Русский оптимизм

Активно развивающимся подходом к исследованию оптимизма и пессимизма является теория американских ученых М.Ф. Шейера и Ч.С. Карвера, обозначаемая как «теория диспозиционного оптимизма» и приобретающая популярность в отечественной психологической мысли.

Диспозиционный оптимизм рассматривается как совокупность обобщенных положительных ожиданий индивида, которые можно в большей или меньшей степени распространить на всю его жизнь [5]. Пессимизм является противоположным полюсом оптимизма и описывает отрицательные обобщенные ожидания индивида относительно будущего. Таким образом, оптимизм и пессимизм по сути представляют собой двуединую ориентацию личности (диспозицию) относительно жизненных ситуаций. Отсюда и название подхода – теория диспозиционного оптимизма – включающее звучание лишь одного термина.

Стоит отметить, что подобная интерпретация оптимизма хорошо знакома российскому менталитету. В обыденной ситуации, называя человека «оптимистом», мы приписываем ему поведение и мысли, описывающие положительный исход какого-либо события либо позитивные представления о жизненной перспективе. «Пессимистами» же принято считать людей, «не верящих» в «хороший конец». Думается, именно эта ментальная близость представлений М. Шейера и Ч. Карвера и общепринятого в отечественном разговорном лексиконе использования данных понятий обусловило возросший научный интерес к теории диспозиционного оптимизма и ее приложении к российской аудитории.

Анализ литературы и искусства как некоторых обобщенных продуктов менталитета, а также данные некоторых социологических и социально-психологических исследований позволяют сформулировать особенности российского оптимизма и пессимизма.

Одной из характерных этнопсихологических черт русского человека (то есть личности, социализированной в российском обществе) является вера в чудесный исход событий. Эту особенность замечает ряд культурологических исследователей [2] Хорошее будущее ассоциируется у большинства русских людей с тем, что произойдет чудо и все будет хорошо. На наш взгляд, отсюда велика роль таких понятий, как удача, везение (в контексте представлений о будущем). Вообще, в целом русским людям свойственна устремленность в будущее как противоположность заземленной, прагматичной сиюминутности: ближайшая минута, день и даже месяц не воспринимаются как будущее, оно всегда отдалено (отчасти поэтому – из-за отсутствия реального существования будущего – ему приписываются не всегда реальные, чудесные события) [1]. По нашему мнению, это объясняет такую черту, как оптимизм несмотря на актуальную ситуацию – будущее не всегда связывается с текущими событиями.

Православие сильно повлияло на сознание русских, особенно на жизненную философию счастья. В рамках этой системы представлений о счастье (счастливом, хорошем будущем), как это ни парадоксально, важнейшее значение имеет компонент страдания [4]. Здесь любопытным образом и сливается в единую систему оптимизм относительно будущего и пессимизм настоящего.

Также важно уточнить, что оптимистическое отношение к жизни в сознании инкультурированного в российское общество человека нельзя объяснить только материальным благополучием. Оптимизм и пессимизм – больше понятия идеального существования личности.

На подобную связь понятий оптимизма и пессимизма с чертами народности, к которой принадлежит личность, указывают авторы концепции диспозиционного оптимизма. М. Шейер и Ч. Карвер пишут, что данные конструкты связаны с веками народной мудрости [7]. При этом отмечается роль оптимизма и пессимизма в формировании ясности целей личности (придают привычную для человека конкретность ожиданиям), что в свою очередь влияет на мотивацию и действенность или бездейственность личности в непосредственно в сложившихся ситуациях. Цели – этой действия, конечные состояния или значения, которые человек воспринимает либо как желательные, либо как нежелательные. Люди стараются выстраивать свое поведение в соответствии с желательным результатом и стараются держаться подальше от того, что считают нежелательным. Таким образом, если цели недостаточно значимы, никакие действия не выполняются. Кроме того, как указывают авторы, оптимизм и пессимизм в этом случае участвует в регуляции степени уверенности. Только если у человека достаточно уверенности, он совершает целенаправленные усилия.

Еще одно популярное в российском сознании житейское представление, связанное с феноменом оптимизма – утверждение «земной шар, как известно, вертят именно оптимисты». Эта устоявшаяся фраза описывает представления о том, что оптимизм заставляет личность «двигаться», то есть совершать поступки, преодолевать трудности и препятствия. Данное представление находит подтверждение в исследованиях в рамках теории диспозиционного оптимизма. М.Ф. Шейер, Ч.С. Карвер и М. Бриджес отмечают, что оптимисты выбирают более эффективные копинг-стратегии, чем пессимисты, в результате более успешно справляются с проблемами, пессимисты же чаще сталкиваются с неудачами, и сбывшиеся ожидания подкрепляют оптимизм первых и пессимизм вторых [6].

Литература.

1. Андреев, А. Очерки русской этнопсихологии [Текст] / А. Андреев. – СПб. : Издательство «Тропа Троянова», 1998. – 376 с.
2. Вьюнов, Ю. А. Русский культурный архетип. Страноведение России [Текст] : учебное пособие / Ю. А. Вьюнов. – М. : Наука Флинта, 2005. – 480 с.
3. Сергеева А.В. Русские: стереотипы поведения, традиции, ментальность / А.В. Сергеева. – 3-е изд. – М.: Флинта: наука, 2005.
4. Соколов, В. М. Российская ментальность и исторические пути отечества: записки социолога [Текст] / В. М. Соколов. – М. : Издательство РАГС, 2007. – 198 с.
5. Carver, C. S. Optimism // Journal of Personality and Social Psychology. – 1994. – N 10 - p. 105-122.
6. Scheier, M. F. Distinguishing optimism from neuroticism (and trait anxiety, self-mastery, and self-esteem): A re-evaluation of the Life Orientation Test / M. F. Scheier, ,  M. W. Bridges // Journal of Personality and Social Psychology. – 1994. – N 67 – p. 1063-1078.
7. Scheier, M. F. Effects of optimism on psychological and physical well-being:  theoretical overview and empirical update / M. F. Scheier, C. S.  Carver // Cognitive Therapy and Research. – 1992. – N 16 - p. 201-228.