"проблемы и ошибки в воспитании детей" книга Татьяны Чурсиной Жизнь Человеческая

Основные проблемы и ошибки родителей

в воспитании детей.

Анализ переживаний родителей показывает, что основными из осознаваемых ими трудностей являются:

     Ощущение разрушения близких отношений с ребенком, отчужденность ребенка: “Мой ребенок не любит меня”.

     Чувство вины: “Я оказался плохим родителем”.

     Чувство несостоятельности: ”Все видят мое фиаско”.

     Ощущение поражения в некой игре, проигрыша в соперничестве с ребенком ( например, неудача в борьбе за власть): ”Он одержал верх надо мной”.

     Крушение надежд, связанных с ребенком:” Он оказался не таким, как я хотел . Он становится все хуже и хуже.”

     Болезненно переживаемое отсутствие теплых чувств к ребенку.

Как правило, в каждом конкретном случае в нашей работе приходится сталкиваться с комбинацией этих проблем. Иногда в отношениях родителя и ребенка существует ситуация, доставляющая родителю негативные переживания. Стремясь улучшить ситуацию и убрать негативные переживания, родитель предпринимает действия, часто  приводящие к обратному результату, так как в его действиях  содержатся ошибки.

На человека, за которого мы чувствуем ответственность, на наших детей, мы непроизвольно смотрим другими глазами, не так как на всех остальных людей. На них без осознания намерения переносим свои собственные желания. Мы ожидаем, что они будут действовать так, как нам бы этого хотелось. Одновременно мы идентифицируем себя с ними. Такое сильное эмоциональное участие приводит к тому, что дела своих детей мы считаем своими и вмешиваемся в них. На своего ребенка мы смотрим уже не объективно, «равнодушно», а субъективно, под сильным влиянием чувств.

Девочка 15 лет жалуется на Курсе на сильную напряженность в отношениях между ней и матерью: «Мы с ней постоянно спорим и ссоримся. После этих тяжелых сцен я ухожу в свою комнату и там полночи рыдаю. Бывает в это время, я серьезно думаю о самоубийстве и как это сделать. Когда это повторяется часто, у меня прямо темнеет в глазах. Я стала хуже учиться, не могу сосредоточиться на теме занятий. У меня часто болит голова». Мать девочки регулярно критикует ее за то, что она, на ее взгляд, недостаточно аккуратна и старательна и ее плохие оценки в школе доказывают, что ей не хватает усидчивости. А она очень бы хотела, чтобы ее дочь достигла в жизни того, чего сама она добиться не смогла – поступить и закончить университет.

Родители могут совершенно правильно поучать ребенка на словах, но если наше реальное поведение расходится с преподносимой нами на словах моралью, эффект от наших слов, скорее всего, будет противоположным.

Родители пытаются воспитывать человека. Воздействуя на его потребности, одни -  удовлетворяют, другие - стараются «придерживать». К сожалению, сплошь и рядом в обыденном сознании сохраняет силу упрощенное понимание потребностей. Характерной ошибкой является то, что все они сводятся к нужде в полезных вещах, и речь идет не столько о потребностях, сколько о потреблении. Неявный вещизм в воспитании неминуемо приводит к обеднению сферы интересов подрастающего человека, и возникает парадокс: сам воспитатель  трудолюбивый, а у детей психология потребителей.

Типичной является ошибка. Очень часто родители сами приписывают процессу труда только «инструментальный» смысл: видят  в нем лишь средство достижения какой-то нетрудовой цели («Вот подметешь пол, уберешь со стола, тогда пойдешь гулять!»). Взрослые слишком часто злоупотребляют применением в воспитании прямолинейных схем типа: «хороший поступок (потрудился) — награда», «плохой поступок (отказался) — наказание». В результате своими руками (своими словами) отдаляют ребенка от труда, превращает труд лишь в средство на пути к потреблению. Потребность в труде не развивается: напротив, труд все больше лишается для ребенка привлекательности, все больше рассматривается им как нечто вынужденное, как формальность или даже препятствие на пути к удовольствию

Ошибкой является и то, что родители часто не замечают, что навязывают ребенку свой собственный образ мыслей и действий. Взрослые привыкли заставлять себя заниматься не совсем приятными вещами, передавая ребенку свое отношение к таким скучным занятиям как мытье посуды, чистка обуви, мытье полов и т.п., с самого начала, преподнося ребенку эти занятия как нудные и неинтересные. Стремясь заинтересовать его внешними по отношению к самому этому занятию вознаграждениями, родители оправдывают себя тем, что стремятся развить у ребенка волю, привычку преодолевать собственные «не хочу», «скучно», «устал».

Внематериальное содержание потребностей самовыражения и признания постигается взрослыми подчас с большим трудом. Ребенок рыдает по поводу потери очередной «драгоценности» — однорукого матросика, сломанного электромоторчика, куска какой-нибудь разноцветной ткани или чего-нибудь в этом роде. Взрослым кажется, что ребенок наивен и по - детски глуповат, поэтому не может относиться к вещам в соответствии с их реальной ценностью. Дело в том, что  в бесполезной, с точки зрения взрослых, вещице для ребенка может быть символически собран, сконцентрирован целый мир — мир под названием «мое». Все эти пустячные предметы для ребенка, особенно если он добыл их собственными усилиями: изготовил, нашел, выменял и т.п., — вещественное воплощение его «суверенитета».

Взрослые не могут заставить детей перенимать у них только хорошее и не перенимать плохое. Особенно, если хорошее представлено, главным образом, на словах. Тем более, что плохие черты кажутся порой внешне привлекательными для ребенка, соблазнительными тем, что они как бы открывают для обладателя более краткий путь к цели — к удовольствиям.

Весьма часто встречающейся и очень грубой ошибкой является помещение ребенка в ситуацию, когда ребенок видит, как один супруг запугивает другого взрывом своих эмоций в ситуации спора, и другой сразу сдает позиции, опасаясь развития ссоры, то ребенок невольно обучается этому приему у них: «Надо завопить погромче, тогда тебе сразу дадут, разрешат то, в чем отказывали.»

Распределение ролей в семье ярче всего демонстрирует отношение к мужчине и женщине, сформированное в результате воспитания. В тенденции  это: отец должен работать, а мать должна воспитывать детей, работает она или нет вопрос ее выбора. Это отношение в последнее время становится моделью. Дети учатся: отец отвечает за мир вне дома, мать – за дела внутри дома.

Инструктор: - Вы с вашим мужем обсуждали вопрос о распределении нагрузки внутрисемейных дел? Ведь он смог бы взять часть забот о домашнем хозяйстве на себя, уделять время воспитанию детей?

Студентка: - Нет, эта тема закрыта. Он даже не может себе этого представить. Всегда отвечает одно и то же, что ему достаточно его работы.

Результатом таких рассуждений является то, что чаще всего воспитание оказывается делом матери, в то время как отцу отводится роль судьи, имеющего право наказывать или поощрять. Его функции вступают в силу только в случае, если что-то идет не так как надо: «Мой отец в силу своей работы часто отсутствовал дома неделями, иногда месяцами. Когда он возвращался, мать рассказывала ему обо всех моих проступках, и меня задним числом сильно били. У меня до сих пор тяжелые и  нерешенные отношения с отцом».

Тот факт, что мать в процессе воспитания выполняет центральную функцию, муж нередко использует в качестве предлога, чтобы переложить на жену полную ответственность за результаты воспитания, тем самым предлагая ей самую невыгодную  позицию. Если в воспитании все идет хорошо, отец это считает своей заслугой, а если что-нибудь не так, виноватой оказывается женщина.

Ничего не изменить в том, что всю свою жизнь, мы остаемся детьми своих родителей. Это естественный и неизбежный факт. Однако в этом часто скрывается много других вещей, которые люди часто называют проблемами своей, уже взрослой, жизни. Например, родители, не меняя с возрастом своего дитяти отношения к нему, по-прежнему воспринимают своего ребенка как маленького и продолжают его опекать. Самостоятельность, которая усиливается каждой ступенью взросления человека, родители часто игнорируют. Каждому нужно время  для развития. Это время необходимое для физического созревания, для душевной дифференциации, для раскрытия своей индивидуальности в социальном сообществе. Все сложности в воспитании могут быть сведены к несвоевременному принятию на себя или ожиданию какой-то роли. Завышенные или заниженные требования, непоследовательность в воспитании – вот основные причины этих сложностей.

Иллюстрацией может служить пример с тридцативосьмилетней женщиной, состоявшей в разводе и жившей со своими родителями. Мать относилась к ней, как к восьмилетней девочке, хотя ее дочь вполне развитый человек. Она буквально засыпала ее всевозможными указаниями и вопросами из серии: «Ты была уже в туалете?» Дочь время от времени пытается освободиться, например, за счет того, что устраивается на работу, чтобы меньше находиться дома, общаться с другими людьми где-нибудь вне дома, но все эти попытки блокируются матерью, которая смотрит на них как на невнимание  к ней, детское упрямство или просто невежливость. Она реагирует на это сердечными приступами, иногда при этом попадая в больницу на приличный срок. Дочь ежедневно вынуждена просиживать у ее постели часами, что и является желаемым объемом внимания, то есть одним из достигнутых таким образом результатов.

На стремлении заполучить без труда от жизни все, что хочется, на неизжитом инфантильном «принципе удовольствия», зиждется все эгоцентрические, собственнические эмоции, такие как эмоции зависти, ревности, эгоцентрической обиды, злорадства.

Ребенок, играя в песочнице, позавидовал другому ребенку, у которого более красивый совок. Традиционной является такая ошибочная реакция матери: «У других есть, у тебя будет! У меня в свое время не было, а у тебя будет!» — мама хотела как лучше и не подумала в тот момент, что подкрепляет у ребенка особую реакцию — каприз зависти.

У ребенка нет желанной, интересной и красивой игрушки, которая есть у другого. Непосредственный импульс к обладанию этой игрушкой наталкивается на преграду — «не твое». Возникает раздражение, недовольство, досада. Ребенок обращается с просьбой к родителям — неудача. Принцип удовольствия бунтует против принципа реальности. И чувство ущемленности  оборачивается агрессией против обладателя желанной вещи.

Дети не торгуются с нами («Ты мне подарок, а я тебя слушаться буду.»). Детям нужны игрушки для познания мира. И если процесс познания захватывает, увлекает их, они тут же забывают о том, что надо слушаться.

Сходным с завистью психологическим механизмом обладает ревность. О ревности идет речь тогда, когда обладатель ценности испытывает конкуренцию со стороны другого за объект обладания, точнее воспринимает этого другого, как конкурента, как претендента на ценность. Объект обладания — необязательно человек или вещественная ценность. Это очень часто положение в коллективе, в семье. Классический пример ревности в семье — ревность старшего ребенка к младшему, забравшему у старшего привилегию единственности.

         Типична опасность ревнивого отношения родителей к подрастающим детям, когда те начинают бороться за равное с родителями право на высказывание собственного мнения. Пока у ребенка вообще не было собственного мнения, он не рассматривался как претендент. И родитель монопольно распоряжался такой ценностью, как аргументированная позиция.

Родители часто испытывают раздражение: «Ничего еще не умеет толком, а туда же — высказывается! Начитался!». Некоторые родители в своей неправомерной обиде доходят до того, что обосновывают свою монополию на аргументированную позицию в таком духе: «Вот выучишься, будешь зарабатывать, тогда будешь мнение высказывать».

         Бывшая у меня на консультации 17-летняя девушка, пытаясь с моей помощью решить наболевшие проблемы во взаимоотношениях с родителями, рассказывает, что опоздав с вечеринки домой на час позже, о чем ей было сказано в дверях, услышала от матери: «Можешь мне ничего не говорить, я тебе все равно не поверю!» Мать противопоставляет необязательности дочери свое заранее сформулированное мнение. Она видит в этом поступке дочери непослушание, упрямство, ненадежность и утрату доверия. Дочери не дают возможности оправдаться. Разумеется, она могла бы прибегнуть к вынужденной лжи и таким образом избежать конфликта с матерью. Но существует и другая возможность, о которой, однако, никто не подумал. Девушка чувствовала себя обиженной, не понятой и со своей стороны отказала матери в доверии, а в процессе консультирования часто повторяла: «Что бы я ни сказала матери, она мне все равно не поверит». Так замкнулась в заколдованный круг предубеждений и заблокировалась любая конструктивная форма выяснения отношений. В этом я вижу ошибку родителей в установлении контакта с дочерью.

Достаточно часто встречаются ошибки родителей, связанные с вопросом о том, является ли какая-либо черта характера врожденной или приобретенной. Слово «врожденный» непроизвольно связывается с чем-то вынужденным, не поддающимся влиянию, не оставляющим никакой надежды. Слово «приобретенный», напротив, говорит о том, что то, что приобретено, можно снова изменить, что окружающий мир оказывает сильное влияние и, следовательно, при возникновении реакций или способов поведения у ребенка, которые считаются приобретенными, всегда есть надежда на их устранение. Если представление о том, что форма поведения является приобретенной, ставит перед родителями все новые задачи, то оценка поведения как врожденного играет роль заключительного аккорда.

Мы все знаем  игру в загадку, в которой нужно ответить на вопрос, на кого больше похож ребенок и от кого он унаследовал ту или иную черту характера. Если ребенок чрезмерно ленив или темпераментен, или если он проявляет упрямство, лжет, ворует, или умеет хорошо себя вести, получает хорошие оценки в школе, аккуратен, то всегда найдется человек – бабушка, тетя или старый друг семьи, - который точно знает, от кого это у ребенка. Непроизвольно ребенка воспринимают таким, каким его ожидают видеть.

«В этом мой сын похож на своего отца, тот тоже все время лжет», - часто можно услышать сегодня на Курсе. «Моя дочь такая же, как ее отец, уж ничего с этим не поделаешь». При такой аргументации удобно не уделять должного внимания роли воспитания.

Идеология генетического фактора здесь приобретает характер рационализации и отговорки. Значение научного исследования наследственности этим утверждением ни в коей мере не ограничивается.

Многие нормы поведения, которые считаются врожденными, на самом деле представляют собой результат воспитания в самом раннем детстве. Это можно показать на примере из животного мира. Тигр охотится и убивает свою добычу. Изучение его поведения смогло показать, что охота для тигра – врожденное действие. А убивать добычу он учится у матери. На этом примере мы видим: поведение, которое обычно считают единым целым, складывается из отдельных частей, причем их происхождение может быть абсолютно различным. У человека, который и без того обладает инстинктами лишь в зачаточном состоянии, соотношение между «врожденным» и «приобретенным» является намного более комплексным.

Приведу пример. Мама на Курсе одной из очень сильно беспокоящих ее тем предложила к рассмотрению ее трудности в отношениях с дочерью.

«Ей 13 лет, ее беспорядок невыносим. Она такой была с самого рождения, очень неаккуратной. Теперь у нее появились проблемы в школе, я считаю из-за этого. Она полная противоположность своему десятилетнему брату. Его вообще не нужно было приучать к порядку, он у него в крови. А с ней мы ругаемся регулярно, иногда не обходится без порки… Можно ли с детьми, которые с самого рождения неаккуратны, что-нибудь сделать?»

То, что матери представляется врожденным, вполне может быть объяснено как результат установок и существующей практики воспитания. Не умаляя попыток психоанализа связать воспитание чистоплотности с бережливостью, различие относительно порядка у дочери и сына можно объяснить просто. Стремление сына к порядку – итог его научения. Он почти регулярно имел возможность наблюдать, как наказывали его сестру, когда она не выполняла наказов матери. Для того, чтобы избежать наказания, и под действием угрозы лишения любви он на примере сестры научился соблюдать тот порядок, которого хотела мать. На таких примерах видно, что это самое «врожденное» поведение, конечно при определенных задатках, вырабатывается лишь под соответствующим влиянием воспитания и окружающего мира.

Целый спектр ошибок порождается обидчивостью родителей. Зачастую такие ошибки способствуют формированию этого свойства и у детей. Обидчивость - целиком продукт неправильного воспитания. Можно уверенно утверждать, что не существует никаких генетических ее предпосылок. Уязвимость связана с природной слабостью человека. Но сама по себе ни слабость, ни болезненность без особого потворствующего воспитания не дают обидчивости.

Существует множество случаев ошибок, когда родители, бабушки, дедушки пытаются доказать свою правомочность, следуя ложному критерию успеха, который можно определить как «отсутствие рыданий» («Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало.»). При незначительной обиде ребенок начинает хныкать — другие сразу видят и приходят ему на подмогу.

Необходимо особо отметить целую группу характерных ошибок, связанных с приверженностью родителей к использованию негативной мотивации ребенка. Некоторые родители вкладывают всю свою педагогическую активность именно в замечания: чем больше выговоров, одергиваний, запретов, тем в большей мере они кажутся себе педагогически активными, добросовестными родителями, хотя не учитывают ни пропускную способность в понимании ребенком смысла этих замечаний, ни такую известную закономерность, что избыточный внешний контроль со стороны родителей оборачивается очень часто недостатком самоконтроля у ребенка.

Наиболее грубыми в этой группе ошибок являются те действия, цель которых – целенаправленное создание для себя  путем манипуляций возможности воспользоваться деструктивными методами воздействия на ребенка. Замечено, что родительские замечания не всегда делаются ради того, чтобы обратить внимание ребенка на неверный поступок. Нередки случаи, когда наставником движет неосознанное желание утвердиться в справедливости своего мнения. Тогда замечания накапливаются специально, родители копят выгодную для них коллекцию улик. Обстановка выслеживания порождает ответную деятельность: втайне от взрослых ребенок начинает делать именно то, что ему запрещают.

Какова база этой игры в психологии взрослого? Эрик Берн метко выразил эту эмоцию репликой: «Попался, сукин сын!».

Злорадство — это удовлетворение от причиненного зла, радость субъекта оттого, что его худшие опасения оправдываются. Радость родителя здесь заключается в том, что человек (хотя бы на миг) избавляется от конфликта с собственной совестью.

У ребенка, которого постоянно уличают, может сформироваться своего рода извращенно положительное эмоциональное отношение, пристрастие к ситуациям разоблачения, которые он со своей стороны специально начинает организовывать. Во-первых, это похоже на игру в прятки. Во-вторых, тут находит свое удовлетворение потребность самовыражения, которую ребенку не удается реализовать в социально полезных достижениях. Если взрослые не скрывают, что они ошеломлены выдающимися проказами ребенка, то они невольно подкрепляют его потребность выделиться с помощью проказ, то есть потребность самовыражения находит свой мотив — «проказничать».

Ситуация разоблачения превращается в ситуацию извращенного признания, признания «наизнанку», негативного. Ребенок не только хочет нашкодить, но и хочет быть уличенным.

Довольно часто люди говорят одно, думают другое, чувствуют третье, а делают четвертое. Им скучно в гостях, но они продолжают сидеть, улыбаться, когда грустно, и едят при отсутствии аппетита.

К.Роджерс считал, что главное – то, что происходит внутри организма. И этот внутренний мир часто не соответствует внешнему. Главное – не реальность, а то, как человек воспринимает ее. Обычно поле опыта ограничено тем, что мы обращаем внимание или на опасность, или на приятное вместо того, чтобы воспринимать все сигналы реальности. Он выдвинул понятие конгруэнтности - неконгруэнтности. Конгруэнтность – это соответствие внутреннего мира внешнему. Тогда мои наблюдения совпадают с наблюдениями другого. Конгруэнтность – это соответствие чувств и их внешних проявлений.

Маленькие дети демонстрируют высокую конгруэнтность. Они выражают любые свои чувства сразу и всем существом. Поэтому они быстро переходят из одного состояния в другое. Полное выражение чувств позволяет им быстро завершить ситуацию, и они не хранят в себе эмоциональные отходы предыдущего опыта.

Наблюдая за детьми до пяти лет, можно заметить, как постепенно формируется неконгруэнтность.

Неконгруэнтный человек не может разобраться, что ему хочется, и не понимает, что от него требуют. Им все недовольны, но и он недоволен всеми. Он себя считает скромным - его считают высокомерным. Он думает, что он расчетливый, - его считают трусливым. Он видит себя принципиальным - его считают дураком.

Но каждый индивид стремится к конгруэнтности и, следовательно, к более эффективной жизни. Как семя стремится стать деревом, так каждый человек хочет самоактуализироваться, т.е. развить свои способности. На этом пути необходимо убрать искажающие и задерживающие рост препятствия – психологические защиты.

Препятствия эти возникают еще в раннем возрасте и являются нормой. Но так как дети конгруэнтны, то они не отличают своих действий от себя в целом. Если их родители хвалят за то или иное действие, они считают, что их принимают целиком, а если их наказывают за проступок, то наказание воспринимается ими как неодобрение в целом. Любовь родителей для детей настолько важна, что они , чтобы угодить вам, начинают действовать против собственных интересов и приходят к представлению о себе, как о предметах, созданных для того, чтобы удовлетворять потребности других. Эти представления не развиваются, если ребенок всегда чувствует себя. Трудно представить, что такая ситуация когда–либо наблюдалась в практике. Вспомните традиционное замечание своих родителей: «Я тебя такого не люблю!» Но только в условиях полного принятия ребенок не испытывает побуждения отторгнуть от себя непривлекательные для родителей, но подлинные и, может быть, самые ценные части своей личности.

Очевидно, что родителям, совершающим подобные ошибки и имеющим выше описанные проблемы, требуется помощь, которая позволила бы им обрести способность к более конструктивным действиям и сменить негативные переживания на позитивные, получить возможность испытывать удовольствие от общения со своими детьми.

Для психокоррекционной работы с людьми вообще и с родителями в частности мировая психологическая практика выработала несколько основных подходов, инструментарий которых позволяет работать по данному профилю. Назовем некоторые из них, представляющие для нас практический интерес:

1. Когнитивный подход
2. Бихевиоральный подход.

2. Психодраматический подход.

Особенностями этих подходов являются следующие их свойства. Когнитивный подход, благодаря аппеляции к ментальному компоненту личности, позволяет родителям осознать наличие проблемы, понять ее смысл и происхождение, разобраться в сути и целях своих действий.

Бихевиоральный подход позволяет родителям  в тренинговой форме освоить навыки новых, более конструктивных форм поведения во взаимоотношениях с детьми.

Психодраматический подход позволяет преодолеть эмоциональные проблемы: запрет на проявление чувств, обидчивость, мстительность, стремление к соперничеству, доминированию, подозрительность и тревожность, заблокированная сексуальность и пр.

Учитывая широкий спектр проблем, с которыми родители обращаются к нам в Центр, представляется разумным пользоваться концепцией, объединяющей и эффективно сочетающей достоинства перечисленных подходов. Процесс воспитания рассматривается как формирующее влияние личности родителя на личность ребенка. Но в психокоррекционном процессе ребенок не участвует.

В процессе воспитания личностные нарушения родителя обуславливают формирование в личности ребенка соответствующих нарушений. Формирующее нарушение родителя и формируемое нарушение ребенка образуют комплиментарную пару с преобладанием двух типов комплиментарности – компенсирующую (нарушение в личности ребенка по своей сути компенсирует психотравмирующую ситуацию, созданную родителем, т. е. работает как защита) и дублирующую (нарушение ребенка ориентирует его личность так, чтобы психотравмирующая ситуация перестала восприниматься им как болезненная).

Однажды на Курсе в кругу я обратила внимание на мужчину крупного телосложения, в его анкете было написано, что он мастер спорта по парашютному многоборью. На Курсе в ассистентской команде была его жена, прошедшая Курс месяц назад. Они выглядели вполне гармоничной парой. Алексей, так звали нашего героя, хорошо включился в работу Курса, искренне сопереживал работе других участников семинара, делился своими наблюдениями и выводами по событиям дня, был активен в групповой работе. Казалось, что человек взял достаточно уже к середине Курса. Где-то в это же время была поднята на круг типичная для нашей работы родительская тема.

Следующим после перерыва в работе несколько неожиданно для себя я увидела Алексея. Он был сильно напряжен и сразу заговорил о том, что вырос в детском доме, кто его мать и как он оказался в таких условиях, он не знал. Всегда обладал большой физической силой и быстро научился себя защищать, но в душе был очень ранимым и долго переживал случившееся. О своем детстве он без дрожи в голосе говорить не мог. Слово «мама» в его лексиконе отсутствовало совсем и вот почему. Эта женщина появилась, когда ему исполнилось 16 лет, принесла ему какие-то подарки, плакала, просила прощения, рассказывала длинную историю про большую любовь, из-за которой она оставила его годовалого. И только вот теперь нашла в себе силы прийти в надежде, что он простит ее и назовет ее мамой. Мальчик резко встал и ушел. Она приходила еще несколько раз, он отказывался встречаться с ней.

Прошло время, в воспоминаниях остался детский дом, парень женился и уехал на крайний север, родился сын, работа, серьезные занятия спортом. Однажды в двери позвонили, он открыл, в дверях стояла та женщина, которой он так и не смог сказать «мама». Он грубо выгнал ее, а потом весь вечер рыдал  и грыз подушки, заполночь уснул не раздеваясь.

С тех пор прошло много лет,  передо мной сидел сорокадвухлетний мужчина и не мог выговорить слово «мама».

В дальнейшей беседе он сказал, что чувствует, что часть души его как будто не живет, мертвая она. И, может быть, поэтому он разошелся со своей первой женой, и там, на далеком севере, остался его сын.

Я попросила Алексея выбрать в зале женщину чем-нибудь похожую на ту, о которой идет речь. Конечно, первое, что он сказал, что здесь таких нет. Это свидетельство не до конца снятого сопротивления или способности данной личности легко его восстанавливать в силу известного жизненного опыта. Я спокойно еще раз объяснила, что это не буквальное фотографическое сходство, достаточно просто цвета глаз или волос, близкого возраста, любой детали, напоминающей ее. Хотя бы просто то, что она тоже женщина.

Он выбрал. Мы удобно посадили их рядом, заиграла тихая музыка и я попросила Алексея просто повторять за мной: «Здравствуй, мама…» Он громко задышал и отрицательно покачал головой. Я еще раз тихо, только ему, заглянув в глаза, сказала: «…просто повторяй за мной все слова…» И в эту секунду все в комнате заметили, как на стуле вместо крупного мужчины в комнате появился маленький мальчик и сквозь слезы тихо сказал: «Здравствуй, мама…» Я диктовала текст, подслушанный в его душе, звучавший полжизни в его сердце, и невооруженным взглядом было видно, как оживает, наливается светом каждый уголок его души.

Редкий Курс не может похвастаться красивой психодраммой, в которой ее участники проживают травмирующие события своей жизни, изменяя, дополняя, внося новое в те события, которые тем самым создают в сегодняшнем дне больше пространства для любви и счастья, давая простор свободе, создавая новые события, новые по качеству отношения.

Ассистирование на Курсе дает возможность многократно проходить Курс, в различных его вариациях, т.к. никогда не бывает двух одинаковых Курсов, т.к. невозможно повторить событие один в один, т.е. прожить два дня одновременно. На следующий Курс придут другие люди со своими судьбами и запросами к жизни, предложат для работы другие темы, свои ситуации и будут проживать своей душой, выражать свои эмоции по тем поводам и так, как они привыкли это делать в жизни каждый день. Это и есть тот материал, с помощью которого происходит работа на Курсе, в общем все как в жизни, но поскольку на эти три дня каждый из нас решил  заняться своей жизнью подробно, то зачастую в этом процессе людям нужна помощь, и я вижу в этом свое призвание.

 Курс – это та же жизнь, реальные 2,5 дня, которые участники полнокровно, часто более насыщенно проживают, чем обычные выходные, поэтому, когда я сама приглашаю людей на Курс, я с чистой душой обещаю им: «Вы не пожалеете!!!»