Психология личности члена радикальной (асоциальной) и «деструктивной организации». - Психологические особенности членов деструктивных и террористических (радикальных) групп

Люди, вступающие в ряды радикальной группировки (далее: террористы) или «деструктивной организации» (далее: культисты) — это выходцы из разных социальных слоев и жизненных сфер. Существует определенный набор личностных черт, которыми должны обладать члены радикальных групп. Есть основания полагать, что эти черты во многом сходны с теми, которые отличают приверженцев религиозных культов. Серьезные изменения личности, связанные с принадлежностью человека, к какому либо культу и принятием его нормативной системы, описывает Конвей (Conway, 1978). Сходные изменения немецкие ученые (Байер, Кетль и др.) находят у солдат и квалифицируют как «скачок». Резкие изменения, «скачок», происходят и при вступлении в террористическую организацию, поскольку человек отказывается от принадлежности к определенной социальной группе, порывает с обществом и принужден вести подпольное существование (Conway, 1978).

Изучив различные социальные группы, проведя с сотнями – консультации, консультанты «по выходу» и социальные психологи пришли к следующему обобщению. Существуют следующие социальные и характерологические особенности индивидов, склонных к индоктринации (подразумевается, в том числе и «скачок»): истероиды, лица с паранойяльной настроенностью, психастеники, зависимый тип личности, лица из семей с гиперопекой, лица из неполных семей, лица из асоциальных семей, лица с ограниченными физическими возможностями, лица, пережившие тяжелые психотравмы, лица с развитым эйдетическим восприятием (галлюцинация наяву), лица, склонные к конфабуляциям (разновидность «ложных воспоминаний», «галлюцинации воспоминания»), дети, внуки и родственники культистов или террористов.

Чем младше человек, тем более он подвержен индоктринирующим влияниям, ибо воспринимает окружение как обучающую среду. Период раннего полового созревания характеризуется активной ориентацией на адаптацию к паттернам общения в малой группе, то есть восприятие правил игры в коллективе. Этот возраст более всего уязвим в плане повышенной восприимчивости к предлагаемым ему паттернам поведения в группе, более того, именно в этом возрасте резко возрастает значение символических родительских фигур, которые проективно разыскиваются вовне.

Второй возраст повышенной чувствительности — юношество 17-19 лет, когда возникает реальная жажда самоутверждения в социуме, однако сил для этого не хватает, а потому нужна поддержка покровителей, которые заведомо сильнее и образованнее самого человека. Достаточно продемонстрировать эффективность собственного поведения в кризисных ситуациях, для того чтобы стать кумиром молодого индивидуума. В юношеском возрасте очень сильна мотивация к формированию образа “Я” через отрицание отвергаемых моделей поведения. Самоопределение и самоутверждение осуществляется посредством контрастного и резкого разграничения собственной идентичности с наблюдаемыми вовне примерами судеб и моделей жизни. Именно на этом строится психополитика индоктринации, ориентирующаяся на предложение незрелому индивидууму ролевых моделей, заведомо отличающихся от общепринятых. Личностная зрелость проявляется в адекватном восприятии того образа жизни, который не созревшему индивидууму представляется как формальный, банальный, пыльный (то есть отживший), скучный и серый, отыгравший, исчерпавший себя, неперспективный, безжизненный.

Согласно статистическим исследованиям, большая часть взрослых культистов принадлежат слабому полу, в то время как подавляющее большинство руководителей культов — мужчины. В террористических группах ситуация выглядит наоборот – 75% мужчины. В последние 5-6 лет женщины в радикальных организациях стали привлекаться к активной террористической деятельности, как террористы-смертники, раньше их деятельность сводилась к «подготовке и планированию» террористических актов, а не к участию.

В террористических организациях обычно велик, как и в культах, процент агрессивных параноидов. Их члены склонны к экстернализации, к возложению ответственности за неудачи на обстоятельства и поиску внешних факторов для объяснения собственной неадекватности. Это полностью согласуется с выводами монографии Эрика Хоффера «Правоверный», в которой показано, что для большинства религиозных культов характерен образ общего врага, которого можно обвинить во всех внутренних проблемах религиозной организации. Таким врагом может быть Сатана, правительство, другие конфессии (Hoffer, 1951). В. Волкам видит здесь неизбежный феномен жизни. Человек испытывает потребность причислять одних людей к своим союзникам, других к врагам, и эта потребность — результат усилий по защите чувства самоидентичности (Volkam, 1986). Не удивительно, что исламские террористы поддерживают боевой дух бойцов, указывая на угрозу со стороны «Порождения Сатаны» — Соединенных Штатов Америки. В этой связи Джон Мак развивает понятие «эгоизма преследователя жертвы». Это понятие обозначает отсутствие сострадания преследователя к своей жертве, даже если ее страдания намного превышают тот уровень страданий, какой испытывает сам преследователь или связанные с ним люди (Mack, 1979; Olson, 1988). В эгоизме преследователя, возможно, кроется объяснение того, почему ужасные акты террористов могут совершаться столь хладнокровно, предумышленно и расчетливо (Miller, 1988). Организация насилия требует для личности внутреннего самооправдания. Задача — вовлечь большую массу людей, для которых либо цели террора или культа столь высоки, что оправдывают любые средства, либо столь неразборчивы в средствах, что готовы реализовать любую поставленную задачу. Впоследствии Лифтон развивая свою концепцию, изложенную в работе “Реформирование мышления и психология тоталитаризма”, дополнил ее моделью “удвоения личности”, освещая процесс «самооправдания», в работе «Нацистские врачи: медицинское убийство и психология геноцида». Он попытался объяснить психологические механизмы, которые позволили профессиональным врачам стать невосприимчивыми к тому, что они стали частью самого эффективного конвейера убийств, известного человеческой цивилизации: нацистских лагерей смерти. Это исследование привело к более точному пониманию того, как люди, здоровые психически и физически, образованные и идеалистичные, довольно быстро могут становиться фанатиками движений, вся идеология и деятельность которых прямо противоречит их первоначальным взглядам на мир. Такая резкая и глубокая ресоциализация личности является результатом специфической адаптивной реакции в условиях чрезвычайного группового давления и манипулирования базисными человеческими потребностями. Лифтон назвал ее “удвоением”.

Удвоение заключается в разделении системы собственного “я” на две независимо функционирующие целостности. Разделение происходит потому, что в определенный момент член культовой или террористической группы сталкивается с тем фактом, что его новое поведение несовместимо с докультовым (дотеррористическим) “я“. Поведение, требуемое и вознаграждаемое тоталитарной группой, настолько отличается от “старого “я”, что обычной психологической защиты (рационализации, вытеснения и т. п.) недостаточно для жизненного функционирования. Все мысли, убеждения, действия, чувства и роли, связанные с пребыванием в деструктивном культе, организуются в независимую систему, частичное “я”, которое полностью согласуется с требованиями данной группы, но происходит это не по свободному выбору личности, а как инстинктивная реакция самосохранения в почти невыносимых — психологически — условиях. Новое частичное “я” действует как целостное “я”, устраняя внутренние психологические конфликты. В Аушвице врач мог через удвоение не только убивать и осуществлять вклад в убийство, но и молча организовывать в интересах этого зловещего процесса всю структуру своего “я”, все аспекты своего поведения.

Удвоение отличается от традиционных концепций “расщепленного” сознания и “расщепленных” психологических систем личности (то есть составных личностей). Эти процессы считаются пожизненными моделями, которые начинаются в раннем детстве, обычно в ответ на серию травматических событий и крайне конфликтных отождествлений, которые незрелая психика не может постигнуть или интегрировать и остаться при этом нетронутой или “целой”. Более того, диссоциированные или множественные «системы личности» индивида обычно сознательно не подозревают друг о друге и скорее действуют независимо. При удвоении, однако, две «личности» знают друг о друге, и все-таки действия «злой» половины не имеют никаких моральных последствий для того «я», которое не несёт на себе зла. Удвоения не бывает у детей даже тогда, когда они сталкиваются с подавляющей травмой. Оно происходит у взрослых, реагирующих на крайнюю, но не непостижимую ситуацию (такую, как тоталитарный режим). Более того, у взрослого, который “раздваивается”, присутствует элемент активного, адаптивного, участия как средство приспособления к крайности. Удвоение включает массированную психическую перестройку, однако оно может быть относительно временным и относительно легко обратимым. Само по себе удвоение не является ни плохим, ни хорошим. Говоря вообще, приспособительная потенциальная способность к удвоению является присущей человеческой психике и может быть со временем спасительной для жизни: для солдата на войне, например; или для жертвы жестокости, такой, как заключенный в Аушвице, который должен испытать какой-то вид удвоения, чтобы выжить. Но адаптивно «удвоенное «я» может стать опасно необузданным, как это произошло у нацистских врачей. К тому же, кроме социальной опасности массового «удвоения» это явление в любом случае наносит тяжелейшую травму сознанию и психике человека, вынужденного его пережить, что прекрасно известно по опыту узников лагерей и ветеранов войн. Именно интенсивность и особенности воздействия в деструктивных и радикальных «организациях» таковы, что их трудно приравнять к обычным способам социализации и жизнедеятельности. Ближе всего к тому, что происходит в тоталитарных и радикальных «организациях» — подготовка новобранцев в армии, пребывание на войне, тюрьмы, концлагеря и разные подпольные террористические группы. Чрезвычайность однонаправленного воздействия — чрезвычайного по силе и специально созданным условиям, резко отличающимся от обыденно-повседневного процесса социализации, — при отсутствии равносильной конкуренции, равновесного выбора — вот что такое деструктивная культовая или террористическая группа в социально-психологическом смысле. Если в нормальном обществе предлагаются различные (и противоположные, взаимоисключающие) идеи с более или менее одинаковой силой, то деструктивный культ, с этой точки зрения, это целенаправленная система для обеспечения исключительно одностороннего воздействия с максимальным исключением возможности выбора и с максимальным обеспечением силового воздействия одной идеи или личности.

Через «возвышенные мотивы» обычно вовлекают молодежь, которая, в силу умственной и моральной незрелости, легко принимает радикальные национальные, социальные или религиозные идеи. Вовлекают ее чаще всего через тоталитарные (т.е. полностью подавляющие волю людей и подчиняющие их только воле «вождя» «учителя»), религиозные или идеологические секты типа «Аум Синрике» или «Красных бригад». Длительное нахождение членов террористических или культовых групп в конспиративной обстановке при интенсивной террористической (религиозной) тренировке, включающей и специальные (ведущие к реформированию мышления) технологии психологической обработки, приводит к появлению специфической среды, которую, по аналогии с уголовной средой, можно назвать террористической средой с особым типом сознания людей, составляющих эту среду.

Генезис формирования и динамики поведения «вовлеченной» личности напрямую зависит от таких факторов как воспитание, образование, мироощущение, возможности самореализации в современной жизни, общества, которое окружает данную личность. Механизм террора заложен в человеке очень глубоко, замаскирован пластами словесных обоснований. Чаще всего террористическим действиям дает толчок чувство безвыходности из той ситуации, в которой оказалось некое меньшинство, психологический дискомфорт, который побуждает его оценивать свое положение как драматическое. Так, вербовка в культы проходит с личностями, которые находятся в сильном эмоциональном дисбалансе, как правило, это стресс, вызванный тяжелыми переживаниями после трагического события, развода, гибели близкого человека, потери работы и т.п. При всем различии террористических и культовых группировок всех их объединяет слепая преданность членов организации ее задачам и идеалам. Можно подумать, что эти цели и идеалы мотивируют людей к вступлению в организацию. Но это оказывается совсем не обязательно. Цели и идеалы служат рациональному объяснению принадлежности к данным организациям. Настоящая причина — сильная потребность во включенности, принадлежности группе и усилении чувства самоидентичности.

Обычно членами радикальных (деструктивных и террористических) организаций становятся выходцы из неполных семей, люди, которые по тем или иным причинам испытывали трудности в рамках существующих общественных структур, потеряли или вообще не имели работу. Чувство отчуждения, возникающее в подобных ситуациях, заставляет человека присоединиться к группе, которая кажется ему столь же асоциальной, как и он сам. Общей чертой террористов и культистов является, таким образом, сильная потребность во включенности в группу подобных людей, связанная с проблемами самоидентичности (Miller, 1988).

Понятно, что членом радикальных или культовых группировок не становятся сразу. Прежде чем стать членом радикальной и деструктивной организации, человек проходит через апатию и другие формы социальной дезадаптации (Miller, 1988). Идентификация с асоциальной (радикальной или деструктивной) группой обеспечивает таким людям социальную роль, хотя и негативную. Порвать с группой для данной «вовлеченной» личности почти невозможно — это равносильно психологическому самоубийству. Представления «вовлеченной» личности могут быть уподоблены представлениям некоторых женщин, поддерживающих неудачный брак из соображения, что это лучше, чем быть незамужней. Для «вовлеченной» личности покинуть организацию значит потерять самоидентичность. «Вовлеченная» личность имеет столь низкую самооценку, что для него отказаться от заново обретенной самоидентификации практически невозможно. Эти вовсе не авторитарные люди становятся, таким образом, членами жестко авторитарных групп. Включаясь в такую группу, они обретают защиту от страха перед авторитаризмом. При этом любое нападение на группу воспринимается ими как нападение на себя лично. Соответственно любая акция извне значительно увеличивает групповую сплоченность. Об этом необходимо помнить, организуя информационную борьбу с террористическими и культовыми организациями. По мере того как «вовлеченная» личность проникается идеологией своей организации, он усваивает абсолютистскую риторику и новояз.

Подобная ситуация (процесс) побуждает «вовлеченных» личностей к нанесению ударов по обществу и врагу, кто бы им ни считался. Врага определяют лидеры-гуру организации. Они намечают мишени, а также методы нападения, которые следует использовать. Одновременно определенным группам населения (оппозиционным государству и т.п.), дают понять, что в обмен на обязательства, взятые на себя террористической или культовой организацией, эти группы тоже должны взять на себя обязательство поддержки террористов (культистов). Возникает своеобразная круговая порука, позволяющая лидерам террористов и культистов требовать от указанных групп финансирования, снабжения, укрывательства, поставки рекрутов и т.п. Этим в террор или культ прямо или косвенно втягиваются уже большие группы населения, создающие его социальную базу и затрудняющие создание в обществе сопротивления насилию.

Хотя стоит отметить, что культисты не требуют поддержки социальных групп, а предпочитают, используя технологии контроля сознания захватывать и контролировать социальные группы. Важной особенностью здесь служит то, что «вовлеченный» член культа не должен иметь личной собственности и культ ему в этом помогает. Культы, в отличие от радикальных организаций, контролируют большие предприятия и материально обеспеченных менеджеров. Радикальная (террористическая) группа предпочитает уничтожать для запугивания и дестабилизации обстановки в обществе, а культы — присоединять и использовать для роста своего влияния.

Такая насильственная радикально-культовая среда, состоящая из идеологического центра, специальных формирований и социальной базы — уже достаточно эффективный инструмент в руках тех, кто ее контролирует.

Из всего вышеприведенного можно сделать несколько выводов:

«деструктивные группы» используют одни и те же техники реформирования мышления (контроля сознания), что и радикальные террористические организации;

«деструктивные организации» в отличие от радикальных террористических групп, предпочитают захват предприятий и социальных групп для дальнейшего перераспределения их ресурсов в свою пользу, а не террористические акты с целью уничтожения предприятий или лидеров социальных групп;

деструктивные группы в отличие от террористических групп предпочитают избегать внимания СМИ;

атмосфера внутри культовых и террористических групп во многом идентична, что вызвано общими особенностями сознания «вовлеченных» личностей;

истоки проблематики существования терроризма и «деструктивных организаций» одинаковы и есть смысл изучать их вместе в рамках феномена контроля сознания, социологии, криминологии, виктимологии и социальной психологии.

Хочется заметить, что определенные проблемы в нашем обществе необходимо решать совместно с государственными институтами власти, хотя трудно понять является ли сотрудничество со спецслужбами (в контексте рассмотренной проблемы) единственной панацеей от роста деструктивных и радикальных организаций. Но можно с уверенностью сказать, что без них эту проблему решить невозможно. Именно активная гражданская позиция должна по идее пробудить государство к более действующим мерам профилактики данных «социальных болезней».

Автор считает, что для более глубокого научного анализа стоит отнести к деятельности «деструктивных организаций» деятельность групп (мини-социумов), таких как антиглобалисты, радикальные экологи, террористы, криминальные, некоторые игровые сообщества и т.п. Изучение в совокупности деятельности данных субъектов, возможно, поможет нам лучше понять природу радикализма и роста случаев применения техник реформирования мышления (контроля сознания) в обществе.

Выражаю благодарность авторам, чьи труды позволили рассмотреть проблему контроля сознания с нетрадиционной позиции.

С надеждой на лучшее,

Вершинин Михаил Валерьевич

Психолог, «консультант по выходу»

[email protected]

13.06.2003

Автор статьи ее опубликованием не преследует коммерческих целей, а действует исключительно в рамках научного исследования, отражая субъективное мнение без цели дискредитации упоминаемых юридических лиц и сообщением заведомо ложных результатов. Автор не преследует цели популизации своих идей в свете последствий террористических актов, происшедших в России и мире.