Блаватская Елена Петровна » Теософия - 1. Разоблаченная Изида. Том I

Однажды в Индии мы были свидетелями испытания по искусству владения психическими силами, своего рода состязании между неким святым госсейном (факир, нищий) и колдуном (так называемый фокусник), что припомнилось нам в этой связи. До этого мы обсуждали соответственные силы питри, – до-Адамовых духов, помощью которых пользовался факир, и невидимых помощников колдуна. Договорились устроить испытание, и пишущая эти строки, была избрана третейским судьею. Мы предавались полуденному отдыху у небольшого озера в Северной Индии. На гладкой поверхности озера плавало множество водяных цветов и большие блестящие листья. Факир, приложив свой лист к груди, скрестил над ним руки и мгновенно погрузился в транс. Затем, перевернув лист поверхностью вниз, он положил его на воду. Колдун же прикинулся, что он в силах управлять «хозяином вод», то есть духом, который обитает в воде; и хвастал, что он заставит водяного духа предотвратить питри от какого-либо проявления на листе факира в своем элементе. Он взял свой лист и швырнул его вводу, предварительно проделав обряд варварского заклинания. Лист произвел сильное волнение, тогда как другой лист оставался совершение бездвижным. По истечение нескольких секунд оба листа были вынуты. На листе факира, к великому негодованию колдуна, мы обнаружили что-то похожее на симметрический рисунок, намеченный мелочно-белыми письменами, точно сок этого растения был употреблен в качестве едкой жидкости для письма. Когда лист подсох, и представилась возможность его тщательно изучить, то нанесенные знаки оказались необычайно изящным санскритскими письменами, в целом, представляли собой изречение высоконравственного содержания. Считаем нужным добавить, что сам факир не умел ни читать, ни писать. На листе же колдуна были обнаружены черты наибезобразнейшего злобного лица. Так что каждый лист носил на себе отпечатки или аллегорическое отражение характера состязующегося указывал на качество духовных существ, которыми он был окружен. Но к глубокому сожалению, мы опять должны оставить Индию с ее голубым небом и таинственным прошлым, религиозными последователями и вещими волшебниками и на волшебном ковре историка перенестись обратно в затхлую атмосферу Французской Академии.  

Чтобы оценить по достоинству робость, предвзятость и поверхностность, которыми отмечено обращение с психологическими проблемами в прошлом, мы предлагаем просмотреть книгу, которая лежит перед нами. Это – «History du Merveilleux dans les Temps Modernes». Этот труд издан автором, ученым доктором Фигюйером, и кишит цитатами наиболее выдающихся авторитетов по физиологии, психологии и медицине. Доктор Калмейл, хорошо известный главный директор Чарентона, знаменитой психиатрической лечебницы Франции, является этим здоровенным Атлантом, который на своих могучих плечах выносит всю тяжесть эрудиции этого мира. В качестве созревшего плода мысли 1860 года его сочинение должно навсегда сохранить за собой место среди самых любопытных трудов искусства. Движимый незнающим покоя демоном науки, полный решимости убить суеверие – и, заодно и спиритизм одним ударом – автор дает нам сводку-обзор о всех наиболее замечательных случаях медиумистических феноменов за последние два столетия.  

Его обсуждение охватывает исторические эпидемии пророчествования Севенны, Камисарды, янсенистов, аббата Париса, а также другие эпидемии, которые мы будем упоминать по возможности короче, так как они в течение последних двадцати лет описывались каждым писателем, касавшимся темы этих феноменов. То, что мы хотим опять вынести на обсуждение, не есть сами факты, а только отношение к этим фактам как с ними обращались те, кто в качестве признанных авторитетов науки тем более несли ответственность за правильное их освещение. И если мы сейчас знакомим читателей с вышеупомянутым полным предвзятости автором, то мы делаем это только для того, чтобы наглядно показать, чего могут ожидать оккультные факты и проявления от ортодоксальной науки. Если наука так обращалась с известными по всему миру психологическими эпидемиями, что же тогда может побудить материалиста к серьезному изучению других феноменов, столь же достоверных, сколько интересных, но менее популярных? Следует запомнить, что доклады, сделанные разными комитетами своим академиям в свое время, и протоколы судебных трибуналов все еще существуют и по ним можно навести справки с целью проверки. Вот из каких безупречных источников доктор Фигюйер собрал материалы для своей необычной книги. Мы должны дать читателю, по меньшей мере, сущность его ни с чем несравнимых аргументов, которыми автор стремится стереть в порошок всякое проявление сверхъестественности, и вместе с этим дать комментарии знатока демонологии де Мюссе, который в своих сочинениях [101 ] нападает на скептического автора, как тигр на свою добычу.  

Из схватки этих двух противников – материалиста и набожного церковника – непредубежденный исследователь может снять хороший урожай.  

Мы начнем с «трясунов» Севенны, с эпидемии, поразительные феномены которой происходили во второй половине 1700 г. Беспощадные меры, примененные французскими католиками, чтобы искоренить дух пророчеств из целого населения местности, являются историческим фактом и не нуждаются, чтобы их здесь повторяли. Однако только тот факт, что горсточка мужчин, женщин и детей, числом не более 2000, могли сопротивляться годами королевским войскам, число которых, вместе с милицией, достигало 60000 человек, одно это уже удивительно само по себе. Все эти чудеса запротоколированы, и procиs verbaux того времени хранятся в архивах Франции доныне. Между прочим, существует официальный доклад, который был послан в Рим свирепым аббатом Чейла, настоятелем Лаваля, в котором он жалуется, что Злой Дух настолько могущественен, что никакие муки, никакие инквизиторские пытки не в состоянии выгнать его из севеннских жителей. Он добавляет, что он клал их руки на горячие уголья, и они даже не были опалены; что он завертывал, человека целиком в вату, намоченную в масле, и поджигал, и что во многих случаях после этого на коже не обнаруживали ни единого волдыря; что стреляли в них ядрами и находили ядра расплющившимися между одеждой и кожей, без малейшего вреда человеку и т. д. и т. д.  

Приняв все вышесказанное в качестве основы для своих ученых аргументов, вот что говорит доктор Фигюйер:  

«К концу семнадцатого века некая старая дева привезла в Севенну дух пророчеств. Она передает его (?) молодым парням и девушкам, которые, в свою очередь, испаряют его и распространяют в окружающей атмосфере… Дети и женщины становятся наиболее восприимчивыми к заразе (том II, стр. 261). Мужчины, женщины и младенцы под вдохновением говорят не на обычном местном диалекте, но на чистейшем французском – языке в то время совершенно неизвестном в той местности. Дети двенадцати месяцев от роду и даже еще меньше, как мы узнаем из протоколов, которые до этого едва были в состоянии произнести несколько коротеньких слогов, бегло говорили и пророчествовали».  

«Восемь тысяч пророков», – говорит Фигюйер, – «были рассеяны по всей стране: посылали за докторами и выдающимися врачами».  

Половина медицинских училищ Франции, в том числе факультет Монпелье, поспешили на место происшествия. Состоялись совещания, и сами врачи заявили, что они  

«в удивлении и в восхищении от того, что слышат, как молодые девушки и парни, невежественные и неграмотные, произносят речи о предметах, которых они никогда не изучали» [280 , т. ii, с. 262].  

Приговор, произнесенный Фигюйером в адрес своих предательских собратьев по профессии за то, что они так восторгались молодыми пророками, гласил:  

«Они сами не понимают, чему были свидетелями» [280 , т. ii, с. 262].  

Многие из этих пророков, вопреки воли тех, кто пытался разрушить эти чары, передавал свой пророческий дух [280 , т. ii, с. 265]. Значительная часть их была в возрасте между тремя и двенадцатью годами; другие были еще грудными младенцами, и ясно и четко говорили по-французски [280 , т. ii, с. 267, 401, 402]. Эти беседы, которые часто продолжались по несколько часов, были бы не под силу маленьким ораторам, если бы они находились в своем нормальном состоянии[280 , т. ii, с. 266 и далее , 400].  

«Ну», – спросит читатель, – «каково значение такой серии чудес, раз уж Фигюйер их всех допускает в своей книге?» – «Никакого значения нет! Ничего не было», – отвечает он, «кроме эффекта мгновенной экзальтации умственных способностей » [280 , т. ii, с. 403]. Эти явления», – добавляет он, – «наблюдаются при многих мозговых заболеваниях».  

«Мгновенная экзальтация, длящаяся много часов в мозгах младенцев в возрасте одного года отроду, еще не отнятых от груди, но уже говорящих на хорошем французском языке прежде, чем выучились произносить хотя бы одно слово на своем местном диалекте! О, удивительный феномен физиологии! Чудо – должно быть имя твое!» – восклицает де Мюссе.  

«Доктор Калмейл в своем труде по умственным расстройствам», – замечает Фигюйер, – «когда рассматривает экстатическую теоманию кальвинистов, приходит к заключению, что это заболевание должно быть приписано «просто к истерии , а более тяжелые случаи этого заболевания – к эпилепсии»… Мы скорее склоняемся к мнению», – говорит Фигюйер – «что это была болезнь sui generis, и, чтобы присвоить ей соответствующее имя, мы должны удовлетвориться названием конвульсивные трясуны Севенны » [280 , т. i, с. 397].  

Опять теомания и истерия! Медицинские корпорации, должно быть, одержимы неизлечимой атомоманией; иначе с чего ради они стали бы выдавать такие нелепости за науку и надеяться, что они будут приняты?  

«Такова была монашеская страсть к изгнанию бесов и к поджариванию », – продолжает Фигюйер, – «что монахи всюду видели бесовское одержание, когда они ощущали нужду в чудесах или для того, чтобы пролить больше света на всемогущество Дьявола, или для того, чтобы обеденный котел в монастыре всегда кипел» [280 , т. i, с. 26–27].  

За этот сарказм набожный де Мюссе выражает сердечную благодарность Фигюйеру; ибо, как он отмечает:  

«он является первым писателем во Франции, который к нашему удивлению, не отрицает феномена, уже давно ставшего неотрицаемым. Будучи движим высокомерным чувством превосходства и даже презрения к методам, использованным его предшественниками, доктор Фигюйер хочет, чтобы его читатели знали, что он не пойдет их путями. «Мы не будем отрицать факты, как незаслуживающие внимания», – говорит он, – «лишь потому, что они не укладываются в нашу систему. Наоборот, мы соберем все факты, какие нам передала история… и которые, следовательно, имеют право на доверие; и на целой массе таковых фактов мы обоснуем естественное объяснение, которое мы, в свою очередь, в качестве продолжения передадим тем ученым, которые предшествовали мне в исследовании этого предмета»» [104 , с. 452].  

Вслед за тем доктор Фигюйер продолжает [280 , т. i, с. 238]. Он делает несколько шагов, и, перейдя прямо к трясунам Сент Мидарда, приглашает читателей внимательно вглядеться под его руководством в чудеса, которые для него лишь простые явления природы.  

Но прежде чем продолжать передачу мнений доктора Фигюйера мы должны освежить в памяти читателя то, что по свидетельству истории, называется янсенистскими чудесами.  

Аббат Парис – янсенист, умерший в 1727 г. Сразу же после его смерти у его могилы стали происходить наиболее поразительные чудеса На кладбище с утра до вечера толпился народ. Иезуиты, раздраженные тем, что еретики совершают чудеса исцеления и другие деяния, добились от магистрата приказа закрыть все доступы к могиле аббата. Но несмотря на все противодействия, чудеса продолжали совершаться более двадцати лет. Епископ Дуглас, который специально с этой целью посетил Париж в 1749 г., посетил это место и сообщил, что чудеса по-прежнему продолжаются среди трясунов-конвульсионеров. Когда все усилия к их прекращению ни к чему не привели, католическое духовенство было вынуждено признать их реальность, но само отмежевалось, как обычно, Дьяволом. Юм в своих «Философских эссе» говорит:  

«Несомненно, никогда одному лицу не приписывалось столько чудес, сколько их совершается, как сообщают, в последнее время во Франции у могилы аббата Париса. Исцеления больных, возвращение слуха глухим и зрения слепым всюду обсуждаются и приписываются воздействию святой гробницы. Но что наиболее удивительно так это то, что достоверность многих чудес устанавливается немедленно тут же на месте , перед лицом выдающихся и заслуживающих полного доверия судей в нашем ученом веке и в самом выдающемся центре просвещения… также иезуиты, несмотря на свою ученость и поддержку магистрата и определенных лиц, враждебных к таким явлениям, не в состоянии ни отрицать этих явлений ни толком объяснить их… таково свидетельство истории» [281 , с. 195].  

Доктор Мидлтон в своем «Свободном исследовании», книге, которую он написал в период, когда манифестации пошли на убыль, то есть приблизительно 19 лет спустя после того, как они впервые появились, заявляет, что свидетельства об этих чудесах не менее достоверны, чем свидетельства о деяниях апостолов.  

Феномены, так хорошо засвидетельствованные перед магистратурой, назло католическому духовенству, являются наиболее удивительными в истории. Карре де Монтджерон, член парламента и человек, прославившийся своими связями с янсенистами, тщательно перечисляет их в своем труде. Труд состоит из четырех томов, первый из них посвящен королю, озаглавленный: «La Veritй des Miracles operes par l'Intercession de M. de Paris, demontrйe contre l'Archeveque de Sens. Ouvrage dediй au Roi, par M. de Montgeron, Conseiller au Parlement». Автор приводит обширные персональные и официальные доказательства правдивости каждого случая. За то, что Монтджерон непочтительно отзывался о римском духовенстве, его бросили в тюрьму Бастилии, но его труд был принят.  

А теперь обратимся ко взглядам доктора Фигюйера на эти замечательные и бесспорно исторические феномены.  

«Трясунья отгибается назад, образуя арку; ее поясница поддерживается только заостренным концом колышка», – цитирует этот ученый автор из протокола. – «Она умоляет доставить ей удовольствие, а именно – чтобы ее колотили камнем весом 50 фунтов, подвешенный на веревке, проходящей через блок на потолке. Камень на веревке поднимают до потолка, опускают и он всем весом падает на живот девушки, причем ее спина все время опирается на заостренный конец колышка. Монтджерон и многочисленные другие свидетели показали, что ни плоть, ни кожа ее спины не носила ни малейших признаков повреждения, и что девушка, чтобы доказать, что удары не причиняют ей никакой боли, все время кричала: «Ударяйте сильнее, – сильнее!»  

«Жанна Молэ, девушка лет двадцати, прислонившись к стене спиною приняла на свой живот сотню ударов молотком весом 30 фунтов; удары наносились очень сильным человеком и были так ужасны, что сотрясали стену. Чтобы проверить силу ударов, Монтджерон испытывал их об каменную стену, к которой прислонилась девушка… Он достал один из инструментов янсенистского врачевания, так называемый „GRAND SECOURS“. „При двадцать пятом ударе“, – пишет он, – „камень, по которому я ударил и который уже был расшатан предыдущими ударами, вдруг высвободился и вывалился по другую сторону стены, оставив отверстие больше полуфута размером“. Когда удары с силою наносились по железному бураву, приставленному к животу трясуньи (которая всего лишь слабая женщина), „казалось“, – говорит Монтджерон, – „что бурав проникнет до спины, порвав все внутренности, вследствие сильных ударов“ (том I, стр. 380). „Но ничего подобного не происходит, наоборот, трясунья с выражением совершенного восторга на лице выкрикивает: „О, как восхитительно! Как мне хорошо! Сильнее, брат; бей вдвое сильнее, как только можешь!“» «Теперь», – продолжает доктор Фигюйер, – «остается только постараться объяснить странный феномен, который мы описали».