Непостоянство памяти: как нетравматичные воспоминания становятся травматичными

Осенью 2017 года появилось движение #MeToo – женщины ставят этот хэштег в социальных сетях, чтобы показать, что они тоже когда-либо подвергались сексуальным домогательствам или насилию. Из способа выразить солидарность движение быстро превратилось в тренд. Компания Facebook сообщила, что у 45% пользователей из Соединённых Штатов кто-то из друзей опубликовал этот тег. Из социальных сетей волна разоблачений перелилась в судебные разбирательства, как правило, с участием видных деятелей политики и шоу-бизнеса. Что, в свою очередь, вызвало контрреакцию – общественные выступления против преследований за недоказанные преступления на сексуальной почве.

Сторонники контрдвижения замечают, что в ситуации с разоблачениями непристойного поведения почему-то не действует презумпция невиновности – заявления о домогательствах автоматически получают статус факта, и у обвиняемых не остаётся возможности ни оправдаться, ни объясниться, ни опровергнуть обвинения, в том числе и потому, что признания некоторых жертв отсылают к событиям далёкого прошлого. Так актёру Дастину Хоффману несмотря на то, что он об этом не помнил, всё же пришлось извиниться за неподобающее поведение более чем тридцатилетней давности, когда писательница Анна Грэм Хантер заявила, что в середине 1980-х Хоффман приставал к ней.

Почему человек, испытавший в прошлом травмирующий опыт, лишь много лет спустя выдвигает обвинения и требует возмещения ущерба? Что происходило все эти годы с его памятью и его переживаниями? Клинические психологи говорят о посттравматической диссоциации, когда воспоминания о травме удерживаются вне сознания, но могут быть восстановлены. В 2014 году израильский суд приговорил к шести годам тюремного заключения Бени Шмуэля – отца двадцатитрехлетней женщины, которая во время прохождения психотерапии «вспомнила», что в возрасте десяти лет подвергалась сексуальному насилию со стороны отца, подала на него в суд за преступление десятилетней давности и на основании «восстановленных воспоминаний» добилась наказания.

Случай вызвал громкий резонанс в профессиональном сообществе. Несколько десятков израильских учёных выступили с критикой действий суда, вынесшего приговор лишь на основании «восстановленных воспоминаний» обвинителя. С научной точки зрения восстановление вытесненных или диссоциированных воспоминаний действительно возможно, но никогда со сто процентной достоверностью. Память – это динамическая система, воспоминания о событиях прошлого не статичны, но постоянно реконструируются в контексте настоящего. Кроме того, надёжные исследования показывают, что люди могут иметь ложные воспоминания о событиях, которые с ними никогда не происходили. Поэтому при использовании в качестве доказательств любые воспоминания должны быть дополнены объективными фактами.

Включившиеся в дискуссию психоаналитически ориентированные исследователи отмечают, что не так важно насколько достоверны воспоминания, важнее понимать и учитывать природу психической травмы. Согласно современным представлениям о травме никакое событие не является травмирующим само по себе, но приобретает характер травмы в том случае, если психика человека на момент травмы оказывается не в состоянии интегрировать это событие и справиться с его деструктивными последствиями. Исследования показывают, что одно и то же событие будет по-разному влиять на разных людей – переживаться как травмирующее или как нейтральное. Достаточно сказать, что синдром посттравматического стрессового расстройства развивается примерно у 30% переживших потенциально травмирующие событие.

Поскольку личностный ресурс для интеграции кризисных опытов меняется с годами и может то увеличиваться, то уменьшаться в зависимости от многих факторов (социальный и экономический статус, наличие поддержки, эмоционально значимых привязанностей и т.д.), воспоминания об одном и том же событии будут со временем приобретать разный смысл и в соответствии с этими смыслами по-разному переживаться.

Представьте женщину, строящую карьеру в середине 80-ых – начале 90-ых годов, когда считалось, что бизнес и политика – это не женское дело. Она решительно настроена относительно своих целей. Её грубоватый и прямолинейный начальник оказывает ей нежелательные знаки внимания, а ей приходится лавировать между двух огней – избегать интимной близости с ним, но при этом отказывать не так грубо, чтобы потерять надежду на повышение или, что ещё хуже, быть уволенной. В конце концов он отступает, и она вздыхает с облегчением. Она не чувствует себя жертвой, потому что знает – другие женщины постоянно сталкиваются с подобными попытками мужчин проверить, на что они могут рассчитывать и как далеко им позволят зайти. Главное – она не уступила ему и при этом сохранила свои рабочие позиции. В целом она расценивает этот опыт как очень неприятный, но переносимый.

А теперь эта женщина живёт в 2017-ом году, когда подобное поведение мужчин считается категорически неприемлемым и унизительным для женщин. Представления о том, что такое сексуальное насилие и сексуальные домогательства радикально изменились. Поведение, которое раньше не одобрялось, но оправдывалось различными эволюционными теориями как «типично мужское», теперь подлежит тотальному искоренению как проявления «токсичной маскулинности». Мир изменился, и представления этой женщины о том, что с ней произошло, тоже начинают меняться. Она слышит или читает рассказы молодых женщин о непереносимом унижении, которое они испытали, став жертвами сексуальных домогательств, видит их решительную борьбу, и у неё появляются так называемые ретроактивные переживания (après-coup).

Воспоминания двадцатилетней давности о приставаниях начальника вызывают у неё невыносимое чувство стыда. Получается, что она совсем себя не уважает, раз мирилась с этим все эти годы. Ещё и считала, что ей повезло, ведь она знает, на что приходилось идти некоторым женщинам ради сохранения должности. Она злиться на себя за своё бессилие. Она злиться на начальника за то, что заставил её переживать всё это. Возможно ко всему прочему у неё затяжной личностный кризис или депрессия, которые усугубляют её состояние бессилия. Злость, подогреваемая общественными дискуссиями о необходимости борьбы с «токсичной маскулинностью» и гендерным неравенством, а также примеры других женщин, добившихся компенсации понесённого в связи с домогательствами ущерба, вызывают желание восстановить справедливость и наказать обидчика.

Так работает феномен ретроактивных переживаний – настоящее приписывает смысл прошлому и провоцирует возникновение соответствующих переживаний. Психоаналитические исследования показывают, чтобы вызвать психическую травму, необходимы два удара/ события. Одно, хронологически более раннее событие, оставляет след в бессознательном. Второе, более позднее событие, придаёт значение и смысл первому событию и приводит к развитию невроза.

Вот ещё один гипотетический пример. Представьте рождественский вечер. Пятилетний мальчик зовёт свою маму. Она не отвечает. Он ищет её по всему дому и обнаруживает в ванной комнате, целующуюся с Санта-Клаусом. Мальчик в растерянности. Он тоже поцеловал Санту, ведь тот принёс так много отличных подарков, но мама делает это как-то странно, и Санта кажется таким смущённым. Мальчик чувствует, что происходит нечто неуловимое, будоражащее, но недоступное его пониманию, и он ничего не может сделать с этим ускользающим чувством. Поскольку это чувство не может быть опознано и осмыслено, у мальчика нет для него названия, воспоминание о нём исчезает из памяти, оставляя лишь след неопознанного переживания.

Когда этот мальчик достигает подросткового возраста и больше узнаёт о сексе, возможно в одну из встреч со своей подружкой, когда он рассчитывает получить первый сексуальный опыт, он вспоминает сцену из прошлого – как он застукал свою мать, целующуюся с Сантой. То, что было непонятно тогда, вдруг становится очевидным. Эти взгляды, эти поцелуи, в памяти всплывают ускользавшие до того детали – их позы и руки матери на теле Санты. Сцена приобретает отчётливый сексуальный смысл, и вызывает стыд, возможно ревность, злость и чувство предательства.

Настоящее определяет прошлое, новое знание придаёт новый смысл воспоминаниям. Изначально травмирующее событие, как показывают исследования посттравматического роста, со временем может переживаться менее болезненно, и даже открывать для личности конструктивные смыслы и пути развития. Не причинявшие в прошлом невыносимого беспокойства события могут впоследствии восприниматься и переживаться как травмирующие. В психотерапии характер реконструкции прошлого пациентом определяется позицией терапевта: как терапевт (осознанно или неосознанно) направляет внимание пациента, эмпатически воспринимает и контейнирует возникающие в терапии переживания, какие значения им приписывает и в какой форме возвращает, какие интерпретации даёт, какие действия и изменения (опять же осознанно или неосознанно) поддерживает, а какие фрустрирует.

У меня нет ни необходимых данных, ни этических оснований делать суждения о терапии дочки Бени Шмуэля, результатом которой стало тюремное наказание (кастрация) отца. Учёные спорили об объективности данного прецедента, меня же больше интересуют последствия для психологического благополучия пациентки, ведь подразумевается, что именно этому должна способствовать терапия.

Подписаться на публикации автора Вконтакте

Иллюстрации в тексте: Георгий Пинхасов