Сегодня что-то дёрнуло изнутри, мой собственный внутренний бог пощекотал меня и тихо-тихо сказал- «Приходи». Он давно не звал меня в гости и сейчас это было так неожиданно, на грани с опозданием вовремя, что я не успела даже растеряться - быстро отложила дела, одела свитер и джинсы для удобства, примостила канат к одной из стен и потихоньку начала спускаться.
Вот это и катакомбы я у себя затеяла. «Запустила всё жутко»- сказала бы моя бабушка.
Запах пока не сильный, отдельные лица и детали можно ещё распознать, но то, что где-то что-то разлагается, наплевав на соседство свежих овощей и добротной норвежской рыбы, которая ещё утром плескалась в море, а где-то кто-то предается разврату, не обращая внимания на медитирующих, молящихся и верующих - это очень очевидно. С остальным всё сложно. Намного сложнее.
Я словно в каком-то большом ящике пытаюсь определить и достать наиболее важное внутри себя. Выбрать что-то одно как будто бы значит потерять навсегда другое, по глупости выпустить из рук, отрезать кусок от себя, а потом горько сожалеть о потере.
С другой стороны держать в руках всё сразу больше не получается , кожа на пальцах внутри стёрлась до мяса, вены повздувались, вожжи уже как тоненькие ниточки - сил и смысла больше не хватает - здесь всё двигается, живёт своей жизнью, расходиться в разные стороны, не спрашивая меня - ни один бог не смог бы это всё контролировать и регулировать, разве что несколько дотошных арендовать за деньги - пусть разбираются со всем этим содержимым моей переполненной до края души.
Решаю отпустить всё и просто смотреть что здесь и как здесь устроено.
Шанхай наверное обзавидовался бы экстерьеру и интерьеру - почти ничего не видно, кое-где фонари подсвечивают якобы достопримечательности, а на деле то, от чего давно не мешало бы избавиться - старую рухлядь, потрескавшиеся стены, приклеенные почему-то изолентой (видимо со времен, когда изолента была единственным скотчем) фотографии, хрустальные мамины вазы и то, чему я не могу дать однозначного названия, но его там в большом количестве - тысяча деталей моей жизни, которые словно ножницами вырезаны из разных периодов и разбросаны, расклеены, размазаны по всему внутреннему миру. На них смотреть удивительно, немного трогательно, но долго не хочется.
Есть что-то, что зовёт меня сильнее, глубже. Что-то, звук и силу чего я слышала ещё сверху. Мне страшно, но я пойду дальше.
Мне порой кажется что у меня и красиво, и отвратительно одновременно. Так оказывается бывает. Я ничего не могу здесь трогать- такой мой договор с моим богом- я могу только смотреть, только слушать. Созерцание даётся мне и просто, и не просто одновременно. Если б я не знала, что я это я, наверное было бы легче. Но не уверена.
Если сверху смотрю, с верхней части каната, по которому спускалась - то кажется, что это большая яма с двойным дном, с множеством дырок, комнатушек и зазубринок, где везде что-то двигается, кипит, шестерёнки вертятся, пар идёт, чувства и мысли рождаются и умирают, новые и новые.
Но внизу всё не так.
В конце длинного первого коридора стоит большое здание, недавно перекрашенное после пожара- фабрика переживаний. Она раньше желтого цвета была, а после пожара, понятное дело, обуглилась и внутренняя администрация решила, что быть ей коричневой. Чёрный плохо закрашивался, кое-где пятнами ещё остался. По стилю - смесь модного нынче лофта и цвета деревенских уличных туалетов. Такой цвет по-моему никого не смущает и не печалит внутри, кроме меня. Мне досадно, что бывшая большая светлая фабрика сгорела. Стою возле неё и плачу.
Кто-то проходит мимо и по ходу бросает- «они у всех горят, эти старые светлые фабрики. Строили их из молодого дерева по старым технологиям, и красили по моде тех времен- не практичной светлой краской. Нынешняя из кирпича уже- надёжнее и покраска практичнее - вот увидите». И как ни в чём не бывало уходит куда-то. А я вместо того, что бы успокоиться, ещё больше плачу. Рыдаю. До истерики рыдаю. Наверное стоит возвращаться наверх. Плохо мне от того, что всё так здесь. Не так, как хотелось. Я на самом деле давно знала, что фабрика сгорела- она долго горела- дым стоял столбом, я задыхалась. Но, знаете, как говорят- пока не увидишь...
Плетусь дальше, оборачиваюсь и всхлипываю.. нет больше старой, нет.
Справа настежь открыта большая чугунная дверь, а оттуда хлещет вода, куча воды, море воды.
О боже.. Неужели это тоже внутри меня? Попадаю в плотное необъятное море тревоги, в котором не за что уцепиться, негде передохнуть, не с кем перекинуться взглядом, нет ничего, чтобы могло напитать, наполнить, только лишь затягивающая, опустошающая бездна—-смотрю на неё, как вкопанная...а по-хорошему бежать бы от неё, к какому-то берегу. Но какой здесь берег? И разве есть у меня сейчас силы... Фабрики нет...слёз больше тоже нет.
Кто-то ( откуда они берутся и как умудряются в этом всём жить?) снова проноситься мимо и кричит- «Это твоя свобода».
Что? Какая такая свобода- когда я по шею в океане тревоги и всё вокруг моё и чужое одновременно, когда нет целей, нет смыслов, нет ясной заданности в какую сторону - вверх, вниз, вправо, влево. А ещё моя фабрика сгорела...
Поднимаю голову - прямо только лишь горизонт, близко-далёкая линия конечности перед глазами. Подо мной тоже ничего нет, только большой океан воды, ужасающий своей холодной отстранённой пустотой и манящий своей беспредельной глубиной и остатками утонувших старых смыслов.
Что же делать? А что я умею делать? А есть ли смысл, видя сколько воды и всего остального внутри меня, что-то делать? Я всё ещё здесь, я всё ещё не умерла, меня всё ещё никто из этого мира не выгоняет.
Я могу идти, могу плыть дальше...Сил совсем мало, то, что я увидела сильно меня расшатало. Эта сгоревшая фабрика, этот океан тревоги. Спрашиваю себя снова- есть ли смысл во мне, в том, что так много всего от меня не зависит, что я почти ни на что не могу влиять, не могу контролировать? Горит, течёт, живёт, меняется...
Даже мои внутренние процессы, некоторым из которых я пытаюсь дать названия - реки такой силы и пропасти такой мощи, что мне несколько жизней не хватит, чтобы просто созерцать, просто узнавать как этот поток устроен и куда он будет меня нести, не пытаясь что-то поменять и остановить...
Собираюсь снова с остатками духа. Помню, что мой собственный бог нечасто меня зовёт. Надо идти, надо смотреть дальше. Да уж- фабрика сгорела, океан тревоги затопил большую часть коридоров. Кто-то кричал, что это к лучшему, кто-то доложил, что это свобода.
Почему я не в платье, почему без причёски и накрашенных губ? Может быть ощущение, что я женщина и вся эта женская атрибутика смогла бы меня хоть как-то поддержать? От отчаяния меня шатает. Да и смыслы мои расшатались сильно.
Хочется то любви, то плакать. И ноги заплетаются.
Вот ещё какая-то дверь- оттуда выходят толпами люди. Сквозь меня проходят, даже не вздрагивают, не то, что не извиняются. Я возмущаюсь. Это меня немного оживляет, энергизирует. «Что вы здесь делаете, в моём внутреннем мире? Как позволяете себе ходить сквозь меня?"
На меня никто не реагирует. Одна старушка, чем-то похожа на двоюродную сестру моего деда равнодушно бросает, что, мол, это я им сама позволяю. Что? Ходить сквозь меня? Да, сквозь тебя. Подумаешь. Через тебя не так-то просто ходить- тощая, кости приходиться раздвигать, чтобы не удариться. Есть люди и поприятней для перехода...
Я в ужасе и гневе. Как можно? Как это я позволила? Хотела кому-то угодить? Хотела быть хорошей, чтобы любили? Боялась возразить, боялась, что не примут? Может и было такое, но давно... А они всё ещё здесь, эти люди, как ни в чём не бывало ходят сквозь меня и хозяйствуют в моём внутреннем доме.
Отвратительно...Кричу, чтобы уходили. Они оборачиваются, сквозь меня идти уже не пытаются, но и не спешат уходить особо. Сама, опустошенная, бреду от них подальше.
Вот ещё какой-то коридор, тёмные, почему-то липкие стены,звучит латино-американская музыка, пахнет алкоголем, табаком и какой-то химией. В глубине люди, одни сидящие на диванах, вторые - за большими столами громко разговаривают и пытаются разделить все эти мои катакомбы на отдельные участки и определить кто где хозяин.
«Ты не можешь забрать тот коридор с её правами, Диего» ( я в диком удивлении, - откуда внутри меня мексиканцы?) «Я давно наблюдаю за ней и считаю, что она слишком чёрствая (обо мне, как о хлебе, - с удивлением отмечаю) - надо её размягчить как следует водой и тем средством, которое мы в том месяце прикупили для таких черствяков. Легче будет надломить тот участок, который между её желаниями и её обязательствами. Пусть люди Михеля забирают обязательства.
Желания всегда были моей парафией. Там много энергии, мне сейчас не помешает».
Мой внутренний боже, ты это слышишь?- я напустила к себе чужаков и они пытаются делить мои территории. Одни ходят сквозь меня, другие за сигарами, ромом и мягкими диванами делят меня на части. Я казалась себе такой независимой, а внутри меня сборища народу, знающие как меня размягчить...Да уж.
А где же мои люди? Есть тут кто-нибудь, родной? Эй, где вы?
Снова мимо проходит кто-то и спокойно мне говорит: «Не кричи. Эти -твои. Мексиканцы, старушки - все твои. Вы просто очень разные, ты поменялась и сейчас не понимаешь их языка, их желаний, их смыслов».
Снова слёзы текут. Большая за большой, маленькая за маленькой, большая за маленькой, без разбора. Никогда так остро я не чувствовала своё одиночество. Я смотрю на них и слабо угадываю знакомые черты, но между нами такие тысячи километров расстояния, что не уверена, что мы когда-нибудь сможем дойти друг к другу, дотронуться к щекам, посмотреть в глаза и узнать, кто мы друг для друга.
Снова дикой болью заливает. Горем накатывает от невозможности вернуть что-то, чего возможно никогда не было, но когда-то казалось, что оно есть. А сейчас плохо получается себя обманывать. Мексиканцы... Их хочется убить из какого-то мексиканского револьвера или зарезать каким-то ихним мачете. Может быть хоть так они смогут понять, что не надо меня делить на части и что больше не могу их и всего этого запаха терпеть внутри себя.
Есть ещё комната. Пытаюсь отойти от предыдущей, не хочу тащить её дальше. Но она густыми кусками липкой жижи налипла на меня то тут, то там...
Следующая небольшая, но здесь очень уютно и очень тепло.
Почему она так близко к той отвратительной- это тоже я устроила? Зачем мне такой острый контраст, резкий переход? Это я прибегаю сюда восстанавливаться после мексиканских делёжек и моего горького гнева и отвращения? Похоже на то...
Крепну в мысли, что нужно убить мексиканцев. Много сил моих забрали, красоту этой части внутреннего мира испортили... Старушек выгоню, не буду убивать, совесть не позволяет... Не сегодня, правда, в следующий спуск...займусь ними непременно.
Смотрю, что в этой, новой комнате есть ещё море, но не то, какое я раньше видела. Это - маленькое и спокойное. Здесь иногда купаются мои дети. Здесь же их гитары, краски, карандаши, тетради, игры, их музыка. Их пока нет в этой комнате, они у себя, но это точно их место. Я просто стою какое-то время и смотрю. Я люблю здесь бывать, здесь я никогда не бываю одинокой. Я чувствую, как это море наполняет меня, гладит, накрывает тёплыми волнами. Всё, что было раньше, до этого моря, в этой комнате меня не так трогает. Но тело всё ещё вздрагивает от предыдущих впечатлений...
Следующая комната- справа, большая, зелёная - здесь много людей, каждый из них занят своим делом - кто-то стрижёт лужайки, кто-то заполняет заявление на кредит, кто-то пытается с кем-то познакомиться, кто-то в сердцах уходит из отношений, кто-то отправляет детей на учёбу, кто-то кричит на маму, пытаясь ей доказать свою правоту, кто-то плачет навзрыд и я чувствую те же чувства, что наполняли меня после обнаружения моей сгоревшей фабрики и моё тело снова заполняют те же судорожные волны.... мне знакомы почти все лица, с некоторыми из них я вижусь почти каждую неделю много лет. Кто-то здоровается со мной, улыбается, кто-то отворачивается, делает вид, что мы не знакомы. Я не сильно задеваюсь, совсем немножко, объясняю себе, что кому-то так больше подходит. Здесь мне хорошо, это место, где я чувствую, что моя одежда на мне хорошо сидит и чувствую, что я здесь не просто так, что я здесь не зря.
Сколько у меня времени ещё? Сколько я могу здесь ходить ещё, не пора ли мне возвращаться?
Я чувствую, что во мне ещё есть что-то очень важное на этом ярусе. Мне обязательно нужно туда попасть. Я должна убедиться, что оно на месте. Без него мне сложно будет восстановиться. У кого спросить? Может довериться интуиции? А вдруг подведёт и я снова увижу чужаков?... Не смогу больше, сил не хватит пережить те чувства, которые выхолащивали меня с ними в тот раз.
Где же эта комната? Или не комната это? Иду... Слева много женщин, они чем-то активно заняты, приближаюсь -они то ли танцуют, то ли играют, в общем что-то показывают. Это театр. На них смотрит зал людей, много мужчин. Там, наверное, должно быть интересно. Кому? Может и мне, может и не мне. Но я не могу себе позволить здесь остаться, я чувствую, что мало осталось времени. А вдруг я не это искала, вдруг я ошибусь?
Ускоряю темп, всё быстрее, почти бегом проскакиваю по коридорам- мысли, люди, магазины, самолёты, книги, кабинеты, обрывки из соц.сетей, песни, стихи, снова люди, снова мысли, еда, вода, мысли, сон, тёплая одежда... ещё двери и ещё, и ещё.
Где же она? Где ты? Почти в отчаянии поворачиваюсь назад, - он уже звал меня обратно, мой внутренний бог- «Тебе пора возвращаться», а я её не увидела, я её не нашла нигде здесь. В который раз плачу.
Плетусь. Снова что-то утеряно.. Снова досады много. Так хотела её узнать ближе, так хотела в неё всмотреться. Прислоняюсь к стене, сил совсем нет, наклоняю голову к груди, выдыхаю.
.....
И как я его не слышала раньше? Оно так сильно, надрывно, раз за разом, напористо стучит.
Так громко, непрерывно, почти задыхаясь от крика, стучит моё сердце...
Говорит мне, что она здесь живёт - моя любовь.
«Она всегда с тобой, ты просто занята другими делами. Ищешь её в других местах, не всегда умеешь её слышать, не всегда в ней нуждаешься. Бегаешь по коридорам и отдаёшь своё время поиску того, что может быть гораздо ближе, совсем рядом, на расстоянии наклонившейся головы. Видишь сколько её в твоей маленькой грудной клетке? И тут, и там она бежит ручьем, растекается теплом, наполняет тебя и всё вокруг. Радуется, что ты её заметила, увидела...Но, похоже, тебе нужны эти коридоры, чтобы до смерти устать и наклониться, и только тогда ты сможешь почувствовать и увидеть её.
Выдыхаю. Пора наверх.
Иду, переполненная, но обновлённая тем, что увидела, тем, что нашла. Прижимаю руки к сердцу, проверяю всё ли в порядке. На месте, стучит. Тихо.
Иду жить.
И через какое-то время ждать, когда мой внутренний бог скажет мне «Приходи».
Автор: Алёна Швец
|