Терапия пограничного клиента

Пограничный клиент приходит на терапию с запросом, который невозможно удовлетворить в той форме, в которой он предъявляется. Пограничный клиент не стремиться к целостности (которая является ценностью для терапевта), а регрессирует к формату ранних отношений и поддерживает в них свою расщепленность. Делает терапевта крайне несвободным, поскольку сам не может свою свободу переносить. Терапевтические отношения, в которых терапевту необходимо контейнировать расщепленные части и быть на шаг впереди клиентского опыта осознавания, хорошо этому способствуют в самом начале терапии. Пограничник хочет вернуться в то место, где он потерял способность принадлежать самому себе для того, чтобы наказать за это или отобрать то, чего был лишен. Пограничный клиент желает эксплуатировать терапевта, поглощая его, а не пользоваться им на границе контакта. Поэтому вместо того, чтобы выстраивать более реалистичные отношения, существует большой соблазн поддерживать это примитивное взаимодействие, опасаясь агрессивных реакций пограничника на любое изменение установленных порядков.

Пограничный клиент в еще больше степени, чем невротический будет стремиться закрепить свой способ манипулирования реальностью. Терапевтический альянс в большей степени базируется на стабилизации, чем на возможности желательных изменений. В некоторых случаяхтерапевтические отношения с пограничным клиентом могут в еще большей степени зафиксировать его патологический опыт переживания своей отдельности и невозможности присутствия рядом с кем-то. Например, когда терапевт реагирует на проективные идентификации и возвращает клиенту его “сырой” эмоциональный материал, тем самым отвергая его способ установления отношений, действуя слишком прямолинейно. Это происходит при слишком быстром отделении от клиента и выстраиванию границ, к которым ему еще не получается приблизиться.

Если интерпретировать пограничного клиента как невротического это фактически ставит род угрозу существования отлаженной системы по изоляции непереносимых аффектов и приводит к ретравматизации. Запрос пограничного клиента который не звучит но имплицитно содержится во всех посланиях к терапевту можно сформулировать так - будь терпелив ко мне, мне необходимо наблюдать опыт устойчивости, противоположный отвержению, в котором я потерял часть своих эмоций. Попробуй обуздать мою противоречивость на более высоком уровне абстрагирования, который мне недоступен, но к которому я стремлюсь.

Таким образом, задача по интеграции переформулируется в соответствии с тем, что непосредственно происходит на терапии, а именно - необходимо опознать ресурсы, которые присутствуют в реальном контакте, с реальным терапевтом. Если пользоваться метафорой ментального метаболизма, то пограничный клиент насыщается очень быстро, не разбирая вкуса, не разжевывая пищу, стремясь только лишь наполнить себя объемом. Пограничный клиент жаден до любых проявлений человечности, но не может долго находиться в контакте, поскольку не обладает опытом длительных отношений, в которых можно не торопиться, в которых есть возможность ощутить более тонкие нюансы коммуникации вместо одной доступной - хватай и беги. Другими словами,фрустрация привычного способа получения признания с одной стороны угрожает терапевтическому альянсу, а с другой стороны - разворачивает пограничного клиента к иному формату отношений. Формату отношений, более похожему на ту реальность, в которой ему необходимо закрепиться.

Можно сказать, что пограничный клиент обретает власть над ситуацией, поглощая репрезентацию объекта своего интереса и выстраивая отношения с этим интроецированным образом.  В результате, жизнь может уйти далеко вперед, но пограничник словно бы не замечает этих изменений, поддерживая динамику “внутренних” переживаний, которые не могут быть размещены снаружи, поскольку давно потеряли актуальность. Попытка навязать терапевту определенную роль в соответствии с некоторыми ожиданиями является необходимым этапом в развитии терапевтических отношений и тем вектором, который определяет направление их развития - от защитных трансакций к реальным взаимодействиям, обладающим потенциалом изменений.

Таким образом, в терапии пограничных клиентов мы можем наблюдать две противоположные тенденции. С одной стороны, пограничный клиент в еще более выраженной степени, чем невротический, не желает меняться. И большая часть его экспрессии в терапии направлена именно на это, на стремление захватить терапевта в плен и удерживать его на своей территории. Поддержка его в этом желании фактически означает ретравматизацию в тот момент, когда терапевт сам рано или поздно теряет возможность тестировать реальность и пытается стать родителем несуществующему уже ребенку. Однако, стремительное выстраивание границ может быть расценено как отвержение. Поэтому, важно как фрустрировать стремительность пограничника в стирании границ, так и потом поддерживать его в этой фрустрации, не давай развернуться противоположному полюсу слияние - отвержению и обесцениванию. Поддержкой как раз и является обращать внимание на то, что в актуальных отношениях не похоже на фантазии и не соответствует ожиданиям, но тем не менее существует и может быть ассимилировано как опыт - очень небольшой, может быть не слишком ценный, не такой интересный, как хотелось бы, но тем не менее состоявшийся.

Ухудшение в ходе терапии часто может приводить к растерянности терапевта. Однако, в отношении пограничного клиента, подобное ухудшение свидетельствует скорее о правильно выбранной тактике. Дело в том, что отщепленные и игнорируемые элементы идентичности нуждаются в актуализации перед тем, как они будут интегрированы в структуру актуальных отношений. Интрапсихический конфликт, отделенный от породившей его системы отношений и ставший достаточно автономным для того, чтобы избегать проверки реальностью, необходимо вновь сделать фигурой межличностного взаимодействия. Это необходимо для того, чтобы перенести стоящую за ним потребность в настоящее, поскольку в нем есть возможность для ее удовлетворения.

Другими словами, взрослый пограничный клиент не нуждается в матери, которая сейчас делала бы то, что не смогла сделать тогда; он нуждается в гармоничном, целостном ощущении себя, которое является результатомподдерживающих и развивающих отношений. Прошлого не вернешь, это верно, как не вернешь и оставленныхе в нем возможностей. Но также верно и то, что пограничный клиент на самом в этом не нуждается. Ощущения собственной целостности, о которых мы говорили, могут быть результатом отношений в терапии.

В начале терапии пограничный клиент мало контактирует с собой, вместо этого активно включается в манипулирование другими людьми, и терапевтом в том числе, поскольку с его точки зрения, демонстрация экспрессии требует определенной подготовки среды. Окружающие подобны оберточному материалу, которым пограничник окружает свою хрупкую натуру, и они необходимы лишь для того, чтобы он смог почувствовать себя в безопасности. Пограничный клиент обретает некую завершенность в зависимости и тем самым укрепляет невозможностьопираться на самого себя.

Окружающие делают для пограничника очень важную вещь, а именно - подтверждают его существование в качестве важного и значимого объекта их реальности и, соответственно, через это гарантируют некоторое постоянство его внутреннего мира. Невротический уровень развития предполагает наличие стабильного позитивного образа Я - мне хорошо одному, но в отношениях может быть лучше.  Для пограничного клиента этот позитивный образ возникает только внутри отношений и по выходу из них как будто бы утрачивается - мне хорошо только в отношениях, без них я не чувствую себя живым. Поэтому постоянство образа обеспечивается необходимостью быть в слиянии. Самый большой вопрос для пограничного клиента - как сделать для себя то, что я хочу, но не получаю от других? Как стать для самого себя неким внешним наблюдателем, который бы посмотрел на дело рук своих, и сказал, что это хорошо?

Пограничный клиент мастерски игнорирует чужие границы, при это очень трепетно относясь к своим. Разумеется, это происходит из-за ощущения повышенной ранимости, желанием залезть другому под кожу так, чтобы не было возможности отказаться окружить его своей телесностью. Однако, если такая штука происходит с не сильно нарушенным партнером, его иммунный ответ рано или поздно приводит к предсказуемому отторжению. Итак, слабость пограничного клиента - неуверенность в себе на онтологическом уровне.

Для пограничного клиента понимание того, что истина находится где-то посередине является очень умозрительной штукой. Скорее, он живет сразу в двух измерениях, которые находятся вокруг этого “посередине” и благодаря силам взаимотталкивания, не позволяют друг другу перемешаться, уравнивая противоречивость противоположных посланий. С одной стороны, пограничный клиент для терапевта является очень большой фигурой, которая может нанести вред своимиразрушительными аффектами, а у терапевта нет возможности этому сопротивляться и обладать собственными реакциями на происходящее. С другой стороны, пограничный клиент оказывается для терапевта настолько малой фигурой, что она не может претендовать на адекватное восприятие; она величина настолько мелкая, что утрачивает любую власть в терапевтической ситуации. Недостижимая истина в центре - и терапевт и клиент являются равноправными участниками взаимодействия, что сильно снижает интенсивность переживаемых эмоций вины и стыда со стороны пограничника. Этот момент важно учитывать, потому что подобное расщепленное видение терапевтической ситуации приводит к тому, что пограничный клиент, опираясь на свою субъективную реальность, перестает видеть терапевта гарантом своей безопасности.

По сути, большая часть работы с пограничным клиентом происходит в фоне, а именно в изменении эмоциональной окраски текущих отношений с терапевтом. Пограничник интернализирует объектные отношения с терапевтом, в которых он чувствует себя в достаточной степени признанным для того, чтобы перестать фрагментировать свою самость. Длительность терапевтических отношений позволяет обрести постоянство уже не в форме закрепленного поведения, а в постоянстве процесса - за всем многообразием экспрессии находится один и тот же человек. Текущая парадигма бытия в мире замещает собой предыдущий опыт, в котором отношения делились на отдельные части, потому что хорошая часть не может существовать рядом с плохой и какой то из них приходилось удаляться на задворки бессознательного. Способностьтестировать реальность коррелирует с возможностью опираться на целостный опыт, чем меньше клиент способен замечать в себе, тем больше он заселяет реальность своими отторгнутыми частями.

Критерий успешности терапии - развитие наблюдающего Эго. Пограничный клиент находится в потоке переживаний, которые расцениваются им как Эго-синтонные, то есть он слит со своими драйвами, не имея возможности дать им оценку, соотнести с внутренними инстанциями или реальностью. Пограничный клиент злится, не имея возможности посмотреть на свою злость как бы со стороны или идеализирует, рассматривая подобное состояние как единственно возможное в данный момент. Поэтому любые попытки обратить его внимание к тому, что собственно происходит, в начале терапии приводят к вспышкам ярости, как будто он опасается любой паузы, возникающей внутри процедуры мгновенного отреагирования. Подобная ярость это реакция на ощущение беспомощности, которая требует немедленного действия для заполнения пустоты. Попытка назвать происходящее, осознать и символизировать, воспринимается как нападение, лучшей защитой от которого является разрыв дистанции, обесценивание и уничтожение терапевта. Поэтому когда пограничный клиент начинает говорить о том, что он делает, включая это действие в более широкий символический порядок - например, я действительно нападаю на тебя, потому что обычно делаю так со всеми мужчинами, которые не занимаются со мной сексом - это является признаком начинающейся интеграции. При которой поведение сейчас не является случайным или спонтанным, а динамически отражает присущую внутреннюю логику. Это важное приобретение, поскольку для пограничного клиента характерна утрата целостного и непрерывного восприятия своей личности. Вместо этого он мечется между различными плохо соотносящимися друг с другом состояниями, захваченный ими и не способный контролировать их смену.

Пограничный клиент обучается узнавать в отдельных фрагментах своей экспресии что-то общее, преодолевая потребность отказаться от части травматического опыта. В этом смысле субъективным критерием положительной динамики в терапии будет служить способность пограничника овладевать своими драйвами, ориентироваться в них и сохранять стабильность эмоционального состояния, без переживания захваченности и растерянности. Пограничная личность в какой то мере теряет возможность находиться в паузе между стимулом и реакцией. В ходе терапии мы можем наблюдать как подобные клиенты замедляются и лучше выдерживают неопределенность, поскольку подобная стремительность характерна для высокого уровня тревоги.

Критерием правильного направления в терапии  является возрастаниеконгруэнтности пограничных клиентов, при котором они начинают в большей степени принимать во внимание реальность контакта, нежели по прежнему действовать так, будто другой личности просто не существует. Подобная особенность вытекает из феноменологии пограничников, которые не тестируют межличностные границы, буду уверенными в том, что и так знают, что происходит в чужой голове. Отсюда обращение с терапевтом, как с собственной рукой, у которой конечно же глупо спрашивать, как она себя чувствует, перед тем, как выдавить ей зубную пасту. Бывает трогательно наблюдать, как через некоторое немалое время после начала терапии пограничник натыкается на границы терапевта и мягко отступает назад, возвращаясь в свои, а не стараясь сделать их общими.

Пограничный клиент большую часть времени находится в контакте не с реальным терапевтом, а со своим фрагментированными частями, с которыми он проективно идентифицируется. То есть, исследует и обосновывает свой гнев, провоцируя терапевта на переживание подобных эмоций. На начальной стадии терапии попытка терапевта выйти из-за проекций и продемонстрировать себя настоящего часто приводит к ярости со стороны пограничника, поскольку для него и так происходит слишком много. По большому счету, ему необходимо напугать терапевта для того, чтобы обосновать этот способ искоренения из себя негативных аффектов. Пограничный клиент должен встретится со своими отвергаемыми частями без ощущения того, что они ужасны и задача терапевта во многом определяется необходимостью терпеть их отыгрывание на себе. Метафорически терапевтическую стратегию можно проиллюстрировать отношениями Красавицы и Чудовища, когда последний сначала проверяет свою первоначальную гипотезу (я ужасен и отвратителен), а затем принимает себя в качестве нерасщепленного, целостного образа. Происходит возвращение себе и интеграция отрицаемых частей на качественно ином уровне абстрагирования, на котором существует большее количество оттенков и нюансов отношений.

Незавершенная задача развития, которая ставится перед пограничным клиентом в процессе терапии, заключается в преодолении страха перед автономией. Травма плохой сепарации, после которой у пограничника возникает ощущение, что его собственных ресурсов явно недостаточно для того, чтобы чуть более успешно выживать, приводит к зависимости от других и необходимости ими манипулировать. Соответственно, в терапии мы можем фрустрировать манипулятивность и поддерживать активность в обретении самостоятельности.

В терапии пограничная личность простраивает внутренние границычерез внешние, в пространстве терапевтических отношений. Младенец переживает катастрофу, когда ему необходимо определять границы своего тела. Для успешного выполнения этой задачи, ему необходимы родительские объятия, которые, сужают угрожающее пространство и делают его поддерживающим, то есть создают некую внешнюю структуру, которая затем интроецируется в виде внутренних опор. Внутренние опоры это некий фундамент из ощущений безопасности и принятия, которые позволяют предъявлять себя среде в поисках необходимого ресурса для развития.

Пограничный клиент просит - у меня не получается установить с тобой контакт способом отличным от того, каким я сейчас пользуюсь, поэтому позволь мне продолжать; когда я тебя пугаю, не мог бы ты ещё немного побыть испуганным, а не сразу становится неуязвимым в своей безупречности; мне так не хватает твоих живых человеческих реакций на меня, что я сам теряю ощущение жизни, вытерпи ещё немного того, что идёт в проективной части моей идентичности.

Какими качествами должен обладать  терапевт, работающий с пограничными клиентами? Мне кажется, достаточно ясно демонстрирующий, каким можно интегрировать полярные состояния. Например, необходимо быть очень настойчивым и последовательным в плане установления внешних границ и при этом максимально недирективным в ситуациях проявления клиентской индивидуальности. Сохранять постоянство привязанности в ответ на агрессию. Быть достаточно терпеливым и устойчивым.

Для пограничного клиента очень сложно о чем то просить, поскольку в просьбе всегда присутствует риск отказа. Этот риск связан с якобы следующим за отказом катастрофическим переживанием отвержения и утраты отношений. Поэтому пограничник организует контакт таким образом, что ему приходится требовать, а не просить. То есть он так формирует условия отношений, что в их пределах как будто бы получает право немедленного и безапеляционного удовлетвория своей нужды. И когда такое происходит, а происходит это очень часто, сам в свою очередь  отвергает и уходит первый, громко хлопая дверью. Целое искусство связано с обращением с некоторыми допусками, которые пограничному клиенту кажутся очевидными и фундаментальными. Например, пограничник может считать, что терапевт видит его насквозь и если не реагирует на едва им самим ощущаемую боль, значит он черствый и бездушный. Вообще же пограничному клиенту очень сложно легализовать свои переживания  как феномен контакта, имеющему отношение к тому, что происходит у него с терапевтом. Чаще он либо считает свои переживания следствием терапевтической манипуляции либо вообще не нуждается в терапевте, довольствуясь контактом со своими проекциями. Поэтому разочарование в подобном способе взаимодействия обладает мощным терапевтическим эффектом. Но чаще оно приводит к тому, что пограничный клиент завершает терапию, поскольку ему не помогают так, как хотелось бы.

В ходе работы терапевт сначала принимает все, что демонстрирует пациент, не делая акцент на отдельном переживании или истории. Этот этап своеобразная проверка терапевта на прочность - насколько он готов вместить в себя то, что находится у клиента. Последнему, чтобы собрать паззл своей индивидуальности, сначала необходимо “вывалить” все фрагментированные элементы своей идентичности на стол, а уж затем устанавливать между ними связи и соотношения. Этап “вываливания” может продолжаться достаточно долго и недоумение терапевта, с удовольствием и легкостью исцеляющего невротиков - а когда же будет собственно работа? - может негативно сказаться на терапевтических отношениях с пограничным пациентом, для которого работа уже началась. Терапевт как бы дополняет отдельные паззлы клиента тем, что связывает их сюжет с общим планом идентичности и создает предпосылки для их включения в целостную картину самости. По идее, терапевт должен бытьчуть менее нарушенный, чем его клиент, поскольку он не просто собирает разрозненное в целое - клиент скорее интроецирует не подготовленное терапевтом содержание, а его способ обращения с ним, не фразы, а язык, на котором они сказаны. То есть клиент интроецирует модель отношений, внутри которых он начинает чувствовать себя более целостно, автономно и непротиворечиво. Подобный интроецированный опыт отношений составляет содержание внутренних ресурсов и опор.

Еще один аспект интеграции заключается в том, что элементы диффузной идентичности пограничного клиента относятся к разным опытам несоответствия, произошедшим в разное время и при разных обстоятельствах. Они не имеют под собой общего знаменателя,центральной Я-репрезентации, которая оставалась бы неизменной и независимой от внешних факторов. Опыт терапевтических отношений позволяет отказаться от прошлого в пользу настоящего. Более того, склонность к ретроспективной оценке прошлого делает его атрибуцию зависимой от того, что происходит здесь и сейчас. Получая признание в настоящем, клиент в меньше степени будет нуждаться в том, чтобы горевать о прошлом и неосознанно желать его изменить. Признание в настоящем уничтожает примитивную каузальную логику о том, что настоящее зависит от прошлого. Настоящее зависит от настоящего.

Терапевт контейнирует возникающие переживания и тем самым противостоит приглашению к слиянию. Также подобное удержание энергии необходимо для того, чтобы не впасть в реактивный психоз и сохранить отношения. С помощью контейнирования мы восстанавливаем способность клиента пользоваться функцией Эго. Контейнирование создает границы и структуры для обуздания клиентских аффектов, однако, осуществляясь через психическую анестезию терапевта, при длительной экспозиции может заканчиваться смертью или безумием. Поэтому в работе с пограничным клиентом необходима динамическая супервизия.

Пограничный клиент, таким образом, лечится отношениями, в которых он интроецирует как целостный образ себя, так и поддерживающую и признающую фигуру терапевта, то есть тот минимальный набор устройчивости (образ себя, окружающего мира и отношений между ними), которая позволяет ему делать свою жизнь более укорененной в настоящей реальности и менее зависимой от пошлых незавершенных опытов по обретению зрелости. Чем более полно присутствует клиент в отношениях, тем более полной будет его интеграция.

источник