Как вы яхту назовете... или что стоит за словом "мы". Часть первая

В психологическом консультировании все-таки есть волшебство! Ну или таковым оно кажется со стороны. И сейчас я открою вам секрет одного из волшебных приемов.

В речи клиента ценным психодиагностическим материалом являются обращения. И, привлекая внимание клиента к особенностям того, как он называет других людей и себя самого, можно значительно продвинуться в терапии. Сама я уже дважды была свидетелем удивительных изменений в жизни после изменений, произведенных в речи.

Мы

В нашей культуре весьма распространено это слово в случае когда мама говорит о своем ребенке, подразумевая его одного. Это слово маркирует нахождение в созависимых отношениях. Его часто можно услышать от близких людей, страдающих алкогольной или наркотической зависимостью.

В норме ребенок находится в отношениях слияния с матерью до 1,5-2 (3) лет, затем при поддержки матери развивается его автономия. «Мы» из уст матери трансформируется в сумму двух «Я»: детского и родительского. Если же этого не происходит, то страдают оба. Ни у кого нет своей собственной жизни, есть только общая, наша.

Мне надоело слушать, как ты все вpемя говоpишь: "моя машина", "мой телевизоp", "мой магнитофон". Раз мы муж и жена, у нас не может быть твоих или моих вещей, а только "наши". Слышишь, муженек, наши!! Кстати, что ты там ищещь в гаpдеpобе? — Я ищу наши бpюки.

В работе с таким клиентом я не поддерживаю его в мы, а прошу переформулировать, уточняю, про кого именно идет речь. Между сессиями даю задание замечать «мы» в речи и незамедлительно разделять его.

Пример: мы сегодня ходили к врачу…. Стоп. Я сегодня водила ребенка к врачу, а ребенок посетил врача.

В гештальт-терапии «мы» маркирует способ прерывания контакта «слияние»

Мама, папа

После рождения ребенка у супругов появляется новая роль: родители. Но иногда она затмевает другие роли.

Были мы друг для друга Петя и Вика, а стали мама и папа. Обращение по имени в семье исчезло. Теперь тут имя есть только у малыша нашего: Ивана Петровича.

- Мать, поесть есть что?

- Нет, папуля, не успела.

Вроде бы ничего страшного не происходит. Ну мама, и мама. Она ведь правда мама для Ивана. Супруги видят людей средних лет (то есть примерно возраста родителей, когда сами они были детьми) и тут подсознание включает свои табу. И секс пропадает или не приносит прошлого удовлетворения. Правильно, с мамой спать нельзя!

В данном случае волшебство переименования может не сработать, если такое обращение происходило годами. Но если оставить все как есть, ситуация будет только ухудшаться.

Ты

«Ты», сказанное о себе, можно услышать куда реже, чем «мы». Но если ухо натренировано, то различие отнюдь не очевидно. О чем же может поведать такой монолог?

Ты хотел бы объяснить, но у тебя не получается. Ты хотел бы попросить, но тебе неловко. Ты начинаешь злиться, уже лопаешься от злости, но слова застыли в горле.

Я снова обращусь за помощью к гештальт-терапии. «Ты» в речи, сказанное о себе свидетельствует о таком способе прерывания контакта, как ретрофлексия (поворот на себя). Хотел человек что-то сделать, но остановил себя. Не должно, стыдно, страшно, неправильно…. Причин остановки много, а механизм один. В работе с таким клиентом важно этот механизм развернуть. Понять в чем он себя остановил и почему. У меня бывало так, что я лишь несколько раз обращала внимание человека на его переход на ты, как он отлично начинал отслеживать это сам.

Он-Она

О себе в третьем лице говорят в определенном периоде жизни. В том, в котором не появилось «Я».  А в травматическом неврозе часто происходит регрессия, и за третьим лицом в речи в основном прячется именно она. Третье лицо маркирует травматика.

Анечка помыла куколку, а теперь помоет ручки.

Анна Александровна любит, чтобы в доме было чисто. Лучше не злите Анну Александровну!

Я включила в статью и такое обращение потому что оно отлично от «Я». Но в данном случае чудес не бывает. Работа с травмой длительный и напряженный путь, который в случае ядерных травм (полученных в периоде до 2 лет) практически недоступен для изменений. Тут помощи психолога может оказаться недостаточно. Правда в таких серьезных случаях травма проявляется не только в речи, а в серьезных диссоциативных эпизодах, явлениях деперсонализации, исчезновения чувства непрерывности Я. И даже при возникновении таких симптомов оценить выраженность травмы способен только специалист в этом вопросе. 

В житейских ситуациях важно заметить, насколько часто человек начинает говорить о себе в третьем лице. Возможно, это основание для обращения за помощью.

Буду благодарна за комментарии о наличии этих слов в вашей жизни и практике.

Продолжение здесь http://www.psyoffice.ru/article/32106/