мате­ри), выбирает по отношению к нему роль строгого воспитателя. Как раз эта роль расширяет возможности выражения   агрессии   к   подростку.

Таким образом, для возникновения «патологизирующих ролей» необхо­димы, как минимум, две предпосыл­ки: наличие неудовлетворенной по­требности и потенциальной роли, имеющей подходящее свойство.

Психологическое сопротивление членов семьи принятию «патологи­зирующей ро/ш».Как было видно при описании «патологизирующих ро­лей», один из членов семьи бывает заинтересован в переходе к «пато-логизирующим ролям». Он заинтере­сован тем сильнее, чем острее и дис­комфортнее его проблема. Переход к «патологизирующим ролям» для других --это обычно нарастание нервно-психического напряжения, снижения удовлетворенности жизнью семьи. Не менее важно и то, что переход к таким ролям, как правило, связан с искаженным представле­нием об окружающей социальной действительности («все против нас», «кругом царит разврат») или об отдельных членах семьи («он — за­коренелый хулиган», «у него необык­новенные таланты»). Переход к «за­щитному», искажающему действи­тельность, представлению о мире сталкивается, однако, с навыком реального восприятия действитель­ности. Нелегко поверить, что весь мир настроен враждебно, если ин­дивид ясно видит, что это не так. Все это создает значительное со­противление переходу к системе «па-тологизирующих ролей». Допол­нительным источником сопротивле­ния является и то, что во многих случаях члены семьи осознают воз­можность злоупотребления потенци­альной ролью в своих эгоистических интересах. Приведем характерное высказывание матери подростка (нарушение поведения на фоне де­компенсации явной истероидной акцентуации характера) о своем сыне: «Он с детства любил прики­нуться больным и бедненьким». Это высказывание свидетельствует, что и мать, и сын хорошо отдают себе отчет в возможностях потенциальной роли «тяжело больного члена семьи». Разумеется, если члены семьи (как упомянутая мать) осознают возмож­ность злоупотребления потенциаль­ной ролью, их сопротивление пере­ходу к «патологизирующим ролям» будет еще большим.

Перевес влияния индивида, за­интересованного в переходе к системе «патологизирующих ролей». Для того чтобы-, вопреки психологическо­му сопротивлению, семья все же перешла к «патологизирующим ро­лям», нужно, чтобы у лица, заинте­ресованного в этом, был немалый перевес в возможностях воздействия на других членов семьи, на их поведе­ние, чувства, мысли. Чем выше авто­ритет данного индивида в семье, тем больше зависимость семьи от него; чем выше его волевые качества,

тем вероятнее, что, несмотря на со­противление, все же будут приня­ты «патологизирующие социальные роли».

Ключевой факт — это основное представление, искажение которого обусловливает переход к «патологи­зирующим ролям». Для сформирова­ния семьи типа «крепость» нужно признание всех ее членов, что все против них. Для того, чтобы начала действовать роль «мать тяжело боль­ной девочки», и отец, и мать должны поверить, что болезнь, действитель­но, очень серьезна. Должны поверить в возможность спасти мужа-алкого­лика с помощью контроля над его поведением супруга или мать, взяв­шие на себя роль «опекуна». Нередко ключевым фактором является припи­сывание одному из членов семьи определенного качества. Так, припи­сывание агрессивности подростку необходимо, чтобы отец начал со­ответствующим (описанным выше) образом относиться к нему. В любом случае ключевой факт — это факт, искажение которого имеет наиболее важное значение для возникнове­ния нарушения ролевой   структуры.

Таким образом, «патологизиру-ющая роль» — следствие взаимодей­ствия ряда предпосылок. Необходи­мо, чтобы имелась неудовлетворен­ность определенных потребностей; в репертуаре «потенциальных ролей» семьи имелась бы роль с таким свой­ством, которое обеспечило бы воз­можность «легального» удовлетворе­ния «нелегальной» потребности; вли­яние лица,заинтересованного в пере­ходе к системе «патологизирующих ролей», оказалось бы достаточно сильным для преодоления источников психического сопротивления. Следо­вательно, для возникновения этой роли необходимо, чтобы у семьи имелся ряд свойств. Отсутствие (ли­бо сознательное разрушение в ходе семейной психотерапии) любого из них ведет к тому, что «патологизиру-ющая роль» становится невозмож­ной. Например, ослабление влияния индивида, заинтересованного в пере-

ходе к «патологизирующим ролям», будь то за счет роста самостоятель­ности других членов семьи или паде­ния авторитета такого индивида, при­водит к ослаблению или разрушению системы «патологизирующих ролей». Аналогичный эффект может быть достигнут мерами по усилению психи­ческого сопротивления членов семьи или мероприятиями по коррекции влечения, несовместимого с нравст­венными представлениями индивида. Ослабление этого влечения также может привести к исчезновению «па-тологизирующей роли».

Принципы психотерапевтической коррекции «патологизирующих ро­лей». Задача психотерапевта — до­биться разрушения «патологизиру-ющей системы ролей» в семье. Опыт работы с семьями, где «патологизи-рующие роли» были основным или побочным нарушением, показывает, что, несмотря на разнообразие слу­чаев, с которыми приходилось иметь дело, существует определенная, наи­более предпочтительная, последова­тельность действий психотерапевта.

Психотерапевтическую работу на­чинают обычно с тем членом семьи, который более всего страдает от си­стемы «патологизирующих ролей». Это, например, индивид, выполня­ющий роль «козла отпущения» («гро­моотвода»), «неисправимого», «спа­сителя». Во-первых, именно он в на­чале семейной психотерапии являет­ся «носителем семейных симптомов», т. е. более других обнаруживает при­знаки нервно-психического расстрой­ства. У индивида, заинтересованного в возникновении «патологизирующих ролей», нервно-психическое расст­ройство оказывается компенсирован­ным за счет других членов семьи. Во-вторых, именно член семьи, более всех страдающий от «патологизиру­ющих ролей», наиболее мотивирован к психотерапии, наиболее заинтере­сован в исцелении.С этим членом се­мьи проводится, в первую очередь, ра­бота, содействующая нарастанию его влияния в семье, особенно на того члена семьи, который более заинтере-

сован в сохранении «патологизиру­ющих ролей». Создаются психологи­ческие предпосылки для уменьшения и снятия описанного выше перевеса влияния этого заинтересованного в «патологизирующих ролях» члена семьи. Поставленной цели можно до­стигать разными методами. Опишем одну из применявшихся методик — «Расширение влияния» (РВ). Мето­дику эту можно было бы назвать «обучающим интервью», так как она представляет собой план беседы с но­сителем «патологизирующей роли» и преследует цель обучить его путям и методам оказания психологическо­го воздействия. Методика включает четыре этапа.

Этап 1 — мотивационный. Этап ставит цель — пробудить у носителя «патологизирующей роли» стремле­ние увеличить свое влияние в семье и особенно на члена семьи, заинтере­сованного в существовании «патоло­гизирующих ролей». Используются «подводящие» вопросы: «В какой мере другие члены семьи учитывают Ваши желания?»; «Чего бы Вы жела­ли от других членов семьи, если бы имели большее влияние на них?»; «Чего бы Вы желали, если бы имели очень большой авторитет в семье?»; «Чего бы Вы хотели, если бы Вам были очень обязаны (например, жизнью)?» Пациенту предлагается сформулировать все пожелания и просьбы, которые были высказаны в этом случае. Типичные ответы но­сителя «патологизирующей роли» обычно выражают желаемое направ­ление изменения взаимоотношений в семье и особенно с лицом, заинте­ресованным в сохранении таких ро­лей: «Я хотел бы, чтобы он лучше ко мне относился»; «Чтобы, отстал от меня, не придирался»; «Слушался бы меня»; «Не имел бы привычку срывать на мне злость»; «Понял бы, что я тоже человек».

На этом этапе член семьи, с которо­го начинается психотерапия, прежде всего осмысляет свое желание изме­нить отношения в семье, свою не­удовлетворенность    существующим

положением, а также тот очень суще­ственный факт, что для изменения отношений в семье необходимо жела­ние другого члена семьи, заинтересо­ванного в сохранении «патологизиру-ющей роли». Опыт показывает, что это осознание своей неудовлетворен­ности и своего желания изменить существующее положение нередко оказывается нелегкой задачей. В хо­де этого этапа возникает страх перед высказыванием своих пожеланий, боязнь, что другие члены семьи узна­ют об этих пожеланиях, что все будет каким-то образом передано им. В не­которых случаях в начале мотиваци-онного этапа приходится идти на оп­ределенное «обезличивание» зада­ваемых вопросов (типа «Если бы на Вашем месте оказался такой же че­ловек, как Вы, чего бы он больше всего хотел?»).

Выслушивая ответы, психотера­певт стремится побудить отвечающе­го как можно лучше представить, вербализировать (выразить словами) и эмоционально пережить как воз­можную просьбу пациента, так и те изменения в семейных отношениях, которые возникли бы в случае ее вы­полнения. Создаются психотерапев­тические условия для того, чтобы в ходе ответов на данные вопросы вы­разить и отреагировать отрицатель­ные эмоции (прежде всего страх, стыд и агрессию), которые возникают у члена семьи от самой мысли: выра­зить свое пожелание, оказать влия­ние на другого члена семьи.

Этап 2. Обучение члена семьи поис­ку методов воздействия на того члена семьи, который заинтересован в со­хранении «патологизирующей роли». Этап начинается с просьбы психо­терапевта назвать какое-то не слиш­ком важное дело, лучше всего семей­ное, которое член семьи, заинтересо­ванный в сохранении «патологизи-рующих ролей», очень не любит вы­полнять. Обычно называются такие дела, как «убирать комнату», «долго ждать», «идти в какое-либо учрежде­ние улаживать семейные дела», «на­вещать кого-то  из   родственников».

Затем предлагается составить список людей, с которыми этот член семьи чаще всего имеет дело; в список обычно включаются ближайшие род­ственники, наиболее близкие друзья. Далее предлагается представить, что каждый из людей, включенных в спи­сок, уговаривает члена семьи, заин­тересованного в сохранении «патоло­гизирующей роли», выполнить это «нелюбимое дело»: каким способом, какими словами, как будет вести себя в случае отказа или согласия. Приве­дем в качестве примера ответы мате­ри 14-летнего подростка-токсико­мана.

«Патологизирующая роль» матери — «спасительница сына» Названное матерью не­любимое дело, которое сын очень не любит вы­полнять,— это убрагь свою собственную ком­нату. В число лиц, наиболее часто общающих­ся с подростком, мать включила себя, друга сына, дядю (бывшего морского офицера), ба­бушку. Ситуацию, когда каждый из них будет уговаривать подростка, она описала следу­ющим образом: «Я сначала просто сказала бы ему, что надо убрать комнату, а потом начала бы ругаться. Он бы разозлился, хлопнул бы дверью и убежал. Николай (друг), наверно, говорил бы иначе Он бы сказал так: «Слушай, стоит ли из-за такой ерунды еще спорить. Сде­лай раз-два, убери, раскидай по местам — и делу конец*. Дядя говорил бы поучительным тоном: «Ты же мужчина Настоящий мужчина должен матери помогать!». Бабушка разгова­ривала бы с ним очень ласково, ведь он у нес любимчик: «Сделай, внучек, ну ведь я тебя прошу»

После того, как член семьи (в дан­ном случае мать) охарактеризовал манеру каждого в ситуации оказания влияния, психотерапевт просит ее проранжировать всех охарактеризо­ванных лиц с точки зрения того, кого скорее всего послушается индивид (в нашем примере  -сын).

Основные результаты этого этапа: осознание членом семьи, с которым проводится психотерапия, возможно­сти различным образом оказывать влияние на других членов семьи и то­го, что окружающие люди также ре­шают задачу поиска психологическо­го подхода.

Этап 3 — обобщающий. Цель его — помочь члену семьи понять психологические  особенности   индивида, заинтересованного в сохране­нии «патологизирующих ролей», в особенности те психологические ка­чества, которые используются окру­жающими его людьми для оказания влияния. Делается это^ с помощью серии вопросов, которые задает пси­хотерапевт в связи с результатами прошлого этапа интервью. Обсуждая вместе с членом семьи, как другие убеждали бы выполнить нелюбимое дело,психолог задает вопросы о пси­хологических качествах, побужда­ющих согласиться с убеждающим. В нашем примере (мать подростка-токсикомана) это выглядит так: после описания, как ответит друг, психотерапевт спрашивает у матери: «А что, Ваш сын, действительно, сты­дится спорить из-за пустяка? А прав­да ли, что ему бывает очень неудобно, если его уличат в этом?» Обсуждая предполагаемые слова дяди, психо­терапевт спрашивает мать: «Это правда, что Ваш сын очень хочет вы­глядеть мужчиной?» Далее психолог просит мать как можно подробнее охарактеризовать эту особенность сына, интересуется, кто еще и как ее использует. При этом психотерапевт всячески старается активизировать деятельность матери, направленную на осмысление, представление психо­логических особенностей сына, кото­рые нужно использовать для оказа­ния воздействия на него.

Этап 4 — этап пробного измене­ния. Психотерапевт обсуждает вме­сте с членом семьи, носителем «пато­логизирующих ролей», желания, ко­торые были высказаны на первом этапе в отношении влияния на друго­го члена семьи. Выбирается одно из них, обсуждаются возможности пре­вращения его в реальность. Нередко при этом речь идет о наиболее реаль­ном, осуществимом. Перед членом семьи ставится задача — добиться поставленной цели в каком-то не­большом аспекте взаимоотношений. Делается это для того, чтобы в ре­зультате психотерапии возросла его способность оказывать влияние, «по­чувствовать свою силу».

Успех четвертого этапа, как прави­ло, запускает процесс изменений в семье, интенсивного поиска носите­лем «патологизирующей роли», путей оказания воздействия на лицо, заин­тересованное в сохранении этой роли. В результате постепенно ликвидиру­ется перевес во влиянии последнего.

Одновременно носитель «патологи­зирующей роли» участвует в психо­терапевтических занятиях, направ­ленных на снятие искажения ключе­вого факта. Наиболее целесообраз­но проведение групповых занятий, в ходе которых проводится обсуждение анонимных случаев [Либих С. С, 1974j семей с «патологизирующими ролями». В ходе обсуждения психо­терапевт обращается к участникам с вопросом: искажение каких пред­ставлений членов семьи оказыва­ется необходимым для принятия «патологизирующей роли»?

Успех психотерапии с членом се­мьи — носителем «патологизиру­ющей роли», уменьшение или ликви­дация «перекоса влияния» ведут к по­степенному исчезновению этой роли. Это фрустрирует члена семьи, заин­тересованного в сохранении ее, поро­ждает обеспокоенный интерес к пси­хотерапии. Этот интерес оказывается исходным пунктом привлечения к психотерапии и его. Основная зада­ча, которая возникает при этом перед семейным психотерапевтом,— до­биться осознания собственных нерв­но-психических нарушений и необхо­димости психотерапии. В это время нередко усиливается давление на но­сителя (бывшего носителя) «патоло­гизирующей роли» со стороны члена семьи, заинтересованного в сохране­нии этой роли. Стойкость, твердость первого на этом этапе — весьма важ­ная предпосылка успеха.

Осознание членом семьи, заинте­ресованным в сохранении «патологи­зирующих ролей», собственного нервно-психического расстройства оказывается необходимой предпо­сылкой для дальнейшей индивиду­альной и групповой психотерапии, направленной на его излечение.

Просмотров: 8111
Категория: Библиотека » Психотерапия и консультирование


Другие новости по теме:

  • Часть 3. Что в семье недопустимо, или Для семьи вместо Уголовного кодекса - Как относиться к себе и людям - Н. Козлов
  • Глава 2. Проблемы семьи, имеющей детей, склонных к употреблению наркотических веществ - Профилактика наркомании в семье - С.В.Березин
  • 6-47 ПАРАДОКСАЛЬНОЕ ПИСЬМО: КАК ЗАПОЛУЧИТЬ НА ТЕРАПИЮ СОПРОТИВЛЯЮЩЕГОСЯ ЧЛЕНА СЕМЬИ - Структурированные техники семейной терапии - Роберт Шерман, Норман Фредман
  • Часть первая. ЧТО ТАКОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ, ИЛИ ВО ЧТО ЭТО Я ВПУТАЛСЯ? - Я вижу вас голыми. Как подготовитьск презентации и с блеском ее провести - Рон Хофф
  • ПРОБЛЕМА СОЗАВИСИМОСТИ И ТИПЫ СЕМЬИ - Как спасти детей от наркотиков - Данилины
  • 3. Так что же такое жизнь? - Что такое жизнь. (В чем заключено главное различие между живой и косной природой) - Львов И.Г. - Философы и их философия
  • I. ПСИХОТЕРАПИЯ — ЧТО ЭТО? - Психотерапия - что это. Современные представление- Дж.К. Зейг, В.М. Мьюнион
  • 2. СЕМЬИ - Техники семейной терапией - Сальвадор Минухин, Чарльз Фишман
  • ГЛАВА 3. ИЗУЧЕНИЕ СЕМЬИ И ДИАГНОСТИКА ЕЕ НАРУШЕНИЙ. - Семейная психотерапия- Эйдемиллер Э. Г., Юстищкий В. В.
  • Глава 4 РИСУНОК СЕМЬИ ИЕРАРХИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ - Психологические рисуночные тесты - Венгер А. Л.
  • Глава 23. Что вас утомляет и что с этим можно сделать. - Как преодолеть чувство беспокойства - Дейл Карнеги
  • 4. Жизнь семьи - Психотерапевтические рецепты на каждый день - Милютина Е.Л.
  • ЧТО ЖЕ НАМ ДЕЛАТЬ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ НАШ РЕБЕНОК НЕ СТАЛ НАРКОМАНОМ? - Как спасти детей от наркотиков - Данилины
  • Карл А. Витакер. Двадцатилетие семейной терапии: о динамике американской семьи — семейное бессознательное - Эволюция психотерапии. Сборник статей. Т. 1. Семейный портрет в интерьере. Семейная терапия - Дж.К. Зейга
  • Глава 3. СБОР ИНФОРМАЦИИ НА ОСНОВЕ ИНТЕГРАТИВНОЙ МОДЕЛИ. ДИАГНОСТИЧЕСКИЕ МЕТОДИКИ И ТЕХНИКИ ИНТЕРВЬЮИРОВАНИЯ СЕМЬИ - Системная семейная терапия- Черников А.В.
  • 3. Что было, что будет и немного о Зеркале - ЧЕЛОВЕК-ОРКЕСТР. Микроструктура общения- Кроль Л.М., Михайлова Е.Л.
  • ГЛАВА о том, что такое мышление и как его можно исследовать - Практикум по возрастной психологии - Абрамова
  • Что показано и что категорически противопоказано - Ораторское искусство (притворись его знатоком) - Крис Стюард, Майкл Уилкинсон
  • ОСНОВАНИЕ СЕМЬИ - Самоучитель супружества - Багдасар С.Б.
  • Особенности психопрофилактической работы с наркозависимыми подростками, воспитывающимися вне семьи - Проблемы профилактики негативных зависимостей среди молодежи. Сборник материалов конференции - Автор неизвестен
  • …Любопытно, что сегодня она раскупается быстрее всех других книг в мире. - Шесть способов располагать к себе людей - Дейл Карнеги
  • ИСТОРИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ СЕМЬИ - Самоучитель супружества - Багдасар С.Б.
  • 2.2. Вмешательство семьи - Новые Религиозные Движения - Вит Ценёв.
  • Глава 7. Планирование семьи. - Эгоистичный ген - Ричард Докинз
  • Джей Хейли. Жизненный цикл семьи. - Почему семейная терапия- ВирджиниСатир.
  • ГЛАВА 2. ЖИЗНЕННЫЙ ЦИКЛ СЕМЬИ - Необычайная психотерапия- Джей Хейли
  • Что было, что будет. - Уши машут ослом. Современное социальное программирование - Гусев Д.Г., Матвейчев О.А. и др.
  • 1. ЧТО ТАКОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ? ЭТО ТО, ДЛЯ ЧЕГО НАДО БЫ ОДЕТЬСЯ ПОПРИЛИЧНЕЕ? - Я вижу вас голыми. Как подготовитьск презентации и с блеском ее провести - Рон Хофф
  • Глава 2. МЕХАНИЗМ - СНЫ. Что это такое и как они вызываются - Ледбитер Ч.У.
  • I. Мозг - СНЫ. Что это такое и как они вызываются - Ледбитер Ч.У.



  • ---
    Разместите, пожалуйста, ссылку на эту страницу на своём веб-сайте:

    Код для вставки на сайт или в блог:       
    Код для вставки в форум (BBCode):       
    Прямая ссылка на эту публикацию:       





    Данный материал НЕ НАРУШАЕТ авторские права никаких физических или юридических лиц.
    Если это не так - свяжитесь с администрацией сайта.
    Материал будет немедленно удален.
    Электронная версия этой публикации предоставляется только в ознакомительных целях.
    Для дальнейшего её использования Вам необходимо будет
    приобрести бумажный (электронный, аудио) вариант у правообладателей.

    На сайте «Глубинная психология: учения и методики» представлены статьи, направления, методики по психологии, психоанализу, психотерапии, психодиагностике, судьбоанализу, психологическому консультированию; игры и упражнения для тренингов; биографии великих людей; притчи и сказки; пословицы и поговорки; а также словари и энциклопедии по психологии, медицине, философии, социологии, религии, педагогике. Все книги (аудиокниги), находящиеся на нашем сайте, Вы можете скачать бесплатно без всяких платных смс и даже без регистрации. Все словарные статьи и труды великих авторов можно читать онлайн.







    Locations of visitors to this page



          <НА ГЛАВНУЮ>      Обратная связь