О гештальт-терапии и ЛГБТ+ часть 5

Милана: Насколько сложнее стало работать в России после того, как на государственном уровне законодательно закреплена дискриминация по признаку гендерной идентичности и сексуальной ориентации?

Павел: На момент принятия закона я работал в государственном учреждении медицинским психологом. Я работал там с 2012 по сентябрь 2014, т.е. как раз застал принятие закона и изменения, которые он повлек за собой. Работал в детском отделении, хотя ко мне приходили и взрослые.

Раза два в месяц ко мне приходила семья, в которой подросток 13-14 лет рассказывал родителям о своей трансгендерности или гомосексуальности. 

«Стандартная ситуация — это, когда заходил отец с опущенной головой, в стыде, мать в истерике и ужасе: "спасите моего ребенка, вылечите его", и мальчик или девочка с опущенными плечами, с отчаянием в глазах и с надеждой, что я, возможно, думаю иначе» 

Я приглашал семью на несколько консультаций. Прежде всего, мы работали с кризисом, т.к. эта ситуация по сути — кризис для семьи. Это разрушение семейных конструктов, представлений, которые были у родителей о своем ребенке. В начале необходимо было поработать с этим кризисом, успокоить их. А потом я спокойно говорил, что гомосексуальность давно исключена из МКБ-10, из DSM-V, что она официально не является психическим заболеванием, что во многих странах разрешены однополые браки и что это абсолютно нормально. И самое лучшее, что вы можете сделать для вашего ребенка – это воспитать его в вашей любви и принятии, потому что отвержения ему хватит, он еще нахлебается его от социума.

Что изменилось после принятия закона? Я перестал это говорить, т.к. теперь это могут счесть пропагандой. Хотя официально ни МКБ-10, ни DSM-V не изменили своих позиций. Но больше я не добавлял этих слов о том, что вы можете просто любить и воспитывать свое чадо: чувствовалось ограничение в работе с подростками. Что касается работы со взрослыми, то после принятия закона среди ЛГБТК+ клиентов усилились тревожно-паничекие и депрессивные расстройства. А раньше было больше запросов про развитие отношений в паре, про кризис отношений. Закон реально повлиял на ситуацию, сделав окружающую среду менее безопасной — подорвал безопасность.

Милана: В мае 2016 года Беларусь подписала документ по созданию общего информационного пространства Союзного государства. Это пока сложно трактовать конкретно, но у правозащитников уже есть опасения, что это в перспективе будет означать некую «синхронизацию» законодательств в отношении дискриминируемых групп.

Что же касается частной психологической практики и специализированных групп, то сложно представить, как семья вне активистского круга может узнать о работе закрытых психологических групп для ЛГБТ+ людей, а не только о возможности отвести подростка в медучреждение.

Павел: Я в основном публикую объявления о наборе групп в общепсихологических группах на фейсбуке, в ВК — оттуда приходят люди. Первой задачей является информирование психологического сообщества: о том, что есть такие группы, о том, что туда можно отправлять клиентов, если у них есть запрос на групповую работу. А оттуда терапевты разносят информацию по клиентам. Многие мои знакомые терапевты отправляли в группы своих клиентов. Наши группы набрались достаточно быстро, за 3-3,5 недели.

Наста: В Минске была попытка набрать женскую группу «"Обратная сторона Луны": для девушек, которых привлекают другие девушки». Информацию публиковали как группы белорусского гештальт-сообщества, так и ЛГБТ-площадки, например, мы публиковали у себя на сайте. Но группа не набралась. И неясно, что это может значить: отсутствие запроса или что-то другое.

Милана: Мне кажется, что объяснение может лежать в экономической плоскости. Ведь любая дискриминируемая социальная группа уязвима и в отношении дохода, трудоустройства и накоплений.

Павел: У нас в центре «Ресурс ЛГБТКИА Москва» была длительная терапевтическая группа. Но там же есть и группы поддержки: они открытые, проходят раз в месяц, прийти на такую группу может любой желающий. Состав группы меняется: я там несколько раз был, чтобы посмотреть, что это такое.

Когда я набирал общие терапевтические группы (с темами близости в отношениях), на них не откликнулся никто из ЛГБТ-комьюнити: собрались две группы гетеросексуальных участников. Потом мы объявили набор отдельно в группы для гомосексуальных и бисексуальных мужчин и общей ЛГБТК-группы. Если в общей группе стоимость была 2000 рублей, то в группах для ЛГБТ-клиентов мы сделали стоимость по 500 рублей, т.к. это был социальный проект. В Москве 2,000 за группу — это нормальная цена. Мы делали по 500 рублей — за 500 рублей никто группу не ведет. Это было изначальное условие ЛГБТ-ресурса, через который мы рекламировались — чтобы это был социальный проект, на котором не зарабатывают. Стоимость группы была равна стоимости аренды помещения. Так мы проводили ее в течение терапевтического года.

В конце года мы с коллегой поняли, что по работе, это такой же объем, как и на любой другой терапевтической группе, а порой и больший, ведь участников объединяет травматический опыт и терапевту нужно вкладывать много усилий. Мы решили повысить стоимость ЛГБТ-групп, все равно оставив ее ниже, чем средняя цена по Москве. И большинство участников готовы были продолжить работу в новом году.

На это можно посмотреть как на социальный проект, который является поддержкой сообщества — и тогда он должен быть дешевле. Но с другой стороны — это может быть и отражением, и следствием системы дискриминации, когда члены ЛГБТ-сообщества воспринимаются как жертвы системы, которые априори не могут оплачивать свою терапию. Это двоякое послание.

Милана: Отличается ли для вас работа с группой для ЛГБТК-людей от работы в общих терапевтических группах?

Павел: Думаю, да. Как ведущий я больше раскрываюсь сам, больше делюсь своим личным опытом в ЛГБТ-группах. Поскольку, я сам отношу себя к комьюнити, я использую свой опыт для работы, и участники откликаются на это с благодарностью: говорят, что им важно, когда я тоже делюсь личными болезненными историями из своего прошлого. Еще одна особенность: для таких групп очень важным является создание сплоченности и безопасности. 

«Люди, которые приходят на ЛГБТ-группу, часто находятся в дефиците опыта принятия и безопасности, в дефиците равного, спокойного отношения. Из моего опыта ЛГБТ-группа дольше смешанной группы — около полугода — сохраняет эту атмосферу стабильности и поддержки» 

Если кто-то что-то рассказывает, каждый откликнется, отнесется со вниманием. В смешанной группе или группе, где собрались только гетеросексуальные участники, эта стадия проходит быстрее, и начинаются динамические процессы: конкуренция, агрессия и др. Чтобы не делать такой экстраполяции на все ЛГБТ-группы, я скажу, что это только мой опыт трех групп. Пока я видел такую динамику: нужно больше времени для того, чтобы группа насытилась принятием и безопасностью.

Еще одно отличие, которое я заметил — это высокая толерантность к различным психическим или депрессивным состоянием, к психическим особенностям. Отсутствие пласта ксенофобии.