О терапии эмоциональных схем Р. Лихи ч.1

    Терапевты всех подходов в какой-то степени озабочены эмоциональным опытом, который пациенты приносят на терапию. Те, кто использует когнитивную реструктуризацию, надеются, что новые способы восприятия вещей изменят чувства людей, диалектическая поведенческая терапия побуждает пациентов учиться регулировать эмоции, которые часто кажутся хаотичными и пугающими, а терапия принятия и ответственности поощряет гибкость и терпимость к эмоциям, преследуя ценную жизнь. Метакогнитивная терапия фокусируется на роли проблемной зависимости от беспокойства и размышлений, чтобы справиться с трудностями, а активация поведения подчеркивает важность проактивного и полезного поведения, а не пассивности, изоляции и избегания. И в психоаналитической сфере терапия подчеркивает ценность повышенного осознания и размышлений о психических или внутренних состояниях себя и других, в то время как более традиционные психодинамические модели пытаются получить доступ к эмоциям и воспоминаниям, которые связаны с давними трудностями. Эмоции - это то, что побуждает людей обращаться за помощью, независимо от принятой им теоретической ориентации, но мало что сказано о том, как пациент думает и вырабатывает стратегию регулирования этих эмоций.

   Модель эмоциональной схемы предполагает, что после активации эмоций у нас часто возникают интерпретации этих эмоций, и эти интерпретации связаны со стратегиями, которые мы используем, чтобы справиться с эмоциями. Она развивает модель того, как люди думают о своих эмоциях и эмоциях других. «эмоциональными схемами», то есть индивидуальные теории о природе эмоций и способах их регулирования. Один человек может попытаться подавить эмоции, потому что он или она рассматривает их как непостижимые, подавляющие, бесконечные по продолжительности и даже постыдные; другой человек может воспринимать эмоции как временные, богатые по сложности, частью человеческого бытия и рассказывающие нам о наших ценностях и потребностях.

   Терапевтическая модель в терапии эмоциональных схем, фокусируется на выявлении индивидуальной теории эмоций себя и других, изучении последствий этих конструкций эмоций, различении полезных и бесполезных стратегий эмоций. регулирование, и помогает человеку интегрировать эмоциональный опыт в осмысленную жизнь.

   Почти у всех были такие эмоции, как грусть, беспокойство или гнев, но не у всех развивается большая депрессия, генерализованное тревожное расстройство или паническое расстройство. Важен не только опыт эмоций, но и интерпретация этих эмоций и стратегии, которые используются для того, чтобы справляться с ними или регулировать их. Есть пути от болезненных эмоций до психопатологии, и разные пути от болезненных эмоций к адаптивным жизненным стратегиям.

В литературе эмоции рассматриваются как изначально запрограммированные ответы на эволюционно-релевантную среду (Ч. Дарвин); как электрохимические процессы, которые происходят в различных частях мозга (Давидсон); как последствия «иррационального» мышления (А. Бек); как результаты оценки угрозы или стрессоров (Лазарус); как определение способности обрабатывать информацию (модель влияния инфузии - Форгас); как «содержащая» информацию о потребностях и мыслях, связанных с этими потребностями (модель, ориентированная на эмоции; Гринберг); или как первичный, то есть как предшествующий познанию процесс (Зайонц). Каждая из этих моделей - и многие другие - внесли большой вклад в наше понимание важности эмоций в повседневной жизни и развития психопатологии. Модель эмоциональных схем, расширяет наше понимание эмоций, предлагая, что основные аспекты процесса переживания эмоций включают в себя интерпретацию и оценку эмоций, и стратегии контроля эмоций. С этой точки зрения, эмоции - это не только опыт; это также объект опыта. Хотя эмоции развивались в результате эволюционной адаптации и могут быть универсальными переживаниями, их интерпретации, оценки и ответы также социально конструированы.

Фриц Хайдер предположил, что индивиды сохраняют убеждения о себе и других относительно природы причин поведения, интенциональности и организации личности. Хайдер заметил, что обычный человек сам по себе является «психологом», использующим модели атрибуции и оценки и определяющими черты и личные качества. Эта «наивная психология» (или здравый смысл), как ее называли, стала основой области «социального познания» (которая превратилась в «теорию мышления»). В теории эмоциональных схем описывается, как люди концептуализируют эмоции в себе и других, и как эти конкретные модели эмоций могут привести к проблемным стратегиям регуляции эмоций.
За эмоциями часто следует толкование этой эмоции: «Имеет ли смысл мое беспокойство?», «Будут ли другие люди чувствовать то же самое?», «Будет ли это длиться бесконечно?», «Как я могу контролировать это?» или «Я сойду с ума?». Эти интерпретации эмоций, являются центральным содержанием «эмоциональных схем», то есть убеждениях об наших эмоциях и эмоциях других и о том, как эти эмоции можно регулировать. Это социально-когнитивная модель, потому что эмоции - это как личностные, так и социальные явления, которые интерпретируются самими собой и другими; как таковые, изменения в интерпретациях (наших и чужих) приведут к изменениям эмоциональной интенсивности и дисрегуляции.

Исторический аспект

В Республике Платон использует метафору возничий, который пытается контролировать двух лошадей - одну, поддающуюся направлению, а другую, которая выходит из-под контроля. Платон рассматривал эмоции как препятствия для рационального и продуктивного мышления и действия и, следовательно, как отвлекающий от стремления к добродетели. Платон описывает первоначальное воздействие событий, которые приводят к эмоциям, как «трепетание души». Если мы думаем о прогрессировании рационального ответа на события, первое движение может начаться с толчка или «трепетания души». Последующие движения включают в себя отступление и наблюдение за происходящим, затем рассмотрение добродетели (например, «смелость»), а затем рассмотрение действий и мыслей, которые могут привести к добродетельному ответу. Модель эмоциональной схемы признает, что первая реакция на эмоцию может характеризоваться ощущением «разрушения» или «удивления». Этот процесс также может отражать автоматические или бессознательные процессы - то есть «трепетание души» у Платона. Однако люди могут также отойти и оценить, что происходит в настоящее время, каковы варианты понимания, как это связано с ценностными целями и как эмоции могут расти или падать в зависимости от их интерпретаций и того, что они делают. Аристотель рассматривал добродетель как черту характера и практику, которая представляет идеальное «среднее» между двумя крайностями желаемого качества личности. В модели эмоциональной схемы - как в модели, лежащей в основе терапии принятия и ответственности, - существует признание того, что ценности (или достоинства) могут определять то, как человек воспринимает эмоции и способность терпеть дискомфорт в контекстеценного действия. Целью является не просто конкретная эмоция, а скорее значение, ценность или добродетель, которую каждый хочет достичь.

Аристотель  подчеркивал, что процветание  должно преследовать «хорошую жизнь» - чувство счастья или благополучия, когда человек действует в соответствии с добродетелями и ценным смыслом своей жизни. Аристотель определял «добродетели» как те качества характера, которыми один восхищается у другого человека; то есть цель - стать человеком, которым вы бы восхищались. Эмоциональное переживание «счастья» является результатом ежедневной практики жертв, таких как умеренность, смелость, терпение, скромность и другие качества. Таким образом, чувство «хорошо» является следствием стремления к добру и практики поведения, то есть добродетели. Модель эмоциональной схемы основывается на представлении Аристотеля о том, что использование ценных привычек или добродетелей может способствовать большей адаптации и реализации.

Стоики, такие как Эпиктет, Сенека и Цицерон, рассматривали рациональность как превосходящую эмоции и предполагали, что эмоции приводят к чрезмерной реакции и упускают из виду важные ценности; таким образом они отвлекают от добродетели и в конечном итоге порабощают человека. Акцент среди стоиков был сделан на рациональном поведении, устранении чрезмерной привязанности к внешнему миру, дисциплине в отношении своих желаний, а также свободе от материальных нужд и необходимости одобрения. Стоические упражнения включали в себя практику голода, физического дискомфорта и бедности, чтобы узнать, что можно выжить без материальных богатств; обдумывая уничтожение ценных предметов или людей в своей жизни, чтобы признать их ценность; размышлять каждый день о том, что у тебя хорошо получается и как можно улучшить; отстраниться от эмоций и обдумать ход рациональных действий; осознание того, что плохими являются мысли, а не сама реальность; Марк Аврелий: «Начните каждый день с того, чтобы сказать себе: сегодня я буду встречаться с вмешательством, неблагодарностью, наглостью, неверностью, недоброжелательностью и эгоизмом,  из-за незнания правонарушителями того, что является добром или злом ».

     Примат познания получил дальнейшую поддержку во время европейского просвещения, уделяя все больше внимания рациональному дискурсу, разуму, индивидуальной свободе, науке и исследованию неизвестного. Локк, Юм, Вольтер, Бентам, Милл и другие пытались освободить мышление от того, что они рассматривали как ограничения - суеверий, авторитета и эмоциональных призывов. Новые открытия в науке поставили под сомнение авторитет христианской доктрины. Акцент Канта на рациональной и добродетельной жизни, основанной на категорическом императиве, освободил моральные рассуждения от велений Церкви. Контрактная теория Локка заключала в себе легитимность соглашений, а не грубую власть. И исследование новых миров привело к признанию того, что культурные нормы, возможно, были произвольными договоренностями, а не вечными истинами. Однако, в отличие от привилегированного статуса рациональности и науки, Юм утверждал, что разум является рабом эмоций, поскольку разум не может сказать нам, чего мы хотим; это может только сказать нам, как туда добраться. Эмоции, по мнению Юма, играют более важную роль. По мнению Юма, эмоции говорят нам о том, что имеет значение, тогда как рациональность может помочь нам достичь целей, поставленных эмоциями.

    В 20-м веке акцент на рациональности, практичности и открытии «фактов», а не веры, стал центральным для прагматизма, логического позитивизма, философии обыденного языка и общей области аналитической философии. Гилберт Райл  в «Концепции разума» отверг идею о том, что в машине есть «призрак»; он критиковал идею, что души, умы, личности и другие «предполагаемые сущности» определяют что-либо. Логические позитивисты, такие как молодой Витгенштейн, Айер, Карнап и другие, предположили, что единственным критерием истины является проверяемость, знание основано на опыте, а эмоциональные призывы вводят в заблуждение и должны быть подвергнуты проверке логического дискурса и четкого определения. Остин  и Райл выдвинули идею о том, что философия должна концентрироваться на обычном использовании языка, чтобы прояснить посредством логического анализа значения утверждений. Акцент был сделан на уточнение, логику, эмпиризм (в некоторых случаях) и - если возможно - сокращение до математических утверждений логики. Эмоции воспринимались как шум.

Главенство эмоций

    Хотя рациональность и логика всегда оказывали большое влияние на философию (и на западную культуру в целом), эмоции всегда были аналогом, служа диалектической функции на протяжении всей истории. Акцент Платона на логике и рациональном мышлении противоречил великой традиции греческой трагедии. В самом деле, Еврипид в «Вакхах» представил трагическую точку зрения, согласно которой, если не обращать внимания на бога (Дионисия или Вакха), собиравшего последователей в песне, танце и чувстве полной покинутости, то, по иронии судьбы, человек столкнется с полным уничтожением в безумие. Человек игнорирует эмоции на свой страх и риск. Модель эмоциональной схемы предполагает, что целью является не «хорошее самочувствие», а способность чувствовать все. В этой модели нет высшего или низшего «я»; скорее, все эмоции включены в «я». Эта модель выступает за включение эмоций - даже, таких как гнев, обида, ревность и зависть, - и за принятие этих эмоций как части сложность человеческой натуры.

Трагическое видение признает, что страдание неизбежно; что могучий может упасть; те силы, которые невозможно контролировать или даже воображение могут уничтожить; эта несправедливость часто неизбежна; и что страдания других имеют значение для самого себя, потому что они иллюстрируют то, что может случиться с кем-либо. Все мы являемся частью одного и того же сообщества хрупких, подверженных ошибкам и смертных людей. В отличие от трагического видения, Платон предпочитал рациональность как путь к власти и контролю, а трагедию как великого выравнивателя через его призыв к эмоциям.

    В 19-м веке Ницше предположил, что большой контраст в культуре и философии был между Аполлонийским и Дионисийским, то есть между упором на структуру, логику, рациональность и контроль, и упором на эмоциональное, интенсивное, индивидуальное и дикое выражение полной свободы. Последнее нашло свое отражение в романтическом движении, которое полностью охватило эмоции - подчеркивая эмоциональную напряженность, индивидуальный опыт, героизм, магическое мышление, метафору, миф, личное, революционное мышление, национализм и интенсивную индивидуальную любовь. Природе был дан приоритет над созданным миром просвещения, с акцентом на природные инстинкты, «благородное спасение», природные ландшафты и свободу от ограничений. Логика рассматривалась как отвлечение от пережитого опыта. Среди ведущих философов-романтиков были Гегель, Шопенгауэр и Руссо, среди ведущих поэтов - Шелли, Байрон, Гете, Вордсворт, Колридж и Китс. Романтизм также оказал значительное влияние на музыку, представленную Вагнером, Бетховеном, Шубертом и Берлиозом.

     Одним из элементов романтического движения было движение сентиментализма 18-го века, которое подчеркивало интенсивность индивидуального выражения, а не рациональность или принятые нормы, с интенсивным выражением, отражающим подлинность, искренность и силу чувств. Действительно, члены палаты лордов в Британии нередко спорили о своих позициях во время плача. Самоубийство было высшим выражением этой романтической интенсивности.

    В конце 19-го и 20-м веках экзистенциализм стал основным противодействием британским и американским рационалистическим моделям в философии, при этом экзистенциалисты подчеркивали роль индивидуальной цели, выбора, признания смертности, произвольной природы существования и эмоций.  Кьеркегор описал экзистенциальные дилеммы страха, «болезни до смерти» и кризиса индивидуального выбора. Хайдеггер предположил, что философия должна учитывать последствия индивидуального «бросания» в жизнь и историю и дилемму индивидуума в построении смысла. И Сартр утверждал, что люди должны решать дилеммы, которые являются результатом их данной ситуации, используя свою свободу. Модель эмоциональной схемы предполагает, что люди борются со своей свободой выбора, часто испытывая трудности с «данным», которое является произвольной частью их повседневной жизни, в то же время признавая, что выбор, с которым сталкиваются люди, часто включает дилеммы или компромиссы, которые являются эмоционально трудными. Выбор, свобода, сожаление и даже страх рассматриваются в этой модели как важнейшие компоненты жизни, и эти «реалии» не могут быть просто устранены анализом затрат и выгод, рационализацией или прагматизмом. Хотя рациональная оценка важна, каждый компромисс требует затрат. А затраты зачастую неприятны и сложны.

Этот краткий обзор не может отдать должное дихотомизированному взгляду на эмоции и рациональность в западной культуре (и, конечно, не рассматривает важность этих факторов в других культурах). Как предложил Нуссбаум, каждое «царство» - рациональное и эмоциональное - имеет свою ценность, и каждое информирует другое. Модель эмоциональной схемы признает, что эмоции и рациональность часто находятся в борьбе друг с другом - часто в диалектическом напряжении относительно того, что повлияет на выбор. Тем не менее, оба необходимы.

Когнитивные оценки эмоций

Исследование аффективного прогнозирования предполагает ряд искажений или эвристик, которые приводят к чрезмерному прогнозированию эмоциональных реакций. Одним из таких факторов является «фокусность», то есть тенденция сосредоточиться на одной особенности события, а не на рассмотрении других возможных особенностей, которые могут разумно смягчить эмоциональную реакцию человека на событие.

Другая центральная особенность аффективного прогнозирования - это «предвзятость воздействия», которая относится к тенденции переоценивать эмоциональные эффекты событий. То есть можно предсказать, что положительное событие приведет к длительному положительному эффекту, в то время как отрицательное событие приведет к длительному отрицательному влиянию.

Например, человек может предсказать, что разрыв отношений приведет к вечным негативным чувствам, но он может поверить, что начало отношений приведет к тому, что они будут чувствовать себя прекрасно до бесконечности. Одним из аспектов предсказания эмоции является то, как долго она продлится - «эффект долговечности».

Эффект долговечности отражает уверенность в том, что эмоция будет продолжаться в течение длительного времени.

Другим фактором, влияющим на аффективное прогнозирование, является «иммунное пренебрежение», то есть тенденция игнорировать способность человека справляться с негативными событиями. Например, Гилберт и коллеги обнаружили, что участники могут прогнозировать продолжительность негативного аффекта в следующих шести гипотетических ситуациях: разрыв романтических отношений, неудача в достижении срока пребывания в должности, поражение на выборах, отрицательная личностная обратная связь, рассказ о смерть ребенка и отказ от предполагаемого работодателя. Согласно Вилсону и Гилберту, такие люди часто игнорируют или недооценивают свою способность справиться с ситуацией; они не признают сильные эффекты стратегий преодоления, такие как «уменьшение диссонанса, мотивированные рассуждения, корыстные приписывания, самоутверждение и позитивные иллюзии», которые смягчают последствия «негативных жизненных событий».

Например, после разрыва с подругой мужчина может уменьшить негативное влияние события, заявив, что ему лучше без нее (уменьшение диссонанса), придумать негативные приписывания бывшему партнеру (мотивированные рассуждения), считать себя очень желательно сейчас, когда он не женат (корыстные пристрастия), укрепить его надежду, убедив себя и других в том, что лучшее впереди (самоутверждение), и предсказать, что его работа и любовь могут стать лучше (позитивные иллюзии). Хотя можно утверждать, что в каждом случае эти корректировки влекут за собой когнитивные искажения или рационализации, они также могут смягчать негативные последствия распада. Кроме того, могут также произойти непредвиденные положительные события, которые также могут привести к более положительному результату.

Более того, люди склонны переоценивать потери по сравнению с оценкой приобретение - явление, известное как «неприятие потерь». «Мы переживаем наши потери больше, чем мы наслаждаемся нашими достижениями».

Другим фактором в прогнозировании эмоций является «эвристический аффект» - форма «эмоционального мышления», в которой человек использует текущую эмоцию для предсказания будущей эмоции (то есть использует текущую эмоцию в качестве якоря) или предсказывает будущие эмоциональные реакции на основе как чувствуешь себя в настоящий момент.

Кроме того, люди часто оценивают свои будущие эмоциональные реакции, основываясь на своих текущих оценках неопределенности; то есть, чем более неуверенно они себя чувствуют, тем больше ожидаемого негатива.

Нетерпимость к неопределенности является ключевым фактором, лежащим в основе беспокойства, размышлений и обсессивно-компульсивного расстройства (ОКР), что позволяет предположить, что неопределенность в отношении негативных результатов может быть эвристической основой эмоциональных схем. Например, незнание «точно» того, что вы будете чувствовать, когда чувствуете себя плохо в настоящее время, может усилить предсказания негативного аффекта позже.

«Дисконтирование времени» относится к акценту на нынешних событиях или наличии вознаграждений при одновременном снижении ценности отсроченного вознаграждения. Этот уклон к настоящему может способствовать потребностям в немедленном удовлетворении, нетерпимости к дискомфорту, трудностям в выполнении трудных задач и деморализации в достижении целей.

В своей крайней форме решения о регуляции эмоций могут быть близорукими; то есть человек может быть настолько полностью сосредоточен на немедленном уменьшении неприятных эмоций, что выбирает (в конечном итоге) саморазрушающие альтернативы, такие как злоупотребление психоактивными веществами или переедание.

Когнитивные оценки и эвристика, подобные этим, являются важными компонентами эмоциональных схем. Они способствуют убеждению, что эмоции долговечны, неконтролируемы и должны быть немедленно устранены или подавлены. По иронии судьбы, эмоции затухают: они часто быстро исчезают, а не задерживаются, продолжаясь в течение короткого периода до появления другой эмоции. Предсказания о том, как долго человек будет несчастен после развода, потери работы, телесных повреждений или конфликта с хорошим другом, обычно переоценивают, насколько экстремальными будут его эмоции.

Подобные данные свидетельствуют о том, что счастье или несчастье не долговечны после значительных жизненных событий. Действительно, исследование устойчивости показывает, что подавляющая часть людей вернулась к исходному уровню до события через 1 год после серьезных негативных жизненных событий, предполагая, что эмоциональные «травмы» решаются с помощью различных процессов преодоления. Кроме того, индивидуумы различаются по способности восстанавливаться после травмы или потери, частично в результате «регулирующей гибкости», то есть способности привлекать адаптивные процессы, чтобы справляться с возникающими трудностями. Это говорит о том, что процессы преодоления могут быть более важными, чем мгновенный опыт болезненных эмоций.

Терапия эмоциональных схем пытается расширить диапазон регулирующей гибкости, так что возникновение эмоций не должно приводить к экстремальному аффективному прогнозированию или саморазрушительным стратегиям регуляции эмоций, а скорее может стать возможностью задействовать широкий спектр адаптивных интерпретаций и стратегий для того, чтобы справиться. Эмоциональная терапия схем подчеркивает проблемные теории о текущей эмоции и показывает, как они связаны с бесполезными стилями совладания, которые увековечивают дальнейшую дисфункцию.