|
|
«На языке привязанности»… (взаимосвязь типа привязанности и «сценария отношений»)Автор статьи: Уласевич Тина Васильевна
М. Мерло-Понти. Феноменология восприятия.
"Мы почти не спим и начинаем день с кофе, мы много курим и ругаемся матом, засыпаем на рабочем месте, сидим на диетах, заводим новые знакомства, ненавидим людей, не признаёмся себе в зависимостях, встречаемся без любви, продолжая ненавидеть людей, живём от субботы до субботы, верим в жизнь после смерти и каждый год загадываем желание быть любимыми…" (ц) Что делает нашу жизнь такой? … Кто из нас сегодня не слышал фразы: «Все проблемы родом из детства»? Эта точка зрения стала настолько удобной, что многие люди до конца жизни охотно оправдывают все свои неудачи тем, что мама в детстве их не «долюбила»… Есть ли основания для таких выводов? Да, конечно. «Призраки детства» существуют, и преследуют многих из нас многие годы… Но, правда и в том, что мало кто из нас радуются тому, что если бы родители заранее знали «на что подписываются», то, возможно, с большим удовольствием абортировали бы нас в детстве (и мы сейчас вряд-ли могли бы рассуждать на эту тему) и еще реже нам хочется задумываются о том, что наша жизнь во многом зависит от того, «что мы сделали с тем, что сделали из нас другие» (Сартр) … … Так что же мы так упорно ищем и так редко находим? Вы можете со мной поспорить, но, я думаю, что – это глубокая эмоциональная связь (близость)… «Личность, подобно предложению или фразе, нуждается в том, чтобы быть кому-то адресованной. Когда послание находит адресата, тем самым достигается и цель обращения…» (М.Пестов) Мы нуждаемся в другом человеке, чтобы понять «Кто мы?», «Какие мы?», «Зачем мы здесь?»… Нам необходимо узнавать себя в глазах Других, слышать себя в голосах Других, чувствовать себя через прикосновения Других... «Другой подтверждает реальность моего бытия. Зачем мне нужно это подтверждение, если я и сам достаточно хорошо знаю, что я есть? …Потому, что «это подтверждение избыточное и в этой избыточности заключается смысл. Когда можно узнать больше, чем надеешься, задавая вопрос. Словно бы во мне есть что-то такое, что я не могу обнаружить без помощи Другого и это что-то – источник радости, которую невозможно купить за валюту аутизма. Поэтому привязанность это инструмент для обнаружения этой скрытой от моего взгляда зоны. Когда я задаюсь вопросом «какой я?», мне никогда не ответить на него исчерпывающе без дополнения «и какой я для тебя?» (М.Пестов) Если нет близкого контакта с Другим, мы начинаем внутренне «эмоционально болеть и умирать »… И никакие внешние достижения не заполняют эту бездонную «эмоциональную дыру (пустоту)» в нашей личности… … Формируется эмоциональный опыт близости в детстве - прежде всего, в контексте отношений с матерью. Глядя в глаза матери, младенец видит в них свое отражение, – она первое и самое значимое «зеркало», подтверждающее существование любого человека. «Отзеркаливание» матерью обеспечивает удовлетворение жизненно важной человеческой потребности в «эмпатическом резонансе», ведь самое страстное желание любого человека – это быть понятым и принятым таким, какой он есть. «Лучистый взгляд матери» (Х.Кохут), выражающий наслаждение самим существованием (фактом присутствия) ребенка, если нам повезло, «освещает» затем всю нашу жизнь… «Первый подарок мамы – жизнь, второй - любовь, третий – понимание». (с) Мы приходим в этот мир через маму. Еще до рождения мы многое узнаем через нее о мире и о себе. Достаточно ли хорош этот мир для меня? Достаточно ли я хорош для этого мира? Имею ли я право быть в этом мире таким, какой (какая) есть? Мама – изначально всегда присутствуя рядом, являясь продолжением ребенка, помогая удовлетворять потребности в младенчестве и справляться со «сложными, трудновыносимыми чувствами» (ужасом, тревогой, агрессией и т.п.) – «контейнируя», и позволяя этот «сырой» аффективный опыт пережить и осмыслить – «уменьшить» непостижимую реальность до понятной и приемлемой. Когда эмоции ребенка «выливаются» вовне, мать способна их удерживать в себе, не впадая в отчаяние, примитивное «отреагирование», и не отстраняясь… Вначале через эмпатию «догадываясь», а затем, давая слова для названия чувств, помогает ребенку связывать телесные, эмоциональные и когнитивные измерения в одну целостную картину. Происходящее становится доступным для символизации (я понимаю, что со мной) и передачи этой информации другому (я могу рассказать о себе). Я становлюсь более ясным для себя и для другого… И, если такой опыт принятия был, тогда, и я сам со временем, могу принять себя любого и «послать позывной в космос» - «я ласточка» («крокодил» и т.д.) ищу сближения»… … Первым ученым, обнаружившим, что для ребенка жизненно важна привязанность к заботящемуся о нем взрослому, стал английский психиатр и психоаналитик Джон Боулби. До этого психоаналитики считали, что младенец эмоционально привязывается к матери, поскольку она его кормит. Боулби в качестве психиатра наблюдая страдания и отчаянное желание маленьких детей, оторванных от своей семьи и порученных заботам чужого человека, вернуть свою мать (несмотря на полноценный уход) добавил к этому социальную составляющую. Заинтересовавшись исследованиями Конрада Лоренца по «импритингу» (когда рождается гусенок или утенок, он привязывается к первому движущемуся объекту, который он видит. Практически без исключений это будет его мама, хотя если исследователь попадет им на глаза первым, то гусенок или утенок безнадежно привяжется к нему и будет следовать за ним повсюду), он сделал следующие выводы: «Психологическая привязанность по своей природе совершенно отлична от зависимости от удовлетворения физиологических потребностей. Это означает, что психологическая привязанность и потеря привязанности — понятия, имеющие собственный статус, независимый от потребности ребенка в том, чтобы его физиологические нужды удовлетворялись объектом»… 1) значимые эмоциональные связи между людьми необходимы для их выживания и, следовательно, имеют первичную ценность; 2) они могут быть поняты, исходя из кибернетических контуров, находящихся в нервной системе каждого партнера; функция этих связей —— поддерживать их близость или доступность; 3) для эффективных действий каждый партнер строит в своей психической системе модели себя и других, а также паттерны взаимодействий, установленные ими между собой; …» Еще одним психологом, которому мы очень обязаны, является Гарри Харлоу (Harry Harlow), теоретик, изучающий животных, который в 1958 году опубликовал исследование, основанное на эксперименте по социальной изоляции с обезьянками резус, который опроверг предположение, бытующее как среди фрейдистов, так и среди теоретиков в области социального научения о том, что привязанность младенца к матери в большей степени определяется функцией кормления. Харлоу забирал маленьких обезьянок от их матерей сразу после рождения и помещал их к двум суррогатным “матерям” – одной, сделанной из проволоки, и другой – покрытой махровой тканью. Подавляющее большинство детенышей предпочитало проводить время с махровой «матерью» даже когда проволочная “мама” обеспечивала едой. Маленькие обезьянки больше привязывались к мягкой тряпичной матери, прижимаясь к ней, прибегая к ней, когда были напуганы, и используя ее как базу для исследований. Харлоу сделал вывод, что, по крайней мере, для резус-макак, теплый контакт казался более важным для психологического развития, чем просто «кормление». Какое отношение к нам – «венцам творения», давно осваивающим космические пространства, имеют все эти эксперименты с гусями и обезьянами? Как оказалось самое прямое. Рождаясь, мы полностью зависим от людей, которые о нас заботятся - младенец чисто технически не может выйти из отношений с родителями – один он просто не выживет. Природа «снабдила» его «арсеналом средств», позволяющих «удерживать» заботящегося взрослого рядом - «цепляние, сосание и следование – все это является частью инстинктивного репертуара ребенка. Боулби видел множество врожденных поведенческих систем – паттернов, направленных на поиск взаимоотношений, – которые наполняются и развиваются за счет реакций, которые они вызывают у окружения. Улыбка ребенка - “социальный пусковой механизм”, который вызывает материнскую заботу» (Боулби). Кстати, многие, формально повзрослев, с успехом используют эти примитивные навыки всю жизнь ( :)). В норме, у ребенка на это есть примерно два года — в возрасте до двух месяцев младенцы улыбаются, лепечут и плачут, чтобы привлечь внимание любого взрослого, с двух до шести они учатся различать взрослых и выбирают среди них наиболее значимого, а после шести месяцев начинает формироваться устойчивая привязанность. Ребенок вынужден адаптироваться к любому отношению со стороны значимого взрослого, в том числе к холодности, отвержению или непредсказуемому поведению… Боулби считал, что в случае необходимости дети готовы пойти на многое, включая обширные когнитивные искажения и эмоциональные жертвы, чтобы сохранить связь со своими матерями. «…На Я-модель ребенка глубокое влияние оказывает то, как мать видит его и обращается с ним: все, что она не способна распознать в нем, он вряд ли будет способен сам распознать в себе»… (Н.Шнаккенберг) Трудно переоценить этот период в нашем развитии – ведь специалисты считают, что тип привязанности к значимому взрослому — это «полигон», на котором определяется степень базового доверия к миру и оттачивается способность в дальнейшем завязывать все социальные отношения…. Т.е., наши ранние отношения становятся частью нас, и что нечто схожее с «внутренней рабочей моделью» отвечает за тип отношений, которые мы развиваем в дальнейшей жизни. … Теории Боулби так и остались бы гениальными предположениями, если бы не его талантливая последовательница - психолог Мэри Эйнсворт, которая в 1960-х и 1970-х годах исследовала то, как ранний опыт влияет на паттерны привязанности. Ее знаменитый эксперимент получил название «Незнакомая ситуация»: вначале за младенцами и их матерями наблюдали в домашних условиях, оценивая то, как мать реагирует на разные «позывные» со стороны ребенка. В возрасте от года до полутора лет малышей с матерями приглашали в специально оборудованную лабораторию, где моделировали разные ситуации: ребенок и мать играют в обычной комнате, где находятся игрушки, в присутствии незнакомого третьего лица. Мать на несколько минут выходит из комнаты, а наблюдатель пытается играть с ребенком, который с ним познакомился. Затем мать возвращается, а незнакомец выходит. Цель эксперимента — изучить условия повторной встречи матери и ребенка. Исследователей интересовало, насколько ребенка будет тревожить отсутствие матери, насколько смело он будет готов исследовать новую ситуацию, как будет реагировать на чужого человека и последующее возвращение матери. Чем больше опасность, тем острее потребность ребенка в непосредственном тесном контакте с матерью и защите, и тем меньше исследовательское поведение и познавательный интерес. По результатам эксперимента, Мэри Эйнсворт предлагала распределить детей, подвергавшихся этой процедуре, на три категории:
И две «тревожные»:
Позже был выделен еще один тип привязанности - хаотический (тревожно-дезорганизованный). По итогам эксперимента Эйнсворт выделила четыре основных типа привязанности, что впоследствии позволило предположить как развивается психика ребенка в присутствии значимого Другого и в зависимости от ответа Другого):
Базовая жизненная позиция: «Я – благополучен. Вы – благополучны». «Мне безопасно быть как с Другим, так и с собой». "Я могу доверять миру." Взрослые с надежным типом привязанности чаще других строят здоровые и сбалансированные межличностные отношения. Они свободно проявляют чувства, ищут теплых отношений, уверены в собственных силах, способны высоко ценить как себя, так и другого человека, устанавливают прочные связи, оставаясь самодостаточными и не впадая в зависимость от партнера. Т.е., они способны как свободно приближаться, так и отдаляться от другого. Когда они сталкиваются с проблемными ситуациями, то применяют различные стратегии, включая обращение к Другому за помощью, ведь в их представлении партнер доступен и в случае необходимости хочет помочь, но, при этом у них сохраняется личностная автономия – опыт опоры на свои силы, они способны чувствовать себя комфортно оставаясь в одиночестве, способны договариваться и оказать Другому помощь. Романтические отношения характеризуются интимностью, близостью, взаимным уважением и эмоциональной включенностью. При этом, они реалистично (без идеализации) оценивают своих партнеров и свои отношения с ними. Людей с безопасным типом привязанности мы вряд-ли встретим на приеме у терапевта. … А что происходит с теми, кому с базовым типом привязанности повезло меньше? 2. Небезопасный – тревожно-сопротивляющийся (амбивалентный) тип привязанности – формируется в результате частичного внимания со стороны матери или другой родительской фигуры (например, в момент, когда ребенок нуждался в удовлетворении потребности в ласке, любви и привязанности, мать испытывала временный дефицит – спешила по своим делам, к мужу, на работу и т.п.). Родители таких детей крайне непоследовательны в своей реакции на эмоции, иногда поддерживают своих детей в их осмыслении чувств, иногда отталкивают их. Ребенок не уверен в получении помощи и поддержки со стороны Взрослого. В эксперименте Эйнсворт при появлении матери ребенок вцеплялся в нее, старался удержать, чтобы убедиться, что через несколько минут она не «исчезнет». Такой тип привязанности формируется, когда ребенок не уверен, что мать или другой значимый взрослый будет рядом, когда он понадобится. Поэтому такие дети обостренно реагируют на разлуку, настороженно относятся к чужим и не очень готовы действовать самостоятельно, потому что не чувствуют себя в полной безопасности. У такого ребенка, кстати, отмечалась неоднозначная реакция на возвращение матери: он и рад этому возвращению, и зол на то, что его бросили. Если такой тип реагирования зафиксируется во взрослой жизни – человек формирует инфантильную модель поведения, проявляя тенденцию находится в слиянии – в зависимых отношениях, у него, по-сути, нет дифференцированного образа себя и Другого. Только «Мы вместе». Мне одному плохо. Я цепляюсь за Другого. Низкая самооценка формирует установку «Я хуже, чем Значимый объект». Базовая позиция: «Я – не благополучен, Вы – благополучны». Такие дети вырастают неуверенными в себе и в своих отношениях с другими людьми, часто они слишком сильно нуждаются в подтверждениях взаимности – они «обречены» постоянно искать подтверждения собственной значимости. Сепарационная тревога от матери настолько невыносима, что подталкивает их к воспроизведению отношений инфантильной зависимости, внутри которой между партнерами не существует границ. Позиция «Я – не благополучен, Вы – благополучны» - это детская позиция, неадекватная для взрослого человека. Ведь, если для вашего выживания необходим Другой человек, значит в этих отношениях нет выбора. Это не любовь, а необходимость. Во взрослом возрасте такие люди недооценивают себя и переоценивают партнера, они часто склонны к созависимым (и зависимым) отношениям, живут не своей жизнью, а интересами партнера в обмен на гарантированное постоянство связи. Делается это не от альтруизма, а от ужаса столкновения с одиночеством, где «трусость» маскируется преданностью… Ведь как ни пусты или травматичны такие отношения, в их рамках с помощью партнера удается как-никак подтверждать свое существование. Другой становится условием бытия. Обо мне помнят – я существую. Такие люди звонят 100 раз на день, чтобы напомнить о себе, и демонстрируют такой уровень заботы, что в ней можно «захлебнуться» и задохнуться». Они настолько «растворены» в жизни партнера, поглощены его интересами, что создается впечатление, что без Значимого другого их не существует – они не понимают собственных потребностей, не устанавливают границ, никогда не говорят «нет». Зависимое и покорное поведение обусловлено тем, что человек воспринимает себя как неспособного на самостоятельные действия, а цель такого поведения – добиться заботливого отношения. К сожалению, такой стиль построения отношений в какой-то степени поощряется культурой: мы часто романтизируем всепоглощающую, жертвенную любовь, помещающую объект привязанности в центр Вселенной. Но, по сути, нам нечем восхищаться, ведь мы, как правило, имеем дело с затянувшимся кризисом индивидуации («становлению собой»). Обреченная на неудачу попытка получить от объекта зависимости всю любовь, которую человек недополучил в жизни, желание насытиться раз и навсегда, неизбежно приводит к разочарованию от отношений вообще, малейшая фрустрация рождает ощущение тупика и отчаяние безысходности. Зависимые отношения способствуют инфантилизму, а не развитию, служат заманиванию в ловушку и связыванию, а не освобождению. 3. Небезопасный – тревожно-избегающий тип привязанности – формируется в тех случаях, когда мать рядом с ребенком проводит незначительное количество времени, либо когда она формально присутствует, но проявляет безразличное, эмоционально уплощенное, дистантное отношение, не удовлетворяя его потребность в тепле и заботе. Причинами этого могут быть чрезмерная поглощенность чувством к отцу ребенка, работа, ситуация потери супруга и т.п. В любом случае, если первичному опекуну не хватает понимания своих чувств или он слишком озабочен ими, ему будет трудно замечать чувства собственного ребенка и адекватно реагировать на них. Опыт ранних отношений состоит из эпизодов либо насильственного вторжения в границы ребенка (гиперопекающее окружение), либо «бросания». Матери скорее действуют из своего понимания, что детям «надо». В целом, ребенок воспринимается как помеха. Ему передается скрытое послание: «Было бы хорошо, если бы ты сам решал свои проблемы». В результате ребенок приходит к пониманию, что регулирующая поддержка его чувств недоступна, и это потенциально ведет к подавлению и отрицанию этих чувств. Это самые независимые дети, которые не особенно расстраиваются из-за отсутствия матери. Такие младенцы рано столкнулись с холодом или отвержением со стороны опекающих взрослых. «Слишком ранний и слишком сильный страх и тревога возникающие у ребенка при столкновении со средой, с которой он не может справиться и от которой не чувствует поддержки, провоцируют уход из внешней реальности и искажают процесс развития Эго по причине мощного стремления к отстранению и пассивности» (Г.Гантрип). Ребенок подавляет естественное проявление чувств и использует примитивные защиты для взаимодействия с миром, который воспринимается как враждебный. Уход из внешнего мира нужен для того, чтобы отрицать болезненную реальность и не допустить появления серьезных привязанностей. В отличие от предыдущего типа, здесь у ребенка не возникает избыточной потребности во внимании и заботе — наоборот, он перестает их ждать. Эти дети усваивают, что потребность в близости приводит к разочарованию, и стараются в дальнейшем обходиться без нее. Хотя забота о ребенке присутствует, но ограниченное внимание к нему, формальный тип отношений формируют ощущение ненадежности, ограниченности внимания и недоверия. Уверенности в получении внимания в дальнейшем нет. Эмоциональная отверженность порождает дефицит эмпатии. Ребенок избегает встречи со сложными чувствами (страхами, агрессией и т.п.). В результате вырастает «псевдовзрослый». Проблемы – тревожные расстройства. Появление чувств вызывает тревогу. Эмоциональный опыт не ментализируется. Мне лучше одному. Базовая позиция; «Я – благополучен, Вы – не благополучны», или жесткая установка: «Я должен быть благополучным любой ценой». Пренебрежение самыми базовыми потребностями «замораживает» его изнутри – он не связывает свое существование с Другим человеком. При наличии хорошо развитого интеллекта, он, как правило, «уходит» в мечты и фантазии (в клиническом случае – в галлюцинации), где можно жить безопасно, «держась подальше от людей», и тем самым избегая своего главного страха – быть поглощенным, растворенным в отношениях с другим. Взрослея, такие люди создают впечатление холодных, рациональных, равнодушных и отстраненных, не показывают своих чувств, отвергают теплоту взаимоотношений с другими, живут по принципу «не верь, не бойся, не проси». В идеале они хотели бы полный иммунитет от чувств. Избегают обращаться за помощью и поддержкой к Другим. Производят впечатление циничных, критичных, дистантных. Такие люди неосознанно боятся уязвимости и отвержения, поэтому они либо все время держатся на дистанции, либо, если уж с кем-то сошлись, часто рвут отношения «на опережение» из-за страха быть брошенными.
4. Хаотический (тревожно-дезорганизованный) тип –свойственен выходцам из социально неблагополучных семей, в которых родители не обращали на детей никакого внимания или демонстрировали дезорганизованный стиль воспитания (сегодня папа пьяный и добрый, ребенку достается большая порция тепла; завтра злой и агрессивный отец избивает мать и издевается над ребенком). Ощущения безопасности нет. Мир воспринимается ребенком как враждебный и угрожающий. Значимые близкие воспринимаются отрицательно, как источник тревоги и опасности. Формирование идентификаций и положительных самоопределений затрудняется в связи с ежедневно обрушивающимися хаотичными и непонятными установками. Ощущения безнадежности, недоверия, негативизма порождают пассивное отношение к себе и жизни с позицией «зачем что-то делать, если все вокруг плохо, и у меня все равно ничего не получится». Такие дети демонстрируют противоречивое поведение, они то тянутся к взрослым, то боятся, то бунтуют. Как правило, такой стиль поведения связан с серьезными психологическими травмами. Мне плохо – и одному и с кем-то. И страх слияния и страх одиночества присутствуют. Базовая жизненная позиция: «Я – не благополучен. Вы – не благополучны». Все модели будут воспроизводиться в жизни и в терапии... По мере взросления мы постепенно учимся заботиться о себе, но первые наши уроки заботы о себе мы извлекаем из того, как о нас заботятся наши первичные опекуны. При возникновении тревоги мы используем привычные механизмы справляться с тревогой. Избегающий тип («изоляционист») – еще больше будет отдаляться от других, «цепляющийся» - «прилипать» к другим, дезорганизованный – «метаться» - стремиться и бояться близости… Отчаявшись, многие из нас , будут мечтать, что завтра найдется наша Подлинная Мама, которая, наконец, скажет: Я тебя удочерю. (с)Мила Хамамелис Возможно, нам повезет – и мы действительно встретим партнера с «надежным типом привязанности» и все случится… Но, возможно, мы все больше и больше будем злиться, что Идеальной матери все нет и нет, а собственная – испортила всю нашу жизнь отсутствием «надежной привязанности» … .. Но, прежде чем вы начнете обвинять своих матерей во всех грехах, важно подчеркнуть, что в теории привязанности речь не идет о том, что Хорошая мать – это мать, которая полностью отказывается от своей жизни в пользу ребенка – и 24 часа в сутки удовлетворяет только его потребности. «Теория привязанности говорит о том, как важен для ребёнка взрослый, но она нигде не утверждает, что для взрослого важен ТОЛЬКО ребёнок. Она учит относиться к ребёнку как к ценности, но не предлагает родителя считать лишь средством. Согласно теории привязанности, взрослый приводит ребёнка в мир, обещая ему свою любовь, защиту и заботу – но не удовлетворение всех желаний и полное отсутствие неприятных переживаний» (Л.Петрановская). «Ребенок, которого кормят из бутылочки, но чья мать более чувствительно настроена, будет более благополучным, чем ребенок, вскормленный грудью, но чья мать механична и дистанцированна…(М. Эйнсворт). «Так это устроено. Мы заводим детей, а не дети нас. Мы живём свою жизнь, им приходится приспосабливаться, как когда-то мы приспосабливались к жизни своих родителей…»(Л.Петрановская). . Тем не менее, людей постоянно пытаются заставить думать иначе, особенно в городской среде, где то, отдали ли вы ребенка в правильный детский сад, может быть более значимым, чем то, как он чувствует вашу любовь… В теории привязанности говорится, прежде всего, о хорошей «эмоциональной настройке» матери и ребенка, о ее доступности и чувствительности, а не о ее финансовых возможностях и интеллектуальных «вкладах» в будущее ребенка. «Вы не должны быть богатым или умным, или одаренным, или веселым; вы просто должны быть здесь, в обоих смыслах этого слова. Для вашего ребенка ничего не имеет значения, кроме того, насколько вы можете быть «включенными» в его жизнь. Более того, вы должны быть не идеальной матерью, но просто, как звучит знаменитая фраза Винникота, “достаточно хорошей” матерью» (М. Эйнсворт). В отличие от «идеальной матери» (кто-нибудь, вообще, ее видел?) в жизни обычной «среднестатистической» - присутствуют такие вещи, как нехватка времени (трудно быть постоянно с ребенком, если вы, например, вынуждены переживать за выживание семьи и т.д.), конфликты с мужем, периодическое раздражение на ребенка, который ведет себя ни так, как хотелось и мечталось, чувство досады, а затем, как правило, вины и стыда от сравнения себя с кем-то «прописанными» «идеалами материнства»… приводит к потере «чувства компетентности»… Но, в психологии давно есть понятие «достаточно хорошая мать» (Винникот). Такая мать делает все, что в ее силах, обеспечивая большую часть времени зависимому от нее ребенку необходимую для развития среду, заботу и комфорт, но, при этом оставляет за собой право на ошибку. Она последовательна и, следовательно, предсказуема в своем поведении для детей. По мере взросления ребенка адаптационные способности матери по отношению к нему постепенно снижаются и на ее ошибках ребенок учится видеть, что она не всемогуща и начинает обращаться к собственным ресурсам, развивая способность удовлетворять свои потребности. И все… Даже в лучшем случае никакого вечного круглосуточно работающего «спецприемника»… Есть ли выход? Да, но он понравится не всем – длительная терапия… Терапия: Терапевтические отношения являются фоном, позволяющим фигуре – в нашем случае – типу привязанности быть. Т.е., человек должен проявить свой тип привязанности и в процессе терапии и в идеале - сформировать новый тип (безопасный – стабильный по времени, поддерживающий). Для того, чтобы это случилось в первую очередь необходимы хорошо обозначенные границы (сеттинг), способность терапевта «контейнировать», «отзеркаливать», замечать и называть чувства… "Психотерапия – это неестественный процесс, который помогает прикоснуться к простоте…Это высокоорганизованные условия, которые необходимы для того, чтобы клиент смог обнаружить себя без переживаний стыда, беспомощности и отчаяния. Это исследование пределов возможного без всяких опор на привычные связи и привязанности. Ситуация, в которой можно остаться наедине с самим собой и испытать от этого воодушевление и чувство наполненности…"(М.Пестов) Терапия – это возможность сделать все по-другому… Терапевтические отношения – это место, где можно оставаться самим собой. Самое главное, что один человек может дать другому – это безусловное признание его права быть собой. Это много или мало? Каждый решает сам, но, это точно больше, чем многие родители дали нам – возможность подтвердить свое существование в качестве себя.
Основная литература, использованная для написания статьи:
2. М.Пестов. Я – не я или исследование неполноты идентичности. – М.: ИОИ, 2016. 3. Шнаккенберг Н. Мнимые тела, подлинные сущности – Калининград, 2017.
Категория: СТАТЬИ » Статьи по психологии Другие новости по теме: --- Код для вставки на сайт или в блог: Код для вставки в форум (BBCode): Прямая ссылка на эту публикацию:
|
|
