Адаптация к условиям длительного стресса различных категорий населения

Гражданская война в Донбассе поставила населелие в совершенно новые условия, в которых привычные в мирной жизни механизмы адаптации перестают работать. В связи с этим встаёт практическая проблема, касающаяся всех жителей Донбасса – сохранение психического здоровья и способности к творческому приспособлению, которая обязательно понадобится просто для продолжения жизни в регионе.

Психологи уже активно работают с населением, но вынуждены при этом руководствоваться наработками, созданными в несколько отличающихся от наших условиях, и профессиональной интуицией. Целостностное осмысление массовых адаптационных процессов может помочь сделать их работу более целенаправленной.

В нашей работе под адаптацией мы понимали процесс достижения адаптированности, то есть состояния гармоничного баланса субъекта с  внешней средой. Её целью было описание процесса приспособления к длительному стрессу, определение когнитивных, эмоциональных и поведенческих условий для различных стратегий адаптации, а предметом – характеристики процесса адаптации и адаптированности, и их выраженность у различных категорий населения, выделенных по внешним признакам и типам адаптации.

Основным субъективно-психологическим критерием адаптированности человека со времён Фрейда считается степень психического напряжения, однако сейчас ясно, что это всё-таки не универсальный и недостаточный сам по себе критерий адаптированности.  В современной науке, начиная с Г. Селье, прочно закрепилось понимание стресса как адаптационного механизма, требующего для своего описания более широкого контекста [3].

Именно такой подход к стрессу реализуется академиком Л.А. Китаевым-Смыком, крупнейшим отечественным исследователем этого феномена. Описывая, в частности, стресс мирного населения во время гражданской войны, он особое внимание уделяет глубинным этно-психологическим характеристикам населения, его современным социо-культурным особенностям – тому, что определяет различные варианты развития стресса. Внешние условия – стрессогены – рассматриваются не как однозначно определяющие стрессовую реакцию, а как факторы, субъективно преломляемые человеком [2].

Изложение основного материала. Операционализация понятия адаптированности ещё более сложна, чем её теоретический анализ. Совершенно ясно, что любая модель такого сложного явления будет очень приблизительна. Тем важнее было выделить наиболее существенные характеристики. В нашем случае такими стали уровень напряжения (операционально – тревога и тревожность) и уровень субъективного благополучия. Тревога и тревожность диагностировались с разных сторон – опросником  «Интегральный тест тревожности» [1], цветовым тестом Люшера, позволяющим выявить ещё многие эмоциональные феномены, и семантического дифференциала. Субъективное благополучие диагностировалось с помощью расширенной Шкалы субъективного благополучия, разработанной в 2008 году на местной выборке. Тестовые данные дополнялись данными структурированного интервью и наблюдения.

Исследовалось более 200 жителей 10-ти районов Донецка и Макеевки в возрасте от 18 до 70 лет. В «гражданской» выборке 38% мужчин и 62% женщин. Большую часть (61%) из них составили люди в возрасте от 18 до 30 лет, ещё 12% - от 31 до 40 лет. Таким образом, выборка репрезентирует наиболее активную часть гражданского населения.

Объём этой статьи позволяет представить лишь малую часть результатов. Наиболее обобщённое представление об уровне стресса из перечисленных методик даёт многошкальный «Интегральный тест тревожности», и по его средневыборочным показателям мы попытаемся охарактеризовать выборку в целом. 

Прежде всего, обращает на себя внимание высокие средние показатели по фобическому компоненту и ситуативной, и личностной тревожности. Причём оценки выше средних имеет треть всех испытуемых. То есть они испытывают ощущения непонятной угрозы, неуверенности в себе, собственной бесполезности, невозможность сформулировать источник своих тревог. У половины выше среднего также тревога в оценке перспектив, то есть спроецированность её в будущее. 43,5% имеют оценки 7 и выше стенайнов по общей ситуативной тревожности, и ещё больше (55,8%)  - по общей личностной. Фобический и перспективный компоненты примерно одинаково распределены для личностной и ситуативной тревожности.

Эмоциональный дискомфорт как составляющая ситуативной тревожности распределён практически симметрично относительно нормативного центра, а тот же показатель в личностной высок у 59% испытуемых. То есть, оценивая себя «на протяжении последнего года», испытуемые дают более высокие оценки по тем же пунктам. Возможно, это объясняется тем, что исследование проводилось во время относительного перемирия, и соответствующие симптомы относятся к образу себя в течение всей войны, а не «в данный момент». Но в любом случае мы можем констатировать, что актуальное переживание тревоги оценивается испытуемыми ниже, чем виртуальной – различия по эмоциональному дискомфорту, астеническому компоненту и общей тревожности статистически достоверны.

Иными словами, актуальные переживания вытесняются. Это подтверждается достоверным превышением эмоционального дискомфорта у тех испытуемых (32%), которым приходилось переезжать в другие районы из-за боевых действий в сравнении с остальными (t_s = 2,48; p = 0,014). Достоверно выше у жителей наиболее обстреливаемых районов (Киевский, Куйбышевский, Петровский) по сравнению с остальными показатели фобического  (t_s = 2,16; p = 0,032) и перспективного (t_s = 2,41; p = 0,017) компонентов ситуативной тревожности. Остальные компоненты и общий показатель тревожности отличаются незначимо.

Даже эта малая  часть результатов позволяет предположить, что при одинаковом общем уровне психического напряжения для жителей более пострадавших районов в большей степени характерны спроецированные в будущее смутные страхи – видимо, именно такое действие оказывает непосредственное переживание опасности. При этом триггером (событием, запускающим переживание) является активное действие – переезд, а те, кто пассивно оставался в сильно обстреливавшихся районах сохраняют относительный эмоциональный комфорт.

Это, в свою очередь, даёт возможность выделить два вида реакций – активную и пассивную. В первом случае эмоциональный дискомфорт начинает проживаться, что в дальнейшем позволяет не накапливать напряжение. Во втором – относительный эмоциональный комфорт оборачивается смутными, маловербализуемыми страхами, спроецированными в будущее. Нам представляется, что именно эта часть выборки потенциально больше подвержена посттравматическому синдрому – за счёт «непроживания» актуального эмоционального дискомфорта. Их страхи менее осознаны, следовательно, менее контролируемы и больше способствуют накоплению психического напряжения. Именно им в первую очередь нужна психологическая помощь.

Выводы

1. Более трети исследованных находятся в состоянии дистресса, на что указывают их оценки по общей и ситуативной тревожности.
2. Наиболее выраженными компонентами тревожности являются малоосознанные страхи относительно будущего.
3. Для большей части выборки характерно превышение показателей личностной тревожности над ситуативной, что указывает на неполное принятие ею своего актуального уровня тревоги. Это один из факторов формирования посттравматического стрессового синдрома, который угрожает дончанам в будущем.
4. Можно обоснованно предположить, что у большинства горожан задействуются психологические защиты, обеспечивающие минимальный эмоциональный комфорт, грозящий в будущем обернуться фобическими расстройствами.
5. Предыдущий феномен в меньшей степени свойственен тем, кто совершал активные действия (переезд) – они как раз проживают дискомфорт и больше осознают его, снижая тем самым риск посстрессовых расстройств.
6. Учитывая эти результаты, следует большее внимание уделять проживанию и вербализации страхов, например, при общении.

Литература

1. Бизюк А.П., Вассерман Л.И., Иовлев Б.В. Применение интегративного теста тревожности. – СПб., Санкт-Петербургский научно-исследовательский психоневрологический институт им. В.М. Бехтерева, 2005. – 24 с.

2. Китаев-Смык Л.А. Стресс мирного населения при введении на его территорию «ограниченного воинского контингента» (Чечня 1994-1996 гг.) / Психология стресса Психологическая антропология стресса. — М.: Академический Проект, 2009. — 943 с. — (Технологии психологии).

3. Селье Г., 1979. Стресс без дистресса. М.: Прогресс. – 220 с.

4. ВекличеваК.Ю., студентка специальности «Психология», Донецкий национальный университет