Взаимодействие психолога и священника (на примере Детского Хосписа СПб)

Вначале я определю некоторые основные понятия.  

Паллиативная помощь - это комплекс мероприятий, направленных на улучшение качества жизни больного и его близких, столкнувшихся с проблемами, связанными с наличием угрожающего жизни заболевания.

Термин "паллиативная" означает "покрывающая" и образно может быть представлен как «окутывающая заботой и опекой, сопровождающая». Кроме медицинской помощи по снятию болевого синдрома и других сопутствующих заболеванию недомоганий, паллиативный уход охватывает психологическую, социальную и духовную заботу о пациенте и членах его семьи.

Постулаты паллиативной помощи:

В основе паллиативной помощи детям лежат те же принципы, что и в основе паллиативной помощи взрослым, но она имеет и свою специфику. Заболеваемость детей злокачественными новообразованиями значительно ниже, зато дети в раннем возрасте страдают тяжелыми аномалиями и пороками развития, генетическими заболеваниями, рядом хронических прогрессирующих болезней, среди которых муковисцидоз, миодистрофии и др.

Организация паллиативной помощи детям, как с онкологическими, так и с неонкологическими заболеваниями, крайне необходима. На основании определения, данного Ассоциацией паллиативной помощи детям Великобритании (2008), в настоящее время можно дать следующую трактовку паллиативной помощи детям – активная всеобъемлющая помощь детям/подросткам с онкологическими и другими угрожающими жизни и приводящими к преждевременной смерти хроническими заболеваниями, целью которой является выявление и удовлетворение физических, психологических, социальных и духовных потребностей больного ребенка и членов его семьи, улучшение качества их жизни с момента выявления заболевания, на всем протяжении болезни до смерти и в период тяжелой утраты.

Однако, здесь стоит заметить, что вопрос радикальной помощи и паллиативной всегда решается с ребёнком и семьёй индивидуально – это зависит от степени тяжести заболевания, болевого синдрома и прочее.

Паллиативная помощь в своей работе руководствуется так называемыми «заповедями Хосписа», где прописано корректное, уважительное и бережное отношение к ребёнку и всей семье.

Таким образом сформировалась вся система работы в Детском Хосписе – начиная от медицинского сопровождения и заканчивая духовным и психологическим. Мы ставим перед собой цели по оказанию необходимой и всеобъемлещей помощи всей семье, продолжая сопровождение родителей на протяжении минимум четырнадцати месяцев после ухода ребёнка.

Понятие паллиативной помощи затрагивает все составляющие жизни семьи и очень важно профессионально подходить к каждому аспекту. Таким образом, мы приходим к вопросу об оказании духовной и психологической помощи семье.

Вопросы, о духовной и психологической поддержке семей, которым оказывается паллиативная помощь, находятся на стадии становления.

Паллиативная служба сочетает в себе совершенно разнообразные подходы с одной целью – облегчить не только физическую боль, но и выразить человеческое участие в этот непростой для семьи период.

При этом, нельзя упускать из внимания бытующее в народе мнение – к психологу обращаться стыдно, к священнику страшно. Именно для преодоления таких предрассудков в Детском Хосписе священник и психолог зачастую работают в паре.  Но на это взаимодействие мы найдём совершенно разные взгляды – от безусловного принятия до полного отрицания. Для прояснения ситуации я задалась вопросом – можно ли провести чёткую границу между работой психолога и священнослужителя?

Опыт показывает,  что основные темы, с которыми психолог работает в Хосписе следующие:

1. Чувство родительской вины
2. Негативное отношение к медицинскому персоналу
3. Знание ребенком правды о своём состоянии и прогнозе
4. Ощущение бессилия со стороны родителей, связанных с невозможностью облегчить боль.
5. Ощущение одиночества и бессмысленности дальнейшей жизни
6. Поиски смысла выпавших испытаний и поиски виноватых

Как видно из озвученных выше тем, невозможно провести границу и сказать: вот тут работает психолог, а здесь – время священника.

Тут стоит заметить, что психология, как наука, существует чуть более 100 лет, в то время, как религия известна издревне. При этом, сферы, в которых работает священнослужитель и психолог весьма близки друг ко другу – душа человека и дух.

Однако, психологию не представляется возможным назвать самопроизвольной наукой – она не возникла сама по себе, но долгое время существовала как прикладное знание в философии. Можно сказать, что философия родила психологию. И в этом контексте наука психология, как наука о душе, древняя.

При том отмечаем, что богословие отвечает на вопросы о смысле, мироздании, экзистенциализме гораздо глубже, так как в самом своём познании отталкивается от философского осмысления проблематики.

Таким образом, мы приходим к мысли, что философское осмысление всей ситуации и частных вопросов является тем самым связующим звеном в работе духовника и психолога.

Но здесь стоит заметить, что кроме фундаментальных, существуют и специфические знания и умения, присущие тому или иному специалисту. Знания, которые предполагают и глубинное понимание проблемы и специфические коннотации осмысления жизни и смерти в разном возрасте.

Таким образом, я предполагаю, что психолог, работающий в Хосписе, должен иметь сколь-нибудь глубокие теологические знания, а духовник – знания о возрастной и кризисной психологии.

Первым важным вопросом является понимание психологии ребёнка – ведь маленький ребёнок (около 2-3 лет) и подросток переживают ситуацию со смертью совершенно по-разному. И, как следствие, задаются разными вопросами. Ребёнок в 2-3 года не воспринимает жизнь как длительный процесс, для него жизнь – это сегодняшний день. А потому, разговоры с ним о том, что будет происходить дальше являются не ресурсными.

В то время, как подросток может поднимать вполне осмысленные духовные темы, желать доделать незавершённые дела и прийти на исповедь, возможно, получить Причастие. Подростка может беспокоить что будет там – за границей этой жизни.

Однако спорным является утверждение, что подростки перед лицом смерти становятся более мудрыми – как показывает практика это не так. И поэтому, будет ли подросток беседовать о смысле жизни зависит от того, был ли подобный опыт у него ранее.

Но каждый родитель безусловно задаётся этими вопросами. Начиная от частого вопроса: «почему именно мой ребёнок болеет» и заканчивая «почему Бог не может забрать меня вместо моего ребёнка». Ответить на эти вопросы не теряя сокровенной близости к человеку, выслушав всю трагическую историю семьи, сложно как психологу, так и священнику. Сложно именно потому, что за профессией стоит человек сострадающий – и именно только такие люди становятся хорошими профессионалами в паллиативных структурах.

Второй, очень часто задаваемый вопрос – «почему». «Почему это происходит с моим ребёнком», «Почему Бог не исцелил», «Почему врачи были бессильны» - и много других «почему». Рядом с ним стоит тема «ребёнок страдает за грехи родителей». Все озвученные выше темы ведут к одному – обращение к прошлому и поиск виноватых. Начиная от Бога и заканчивая врачами и специалистами. И он вполне обоснован – от бессилия в сложившейся ситуации у родителей возникает злость, которую очень необходимо выплеснуть наружу. Позиция психолога или священника в этом случае может и должна быть открытой – пусть родители выплёскивают злость на них, но не на ребёнка. И работа с агрессией от клиента – это тема, которая весьма хорошо проработана в психологической науке. Отвечать на вопрос «почему» в ситуации острого стресса на мой взгляд также не представляется значимым, ведь задавая этот вопрос родитель скорее хочет быть услышанным в самой глубине своей боли, нежели получить теологически или психологически грамотный ответ.

Третий вопрос, который я хочу с вами обсудить – специфическое переживание горя. Сложно представить, что происходит с душами родителей, когда после многолетнего лечения они направляются в Хоспис. Казалось бы логичным предполагать, что родители внутренне готовы к смерти ребёнка. Но это не так. Смерть ребёнка в любом случае будет для них сильным стрессом. И осложняющим фактом является усталость психики до этого момента. И именно поэтому этот стресс у родителей можно сравнить с ситуацией обрушения дома, в котором они жили. Условно, «ситуация обрушения» происходит дважды за период пребывания семей в Хосписе – в тот момент когда они поступают (они осознают, что их привезли в Хоспис) и тогда, когда ребёнок умирает. Работа в Хосписе должна быть поставлена таким образом, чтобы уделялось большое внимание моменту социализации семьи в учреждении и Хоспис из «дома смерти» преобразился в «теплый дом».

В ситуации сильного стресса разговоры о смысле жизни являются малопродуктивными. Предположите сами: рушится дом, часть жителей спасено, а часть – погибло и психолог пытается побеседовать о смысле обрушения с теми, кто выжил. Очевидно, что это непрофессиональный подход. Когда происходит сильный стресс, то человека прежде всего нужно «вернуть в реальность» посредством заботы о насущных нуждах и практических вопросах. А уже далее, в период так называемого «спокойного горевания» можно побеседовать о смысле всего произошедшего.

И в этой беседе мы можем увидеть интересную закономерность – ценности родителей переосмысляются. Это происходит потому, что при столкновении с тяжёлым горем, ресурсом являются именно личные ценности, а не общественные. Именно в этот период мы можем наблюдать, как родители или обращаются в веру или наоборот – отказываются от неё. В этом переосмыслении ценностей должно быть место сомнениям. Сомнениям глубоким, возможно даже фундаментальным. А сомневаться и говорить о своих сомнениях я предполагаю, что родителю проще с психологом. По простой причине – ему не стыдно за сомнения так, как перед священником. И компетентный психолог способен открыто и честно говорить о том, в чём родитель сомневается и затем, по необходимости, рекомендовать взаимодействие со священнослужителем. При том я вижу необходимость, чтобы психолог уточнил для священнослужителя общий фон состояния родителя или ребёнка.

В четвёртой части выступления я хочу затронуть вопрос обрядов и ритуалов. Часть из них для представителей различных религиозных учений является безусловно важной (таких как, например, Причастие в христианстве) другие же суть адиафора – вопросы, не являющимися ключевыми в спасении и имеющие более свободную трактовку, но тем не менее, являющиеся важными для психологического состояния человека. Такие обряды есть и в религии и в психологии. Приведу один пример: на одной из встреч с группой поддержки родителей, перенесшим смерть своих детей, мы предложили родителям сделать кораблики из бумаги, на котором родители могли написать имя ребёнка, пожелания и свои мысли. Затем мы спустились на берег реки и отправили эти кораблики по воде. Многих родителей это глубоко затронуло и мы имели возможность уже лично побеседовать о том, что умершего ребёнка можно и нужно отпустить.

Кто-то из родителей зажигает свечи в доме в память об умершем ребёнке, кто-то сажает деревья, а кто-то выбирает другие обряды. Тут, как нам кажется, на первое место выходит некая народная религиозность – вся совокупность обрядов, помогающая примириться с утратой.

И я хочу отметить, что священнослужителям в паллиативной помощи нужно очень хорошо понимать, какие обряды являются неоспоримыми, а какие – на усмотрение родителей и родственников.

Процитирую понятие о позиции священнослужителя в Хосписе.

В обычной жизни у священнослужителя три роли:

• Вероучитель, проповедник, человек, который несет в меру сил свет истины;
• Литургист, человек, совершающий богослужения, молитвенник перед Богом от лица человека;
• Пастырь, помощник в жизни духа, собеседник.

В хосписе роль вероучителя уходит на последний план. Больной не может возразить, у него нет сил дискутировать. На стороне священнослужителя знания, доктрина, он вооружен цитатами по всем вопросам и представляет официальное  мнение Церкви и большого числа людей. А на стороне пациента только Бог, но сам пациент не свободен, вера его - это вера сердца, а не ума. А несвободному человеку нельзя принудительно привить «правильную» веру.

Поэтому в хосписе главная роль священнослужителя - это роль собеседника, пастыря, душепопечителя, утешителя и понимающего отца, который будет жить твоей жизнью, твоими интересами и даст тебе внимание, заботу и любовь. И будет говорить про то, какое мороженое ты любишь, и сколько звезд на небе, и почему зебра полосатая. Это важнее в хосписе, чем все, что вы знаете о Боге.

И, наконец, предлагаю поговорить, является ли религия ресурсом для родителей. Работая с семьями индивидуально и проводя группы психологической поддержки, выяснялась интересная закономерность – часть родителей стало намного больше посещать храмы, часть – и вовсе отказалось от религиозного мировоззрения. Как я отмечала выше, это вопрос пересмотра собственных ценностей. Но кроме того, это вопрос принятия родителей с их горем. Родители проговаривали, что им важно найти то место, где их бы понимали. Не жалели, не учили, а просто понимали и принимали. Этим местом безусловно может стать религия, если её авторитетный представитель является понимающим и по-человечески сострадающим, готовым пройти вместе с родителями путь горевания.  

В завершении отмечу, что работа в системе паллиативной помощи должна быть командной и иметь под собой основание оказание помощи семье на том языке, который для них наиболее понятен и приемлем. Тут нет и не может быть кого-то лучше или хуже, тут могут быть только те, кто рядом, те кто готов окунуться в это горе и прожить его вместе с родителями.

«Человеку нужно, чтобы ты с ним был в его горе, на дне этого горя вместе с ним, и не убеждал бы его, что горя нет или что он не прав, горюя. И надо дать время благодати и внутреннему опыту человека что-то сделать».

Митрополит Антоний Сурожский