|
|
Внутренняя пустота как двигатель сценария страданийАвтор статьи: Кувшинов Александр Викторович
Внутренняя пустота возникает за счет действия психотической защиты, о которой писал Зигмунд Фрейд [1] (отбрасывание), Жан Лакан [2] (форклюзия), Андре Грин [3](пустой психоз), Уильфред Бион [4] (уничтожение интегрирующей альфа-функции). На мой взгляд, речь идет здесь об уничтожении самой способности психически переживать что-либо, и подобная необходимость возникает в довербальный период, когда психика младенца образует единое целое с психикой матери. Последняя выполняет две функции: функцию контейнера, куда помещается содержимое психики младенца, а также функцию переработки этого содержимого. Подобный «союз» двух психик держится на связи младенца и матери, и она является жизненно важной для младенца. Это означает, что, в случае появления угрозы этой связи, все ресурсы направляются на ее устранение. Внутренняя пустота возникает в случае разрыва или непоправимого нарушения подобного «союза». Если попытаться восстановить ход действия, можно увидеть, что нарушение нормальной работы связи мать-дитя приводит к переполнению психики младенца непереносимым материалом. Это вызывает ярость, которую младенец выражает криком. Крик – это первый способ восстановить нарушенную связь. Если на крик мать откликается и удовлетворяет младенца, т.е. снимает с его психики груз непереносимого, помещая его в себя для переработки, крик стихает. Состояние удовлетворенности восстанавливается. В случае, когда мать не в состоянии физиологически удовлетворить малыша, например, при каких-либо болях, она его может удовлетворить психически, за счет работы упомянутой связи. В этом случае младенец может демонстрировать беспокойство, поскольку его психика находится под нагрузкой дискомфортных ощущений. Но благодаря тому, что мать осуществляет контейнирование (см. Уильфред Бион, [5]) психического материала младенца (т.е. его помещение в себя и его переработку), его психика развивается, что не приводит к формированию состояний внутренней пустоты. Т.о. пустота возникает как следствие невозможности переработки матерью материала младенца, что приводит к затоплению его психики невыносимостью. Уничтожение возможности переживать этот материал формирует пустоту. Можно представить пустоту как уничтоженную переполненность материалом, ждущим своей переработки. Под переработкой здесь понимается интегрирование из разрозненных сенсорных сигналов целостного психического переживания для его последующего проживания. «Сырой» материал можно представить как не имеющий психического смысла «фарш» из предпсихических элементов (см. бета-элементы У. Биона [5]). Качественным отличием этого материала от целостного переживания является отсутствие связей между его элементами. Далее, за счет психического уничтожения, этот фарш делается непереживаемым, несуществующим. Его как бы нет. На его месте переживается пустота. Однако, просвечивающие сквозь эту пустоту, не до конца уничтоженные смыслы, делают ее мучительной. Пустота, в свою очередь, становится объектом для отрицания, вытеснения. Сама пустота становится объектом действия психических защит. По-видимому, никакая мать не в состоянии полностью удовлетворять потребности младенца в переработке, поскольку каждый человек может переработать лишь то, что он уже научился перерабатывать в процессе жизни. И потому, в какой-то мере, области внутренней пустоты присущи психике любого человека. Андре Грин [3] назвал психоз изнанкой невроза (в отличие от перверсии по З. Фрейду [6]). Пустота начинает светиться, давая жизнь неврозу, пограничным состояниям. Наиболее полно внутренняя пустота представлена в нарциссических нарушениях и психотических расстройствах. Вот как описывает пустоту сам пациент (цит. по [7]):
«…Пустота - как одиночество и пустота - как момент очищения, это немного разные вещи, все эти 10 лет, я искал что-то внутри себя, что позволило бы мне, "стать сильнее"... не знаю, как это сформулировать... Ты заново учишься перемещаться по городу. На знакомых улицах поворачиваешь не туда, а в магазине забываешь сигареты. Через пару дней, это проходит, и ты можешь уже уделять внимание окружающему, а в свободное время, ну что ещё делать в свободное время человеку, который вряд ли, когда устроится на работу. Смотреть телевизор! Универсальный способ превращения себя в зомби. Пустота, которая наполняла меня в те годы, когда я принимал респалепт, сидел дома и жирел, была уже не пустота, а такая, мать её, воронка, которая засасывала в себя всё, что происходило вокруг. Любое действие реальности было мне настолько безразлично, что я реагировал только на позывы организма, меняя позу на кровати в кресло у компа, дорогой в уборную/кухню/ванна. Да, кстати, я был типичным шизофреником, я не любил мыться. Это, я где-то вычитал, тоже один из симптомов, т.е. душ я принимал раз в неделю максимум.
По-видимому, когда внутренней пустоты становится слишком много, она занимает целые области психического. Ее проявления становится не избежать. Она требует, яростно требует к себе внимания, точно так же, как его требовал младенец, до тех пор, пока кричал. Известно, что если к кричащему младенцу никто не подходит долгое время, он замолкает. Замирает. Бруно Беттельхейм [8] утверждает, что в этом состоянии он затихает не оттого, что «успокоился» - это невозможно, т.к. он не обладает психическим ресурсом для подобного действия – он замирает от ужаса. Это состояние описывается (и воспроизводится в клинической работе) как аннигиляция, поглощение пустотой. Пациент рассказывает о подобном состоянии как о размывании, развеивании, исчезновении себя. Так, словно ужасная пустота поглощает, превращая тебя в себя. Не остается ничего твердого, плотного, за что можно бы было зацепиться. Вернее, ужас этого состояния – что скоро не останется ни крошки тебя. Несомненно, следует помнить, что подобные описания не могут быть ничем иным, как реконструкциями. Попытками сказать о невыразимом, о том, что есть до слов. Например, об опыте, когда человек еще не умел говорить. Если попытаться увидеть, что же происходит в процессе уничтожения невыносимого «фарша» разрозненных сенсорных импульсов, которые не могут ни исчезнуть (поскольку уже есть), ни покинуть тело в процессе переработки, - то это может быть работой расщепления, когда невыносимость отщепляется и удаляется на бесконечно далекое расстояние от самости, что субъективно аналогично полному уничтожению. Абсолютное отделение от самости и бесконечный аспект удаления отделенного материала является ничем иным как проявлением всемогущего контроля [10, 11] – одной из примитивных психических защит. Она оказывается единственной опорой в этой ситуации, единственной почвой под ногами, обеспечивающей психическое выживание. Всемогущий контроль работает, но наполняет бесконечность невыразимым ужасом, что приводит к результату, который Эрик Эриксон [9] назвал «отсутствие базового доверия к миру». Это, на мой взгляд, рождает бессознательный конфликт, нуждающийся в своей расшифровке: человеку необходимо продолжать верить в абсолютную враждебность жизни и всеми силами укреплять эту веру (например, переживая эту враждебность как событие), поскольку именно это позволило ему выжить в младенчестве. Всемогущий контроль вынуждает творить зло, которое субъективно переживается как единственная опора, предохраняющая от вечно разверстого зева пустоты, пустоты, ждущей своего часа, пустоты уничтожающей, непереносимо ужасной. Все «плохое» - начиная от неудач в работе и отношениях и заканчивая болезнями и несчастными случаями – где-то глубоко внутри опознается как родное, защищающее, необходимое для выживания. Именно таково, на мой взгляд, содержание понятия «плохой внутренний объект» или «преследующий объект», введенный Мелани Кляйн [10]. Как при этом развивается судьба человека – либо как арена бесконечной и обреченной на поражение борьбы, либо как жизнь в фальшивом смирении или отчаяньи перед неуничтожимой плохостью существования, неважно. Важно, что в любом из этих вариантов движущей сутью событий и реакций на них является необходимая плохость, отравляющая и разъедающая любой успех. Чем сильнее это внутреннее пустое ядро, тем слабее возможность человека наслаждаться жизнью, тем, что есть. Эта «плохость» является крышкой на бездне. Бездне живой, ожидающей своего часа и проявляющейся ежесекундно в любом слове, жесте или движении души. Пустоты как бы нет и она, одновременно, присутствует тотально. Через эту «дыру» пустоты для тех, кто освоился с ее непреложным присутствием, происходит творчество – художественное, научное, деловое. Если вдуматься, чем иным, как ни пустотой толкался к действию создатель Apple Стив Джобс? Подобное жизнетворчество, по моим наблюдениям, является одновременно попыткой выражения пустоты и защитой от нее. Почему? Потому что, с одной стороны, если я рисую пустоту или создаю под ее давлением программный продукт, либо бизнес-план, я испытываю несомненное облегчение благодаря выражению невыраженного, которым наполнена пустота. Однако это удовлетворение никогда не будет достаточным. Оно не удовлетворяет. Причина этой недостаточности заключается в двухуровневой структуре внутренней пустоты. Во-первых, содержание пустоты никогда не уничтожено полностью, но просвечивает сквозь все защиты. Во-вторых, если идти «снаружи», сначала избегается сам факт пустоты, т.е. то, что она есть. Избегается факт, что она находится не «снаружи», в событийном мире, а внутри, в душе человека. Но, даже если человек признает факт пустоты, вступая с ней в контакт под давлением жизни, он, до поры, до времени, переживает ее «пустой», не наполненной смыслом, отталкивающей, непознаваемой, ужасной. А это не так. Пустота до краев переполнена материалом, ждущим внимания. Младенец, который кричал, до сих пор продолжает кричать, потому что времени нет, его образуют сменяющие друг друга события-переживания, а то, чем наполнена пустота – непережитое, ждущее своего часа, и потому находящееся вне времен. Мать, которая обращает заботливое внимание к младенцу, в мечтательном размышлении (по выражению У. Биона), что же с ним такое происходит, напевая или приговаривая при этом, где-то глубоко внутри рассматривает несоединенные частички его психического материала, и они соединяются в смыслы: «О, кто тут у нас описался? Холодно тебе, да?». Здесь мышление работает так, как оно устроено, а именно: смысл возникает не за счет усильного выискивания такового, а благодаря помещению свободно плавающего внимания туда, куда оно требуется. Мышление – такой же естественный телесный процесс, как дыхание или пищеварение. Смысл – это связь, которая формируется за счет подробного рассматривания. Пустота не может быть заполнена никаким действием, в центре которого не стоит пустота. Как бы ни было плодотворно творчество, оно всегда имеет цель, отличную от пустоты, а также, одновременно, цель избежать пустоты. Желание оттолкнуть от себя ужас «на потом» продолжает жить и действовать таким образом. Только в случае, когда сама пустота становится желанной, выходя на первое место среди предметов интереса, только тогда она может открыть все свои секреты. Что, если пугающе-отталкивающий образ пустоты сформирован ее мнимым содержимым, а не ею самой? В самом деле, что, как ни пустота, предшествует любому опыту, любому появлению? Возможно, истинная глубина и значение пустоты открывается только тогда, когда признается не только сам факт ее присутствия в душе человека как псевдо-пустого содержимого, наполненного непрожитым, но тогда, когда непрожитое исчерпывает себя в проживании, открывая такой милый, родной зев, который сплошь состоит из самой жизни. Жизни невыразимой, неведомой, жизни до значений и слов. Жизни такой родной, что ближе ее нет никого. Оказывается, жизнь окрашивается в пугающие тона лишь этим непрожитым содержанием, которое, несомненно, пугающе, при ближайшем рассмотрении. Но ужас нарисован на куске старого холста. Например, так:
СМЕРТЬ ЖИЗНИ
Словно ты попадаешь из рая в ад. Но не тот ад, пылающий пламенем, с раскаленными сковородками и клещами, а бестемпературный ад пустоты, которая не пахнет ничем, только неощутимой пылью пустого пространства, которое невозможно ни пощупать, ни запятнать. Пустота сверкает стерильной чистотой, и это убивает лучше всяких стрел. Здесь кровь не льется, слезы не бегут. Нет ни боли, ни радости, ни крика. Здесь рты беззвучно разевают себя, в бессильи выдать или ощутить. Здесь нет никого, только беззвучные тени: людей, цветов, деревьев… Ты видишь их так, будто они живые, многомерные, излучающие запахи и тепло, но… нет ничего. Нет этих излучений, нет тепла, нет веса и объема тоже нет. Фигуры сотканы из цифрового ряда нулей и единиц, их можно увидеть, а почувствовать нельзя. Цифры не пахнут, потому что состоят из голой пустоты. Сколько ни считай, не прибавится и не убавится, даже ноль это уже кое-что, а тут… Нет ноля. Нет ничего. Совсем. Ни меня, ни других, ни цвета, ни запаха. Ни кошек, ни собак. Одни бестелесные тени. Впрочем, и их тоже нет. Казалось бы, чего грустить? А душу гложет пустая тоска. Вы спросите: «Какую душу? Какая тоска? Ведь нет ничего!». В том-то и дело, что нет, а все равно гложет. Ведь правда в том, что эта пустота насквозь фальшива. Она создана невидимыми усилиями, цель которых – уничтожение. Так, словно жизнь – это коварная зараза, смертельно опасная. И потому ее нужно убить.
Литература:
© 2018, Кувшинов Александр Викторович
Категория: СТАТЬИ » Статьи по психологии Другие новости по теме: --- Код для вставки на сайт или в блог: Код для вставки в форум (BBCode): Прямая ссылка на эту публикацию:
|
|
