О гештальт-терапии и ЛГБТ+ часть 3

Гомофобию — латентную или интернализованную — никто не отменял. Конечно, в группах могут попадаться такие участники, их же не отсеивают на входе со словами «ты не подходишь под гештальт-программу, потому что ты гомофобен»… Нет, ну некоторые безнадежны, но с некоторыми просто надо много работать.

Наста: Получается, что на самом деле очень много работы предстоит выполнять самим ЛГБТ-людям для того, чтобы быть принятыми в группу, чтобы иметь возможность говорить о себе. Может ли это быть, в том числе, и ответственностью тренеров? Например, когда идет знакомство, можно не просто просить представиться, а озвучивать эту неочевидную в гетеронормативной культуре опцию выбора: «представьтесь, пожалуйста, и скажите в каком роде к вам обращаться».

Павел: Возможно. Как правило, к вопросу ответственности в гештальте подходят с позиции личной ответственности. Мне кажется, что для ЛГБТ-людей это может быть дополнительным терапевтическим фактором в группе: когда они имеют возможность лично поучаствовать в том, чтобы, например, изменить чье-либо отношение к гомосексуальности. Конечно, хорошо, если тренер поддерживает эту тенденцию. 

Но я думаю, что это не повсеместно. Вообще, если брать очень высоко, то в этическом кодексе психотерапевтической ассоциации, в том числе и гештальт-сообщества, прописано, что терапевт должен относиться с равным вниманием и уважением к людям разного вероисповедания, сексуальной ориентации, и т.д. 

«Если терапевт либо тренер высказывает какие-то другие позиции, он просто противоречит этическому кодексу, и это дискредитирует его как профессионала, на мой взгляд» 

Милана: Мне кажется, что во многом безопасность пространства формируется за счет языка, который мы используем. Использование гендерно-чувствительного языка делает пространство более инклюзивным, потому что как бы предполагает присутствие разных людей, делает его равно видимым и равно ожидаемым. В то время как использование языка вражды или просто нарочитая гендерная нечувствительность в языке делает пространство исключающим. С другой стороны, для того, чтобы быть к этому внимательным, терапевт должен сам иметь определенный уровень «прокачки».

А какая по данному вопросу позиция в профессиональном сообществе? Например, тот же вопрос о местоимении: с точки зрения гештальт-терапии это сглаживание иерархии, существующей в культуре патриархата, или «спасательство» и смещение ответственности? И может ли вообще ответственность за такую тему как гендерная чувствительность распределяться только на основании количественного фактора, мол, пусть об этом заботится только тот, кто не попадает в гетеронормативную рамку, которую в нашей культуре принято использовать по умолчанию? 

Павел: Например, как мы делали на ЛГБТ-конференции. Все понимали, что это ЛГБТ-конференция, однако на входе раздавались листовки, одна из которых была посвящена недискриминационной лексике. И там было написано: как, что, все в подробностях. Отличный материал. Я с ним ознакомился, почитал, думаю — это клево, да. Это также могло бы быть написание статьи о недискриминационной лексике в отношении ЛГБТ, например, как рекомендация ведущим групп. Может быть, через такой путь. А так понятно, что каждый будет как-то по-своему в чем-то относиться. Честно говоря, я не знаю, будет ли работать вопрос о местоимении в обучающей группе.

Милана: На мой взгляд, это важно привносить в том числе как образовательный момент: так проще научиться замечать механизмы исключения. Ведь когда этот вопрос не задается, единственный человек, которому приходится прикладывать дополнительные усилия — это гендерно-небинарный человек, чей внешний вид может не совпадать с ожиданиями окружающих относительно гендерных ролей. Это воссоздает типичную ситуацию с социальной иерархией. А у гендерно-небинарного человека, особенно если он находится дома в ситуации насилия — необязательно физического, может не оказаться столько ресурса, чтобы безболезненно включиться в «просвещение» нового окружения. Да и можно ли сказать, что у человека, испытывающего системную дискриминацию, недостаточно подобных вызовов?

По своему опыту скажу, что т.к. активистская деятельность часто связана с информированием, иногда я чувствую себя истощенной объяснением — это большой пласт работы. Когда я пришла на свою обучающую группу, первое, что я сказала — это что я не хочу никого информационно обслуживать, и я до сих пор не уверена, что смогу быть для группы тем человеком, который объясняет «по требованию» и всегда находит для этого слова. Я благодарна им, когда эти процессы происходят без меня: когда гетеросексуальные участники группы обсуждают свои вопросы между собой, сами ищут информацию о феминизме или гендерной дискриминации, приходят к каким-то выводам, но я также понимаю, что это далеко не всегда и везде так.

Павел: Мне кажется, это во многом зависит от личностных факторов. 

«Если у человека было много травматических эпизодов в прошлом, и этот опыт получен именно в коллективе, в группе: будь то работа, или школьная среда, то понятно, что у человека будет нарушена фрустрационная толерантность. Это значит, что человек будет более уязвим к отвержению, более чувствителен к нему и в группе» 

Возвращаясь к личной ответственности: я бы рекомендовал такому человеку обратиться непосредственно к тренеру, поговорить об этом еще до начала обучения. Рассказать свою историю, спросить у тренера, какой концепции о гомосексуальности или трансгендерности он придерживается. Попросить взять тренера на первых парах функцию защиты. Я думаю, что тренер согласится. Важно вообще донести до участников будущей группы, что он(а) может это сделать: может просить у тренера об определенных вещах до начала обучения. Например, написать в тексте о наборе и т.п.

Милана: На моей памяти хватает историй, когда в личной терапии человек сталкивается с виктимблеймингом или гомофобией в лице терапевта. Случается, что состояние человека не позволяет ему заметить это сразу, и он может оставаться в таких токсичных отношениях длительное время. Если это первый опыт терапии, как я могу понять, что в нашей работе «что-то идет не так»?

Павел: Я думаю, что это лучше выяснять еще «на берегу», на первой же консультации. Важно хорошо прояснить, каких позиций, каких концепций придерживается ваш будущий терапевт. Ведь я выбираю себе терапевта на долгие годы, для меня это важно: «пожалуйста, уделите внимание ответам на мои вопросы». 

У меня тоже был такой опыт, давно, я еще даже не учился на психфаке. Пошел к одному терапевту, мужчине, который на 5-ой сессии сказал: «Вы знаете, Павел, какова бессознательная причина того, что вы пришли ко мне, к терапевту-мужчине? Чтобы стать гетеросексуальным». Все, я больше к нему не пришел, конечно же. Я сказал: «Мне это не подходит, извините». 

« Это важно — позаботится о себе, спросить о его/ее позициях, об отношении. Если вы в кризисной ситуации, и чувствуете, что вам не становится легче, а наоборот, терапевтические интервенции являются для вас фрустрирующими и усиливающими ваше состояние, то стоит подумать о смене терапевта» 

Милана: Есть такой стереотип в отношении терапии: «я чувствую, что мне хуже и хуже, но мы это переломим».

Павел: Конечно, есть и негативный перенос. Но, в начале терапии очень важен именно позитивный перенос на терапевта. И если он не возникает в самом начале, то зачем тогда ходить? Как в любых отношениях: вначале — идеализация, влюбленность, потом — раз — встреча с реальностью, какие-то фигуры, проекции пошли: терапевт сволочь и т.д. Это динамика терапии на разных этапах. Понятно, что нужно исходить из того, на каком этапе с вами это происходит. Если был позитивный перенос изначально, если все было хорошо и просто наступил негативный перенос, то тут не дашь совет «выбирай себе другого терапевта». Наоборот, если человек останется в отношениях, выйдет на новый этап взаимоотношений, то это будет клево.