Отношение к теракту как пробуждающее переживание

В наше непростое время все происходящее в обществе нестабильно и противоречиво. Это создает предпосылки для различных страхов и тревог, выбраться из переживания которых бывает очень непросто даже вполне стабильной и волевой личности, не говоря уже о людях с различными невротическими проявлениями.

Вот так живем себе, живем, ходим в гости, развлекаемся, работаем, заботимся о семье, познаем… а тут р-р-раз! На тебе! Страшные взрывы унесли жизни людей в Санкт-Петербурге. А если еще и кто-то знакомый оказался в эпицентре событий, мы испытываем ужас, горе, печаль, гнев, страх, тревогу. Кто-то даже может примерять на себя так называемую «вину выжившего» - переживание собственной вины за страшное событие, которого не мог предотвратить.

В таких условиях мы не знаем, какой сюрприз принесет завтрашний день, и начинаем бежать из этих переживаний в бурную деятельность, отмахиваться и отрицать их, обеспечивать себе иллюзорную стабильность в обременяющих связях, делах и отношениях, а кто-то и в приятных. Все это отдаляет нас от истинной причины, в которой мы все равны и едины – осознания конечности нашего существования и страха перед смертью.

Темы страха смерти и смысла жизни, особенно ярко проявляющиеся в экстремальных ситуациях, мне всегда были очень близки и интересны. С 2009 по 2013 год я активно пыталась исследовать их в русле анализа переживаний жертв захвата заложников, отношения подростков и взрослых к терроризму, гендерных аспектов восприятия данного явления, его влияния на ценностно-смысловую сферу личности. Обрисую вкратце полученные результаты. Возможно, и вам они покажутся интересными.

В рамках теоретического анализа мы с соавторами (Т.М. Щеголева, 2009-2011, В.А. Посашкова, 2012-2013) нашли большое количество публикаций по проблеме терроризма. Большинство исследований, конечно, касалось не психологии, а смежных дисциплин: социологии, политологии, военного дела, юриспруденции и т.п. Тем не менее, это о многом говорит. Как минимум о том, что проблема чрезвычайно остра и актуальна, а также сложна и многоаспектна. Однако не избежали внимания исследователей и некоторые психологические моменты.

В исследованиях О.В. Будницкого и В.В. Витюка мы нашли данные о психологических причинах, истоках и формах проявления терроризма. В материалах Д.А. Корецкого и В.В. Лунева – описание экономических, социальных и культурных детерминант и их влияния на личность террориста. Н.В. Тарабрина и В.Е. Христенко подробно описали социально-психологические особенности террористов, заложников и специалистов, осуществляющих помощь пострадавшим. Есть даже исследования групповой динамики террористических организаций, проблемы лидерства и внутригрупповой борьбы в них (Г. Ньюман, Д.В. Ольшанский). Нам, в первую очередь, были интересны процессы, происходящие в мыслях людей (пострадавших, родственников, сторонних наблюдателей, самих террористов), связанные с явлением терроризма и его распространением.

 Изучая специфику восприятия терроризма подростками, мы пришли к выводу, что они, по сравнению с взрослой аудиторией, занимают по отношению к терроризму более активную позицию: готовы действовать превентивно в борьбе с терроризмом, идти на более крайние меры. Это объяснимо, учитывая свойственные возрасту импульсивность и максимализм, протест, желание изменить сложившуюся систему общественных взглядов.

Также, несмотря на тенденцию к андрогинизации общества, во взглядах обнаружились и гендерные различия. При сравнении ответов респондентов обратил на себя внимание больший разброс вариантов у группы женского пола, что говорит о более гибкой позиции и меньшей стереотипности восприятия терроризма. Респонденты-мужчины более категоричны в ответах. Обращает на себя внимание также роль государства при определении ответственных за террористические акты. Мужчины в большей степени склонны полагаться на него и, соответственно, возлагать часть ответственности за произошедшие теракты на власть, женщины - на внешние обстоятельства. Различия были обнаружены и по стереотипам поведения в случае возникновения угрозы. Большую активность в защите и соответствующие эмоции (помимо тревоги и страха, гнев и ненависть) проявляют респонденты-мужчины. Они же предлагают и большее количество вариантов поведения в ситуации угрозы. Женщины говорят о реакциях тревоги и страха или отсутствии каких-либо чувств, вообще. Вероятно, они более эмоциональны, поэтому уже в настоящем моменте проявляют реакции отрицания, вытеснения. «Женские» варианты поведения проявляются в тенденциях ухода от противостояния и попытках распределения ответственности за решение.

Тем не менее, в результатах мужчин и женщин, взрослых и подростков прослеживаются и общие тенденции. Во-первых, и те, и другие отметили политические причины терроризма в качестве основных. Также и тем, и другим присущи чувства тревоги и страха при восприятии информации о терроризме и попытки защиты от них. На мой взгляд, это говорит о нашем общечеловеческом страхе – страхе смерти. И результаты еще одного исследования наглядно демонстрируют, во что он выливается в экстремальной ситуации, и, как ни странно, открывают и пути его преодоления.

В исследовании личности жертв захвата заложников, мы выявили, что их взгляды на жизнь под действием ситуации подвергаются изменениям: происходит сдвиг в сторону базовых ценностей человечества, повышается уровень осмысленности жизни, её ценности как процесса, важную роль играют ценности семейной и дружеской поддержки. Непосредственно в ситуации проявляются временные изменения: в результате ущемления потребности в безопасности повышается непосредственная ценность жизни, стремление к защите от неблагоприятных условий, также возрастает ценность получения информации об окружающей обстановке. Говоря другим языком, проявляются острая тревога и стремление к контролю, характерные для моментов травмирующих переживаний и посттравматического стрессового расстройства. Акцентируется общечеловеческая ценность жизни как процесса.

Изменения приоритетов в текстах интервью проявлялись в следующих высказываниях: «Мы были апатичны и изнемождены, но беспредельно счастливы, что удалось остаться в живых. Думаю, это состояние отразится на всей моей дальнейшей жизни», «Теперь мы точно будем долго жить и радоваться каждому дню!», «Мы очень рады, что остались жить, и благодарны за это судьбе!», «Все мы стали гораздо спокойнее, меньше переживаем из-за мелочей» и т. д. Можно предположить, что ситуация непосредственной реальной угрозы жизни человека вызвала рост её ценности, независимой от окружающих обстоятельств.

Ситуация, в которой человеком осознаётся реальная близость потери жизни, вызывает мощное желание её сохранить и распространяется не только на актуальную ситуацию, но и на будущее. Так как теракт является неожиданным кардинальным изменением текущей деятельности для многих людей, вероятно, запускаются процессы осмысления окружающей действительности и себя. А. Г. Асмолов, описывая принципы изучения смысловых образований, назвал это принципом искусственного прерывания деятельности. То есть, при возникновении преграды в естественном ходе событий стали осознаваться реальные мотивы осуществляемых действий. Объяснения изменения отношения к жизни можно найти также и у зарубежных авторов, например, у Э. Фромма, В. Франкла, А. Адлера, И. Ялома и других. Большинство авторов делает акцент на влиянии изменения привычного хода вещей на актуализацию ценности настоящего момента и приоритета собственных желаний и стремлений. В частности, И. Ялом назвал переживания в таких ситуациях пробуждающими (приводящими к осознанию конечности собственной жизни и ее ценности).

Как мы видим, «пробуждающий» эффект теракта, как для участников ситуации, так и для сторонних наблюдателей разного возраста, проявляется в осознании ценности собственной жизни, обращении к общечеловеческим ценностям (принятия, сочувствия, искреннего общения) и повышении значимости собственных переживаний и отношения к различным жизненным ситуациям. Мы отдаем себе отчет в том, что исследованные нами люди могут не представлять исчерпывающую картину всей выборки, тем не менее, многие пережившие такую экстремальную ситуацию, кардинально меняют свою жизнь. Они отказываются от псевдоцелей по А. Адлеру (целей, необходимых для компенсации каких-либо переживаний по поводу собственной неполноценности) и стремятся к наиболее полной реализации себя в нашей непредсказуемой и удивительной жизни. И нам определенно есть, чему у них поучиться!