2. София - Гегель, Хайдеггер и новая философская идея. 1990 - Борчиков С.А. - Философы и их философия

София – это идеальное существо, наполняющее жизнь человека смыслом и возвышенным содержанием, вдохновляющее личность на духовный, нравственный, творческий, умственный труд-подвиг. Амфидея Софии в таком качестве предрасположена нести ответственность за бытие трансцендентной реальности.

~ Феноменологически София является сознанию в образах вечной женственности. Словно стрелой амура, пронзает она сердца людей и настраивает их на интимнейшее общение с нею. Бог даже в форме «мой Бог» все же немного холоден: не всё самое сокровенное и подноготное можно поведать ему. Если исповедоваться перед Богом, то обязательно надо каяться и просить прощения, а София этого не требует. София довольствуется излиянием голой правды, понимая, принимая и обласкивая человека таким, каков он есть. «…В Софии нет никакого не, а есть только да всему…», – отмечает Булгаков.

Бог – это мужчина, муж, друг, отец, который не просто радуется излиянию любви, но и взывает к отчету в делах и помыслах во удостоверение дружества. София – это женщина, жена, невеста, мать, которая сама больше любит и отдается навстречу искреннему чувству. Дело Софии исключительно одно – любовь, как та вообще есть в мире. Следует заметить, что многие женщины, по-видимому, переносят признаки Софии на Бога и любят Бога подобно тому, как мужчины любят Софию; для таких женщин Бог и София – одно и то же.

~ Как онтологическая идея София – это граница между Богом и миром, между Творцом и тварью. А посему всё тварное, сотворенное, творческое – это владения Софии. Странно, но Бог не располагает к творчеству, наверное, потому, что сам не сотворен. Как творец всего, он пронизывает любое творение, всякая Истина сияет светом божественного совершенства, и все же этого оказывается недостаточно для творческого вдохновения.

Не усладиться тождеством себя с собой или со своим Богом жаждет человек в творчестве, а превозмочь себя, отличить себя от себя. «Не такой я, я лучше!» – вопиет, прозрев, внутренний человек и тут же пытается продемонстрировать это в творении. И, сотворив нечто в божественном блаженстве, тотчас не удовлетворяется.

Если удовлетворится и успокоится, то, значит, Богу служит. Если останется рознь, то, значит, сохранится этот вечный позыв: «Работай дальше, думай, ищи, стремись ко мне!». Чей это глас? Это глас Софии, недостижимой и вечно к себе манящей. Вечно вдохновляющей выйти не только за пределы этого мира, но и того мира к чему-то более высокому и лучшему, чем даже сам Бог.

~ Что может быть выше Бога? Только нечто софийное. Но сказать что-либо определенное об этом высшем невозможно, так как София, в силу генетического родства с Софосом, не оформляется в дискурсивную категорию. Категория – это то, что выражает многое и общее в единице, а София – это такая величина, которая божественную единицу распыляет на многое, частное, тварное. Попробуй ее там сыщи.

Подобные скрывающиеся духовно-понятийные величины иногда называют философемами. Философему Софии в истории философии искали давно: в ранней античной философии, в неоплатонизме, в гностицизме, в раннехристианской философии, в средневековой немецкой мистике, в русской софиологии, в частности, В.С. Соловьев, тот же С.Н. Булгаков, П.А. Флоренский, Л.П. Карсавин, А.Ф. Лосев. И везде она обретала такое разнообразнейшее терминологическое выражение, что охватывают сомнения, об одном ли и том же идет речь.

Однако всё становится на свои места, если уяснить, что София – философема не потому, что ущербна в неохватной разноликости, а потому, что категория Софии вовлечена в многократные герменевтические интерпретации, являющиеся по природе своей принципиально разноликими. София «…одной стороной бытию причастна, а другой ему трансцендентна, от него ускользает. Занимая место между Богом и миром, София пребывает и между бытием, и сверхбытием, не будучи ни тем, ни другим или же являясь обоими зараз».

Такая амфигиперальная герменевтическая величина, выступающая в истории философии философемой, на уровне эндогерменевтики мыслящего индивида как раз и представляется Амфидеей. Амфидея Софии для всякой личности постоянна и единосущностна: она стягивает в имманентное единство всю неисчерпаемую трансцендентную наличность и освящает ее любовью знающе-незнающего познания. Что же касается диалектического синтеза всего множества интерпретаций Софии, то, пожалуй, в идеале он возможен, хотя, будучи строго системно и всесторонне выдержанным, он попросту воссоздаст всю историю мировой культуры и философии.