Роль идентификации в возникновении тенденции к психологической смерти

В психоаналитическом словаре идентификация определяется как "первая эмоциональная связь ребенка с другим субъектом, который играет весомую роль в развитии эдипового комплекса". Ж. Лапланш и Ж.-Б. Понталис утверждают, что процесс идентификации включает в себя ″присвоение субъектом свойств, качеств, атрибутов другого человека″, т. е. субъект частично теряет собственную индивидуальность.

В психоанализе отмечается, что процесс идентификации может проявляться в слиянии личности с другим значимым человеком, поглощении (воплощении у себя чувств, мыслей, желаний значимого человека), наследовании (идеализированного объекта), отождествлении себя с утраченным объектом любви и т. п. Ребенок от своего рождения зависим от родителей как биологически, так и психологически, но вместе с тем (с таким слиянием) действует фактор разъединения, которое обусловливает обособление ″Я″ ребенка. Этот фактор детерминирован эдипальным периодом развития субъекта. Ребенок вынужден отказываться от тесной связи с родителями, которая компенсируется через идентификацию с другими объектами его окружения.

Полученный нами эмпирический материал позволяет утверждать, что нивелирование фактора разрыва единства ребенка со значимой фигурой происходит через формирование к ней отрицательного отношения. Ревность, зависть, агрессия, сопутствующие эдиповой ситуации, порождают омертвление либидных чувств, обесценивание объекта любви и формирование амбивалентных чувств. Механизм идентификации осуществляется путем интроекции черт либидного объекта вглубь субъекта. Через интроекцию, ″присвоение″ субъектом определенных черт либидного объекта они становятся сущностью его личности. Индивид нагружается чертами либидных объектов, они могут приобретать характер ″клише″. На поведенческом уровне это проявляется в ригидности поведения, стереотипности мышления. Т. С. Яценко отмечает, что механизм идентификации действует в направленности ″к силе″, т. е. рядом с положительными чертами могут интроектироваться и те, от которых субъект страдал на протяжении жизни: агрессивность, эмоциональная черствость, пассивность и т. п. Последнее объясняет стремление индивида реализовать, повторить драмы детства, ведь у него есть бессознательное желание освободиться от деструктивной энергии, что выступает самопсихотерапией.

Значительный взнос в разработку вопроса идентификации являются работы М. Кляйн, З. Фрейда, А. Фрейд, Ш. Ференци, Р. Шпица. М. Кляйн связывает процесс идентификации с синтезированием в "Эго" деструктивных и либидных чувств ребенка относительно материнской груди. Пища, по утверждению М. Кляйн, является трансформированной грудью, которая несет положительные ощущения (наслаждение) или негатив (сразу). Ребенок, который ощущает страх за свое существование и ненависть к объекту, который он поглощает, поворачивается против него. "Эго" старается блокировать, подавить деструктивные импульсы, которые могут разрушить либидный объект или нанести ему вред. Исследовательница утверждает, что мать, с которой связана тревога, воспринимается ребенком как "находящаяся в опасности или уже  уничтоженная и утраченная ребенком навсегда.

Такие ощущения приводят к усилению идентификации с поврежденным объектом... Ребенок ощущает, что ее деструктивные импульсы и фантазии направлены против либидного объекта, это порождает рост чувства вины, а вместе с тем, стремление восстанавливать, охранять, возрождать желанный объект". С помощью идентификации с объектом либидо деструктивные чувства (ненависть, агрессия, ревность, зависть) могут относиться не только к внешнему объекту, а и к самому субъекту, влияя на возникновение внутренней противоречивости психики (ребенок любит мать и вместе с тем ненавидит ее за то, что материнскую любовь нужно разделять еще с кем-то). Желание быть "слитым" с родителями и одновременное стремление к самостоятельности предопределяют обострение амбивалентности, которая порождает актуализацию тенденции к психологической смерти.

Идеи М. Кляйн было продолжено в исследованиях Дж. Франкла. Он связывает процесс идентификации с "поглощением объекта вглубь субъекта", с ощущением безраздельного единства, когда перенимаются желанные черты и ценности либидного объекта и т. п. Механизм идентификации формируется в младенческий период и связан с процессом поглощения пищи, который может сопровождаться наслаждением или, наоборот, тревогой. Дж. Франкл утверждает, что чувство ″поглощенного объекта" может интроектироваться ребенком из-за страха его потери. Такие переживания выражаются в состояниях повышенной тревожности, потере ощущения удовольствия от получения желанного объекта и т. п. Исследователь утверждает, что агрессия, которая связана с ″поглощенным объектом″, может направляться вглубь субъекта и влиять на его чувственную сферу. Это обусловливает восприятие ребенком объективного мира как холодного, неприятного, такого, который не в состоянии давать радость и ощущение уверенности. Происходит блокирование энергетического потенциала субъекта. Индивид может терять способность к эмоциональной чувственности, которая порождает ощущение внутренней опустошенности, одиночества, депрессивности. 

Тенденцию к психологической смерти может порождать факт смерти близкого человека через идентификацию с ним. Смерть близкого человека способна послужить причиной психологического омертвения через процесс идентификации, что может повлиять на возникновение тенденции к утрате связи с жизнью, порождать психологическую травму и ускорять биологическую смерть. Представленный ниже эмпирический материал отражает ощущение протагонистами потери смысла жизни, разочарованности своим существованием. Такие ощущения выражаются в образах сжатого сердца, слезы, креста как символа потери близкого человека. З. Фрейд сделал весомый вклад в решение проблемы влияния идентификации с утраченным объектом на психику субъекта. Исследователь утверждал, что идентификация с "утраченным объектом" происходит через интроекцию этого объекта в "Я" субъекта. Потому траур и депрессия возникают как следствие переживания субъектом потери объекта любви и вместе с тем являются альтернативными средствами преодоления тревоги. З. Фрейд подчеркивал, что чем больше выражена инфантильная зависимость субъекта от утраченного объекта, тем глубже ощущение горя .

Л. Ф. Бурлачук, А. С. Кочарян, М. Е. Жидко, Ф. В. Бассин утверждают, что смерть близкого человека, неудачная любовь, ожидание собственной неминуемой смерти являются глубокими фрустрирующими состояниями. Идентификация является одним из средств терапии, ведь она снижает силу фрустрации через уменьшение тревожности. Э. Линдеманн подчеркивает, что переживания потери близкого человека являются похожими у разных людей. К таким переживаниям относятся: потеря активности, аппетита, расстройства сна, ощущение опустошенности, бесперспективности существования, самоизоляция. Исследователь утверждает, что идентификация субъекта с утраченным объектом может приводить к поглощению образом умершего, что порождает социальную отчужденность субъекта. Поглощение утраченным объектом может создавать иллюзию его существования в реальности, выполняя роль терапии через снижение тревожности. Индивид омертвляет реальность, живет в воображаемом мире, тем самым соединяясь с утраченным объектом. Примером такой идентификации с умершим может служить жизнь таких известных художников, как С. Дали и В. Ван Гог. С. Дали утверждал: ″Вместе со мной родился мой брат, мой двойник, я должен его убить, чтобы занять мое место и получить право на мою смерть″ . Он ставил акцент на том, что его умерший брат мог быть эскизом, первоначальным очерком его самого. Поэтому художник стремился походить на брата как его зеркальное отражение .

Представим фрагмент стенограммы анализа психорисунков пратогониста Н., который иллюстрирует влияние идентификации на возникновение тенденции к психологической смерти (отрывок стенограммы представлено ниже).

Фрагмент стенограммы психоаналитической работы с протагонистом Н.

(на основе комплекса тематических психорисунков)

                                     Рис.  1. ″Я-реальное″, ″Я-идеальное″

П.: Это рог (рис. 1)?

Н.: Да. Я изобразила полярность отношений.

П.: Вы изобразили кого-то из родных?

Н.: Нет, это когда в отношениях с партнером доминирует моя сторона.

П.: Крыло относится к вам?

Н.: Это мои обе стороны: я проявляюсь и как крыло, и как рог.

П.: Хвост – это намек на силу и свободолюбие?

Н.: Да, это что-то чертовское.

П.: То есть солнце и крыло – высокость, а хвост и рог – чертовское?

Н.: Да.

П.: 1 Это изображение вашей внутренней сущности? Вас смущает такая амбивалентность, ведь приходиться скрывать ваше настоящее лицо?

Н.: 1 Не всегда. Среди близких я не пытаюсь этого делать, они принимают меня такой, какой я есть.

П.: 1 В отношениях с человеком противоположного пола вы пытаетесь маскировать вашу темную сторону, демонстрируя солнечную сторону, крылья. Партнер должен вам постоянно подтверждать высокость отношений. Если этого не происходит, то разлука неминуема?

Н.: Да, это борьба за то, чтобы никто не видел моей слабости в отношениях, – для этого я буду проявлять себя в ″чертовом″ аспекте. Так я прячу слабость за мортидной силой.

П.: Мы видим единство мортидо и либидо: солнечность, высокость в соединении с рогом и чертовским хвостом. Намек на то, что ″я проявляю силу, чтобы избежать ощущения неполноценности″.

Рис.  2. Восприятие близкими и окружающими моего несуществования

П.: Это пирамида, в середине которой находятся роза и свечка?

Н.: Да.

П.: Не ощущаете вы себя так, как-будто находитесь под куполом?

Н.: Да, ощущаю.

П.: Вы сами оберегаете этот огонь в себе? Это, возможно, стремление единения с матерью, ведь изображение является подобным  утробе. В пирамиде изображен огонек, который является мужским символом, ведь, с одной стороны, ″я ощущаю в себе мужской потенциал, а с другой стороны, я –  женщина″. Огонек достаточно маленький – всего лишь свечка, а не вулкан, – поэтому ″мне требуется такая охрана, которую обеспечивала мне мать″.

Н.: 2 Да, но я не принимаю отцовского внимания, любви.

П.: 2 Так проявляется тенденция ″в утробу″ – ″именно там я органично единилась с матерью и отцом″. Там не было амбивалентности чувств, от которых вы страдаете. У вас заблокированы чувства любви, вы не можете их проявлять. ″Я только воспринимаю разумом, все рационализирую, а когда доходит до чувств, я все ломаю″. Вы ощущаете риск потерять себя?

Н.: 2 Да.

П.: 2 Вы говорите, что воспринимаете только разумом. А поскольку вы являетесь живым человеком, чувства могут пробуждаться, и вы тогда разрываете отношения?

Н.: 2 Да, каждый раз.

П.: Не прячетесь ли вы таким образом в пирамиду?

Н.: Да.

П.: 3 То есть этот рисунок можно переименовать: ″Как я прячу свою чувственность″. ″Я так кождый раз переживаю несуществование именно в интимных отношениях: я их прячу и ставлю свечку″. Это вам нравиться?

Н.: 3 Это от меня не зависит.

П.: 3 Легче прятать?

Н.: 3 Да.

П.: 3 Сколько таких урн в вашей жизни?

Н.: 3 Четыре, но разного размера.

Рис. 3. Мое обычное эмоциональное состояние

Н.: Кошки на душе скребут (рис. . 3).

П.: Все запутано пуповиной. Это может свидетельствовать о том, что ″все я несу со своей семьи”. Губы на рисунке что-то говорят или кусают, ведь нарисованы клыки?

Н.: Они пьют кровь.

П.: Свою или чужую?

Н.: Близких.

П.: Если у вас так плохо на душе, то вы можете погружать в такое состояние и тех, кто близок к вам?

Н.: Да, когда они начинают ко мне приставать. Особенно, когда мать проявляет нежность, целует.

П.: Вы сопротивляетесь проявлениям нежности?

Н.: Да, я не могу этого терпеть, а мать обижается.

П.: 4 А сами вы проявляете нежность?

Н.: 4 Редко.

П.: 4 Вы можете быть в образе этих котов, сами скребти свою душу?

Н.: 4 Да.

П.: 4 За что вы себя наказываете?

Н.: 4 За слабость.

П.: За чувства, которые вы себе позволили?

Н.: Да, за то, что я себя плохо контролировала, что к чему-то не дотягиваю. Нужно себя так наказать, чтобы ничего не ощущать.

П.: 5 Наказать до крайности?

Н.: 5 Да, опустошение лучше  боли.

П.: 5 Вы приводите чувства к ″пирамиде″ (рис. Е. 2). Это лучше, чем живые, травмирующие вас чувства?

Н.: 5 Да.

П.: Вы их прячете и повторяете это каждый раз – ″я прячу сама себя″?

Н.: Да.

П.: Тенденция к психологической смерти проявляется через импотирование, омертвление чувств.

Рис. 4. Человек, которого я не люблю

П.: 6 Мы видим на рисунке (рис. 4) похороненое перышко. Ящик подвешен на цепи?

Н.: 6 Это ледяная глыба, в которой похоронено перышко.

П.: 6 Не доводите вы себя сами до такой ″льдины″: кусаете клыками, пьете кровь, скребете, как кошка (рис. 3). Омертвляете себя и превращаете на льдину, которая означает замораживание своих чувств. Четыре пуповины на рисунке являются намеком на связь с семьей. Изображены засохшие листья. За что вы не любите этого человека?

Н.: 6 За эту льдину.

П.: 7 Вы приводите себя к такому состоянию, что перестаете любить, а потом возвращаетесь к чему-то другому?

Н.: 7 Мне приходится замораживать чувства, поскольку я их не выдерживаю.

П.: 7 Вы не выдерживаете из-за риска проявления собственных чувств и страха, что вы потеряете контроль разума. У вас нет гармонии отношений с людьми, потому что каждый раз чувства замораживаются.

Н.: 7 Да, я не могу действовать иначе – это происходит неосознано.

П.: ″Неосознано″ означает, что вы пьете не только свою кровь, но и других?

Н.: Я так веду себя, что люди не выдерживают и убегают от меня.

П.: Вы не любите это замораживание в себе?

Н.: Нет, но иначе я не могу.

П.: Это как фатум.

                                       Рис.  5. Восприятие несчастья

Н.: Это деревянный кол в сердце (рис. 5).

П.: 8 Кто его туда забил и кто так подставил свое сердце?

Н.: 8 Не знаю. Наверное, сама.

П.: 8 Вы в жизни пережили драму, ведь это замораживание произошло не от добра?

Н.: 8 Оно заморозилось раньше.

П.: 8 Оно заморозилось раньше, чем это случилось, а рисунок – только представление, что такое произошло. Поэтому вы упреждаете такие интимные отношения путем замораживания?

Н.: 8 Да, я никогда не открываюсь.

П.: Возможно, это то, что вы делаете с другими людьми?

Н.: Возможно, но себе я также это делаю, чтобы не чувствовать.

П.: Чтобы не пережить высокой влюбленности, вы омертвляете свое сердце, то есть себя за это наказываете. Наверное, было трудно заморозить, забить кол – это эмоциональное самоуничтожение. Сердце не только ваше, но и того человека?

Н.: Да. Я влюбилась больше, чем он.

Научно-обобщающий анализ фрагмента стенограммы психоанализа комплекса тематических рисунков протагониста Н.

Фрагмент стенограммы свидетельствует об идентификации протагониста с матерью, погруженной в горе из-за потери ребенка. Идентификация протагониста с матерью вызвала возникновение у протагониста чувств собственного несуществования, бесперспективности жизни, тревожности, что представлено в рисунке ″Я – Реальное″ (рис. 1). Анализанд утверждает, что наблюдает за окружающими будто из другого мира, ведь не ощущает себя в реальном мире (к-ты 1, 2). Психоаналитический диалог с автором рисунков доказывает, что Н. находится в трагедии переживания потери вместе с матерью. На рисунке ″Как я вижу сама себя″ (рис. 3) изображена колба – вакуум, который является неживотворным, сердце на шпиле, которое постоянно ранится и задыхается от грусти.

Тенденция к психологической смерти выражается в ощущениях протагонистом того, что ее сердце разрушается от тревоги и грусти, не находя отдушины в жизни (к-ты 3, 4). На рисунке ″Восприятие прошлого, которое нельзя исправить" (рис. 4а) представлена стена, которая выстраивается как защита от объективного мира и переживаний, которые ранят Н. (к-т 5). Протагонист "выстраивает" стену, "отрезает" прошлое, к которому не хочется возвращаться, что иллюстрирует на рисунок ″Восприятие прошлого, которое нельзя исправить" (рис. 4 б). Тенденция отрыва от реальности изображается в ощущении анализандом собственного несуществования, искусственности жизни, что представлено на рисунке ″Дорога моей жизни″ (рис. 5). Дорога, которая ведет на вершину горы, которая покрыта льдом и тучами, не является животворной –  это свидетельствует о тенденции к психологической смерти. Н. утверждает, что не доверяет окружающим и старается обходить их, т. е. идет своей дорогой жизни. Она любит наблюдать за толпой, но не видит себя в ней.

Дорога жизни направлена к вершине, которая является серой и омертвевшей. Н. отмечает, что это порождает ощущение страха и вместе с тем желание подняться на нее, чтобы отступить от обыденности (к-т 6). Анализанд живет в собственном воображаемом мире мечтаний, ограждаясь от окружающих, что является проявлением тенденции к психологической смерти. Такие отступления от реальности связаны с образом умершей сестры, что представлено на рисунке ″Драматическое событие жизни нашей семьи″ (рис. 7). Этот образ является мифическим, идеальным благодаря рассказам родителей. Н. подчеркивает, что сестричку родители отождествляли с солнышком, которое дарит радость (к-т 7). Последнее перекликается с рисунком ″Я – Идеальное″ (рис. 1), где изображен образ солнышка, к которому стремится Н. Солнце, по архетипной символике, является образом матери, любви, к которой стремилась Н. Желание получения любви со стороны матери обусловило идентификацию протагониста с умершей сестричкой, которая получала больше внимания несуществующей, чем Н. – живой. Идентификация протагониста с умершей сестрой вызвала возникновение ощущения несуществования, что иллюстрируют такие высказывания протагониста: "Жизнь будто отражалась в зеркале", "Живу будто в двух мирах: в небе и под водой, а не в реальности″ (к-ты 8, 9). В рисунке ″Восприятие несчастья″ (рис. 6) анализанд изображает себя со стрелой, которая является смертоносной.

Стрела не замечается Н. до определенного момента, пока не обостряется ощущение бесперспективности жизни, что тождественно психологической смерти (к-т 12). Идентификация протагониста с матерью повлияла на формирование определенного типа отношения к отцу, которому мать предъявляла обвинение в смерти дочки. Н. находилась в конфликте чувств: с одной стороны, она желала быть вместе с отцом, а с другой –  идентификация с матерью обусловила невозможность этого, что представлено на рисунке ″Мужчина, женщина и я″ (рис. 8). Протагонист изображает себя отцветшим одуванчиком, и любое прикосновение может его уничтожить.

Мужчина представлен образом мотылька, который несет угрозу для одуванчика, что символизирует сложность интимных отношений (к-ты 10, 11). Последнее может свидетельствовать о проявлении психологической импотенции и тенденции к психологической смерти, ведь контакт мужчины и женщины невозможен – он равняется смерти.  Культ умершего ребенка в семьи может послужить причиной идентификации другого ребенка с идеализированным образом умершей, что выражается в бессознательной потребности реализовать ее судьбу.

Анализ эмпирического материала позволяет утверждать, что  стремление субъекта к подчинению окружающих и вместе с тем потребность быть подчиненным связанные с детскими переживаниями, среди которых – блокирование родителями активности ребенка, которое порождало ощущение бессилия, бесперспективности, страх смерти. Такие переживания вытесняются в бессознательное и во взрослой жизни выражаются в стремлении подвергнуть наказанию, омертвить окружающих или физически уничтожить, причинить эмоциональную боль собственной персоне. Так, на представленных ниже рисунках протагонист Л. изобразила себя в семье родителей в виде раненого глаза и чаши крови. Л. утверждает, что ей приходилось переживать физическое и эмоциональное насилие в родительской семье со стороны матери. Приведем высказывание относительно рисунка ″Я в семьи родителей″ : ″Она била меня палкой, ногами и тем, что было под рукой″, ″Мать так меня обижала, что, казалось, худших слов, наверное, и не найти″, ″Она (мать) могла не разговаривать со мной неделями, делая вид, что меня нет″, ″Однажды я порезала себе вены, чтобы она обратила на меня внимание, но все было напрасно″.

                                Рис. 6. Я в семье родителей

                                        
                               Рис. 7. Мой сексуальный партнер

На рисунке ″Мой сексуальный партнер″ (рис. 6) изображена птичка, которая грудью падает на колющую ветвь розы, ранится и может умереть. Л. утверждает, что нередко создает такие ситуации, когда отношения с интимным партнером разрушаются из-за ее агрессии. Протагонист отмечает, что требует от партнера самоотверженности и нередко становится для него колющей розой. По словам Л., она не представляет любви без страданий, они являются мерой преданности. Таким образом, наблюдается идентификация протагониста с матерью. Л. стремится быть любимой, значимой, хоть и через эмоциональную боль (тенденция ″к силе″), но вместе с тем у нее бессознательное стремление быть несчастной, обездоленной, ведь она разрушает отношения (тенденция ″к слабости″). Такое противоречие поглощает энергию Л., психологически ее импотируя. Итак, Л. на бессознательном уровне соединяется с матерью, ведь психологически импотирует партнера, что приводит к разрушению отношений и повторению драмы детства. 

Г. Б. Бедненко отмечает следствия идентификации женщины с архетипом Деметры (женщины-страдальщицы). Такая идентификация может осуществляться в раннем детстве, когда ребенок переживает ощущение ненужности, отстраненности от матери. Автор утверждает, что архетип Деметры является олицетворением страданий, разрушенной жизни женщины, который лежит в основе многих мифологических сюжетов. Г. Б. Бедненко, Д. Болен выделяют разновидности этого архетипа. Приведем некоторые из них. Для архетипа матери, которая грустит, характерные тоска, страдание покинутой, обиженной женщины. Архетип переживания насилия выражается через отказ от близости с человеком противоположного пола, блокирование сексуальности.

Архетип матери, которая находится в депрессии, олицетворяет ощущение пассивности, бесперспективности жизни, ведь мать, приносящая себя в жертву ребенку, является опустошенной изнутри. Архетип ″мертвой матери″ характеризуется депрессивностью, глубокой меланхолией. Исследователи утверждают, что женщина, которая идентифицировалась с ″мертвой матерью″, физически присутствует в семье, но психологически опустошена (мертвая). Она не может оказать эмоциональную поддержку и любовь ребенку, а также выразить ее мужчине. Исследователи пишут, что идентификация женщины с архетипом Деметры может порождать тенденцию к самонаказанию, разрушению, омертвлению отношений с окружающими. Такая идентификация может проявляться в следующих явлениях: бессознательной тенденции к созданию неполной семьи (из-за ″заинтересованности″ женщины в ощущении несчастья, страданий); тенденции к разрушению отношений с противоположным полом. Такой человек словно не живет реальной жизнью, его мышление характеризуется стереотипностью, ригидностью, она стремится к разрушению окружающего мира. 

Анализ эмпирического материала позволяет констатировать взаимосвязь тенденции к психологической смерти с феноменом идентификации с агрессором. Интроектируются не только черты, но и средства достижения желанной силы, что может реализоваться в манипуляциях, запугиваниях, подхалимстве, неуправляемой агрессии и т. п. Такие средства общения могут приводить к разрушению отношений с окружающими людьми, порождая у субъекта ощущение слабости, обреченности, бесперспективности жизни. В качестве примера приведем психорисунки протагониста  К. на темы: ″Эмоциональное состояние близких мне людей″  (рис. 8), ″Человек, которого я уважаю″  (рис. 9).

                                    
                  Рис. 8. Эмоциональное состояние близких мне людей

                                  
                              Рис. 9. Человек, которого я уважаю

На рисунке ″Эмоциональное состояние близких мне людей″ К. изобразил образ своего отца, который проявляет физическую агрессию относительно него и матери. Панический страх отца, по словам протагониста, обусловил возникновение у него ощущение ненависти, неродности, агрессивности и стремление подвергнуть наказанию отца за издевательство над К. и родными.  На рисунке ″Человек, которого я уважаю″ (рис. 9) К. изобразил лидера молодежной группировки (скинхеды), которые придерживаются национал-социалистической идеологии. Протагонист утверждает, что психологическая сила человека заключается в его способности руководить своими эмоциями, наказывать себя за слабость, отстаивать идеалы группы. Таким образом, К. сам для себя воплощает отца, тем не менее находит для этого социальное подкрепление. Следование идеалам группировки является своеобразной подменой родительского отношения. 

В. Райх исследовал феномен ″идентификации с фюрером″. Исследователь утверждает, что чем больше негатива пережил индивид в своем детстве, тем в большей мере у него развивается тенденция подчиняться агрессору. Чем более ничтожным является субъект, тем больше проявляется "идентификация с фюрером" (как с представителем "расы властителей"). Идентификация с сильным лицом  содействует избавлению индивида от ощущения собственной ничтожности, неполноценности. Источники такого стремления к единению с фюрером В. Райх усматривал в детской потребности защиты и единения с родителями, которого был лишен субъект в детстве.

Феномен идентификации с агрессором представлен в исследованиях А. Кемпински, М. Пордера, А. Фрейд и др. А. Фрейд отмечает, что стремление к власти, разрушению, подчинению окружающих людей своей воле связано с тем, что субъект не в состоянии пережить травмы детства и преодолевает их с помощью идентификации с субъектом, который олицетворяет силу (″идентификация с агрессором″). Исследовательница утверждает, что сущность этого защитного механизма состоит в защите индивида от страха смерти, унижения, которые он ощущал в детстве. Другим защитным механизмом является проекция собственной агрессивности и восприятие окружающих в качестве врагов, которое выражается во враждебности и агрессивности.

Близкой позиции придерживается М. Пордер, который указывает на глубинно-психологические истоки феномена идентификации с агрессором. Исследователь подчеркивает, что субъект не способен выразить ту боль, которую он пережил, вербально, ведь ему мешают социальные нормы, и тогда он на бессознательном уровне идентифицируется с агрессором. Г. Пордер пишет: ″Субъект стремится принудить более слабого пережить подобную боль, ощутить то, что пережил сам. С этой целью он проецирует на другого неприемлемую часть себя, в данном случае – ту, которая не смогла сопротивляться агрессору и вступила в конфликт с ″маскулинным Эго″. Впервые идентификацию с агрессором на примере пленных концлагерей была описана А. Кемпински. Он утверждал, что заключенные способны присоединяться к ценностям, убеждениям своих палачей, что и обусловливает их отождествление с агрессорами. В психологическом словаре существует такой термин, как "стокгольмский синдром", который означает принятие ценностей и убеждений, переход на более близкий уровень общения с вражеской стороной ради ощущения безопасности.

Такой феномен нашел широкое отражение в период Второй мировой войны на оккупированных территориях Советского Союза. Б. Беттельхайм, Р. Лифтон описали феномен ″мортификации″ или идентификации со смертью. Для такого феномена характерно: потеря субъектом ощущения существования, отождествление себя с погибшими, ″уничтожение символизации жизни, что разрушает отношения с окружающими″. Г. Лифтон утверждает, что идентификация со смертью выражается в изменениях жизни и мышлении личности. Исследователь так описывает упомянутый выше феномен: ″... это ощущение глубокого и внезапного разрушения самого себя, способа существования в объективном мире, исчезновение естественного порядка вещей, это сильное короткое замыкание, разрушение структуры существования″, спасением от чего может быть примирение со смертью, присоединение к силе, которая олицетворяет страдание.

Близким к обозначенному выше является феномен уподобления лица серийным убийцам. Так, во время преступной деятельности или после задержания известных серийных убийц Чекатило, Оноприенко, Косарева и др. появилось много так называемых подражателей, которые возвеличивали преступников до уровня кумиров и всячески старались уподобляться им. Такая имитация проявлялась в копировании не только действий, а и внешности (одежды, движений, выражения лица, походки и т. п.). Подражатели были убеждены в том, что они является тем человеком, которого они копируют, и что они могут его превзойти. Феномен "присвоения преступлений" выступает как желание быть вместе с преступником – таким же сильным.

Если ознакомиться с жизненным путем убийц, то обращает на себя внимание факт деструктивных методов воспитания родителей, которые угнетали, порождали страх перед своим образом, выступали палачами относительно ребенка и вместе с тем – богом, который указывал, жить ему или умереть. Т. е., состоялась интроекция ребенком тех черт, от которых он страдал. Ребенок становится палачом для самого себя, реализуя желание быть рядом с такими могущественными родителями, что возможно лишь через страдание. Серийные убийцы совершают то же самое, принуждая ″дрожать″ перед ним свою жертву путем ее истязания. Такие примеры являются подтверждением того, что механизм идентификации тесно связан с тенденциями к жизни и к смерти, ″от слабости к силе″ и "от силы к слабости", ведь, принуждая страдать свою жертву, убийца ощущает силу и вместе с тем слабость, поскольку он воссоздает травмирующую ситуацию детства. Психика субъекта может терапевтироваться через присоединение к другому человеку в переживаниях горя, душевной боли, что указывает на потребность, готовность пережить ситуацию трагедии. Примером такого явления служат актеры, литераторы, которые выбирают драматический жанр, ведь, по их убеждению, драматические образы могут глубже отразить сущность человеческой души. Идентификация с героем фильма может вызвать изменения в расположении духа зрителей, слезы, которые также является проявлением готовности к сопереживанию трагедии. Механизм идентификации влияет на формирование линий поведения субъекта и оказывает судьбоносное влияние на его жизнь.

Таким образом, механизм идентификации играет роль в возникновении тенденции к психологической смерти. Он связан с тенденцией уподобления субъекта другому объекту через интроектирование его черт, идентификацию с утраченным объектом. Такие интроекты определяются в зависимости от влияния генерального механизма динамики психологических защит ″от слабости к силе″. Субъект может нагружаться чертами либидных объектов, которые приобретают статику и проявляются в стереотипности, программированости форм поведения. Тенденция к психологическому омертвению может быть формой защиты от переживания травмы, что иллюзорно снижает тревожность, дезадаптируя индивида. 

Отрывок из книги:  Яценко Т. С., Глузман А. В., Калашник И. В. Глубинная психология: диагностика и коррекция тенденции к психологической смерти. Учеб. пособие. – Ялта: РВУЗ КГУ, 2008. – 204 с.