Взаимосвязь религиозной веры и феномена психологической смерти

Представленная статья,  является параграфом книги (Яценко Т., Глузман А., Калашник И. Глубинная психология: диагностика и коррекция тенденции к психологической смерти)

Исследование феномена психологической смерти требует его рассмотрения во взаимосвязи с религиозной верой, в которой интегративно представлены тенденции к жизни и смерти. Религия как вера в потустороннюю жизнь, реинкарнацию и сверхъестественное является по убеждению ученых проявлением страха перед страданиями, мучениями и смертью. В энциклопедических словарях понятие "тенденция" определяется как: "психическое состояние человека, которое определяет направленность и избирательность его мышления"; "направление развития явления или процесса; форма проявления законов, которые не имеют другой реальности, кроме как в приближении, в тенденции". Утверждается, что в одном и том же явлении могут содержатся разные и даже противоположно направленные тенденции. Последнее является важным в контексте познания тенденции к психологической смерти, особенно ее связи з тенденций к жизни (оживления). 

 В научной литературе феномен религиозной веры представлен как: страх смерти (Б. Спиноза, Л. Фейербах, З. Фрейд); переживание страданий как освобождение от страха смерти (С. Грофф, К. Менингер, Дж. Фрезер, К. Г. Юнг); религиозный фанатизм как преданность Богу (А. В. Губенко, Д. В. Ольшанский, М. М. Решетников); замещение внутренней трагедии ощущением счастья, эйфории (Б. Бакулин, П. Б. Ганнушкин, А. Ребер, В. П. Москалец М. И. Пирен); веру как потерю индивидуальности (Л. Е. Балашов, Н. А. Бердяев, О. Кернберг, К. Ламонт, В. Райх, Э. Фромм).

В психологическом словаре религия определяется как: "форма общественного сознания и индивидуального мировоззрения, которая основывается на вере в существование сверхъестественного светлого начала, которое создало материальный мир и может волюнтаристски вмешиваться в ход событий в нем, в его закономерности и причинно-следственные связи″. Религия – это внутреннее ощущение субъекта, для которого характерным  является глубокая непоколебимая вера в высшую силу, которая управляет его судьбой. Такая сила имеет абсолютную власть над верующим, требует от него поклонения и беспрекословного послушания, покорности, ведь греховность карается адскими страданиями и смертью. Беспрекословное поклонение божеству освобождает верующего от чувства греховности, страха смерти, дает ощущение покоя и защищенности.

Страх смерти является базовым в психике субъекта, он порождает тревожность, ощущение бессодержательности существования, пассивности. Спасением от таких угнетающих чувств выступает вера в божество и вечную жизнь. Страх смерти имеет глубинные истоки, которые не осознаются субъектом и находят проявление в его склонности к вере в сверхъестественное, поклонении божеству, рабской зависимости от объекта поклонения, что обусловливает психологическое омертвение. З. Фрейд утверждал, что для религиозной веры характерным является страх смерти, который возник как реакция древнего человека на смерть родных. Страх смерти, по убеждению исследователя, не только стал причиной возникновения веры в душу, бессмертие и богов, а и обусловил амбивалентное отношение к умершим.

Такая амбивалентность нашла проявление в тотемизме, где одновременно соединяются любовь и ненависть, желание увековечить и принести в жертву объект поклонения. Такую интеграцию любви и ненависти З. Фрейд объяснял феноменом эдипового комплекса. Автор писал: ″Братья-изгнанники  объединились, убили и съели отца, что положило конец отцовской орде. Через много лет чувство ненависти к отцу исчезло, вместе с тем появилась тоска по нему, которая нашла выражение в создании образа богов″. В образе бога соединены любовь и ненависть, поэтому З. Фрейд утверждал: ″Бог является никем другим, как идеализированным отцом, и как только авторитет отца нивелируется, люди теряют веру″. Образ бога является "подменой" любящего, заботливого отца, что создает для верующего иллюзию защищенности. Божество выступает замещающим, компенсаторным объектом либидных влечений и желаний субъекта, вера является своеобразной сублимацией заблокированной любви. Религии свойственно навязчивое чувство вины, греховности и одновременно агрессии и ненависти. Б. Спиноза отмечает, что субъекту присуще колебание между надеждой на жизнь, полной радости, и страхом ее потерять – это объясняет склонность субъекта верить чему-либо.

 Такой страх поддерживает и сохраняет суеверие, а тем самым и веру в бога. Переживая страдания, субъект не теряет веры в лучшее будущее, он воспринимает это как испытание, которое укрепляет, что является характерным для тенденции к психологической смерти. Такая вера выражается в религиозности, которая порождает омертвение реальности, ведь субъект живет иллюзией ″божьего всемогущества″. Тенденции к жизни и смерти действуют одновременно: спасаясь от страха смерти, верующий омертвляет реальность, надеясь на веру в сверхъестественное. Близкой позиции придерживается Л. Фейербах. Автор отмечает, что страх смерти играет ведущую роль в возникновении религии и является наиболее распространенным чувством, которое выражают зависимости человека от окружения. Склонность к вере в сверхестественное и обожание божества является либидными проявлениями, которые сопровождаются одновременным действием тенденции к омертвлению. Последняя проявляется в зависимости от высшего существа, покорности, чувстве вины, греховности. В. Дейм утверждает, что страх смерти является ″червем″ в сердце субъекта, он уничтожает ощущение счастья. Никто не свободен от страха смерти, он всегда внутренне присущ индивиду. Страх смерти сравнивается с паразитом, действие которого направлено на уничтожение чувственности, ведь он разъедает сердце изнутри, то есть ″омертвляет душу″. Религиозность субъекта тесно связана со страхом смерти, а вера в потусторонний мир выступает средством освобождения от тревоги перед небытием. Поэтому вера порождает уверенность в собственном бессмертии и сводит проблему смертности субъекта к нулю, выполняя функцию ″оживления″. Соответственно к обозначенному выше, феномен веры требует акцентирования внимания на существовании двух противоречий: стремлении организма к жизни и одновременно – к смерти, которые синтегрированы в религиозности. 

Такая интегративная функция наблюдается в ритуалах, молитвах, где верующий, по утверждению С. Гроффа, Дж. Фрезера, пытается вмешаться в ход собственной жизни, а вместе с тем и истории. Дж. Фрезер отмечает, что многим культурам примитивных народов присуще ритуальное самоистязание как освобождение от страха смерти. Придерживаясь исполнения ритуалов, верующий ″оберегает″ себя от болезни, смерти и ″обеспечивает райскую жизнь″ умершим родственникам. Автор выяснил, что многим туземным культурам присуще представление, что от смерти можно ″спрятаться″, но для этого необходимо совершать ритуалы жертвоприношения богам или мертвым, которые гневаются. Такие ритуалы требуют кровопролития, прохождения через пытки, которые избавляют от страха смерти. Для ритуальных обрядов характерны стереотипизация и механичность действий. Так, желая окружающим болезни, смерти, туземец может втыкать гвозди, сжигать изображение врага, считая, что посылает на него проклятие. Верующий символически омертвляет врага, снижая тревогу и страх перед смертью. С целью обеспечения благосклонности умерших родственников верующий приносит в жертву животных или причиняет себе физические повреждения, тем самым устраняя несчастье и гнев умерших. Устанавливая ″связь с умершим″ через исполнение ритуала или жертвоприношение, субъект снимает с себя чувство вины, греховности, а вместе с тем и снижает страх за собственную жизнь. С. Грофф утверждает, что проблема жизни и смерти отражается в ритуальных жертвоприношениях через пытки, душевные страдания, которые вызывают ″глубокие переживания смерти, что приводит не только к ощущению конечности физического существования, а и к пониманию вечной духовной сущности человеческого сознания″. Такое символическое омертвление позволяет осуществить подготовку к физической смерти как трансформации души, ведь верующий символически умирает.

В результате участия в обрядах, которые предусматривают возрождение через процесс умирания, субъект, прежде всего, ″умирает″ как носитель чувственности (страха перед смертью) и ″рождается″ с готовностью умереть в любую минуту, ведь он уверен в существовании потусторонней, лучшей жизни – он омертвляется психологически. Индивид живет верой в потусторонний мир, а реальность воспринимается им как пребывание до смерти, которая является желанной и ожидаемой.

Вера в небесный рай, где происходит встреча с умершими родственниками, поклонение богам, как очищение от греховности, является бессознательными проявлениями страха смерти. Путем отступления от реальности верующий освобождается от страха смерти, душевной боли и страданий. Такое освобождение является иллюзорным, ведь страх смерти не исчезает, он трансформируется в веру в потустороннее существование, а соблюдение ограничений и осуществление ритуалов и обрядов выступают гарантией душевного покоя субъекта. Итак, в верованиях в потустороннюю жизнь, реинкарнацию, ритуальных действиях, которые предусматривают ″возрождение через смерть″ представлена маскировка тенденции смерти жизнью.

П. Б. Ганнушкин, В. П. Москалец, А. Ребер, М. И. Пирен утверждают, что религия является внутренним опытом индивида, она базируется на эмоциональных чувствах. В. Кларк отмечает, что верующий охвачен трансцендентными ощущениями, ″получает опыт слияния″ с божественным). Близкой позиции придерживается Дж. Пратт, утверждая, что субъект ″растворяется″ в вере в сверхъестественное, он ожидает чуда, надеется на чувство в поисках божьей благодати. Такое ″растворение″ субъекта в вере в сверхъестественное предусматривает эмоциональные изменения, ощущение эйфории, что создает иллюзорное освобождение от угнетающих ощущений. В. П. Москалец отмечает, что переход от душевного страдания к чувству радостного освобождения от страданий присущ каждой религии. Исследователь пишет: ″Ключевым моментом динамики эмоциональных процессов в психике верующих является трансформация – превращение негативно окрашенных угнетающих эмоциональных состояний на позитивно окрашенные″. Отмеченные выше ощущения присущи религиозному экстазу и трансу, во время которого, по П. Б. Ганнушкину, верующий духовно единиться с Богом. Для религиозного экстаза характерно переживание высокого блаженства и ощущение верующим единства ″Я″ с высшим существом.

Такое слияние обусловливает потерю ощущения индивидуальности и порождает психологичное омертвение. Подобной позиции придерживается Х. Ямвлих, который описывает проявление религиозного экстаза через исчезновение собственного самоосознания индивидуальности субъекта. Исследователь указывает на такие особенности поведения верующих, которые находятся под влиянием религиозного экстаза: ″Эти люди меняют собственную жизнь на божественное или подчиняют свою жизнь Богу... Они не осознают самих себя, какими были до этого и есть сейчас, они не обращают собственное сознание на самих себя, поскольку в это время не живут жизнью живого создания. Одни вставляют в себя гвозди, ничего при этом не ощущая, другие бьют топорами в спину или режут кинжалами руки, ничего при этом не замечая″. Верующий, который находится в таком состоянии, теряет телесные ощущения, он умирает не только психологически, а и омертвляет себя физически. Субъект попадает под внешнее влияние, у него исчезает ощущение боли, угнетается сознание. А. Ребер утверждает, что религиозный экстаз является проявлением мощной энергетической активности, во время которой ″субъект теряет чувство собственной идентичности, появляются стереотипные модели поведения, которые не подвергаются контролю сознания. Такие симптомы свойственны людям, одержимым высшей силой или авторитетным лидером″. У верующего исчезает чувственность, контроль над собой, он не способен осознавать собственные действия и отвечать за поступки. Религиозный экстаз является формой психологической смерти, ведь субъект не способен осознавать себя как индивидуальность, для него характерна механичность, ригидность поведения, он теряет физические ощущения и самоосознание.

Страдания как воплощение мужества, высокости, преданности верующего богу показано в исследованиях С. Гроффа, К. Менингера, К. Г. Юнга. Согласно с утверждением К. Г. Юнга, мучения и страдания, которые переживает субъект, воспринимаются верующими как проявление наивысшей преданности богу, они являются эталоном человеческой жизни. Исследователь пишет: "Символ христианского распятия выражает вечные истины и пытки, выступает эталоном человеческой жизни. Поэтому личность, которая стремится воссоединения с Богом, в любом случае встретится с препятствиями, которые прежде всего, будут находится в ней самой, в ее тени, индивидульной реальности, коллективном бессознательном" .

Для религии является характерной готовность к страданиям как единственного возможного пути снятия груза вины за собственную греховность. Верующий объединяется с богом через переживание страданий, мучений, который поднимает его к ″рангу″ высокости, мужества. Тем самым человек превращает собственную жизнь в страдания. Мученик, аскет подвергает свое тело разнообразным пыткам (посту, физическим издевательствам), посвящает жизнь придерживанию разных запретов для получения прощения бога и вечной жизни в рае. Аскетизм, мучения и связанное с этим членовредительство К. Менингер относит к хронической форме самоубийства или медленного умирания. ″Медленное умирание″ выступает как психологическое омертвение, ведь аскетизм, мучения предусматривают насилие над собственной личностью. Верующий убежден, что страдания, мытарства, на которые он себя обрекает, освободят его от греховности и чувства вины.

Поэтому религиозное членовредительство присутствует почти в любой культовой практике. Согласно исследованиям К. Менингера, освобождение от греха путем переживания ощущения боли является одним из способов поклонения богам. Членовредительство осуществляется через предавание собственного тела пыткам (распятиям, кастрациям, выбиванием зубов, отрубыванием частей тела, разрезанием бедер, коленей, грудей и т. д.) или самобичевания (самокастрация, битье себя цепями, покрытыми гвоздями, резание себя острыми предметами, отрезание частей тела и т. д.). Такие процедуры, по убеждениям верующих, очищают душу и тело от греховности. Карая себя, субъект снимает груз вины и ″саморождается″ через страдания. Такие церемонии, как утверждает К. Менингер, указывают на значительность смерти и значимость жизни, которое познается через мучения. Описаное выше доказывает взаимосвязь психологического омертвления с феноменами аскетизма и страданий. Такое омертвление осуществляется через нивелирование чувственного аспекта и восприятие физической боли как показателей мужества и высокости, что свойственно тенденции к психологической смерти. Переживание страданий является высшим проявлением любви к богу, они воспринимаются как возрождение и смерть одновременно, что выпукло представляет единство тенденций жизни и смерти.

Одним из крайних проявлений религиозной преданности, любви к богу, как утверждают А. В. Губенко, Д. В. Ольшанский, М. М. Решетников, является религиозный фанатизм. Религиозный фанатизм выступает соединением любви и ненависти, одновременным желанием омертвить и возродить, что проявляется в насилии над теми, кто мыслит по-другому (терроризм, вандализм и т. д.). М. М. Решетников указывает, что фанатик ощущает себя избранным, тем, кто владеет божьим откровением и призван изменить общество. Он воспринимает окружение через призму добра и зла, истины и ошибки, которую может исправить только он. М. М. Решетников отмечает, что смерть и мучения для верующих фанатиков является проявлением мужества, которое заслуживает на уважение. Отметим позицию А. В. Губенко, согласно исследований которого религиозный фанатик способен уничтожить себя и окружение ради идеи: "Он (фанатик) стремится строить общество, где бы исчезло все живое, иррациональное, все, что неподвластно контролю. Все личное, единичное, неподчиненное идее, должно исчезнуть и восприниматься им как угроза". Осуществив террористический акт, индивид ощущает себя сильнее, а сложности в рефлексии собственных поступков обусловливают концентрирование активности на деструктивных действиях. Террорист стремится любой ценой властвовать над другими, ему свойственно желание самоутверждения, исполнения роли бога, фатума в жизни других людей, поскольку он обременен комплексом неполноценности.

Желание построения идеального общества, где все подвластно одной воле, является потенциально мертвым из-за обреченности его существования. Так, желание быть ″причастным к чему-то грандиозному″, ″великому″ связано с омертвлением (психологическим и физическим) окружения, самого себя, за которым может скрываться тенденция к психологической смерти. Такое желание является отражением внутренней сущности религиозного фанатика, которая также является омертвевшей, поскольку происходит подмена либидных тенденций мортидными, смертоносными. Д. В. Ольшанский утверждает, что смерть для одержимого верой террориста является счастьем, а целью – уничтожение тех, кто мыслит по-другому. Для религиозного фанатика является характерными стереотипность, механичность действий, ненависть, агрессия, эмоцональное омертвение. Эмоциональное омертвение тождественно психологической смерти: субъект проявляет крайнее равнодушие к реальной жизни, теряет смысл собственного существования (или же видит его в собственной гибели), что приводит к смерти. Итак, верующий превращается в механизм, раба, которому свойственна ригидность, стереотипность поведения; он теряет индивидуальность, что тождественно самоимпотированию.

Н. А. Бердяев, О. Кернберг, В. Райх, Э. Фромм утверждают, что религия превращает верующего в раба, импотируя его личность, – он действует механически, полагаясь на высшее существо и теряя собственную индивидуальность. Н. А. Бердяев подчеркивает, что церковь, которая является непогрешимой и святой, через запугивание, страх смерти превращает индивида в раба, подчиняя его жизнь богу. Такой феномен исследователь объясняет тем, что человеку свойственно превращать любовь к богу на рабство, ″превращать″ либидо в мортидо (убивать, калечить, уничтожать). Субъект становится похожим на ″автомат″, для которого характерна ритуализация, автоматизация, программированность действий, что является проявлением психологического омертвения личности. В. Райх утверждает, что вера накладывает запреты на реализацию потребностей субъекта, и он вынужден капсулировать свои желания. Верующий омертвляет свои потребности и естественные влечения, подменяя их навязанными ценностями, тем самым омертвляя собственную индивидуальность.

О. Кернберг отмечает, что для религии является характерным ограничение субъекта,  происходящее из-за строгого деления на позитивное и негативное, добро и зло, регламентацию действий верующего, строгий контроль за его личной жизнью и т. д.. Верующий обязан придерживаться ограничений, иначе он ставит под угрозу получение божьей благодати, а с ней  – и вечной жизни. По Э. Фромму, покорность является основой авторитарной религии. Автор отмечал: ″... послушание, рабская покорность, отсутствие собственной мысли является основой веры, а наибольшим грехом – критическое осмысление ее наставлений... Чем выше возносится величие, всемогущество божества, тем беспомощней, ничтожней воспринимается человек, он заслуживает на снисходительное отношение божества... Презрение человека к самому себе, осознание собственной ограниченности, ничтожности подчинения своего разума богу является психологическим стержнем авторитарных религий″.

Характерными для членов авторитарных сект является самоизоляция, самоограничение, исполнение ритуалов, во время которых могут совершаться самоубийства, изнасилования, издевательства над животными, ритуальные убийства и т. д. Такие авторитарные секты, как адвентисты, баптисты, пятидесятники, руководствуются эсхатологическими идеями, в основе которых лежит ″учение о конечной судьбе истории и мира″. Утверждается, что ″после конца истории праведники воскреснут для вечной жизни, а грешники – для вечной смерти″. Такая идеология обусловливает слепое подчинение субъекта воле бога, что объясняет придерживание верующими строгих запретов, ведь адские страдания являются наказанием за греховность. Такому человеку свойственны чувства вины, греховности, ничтожности, равнодушия, он готов отдать свою жизнь лидеру за получение внутреннего спокойствия. Такая личность является психологически омертвевшей, ее поведение характеризуется ригидностью, стереотипностью действий.

Анализ научной литературы, позволяет утверждать, что феномен психологической смерти связан с религиозностью субъекта. Такая взаимосвязь наблюдается через интеграцию тенденций жизни и смерти, которая находит проявление в создании богов, веры в потустороннюю жизнь, реинкарнацию и т. д. Тенденция к психологической смерти выражается в религиозности через: ощущение равнодушия к объективному миру, греховности, вины, ничтожности; потерю индивидуальности; ригидность, программированность поведения; страх смерти; веру в сверхъестественное. Крайними ее проявлениями является: аскетизм, мучения, членовредительство, религиозный экстаз, транс, религиозный фанатизм.

Тенденция к психологической смерти может маскироваться тенденцией к жизни и выражаться через: восприятие аскетизма, страдания как проявление героизма и наивысшей преданности богу; религиозный экстаз и транс как воображаемое слияние с божественным; религиозный фанатизм, терроризм, экстремизм как борьба за добро во всем мире; рабскую покорность божеству как залог счастья.

Установлена взаимосвязь тенденции к психологической смерти с такими явлениями, как: аскетизм, мучения, членовредительство, религиозный экстаз, транс, религиозный фанатизм. Для отмеченных выше феноменов характерны физическое и психологическое омертвление, которые являются крайним проявлением тенденции к психологической смерти. Так, религиозная вера связана с чувствами вины, страха смерти, ощущением греховности и одновременно эйфории избавления от гнетущих переживаний. Нередко религиозная вера является спасением от переживаний психологической травмы, что обеспечивает иллюзорное решение проблем через омертвление, подмену объективной реальности воображаемой.

Ссылки литературных источников представлены в книге:

Яценко Т. С., Глузман А. В., Калашник И. В. Глубинная психология: диагностика и коррекция тенденции к психологической смерти. Учеб. пособие. – Ялта: РВУЗ КГУ, 2008. – 204 с