|
Некоторые аспекты анализа архетипических символовАвтор статьи: Безруких Алиса Васильевна
Безруких А.В., Пилявина О.М. НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ АНАЛИЗА АРХЕТИПИЧЕСКИХ СИМВОЛОВ Мотив Героя: Инстинкт смерти как писали З. Фрейд и М. Кляйн, присущ ребенку от рождения. Под влиянием неблагоприятных факторов, инстинкт по проективному механизму превращается в страх ребенка быть убитым родителями, и в первую очередь матерью. Так как психика появляется уже во второй половине беременности, то можно говорить об инстинкте смерти плода. Первым фактором, "пробуждающим" влечение к смерти, являются роды, что проявляется в виде проекции на мать: появляется страх быть убитым матерью во время родов. Ребенок развивается под девизом преодоления страха смерти путем сознательного овладения своими психическими функциями. Это происходит на всех нарциссических стадиях развития: оральной, анальной, фаллической. Помогает ребенку в этом нарциссизм, базой которого является инстинкт самосохранения, развивающийся затем в Эго. Ребенок, сталкиваясь с любым неудовлетворением своих потребностей матерью, думает следующим образом: "Зачем мать родила меня, если хочет убить?". В этом вопросе - источник амбивалентности и расщепления психики. Его неразрешение ведет к хаосу в психике. А хаос на символическом уровне есть смерть. 3. Фрейд уделил большое внимание отцеубийству / эдипов комплекс/, но практически не касался феномена детоубийства, который можно сравнить с хронически висящим дамокловым мечом. Нарциссическое отцеубийство /у девочки - материубийство/ - это победа над родителем, и она завершает нарциссическую фазу развития. Способность к отцеубийству является критерием зрелости детского Эго, формирующегося из инстинкта самосохранения. Она подтверждает то, что уже сформировались способности к триадным объектным отношениям, что нарциссические защиты от страха смерти не нужны. Но феномен убийства родителя существует и раньше. В стадии сепарации-индивидуации /анально-рапрошман конфликт/ происходит убийство доэдиповой фаллической матери. Здесь сын и дочь убивают мать, но она сочетает в себе качества обоих родителей. Феномен детоубийства, матереубийство и отцеубийство отражены в древнегреческой мифологии. Изначально только был вечный Хаос. Он родил землю /Гею/. Она родила небо /Уран/. У Геи и Урана были дети-великаны, которых Уран в ужасе заключил в недра Реи. Гея уговорила детей восстать против отца и сын Крон /Хронос, Время/ хитростью отнимает у отца власть и могущество. По мифологии других народов из Хаоса родилось яйцо, которое разделилось на Землю и Небо. Сначала расстояние между ними было очень маленькое, а их сын пустил между ними стрелу и разделил их окончательно. Фактически эта история зарождения ребенка. Первоначальный Хаос есть половая жизнь родителей до зачатия. Земля и Небо – родители будущего плода. Они соединяются в половом акте. Дети-великаны, которых Уран загонял в Недра Земли, микроскопические сперматозоиды, входящие в матку при коитусе, но не оплодотворяющие яйцеклетку. Появление сына, разъединяющего Небо и Землю – оплодотворение яйцеклетки, возникновение зародыша. Роль Крона очень много значит. Когда мужчина и женщина имеют сексуальные отношения в течение определенного времени вероятность зачатия возрастает. Хитрость Крона – это совпадение времени коитуса с созреванием яйцеклетки. На время беременности мужчина частично теряет свое влияние на женщину. У примитивных народов он даже не может прикасаться к ней. Время беременности – это во всех отношениях период царствование Крона. Оно ограничено девятью месяцами. Мы видим, что первое зарождение жизни связано с отцеубийством / Урана Кроном/. Далее древнегреческие мифы повествуют, что в наказание за отцеубийство жена Крона Нюкта /ночь/ родила ему целый сонм ужасных детей, в том числе Танатоса /смерть/. Другая жена Рея /мать богов/ родила детей-богов, в том числе Зевса /бога энергии, молнии/. В утробе над плодом властвует Время и Ночь. Ночь символизирует внутриутробную темноту. В своем развитии плод проходит все стадии развития позвоночных животных: от рыб до человека. В разные сроки беременности он выглядит совершенно по разному. Каждая стадия развития со временем заканчивается, т.е. каждая форма плода "поедается временем". Дети Крона и Нюкты характеризуются как ужасные, возможно потому, что внешний вид плода на многих стадиях далек от человеческого. Вторая жена Крона Рея, родившая Зевса, по сравнению с другими богами древнегреческой мифологии, не имеет самостоятельной роли, символического значения. Есть только ее сюжетное значение – мать богов. Кроме того, бросается в глаза схожесть имен Рея и Гея. Гея – мать зародыша. Рея – мать ребенка. Поскольку в реальности мать зародыша и мать ребенка – одно и тоже лицо, видимо, этим объясняется и схожесть имен, и отсутствие самостоятельного значения одной из этих матерей. Поскольку Крон глотал своих детей, Рея вместо маленького Зевса подбросила ему камень. Таким образом, родился первый бог, который потом, когда вырос, заставил Крона отрыгнуть других проглоченных детей. Так Зевс победил своего отца. В том, что Зевс – бог энергии, заключен символический смысл энергии акта родов, которая прерывает девятимесячную власть времени над плодом. В рождении ребенка заключена смерть плода. Танатос – первая смерть. Зевс – первый ребенок у матери, открывающий дорогу младшим братьям и сестрам. Камень, подброшенный Реей Крону – плацента. Второй раз рождению ребенка сопутствует отцеубийство /Крона Зевсом/. Позже мы встречаемся с отцеубийством в цикле древнегреческих мифов о царе Эдипе. Ему надо было убить отца не только потому, что тот на него набросился. И не только с целью стать царем Фив. Но еще и для того, чтобы идентифицировать свое Я. До отцеубийства он был "никем", подкидышем, "без роду-племени". Незнание своих родителей и отсутствие определенного социального статуса символизируют отсутствие самоидентификации, т.е. психического рождения Это психическое рождение состоялось, когда Эдип убил отца – Лая и получил социальный статус царя. Убийство отца с последующей женитьбой на матери происходит на фаллической стадии развития ребенка. Здесь наблюдается разрыв нарциссическо-симбиотической "скорлупы", ребенок становится способным к объектным отношениям, рождается психически как личность. В третий раз мы видим роль отцеубийства в рождении на сей раз личности /психическое рождение/. На всех трех этапах зарождения жизни над ребенком висит дамоклов меч детоубийства. Каждый ребенок вынужден убить отца. Нет альтернативы: жить, убив или не убив отца. Есть альтернатива: отцеубийство или детоубийство. Уран заключал детей в Недра Земли, Крон проглатывал их. Лай убивал. Каждый из этих отцов конкурировал с сыном за право быть ребенком в смысле возможности удовлетворять прямо свои инстинктивные желания: Уран – сексуальные, Крон – оральные, Лай – агрессивные. С философской точки зрения жизнь в процессе своего развития претерпевает изменения. Итогом изменения является обретение все большего числа степеней свободы. Этапы жизни: плод – ребенок – личность – это хорошо иллюстрируют. Наличие у ребенка цеди к психическому рождению есть проявление инстинкта жизни и противостоит инстинкту смерти. Отцеубийство и занятие ребенком места отца является тем действием жизни, которое ведет к цели, т.е. к приобретению его большего числа степеней свободы. Э. Самуэлс исследовал различные взгляды постюнгианских аналитиков на мотив героя – как метафору Эго сознания. Так Нойманн рассматривает связь архетипических стадий в развитии Эго, которые соответствуют различным стадиям героического мифа. На каждой стадии своей эволюции Эго вступает в новые отношения с архетипами и комплексами. Отсюда сила и объем Эго-сознания возрастают. Нойманн выделяет творческую силу сознания, - в виде границы между индивидуальностью и коллективностью. Нойманн называет первую стадию развития сознания уроборической фазой по имени древнего символа кольца змеи, которая кусает собственный хвост. Уроборос умерщвляет себя, спаривается с собой и оплодотворяет себя. Это мужчина и женщина, оплодотворение и зачатие, пожирание и рождение, активное и пассивное, верх и низ одновременно. Уроборос – это представление не детства или младенчества в целом, но состояние сознания, характерного для этого времени. Уроборос – это образ, который соединяет в одном целом сущность младенческого всемогущества, солипсизм и относительное отсутствие сознательной дифференциации. Вторая фаза развития Эго – матриархальная, определяется материнской стороной бессознательного. Великой Матерью, которая контролируя поступление пищи и всячески проявляя свою власть и защиту, заставляет Эго играть в начале пассивную роль. По Нойманну, еще нет дифференциации младенца и матери, Эго и не-Эго, маскулинного и фемининного, или активного и пассивного. Родители рассматриваются как недифференцированные и слитные, а не как два отдельных человека, объединившихся в браке. Самые ранние действия Эго предполагают использование агрессивной фантазии для проведения различия между младенцем и матерью и затем между матерью и отцом. После этого появляются другие пары противоположностей. Разделение того, что было слитным и единый, на две противоположности дает возможность дальнейшего развития сознания в соответствии с классическим описанием Юнга двух психических содержаний, которые соединяются и дают третий, новый продукт. По Нойманну, проведение такой дифференциации это героический поступок. Через героический акт создания мира и разделения противоположностей Эго выходит из волшебного круга Уробороса и оказывается в состоянии одиночества и разлада. Герой, символизирующий Эго-сознание, пускается в путешествие или начинает состязание, что предполагает для него конфликты и борьбу. Эта борьба воплощает обычные препятствия на пути взросления. Нойманн выделяет три цели действий героя в ситуациях состязаний и борьбы: 1. Герой-Эго пытается отделиться от матери и от материнского окружения. 2. Герой пытается определить и различить маскулиную и фемининую стороны себя, чтобы интегрировать их. 3. Он ищет ценности и способы психологического функционирования, чтобы принять и сбалансировать направленное и преувеличенное сознательное отношение, которое ему пришлось развить, чтобы выбраться из объятий Великой Матери. Эго приходится действовать решительно, напряженно для освобождения из объятий Великой Матери, хотя жизнь в этих объятиях не всегда ужасна. Манящее, плавающее ощущение отсутствия ответственности знакомо нам с детства и это соблазнительная часть регресса. Односторонняя же маскулиность приобретает фатальную неизбежность, которой необходима противоположность – принцесса, женская фигура или сокровище. Нойманн подчеркивает, что необходимость в разделении развивающегося Эго и матриархального мира приводит к временной потере глубины /души/ и столкновению с конфликтом и борьбой. Душа-дева восстанавливает равновесие в браке с героем. Когда герой берет пленника, он тем самым отказывается от инцестных фантазий брака в семье и может взглянуть за ее пределы. По Нойманну, помогающие фигуры на пути героя – это фигуры помогающих родителей, которые способствуют успешному развитию Эго ребенка, и поэтому являются необходимым противовесом любой идее о том, что весь мир против героя. В реальной жизни родители видят, что дети должны расти и уходить, даже если это приносит боль обоим сторонам. Так Персей получает дар невидимости от Гадеса, меч – от Гермеса, а у Афины – отражающий щит, все предметы необходимы для убийства Медузы. Борьба между героем и королем /патриархальная фаза/ рассматривается Нойманном как постоянная борьба между поколениями, между молодым и старым, новым и устоявшимся. Это борьба по смыслу отличается от борьбы героя с драконом-чудовищем. Нойманн определил основные элементы мотива: самого героя, дракона и жертву – сокровище. Дракон часто бывает андрогинным, связан с матерью и архетипом матери. Герой должен сразиться с ней. Победа над ней возродит героя – Эго, т.к. сокровище дает различные награды, - поскольку намеренное подвергание героя опасностям конфликта с драконом или чудовищем – это необходимая проверка его силы. Вхождение в пещеру, угрожающий контакт с матерью преобразуют Эго. Результатом является усиление Эго-сознания. А фемининый аспект жертвы-сокровища играет свою роль в приспособлении стиля Эго-сознания к более сбалансированному режиму. Герой является носителем Эго, обладающего способностью к дисциплине, воле, разуму и вся сознательная система способна вырваться из-под деспотичной власти бессознательного. Нойманн указывает на доказательство Юнга о трансперсональном значении борьбы героя, потому что отправным пунктом человеческого развития определен не личностный семейный аспект современного человека, а развитие либидо и его трансформация. В этом процессе трансформации борьба героя играет вечную и фундаментальную роль. Герой преодолевает инерцию либидо, символизирующего дракона-мать, т.е. охватывающее Эго бессознательное. Инцест героя является возрождающим началом. Он приводит к трансформации личности, и этот процесс делает героя героем, т.е. высшим и идеальным представителем человечества. Покорение или убийство матери образуют отдельный пласт в мифологии, представленный в сражении героя с драконом. Страх перед драконом соответствует первичному страху мужчины перед женщиной в целом. Двуполая уроборическая конституция дракона показывает, что Великая Мать имеет мужские, но не отцовские черты. Агрессивные и деструктивные черты Великой Матери, такие как функция убийцы – можно считать мужскими. Среди ее атрибутов мы находим фаллические символы Так атрибуты Гекаты: ключ, плеть, кинжал и факел являются мужскими символами. Если обратиться к другому аспекту героя, мы видим женский элемент гермофродитного сына-любовника. Данный элемент Юнг выводит из регрессии к матери. Самокастрация, посредством которой юноша жертвует своей мужественностью, регрессивна, его развитие было подавлено в зародыше. Соответствующий символизм можно видеть в истории о Самсоне из Ветхого Завета. Самсон – приверженец Иеговы, но его инстинкты поддаются уловкам Далиллы-Астарты. Поэтому его судьба предрешена, что приводит к обрезанию волос, ослеплению и потере силы Иеговы. Здесь кастрация принимает форму обрезания волос, что приводит к потере силы и относится к архетипической стадии героя-Солнца, которого кастрируют и пожирают. Следующий элемент кастрации – это ослепление /так же верхняя кастрация/. Пленение Самсона выражает порабощение покоренного мужчины Великой Матерью, точно так же как и тяжкий труд Геракла у Омфалы, когда он носил женскую одежду – еще один известный символ порабощения Великой Матерью. Борьба героя всегда связана с угрозой для духовного мужского принципа со стороны уроборического дракона и с опасностью быть проглоченным материнским бессознательным. Самый распространенный архетип борьбы с драконом – миф о солнце, где героя каждый вечер пожирает ночное морское чудовище, обитающее на Западе, а затем герой сражается с его двойником – драконом, которого встречает в утробе чудовища. Герой возрождается на Востоке как победоносное солнце. Герой осуществляет свое собственное возрождение, прорубая себе выход из чудовища. В последовательности: опасность – сражение – победа – свет, последний является центральным символом сущности героя. Герой – фигура несущая с собой свет, хранитель света. В мифе о герое представлено развитие системы сознания, в центре которого находится Это, преодолевшее деспотическую власть бессознательного. Затем бессознательные силы этой отжившей психической стадии, выступают против героя-Эго как страшные чудовища и драконы, демоны и нечистые духи, которые угрожают проглотить его снова. А Ужасная Мать, всеобъемлющий символ этого пожирающего аспекта бессознательного, является Великой Матерью всех чудовищ. Все опасные аффекты и импульсы, все зло, которое исходит от бессознательного и подавляет Эго своим демонизмом – это ее потомство. Вероятно Гойя использует в качестве девиза для своих работ серии Капричос слова: "Сон разума рождает чудовищ". В знаменитой мифе о герое представленном в царе Эдипе, мы можем увидеть, почему Эдип был героем только наполовину, и почему настоящий подвиг героя остался свершенным только наполовину: хотя Эдип и побеждает Сфинкса, свой инцест с матерью и убийство своего отца он осуществляет неосознанно. Он совершенно не знает, что сделал, а когда выясняет это, то не может смотреть в лицо своему собственному поступку, поступку героя. Поэтому его постигает судьба, которая постигает всех тех, для кого Вечное Женское вновь обращается Великой Матерью: он регрессирует к стадии сына и проживает судьбу сына-любовника. Он совершает акт самокастрации, ослепляя себя. Ослепление символизирует разрушение высшей мужественности характеризующей героя. Эта форма духовной самокастрации сводит на нет все, что было достигнуто победой над Сфинксом. Развитие мужского принципа героя отбрасывается назад страхом перед Великой Матерью, который охватывает его после того, что он совершил. Он становится жертвой побежденного им Сфинкса /дракона пучины, представляющего могущество Матери Земли в ее уроборическом аспекте/. Крепко держащая Мать Земля, представляется герою драконом, которого необходимо одолеть. В первой части борьбы с драконом она обвивает сына и старается прочно удержать его как зародыш, не давая ему родиться или делая его вечным младенцем в своих руках и любимцем Матери. Она является смертоносной уроборической матерью, бездной Запада, царством мертвых, преисподней, пожирающей утробой земли. Если герой преуспеет в своей роли, если он докажет свое высокое происхождение и родство с Божественным Отцом, тогда подобно герою-солнцу, он входит в Ужасную Мать страха и опасностей и выходит окутанный славой из чрева кита или из авгиевых конюшен, или из пещеры лона земли. Убийство матери и отождествление с отцом-богом совпадают. Если через инцест герой проникает в темную материнскую, хтоническую сторону, то он может сделать это только благодаря своей близости к небу, своему родству с Богом. Прорубая путь из тьмы наружу, он возрождается как герой в образе Бога, но в то же время как сын богом оплодотворенной девственницы и возрождающей Доброй Матери. В полночь вспыхивает новое солнце, и герой побеждает тьму. В этой же самой нижней точке года рождается Христос как сияющий Спаситель, как свет года и свет мира, и знак поклонения ему – рождественская елка во время зимнего солнцестояния. Новый свет и победу символизирует сияние и преображение головы, увенчанной и украшенной ореолом. Если первая половина ночи, когда заходящее на Западе солнце опускается в чрево кита, темна и пожирающа, то вторая половина – светла и щедра, ибо из нее герой-солнце поднимается к Востоку, возрожденным. Полночь решает, родится ли солнце снова как герой, чтобы пролить новый свет на обновленный мир, или героя кастрирует и поглотит Ужасная Мать. Д. Хиллман говорит, что в героических мифах герой не-представим без противопоставления Великой Богини в какой-либо форме. Он утверждает, что героический образ мышления расщепляет дух и материю /представленные Анимой-сокровищем и драконом-матерью/. Это расщепление показывает как Аниму приходится с кровью отрывать от материнского материала. Хиллман полагает, что путь к "разрешению" материнского комплекса состоит не в том, чтобы отделиться от мамы, но чтобы отрезать антагонизм, который делает меня героическим, а ее негативной. Хиллман указывает на парадокс: поскольку герой и Великая Мать неразделимы, деятельность героического Эго приведет прямо назад к материнскому миру, а не к отделению от матери. Редферн далее развивает положение Нойманна в работе "Пленник, сокровище, герой и анальная стадия развития" /1979 г./ , расширяя идею об Эго-сознании. Он усматривает антигероическую позицию в метафоре героя: "если мы рассмотрим, каковы "сокровища" бессознательного, то мы увидим, что это "сокровища" инцеста, "сокровище" садизма и другие негативные пре-генитальные импульсы, "сокровища" всех частей личности, отвергаемых и презираемых /противо-положно "ценимому"/ сознанием..... Они доступны только "у матери за спиной" и из них, как мы видим из клинического материала, возникают фантазии о "сокровищах" внутри или позади матери. Конечно, эти "сокровища" нужно преобразовать в приемлемые формы, и это обычно работа, выполняемая героем, которому помогает мать /Анима / сестра" /12/. Сам Юнг связывал состязание героя в поисках сокровища и феминного с экстрементным измерением: "Если очень обожаемый предмет соотносится бессознательным с анальной областью, нам приходится заключить, что это способ выражения уважения и внимания, подобный тому, что чувствует ребенок.... мы можем также упомянуть тесную связь между экскрементами и золотом в алхимии, низшая ценность соединяется с высшей" /30/. Далее Редферн рассматривает образ героя как компенсацию ощущениям зависимости /нормальная зависимость/. Он считает, что героическое состояние и стиль Эго-сознания – это часть вырастания. Он связывает образ героя с активной ролью ребенка при кормлении и вообще при выдвижении требований. Итак, герой – это одновременно и анти-герой. Редферн пишет, что современный герой, современный образ Эго-сознания лишний в мире, который он не создавал, в поисках более чем земной власти. Герой думает о том, сможет ли он достичь отдельной и индивидуальной судьбы. Герой вплывает и выплывает из любовных историй, дружб, работы и групп. В каком-то смысле он ищет дракона, с которым он мог бы сразиться, чтобы вступить на тропу, ведущую к связи с душой. Везде он чувствует ограничивающее воздействие Ужасной Матери. Ему нужен порядок и смысл, но чаще он находит хаос и бессмыслицу. Этот поиск составляет общественное выражение поиска Эго-сознания Анимы. Архетип героя в равной степени присущ мужчине и женщине. Но в женщине данный архетип чаще подавляется, т.к. женщина в своем поведенческом патерне остерегается что-либо разрушать. Несформированный архетип героя в женщине способствует проявлению постоянной агрессии как результат конфликта личного бессознательного с коллективным бессознательным. Л.И. Кирсанова рассматривает архетип сиротства в эпосе и сказках. Как правило носителем данного архетипа является девушка-подросток, прошедшая стадию сепарации-индивидуации. На символическом уровне она убивает свою мать. Функция сиротки позволяет дистанцироваться от матери для того, чтобы обрести себя в мужской культуре и состояться в архетипическом патерне Анимы в качестве Великой Матери. В противном случае ей грозит нарциссический удел /черты «старой девы», неприятие мужской культуры/. Так уходя из женской культуры в мужскую, Сиротка вновь возвращается в женскую культуру, но уже на новом уровне. Через собственную победу над страхом, отчаянием, страданием, претерпевая, веруя и принимая реальность, Сиротка с помощью Мачехи выходит на дорогу жизни. А любимая дочь Мачехи нарциссически губится ею в слепой удушающей любви. Можно предположить, что архетип Анимы представлен несколькими патернами поведения: с одной стороны – архетипом Великой Матери, с другой – архетипом Сиротки. Наиболее ярко архетип Сиротки отражен в сказках /русские народные "Морозко", "Крошечка-хаврошечка", "Девушка- сирота", "Белоснежка и семь гномов" Бр. Гримм, "Золушка" Ш. Перро и т.д./. Также как архетип Анимы, Анимус, представлен несколькими патернами поведения с одной стороны - архетипом Героя, а с другой – архетипом Сына-любовника. Тема материнского сопротивления росту и развитию сына, который раньше жил с ней, а теперь грозится уйти, имеет место во многих сказках. Сын-любовник Поглощающей Матери представлен в виде инфантильного Дурня, Дурочка, который должен преодолеть стадию инфантилизма и уйти от зависимости Покровительствующей Матери и стать героем или найти замену матери в выгодном браке и продолжать участь сына-любовника, кастрируя себя данным выбором. В сказках о Дурнях /Иванушка-дурачок", " По щучьему веленью", "Царевна Лягушка", "Сказка об Иване-царевиче, Жар-птице и Сером волке"/мы часто встречаем юношу, жертвующего своей мужественностью, регрессирующего на раннюю зависимую стадию от матери. В символизме сказки это отображено в атрибутах Поглощающей Матери – печь, с которой не желает спускаться Емеля; бочка, в которую попадает сам юноша, иногда с матерью, трясина-болото, где находит юноша стрелу-перо у своей избранницы. В данном образе слабо развит Анимус и высока симбиотическая зависимость от матери. В наше время большой интерес психологов обращен к народному эпосу. Их исследования касаются архетипических образов в различных культурах. Под особым вниманием находится вопрос национального самосознания, национальной психологии – где общей святыней является критерий единства народа. Народ собирается вокруг Святынь, утверждая государственную жизнь. Понятие Святыни многолико – это храмы, города, особые места родной земли, предметы религиозного культа, произведения искусства, литературы. Но важное место Святынь – это люди: святые и праведники. По словам русского священника П. Флоренского из иконостаса /с. 96/ "Святые – это видимые свидетели мира невидимого, живая душа человечества". Эпическая вселенная – это место битвы сил света с силами тьмы Оттого у всех народов любимый эпический герой-богатырь, побеждающий многочисленных врагов. Для России это великий былинный богатырь Илья Муромец. В России синтезируются восточные и западные культуры и образ России – это соборность. Соборность вышла из слова "собирать", собирание всего лучшего воедино. Соборный образ Ильи Муромца собирает все и всех в себе. Он отличается огромной силой, не количественной, а качественной, нравственной: спокойствием, стойкостью, простотой, благодушием, скромностью, независимостью характера, внутренней свободой. Илья – воплощение воли, его воля очищена духовными подвигами и закалена испытаниями. Другой святорусский богатырь – Добрыня – это воплощение любви, его основное качество – доброта. Он является змееборцем с детства. Побеждает змея духовного и всю жизнь учит добром побеждать зло. Алеша – воплощение сознания. Как и Добрыня, он змееборец. Но в отличие от Добрыни он побеждает змея в зрелом возрасте /любовь способна отразить змея сразу, а сознанию для различения добра и зла требуется возраст и опыт/. Этот богатырский союз заключает в себе волю, любовь и сознание. Все три героя проходят пути исправления, которые состоят: 1. Первый путь – исполнение обета послушания, первого монашеского обета. Рискуя жизнью богатырь духа без сомнении идет па подвиг-служение, где ему предсказано быть убитым. 2 Второй путь – исполнение обета целомудрия, победа над блудной страстью, второй монашеский обет. 3. Третий путь – исполнение обета нестяжания, непривязанности к земным богатствам, третий монашеский обет. Все три пути представляют идеал преподобничества. Не случайно облик Ильи Муромца в народном сознании связан с реальным лицом, богатырем, закончившим свой путь в Киево-Печерской Лавре монахом – преподобным Ильей Муромцем.
Клинический случай : Пациент Т. – женщина 38 лет, психолог, обратилась в период душевного кризиса, вызванного потерей близкого человека и тяжелой болезнью одного из членов семьи. После применения метода активного воображения пациентке было предложено записать результаты в произвольно выбранной форме. Она принесла нам следующее стихотворение: Убежать и оглядеться Убежать совсем как в детстве Убежать назло печали Когда вороны кричали
Чтобы в полночь, чтобы в вьюгу Мне уткнуться в плечо друга Да в такого, чтоб не дрогнул, Чтобы понял, чтобы обнял
От бессилья гнутся ноги Стынет сердце от тревоги Как стать сильной, как смириться Беспристрастною стать жрицей Кто ответит, кто подскажет Кто путь истинный укажет В зимней тихой полутьме Лучше вспомнить о Весне
Перед нами – образ героя в период психической инфляции. Психологическим аспектом инфляции является чувство неполноценности, активизация отношений к внешнему объекту – расширение сферы претерпевания. Эго пребывает в стадии регрессии. Мы чувствуем экзистенциональный страх, смятение, тревогу, отчаяние, ностальгию по другу - Анимусу. Желание идентификации Анимы с архетипическим образом Жрицы - мудрой, сильной и спокойной. Архетип Тени – представлен образами полутьмы, полночи, криками воронов. Архетипический образ Самости – представлен устремленностью личности к мотиву Весны – вечно молодой поры обновления и процветания. В беседе с Т. было установлено, что она считает себя сильной, но в то же время мечтательной и романтической натурой. Она не теряет надежду, что в ее жизни еще будет время весеннего тепла, света и гармонии. Внешне пациентка производит впечатление уравновешенной, рассудительной женщины, ориентированной на достижение успеха. Из этого ясно, что ей не свойственно "бегство" в трудные периоды жизненных испытании. "Убежать и оглядеться" – способ разрешения проблемы Анимуса для женщины заключен в терпении. Когда Анимус принимает вид явно разрушительного духа, тогда на помощь должны придти инстинкты. Это – мотив "чудесного бегства", где лучше спасаться бегством от бессознательного, чем пытаться победить его, и тем самым действительно избежать опасности быть поглощенным им. Когда мы сталкиваемся лицом к лицу с безнадежно скверной ситуацией, нам необходимо просто собраться духом и совершить прыжок на дно самой пассивной простоты и непритязательности, и благодаря этому мы можем пережить, казалось бы, безвыходную ситуацию /"лучше вспомнить о Весне"/. Метод активного воображения показывает, что дальнейшее развитие преодоления кризиса и личностный рост нуждаются в интеграции бессознательных содержаний. Защитный механизм с одной стороны, дает короткую передышку, а с другой стороны – архетипические образы Самости и Анимуса готовы оказать поддержку Эго, готовы начать с нуля. Архетипические образы и темы имеют свободу в пространстве и времени и провоцируют к очарованию, нуменозности, чувству овладения чего-то ужасного, красивого или важного. Очень часто этим чувствам присуща дихотомичность восприятия – все или ничего, т.к. архетипическое проживается как могущественное, абсолютное, совершенное как абсолютное добро или абсолютное зло. Если обратиться к терминологии Мелани Клайн "абсолютно плохая грудь" или "абсолютно хорошая грудь" в своей сущности являются архетипическими образами по своей природе.
Категория: СТАТЬИ » Статьи по психологии Другие новости по теме: --- Код для вставки на сайт или в блог: Код для вставки в форум (BBCode): Прямая ссылка на эту публикацию:
|
|