Знание и незнание о массивной психической травме: Формы травматической памяти.

Знание и незнание о массивной психической травме:

Формы травматической памяти. 

Не так давно, на одном из англоязычных ресурсов, мне попалась статья американских психотерапевтов Дори Лауб и Нанетт Ауерхан посвященная переживанию психической травмы, тяжелой и продолжительной, массивной, в их терминологии. Речь пойдет о людях, чья жизнь подвергалась опасности, о тех кто был буквально на грани жизни и смерти. Речь пойдет о жертвах терактов, участниках военных конфликтов и жертвах насилия.

В нынешнее неспокойное время эти люди нередко приходят к нам в кабинет и становятся нашими пациентами.

В статье авторы предлагают взгляд на тяжелую травму не в контексте психических защит, а в с точки зрения знания или не знания о травме. Такой взгляд не противоречит концепции защит, используемых в современной эгопсихологии, но удачно дополняет его.

Тяжелая травма, по мнению авторов, это всегда некий провал в осмыслении, потому что нет ни слов, ни категорий мышления, адекватных для ее представления.  От знания о травме, кроме того, яростно защищаются, поскольку она представляет собой нешуточную угрозу для психической целостности. Однако на каком-то уровне знание, тем не менее, есть, часто в ограниченных и защитных формах.

Формы знания о травме исследуют авторы, выделяя несколько возможных вариантов.

Мои личные наблюдения за жертвами терактов и людьми перенесшими тяжелые, представляющими опасность для жизни заболевания, показывают, что что травма всегда каким-то образом воздействует на семью. Травма может буквально разрушить семейные отношения, разбив вдребезги базовое доверие, вызвав взаимные обвинения и создав барьеры против близости. Травма также часто бывает символически представлена как в сознании, так и в сновидениях жертв, как нарушение функционирования семьи, даже среди тех людей, у кого фактическая семейная жизнь осталась прочной.

Способы, которыми мы пытаемся знать или не знать, являются основными организующими моментами личности: последние могут быть представлены в качестве психоаналитического понятия защитных механизмов Эго.

Первый, наиболее частый способ справиться с травмой

Незнание

В этой форме травматической памяти центр переживания не находится более в переживающем «Я». События где-то происходят, но уже не связаны с сознательным субъектом. Я фрагментируется в «я» и «не-я», и всякая связь между ними двумя разорвана.

«Я не прошла через это. Это было с кем-то другим.» - часто говорят такие люди.

Человек, переживший травму испытывает мучительное состояние повторяющегося осознания обедненного Я и интенсивного переживания, которое отсоединено и «забыто», но тем не менее аффективно пронизывает и нарушает жизненные стратегии адаптации и защиты.

Состояния фуги

Эта вторая форма знания о травме есть фактически проживание ее заново (а не воспоминание). Такое перепроживание обычно описывается как вспышки памяти, при которых заново проигрывается все переживание в целом. Чаще всего эту форму травматической памяти являют участники боевых действий в виде синдрома боевой усталости. Эта форма воспоминания о травме контрастирует с предшествующей в том, что известное в состояниях фуги отделено от сознательного я, чтобы предотвратить разрушение последнего. Защитные механизмы Эго работают, хотя и имеют патологическую форму. Переживание всегда сохраняется цельным -либо целиком вытесняется, либо целиком припоминается. 

Фрагменты

Третья форма воспоминания предполагает сохранение кусков пережитого таким образом, что они вынуты из контекста и утратили смысл. У человека есть образ, ощущение или изолированная мысль, но он не знает, с чем она связана, что она значит или что с ней делать.

Трансферные явления

Когда неинтегрированные фрагменты из прошлого проигрываются на уровне объектных отношений, «знание» жертвы травм предстает в форме трансферных переживаний. Эта форма знания означает привнесение травматического опыта в нынешние отношения.. Фрагментарное качество такого опыта отвечает за возникающие в результате абсурдность, несоответствия и искажения в опыте сегодняшнем опыте. 

Ошеломляюшие повествования

 Многие пережившие уход трагический близких сохраняют фантазии о своих последних мгновениях с теми, с кем они были разлучены, и кто был дорог. Эти мысли и фантазии остаются требовательными, затемняющими или заслоняющими собой настоящее. Пересказывая эти воспоминания, люди часто начинают говорить в настоящем времени. Воспоминание вне времени, образ заморожен. Вместо того чтобы взаимодействовать с сегодняшней жизнью, как в предыдущей форме травматической памяти, оно заслоняет или затемняет ее.

Жизненные темы

В противоположность множественности различных трансферов, которые могут произойти из фрагментов опыта, жизненная тема имеет тенденцию быть унитарной, организующим принципом, центром личности. Она принимает форму организующего принципа, вокруг которого находят свое место отношения и чаяния. Она подобна центру притяжения для того направления или курса, которым идет жизнь человека. Человек ограничивает и формирует свою внутреннюю и межличностную жизнь согласно жизненной теме, которая часто не только проигрывается в отношениях (как переносы), но может стать также и когнитивным стилем. Таким образом, жизненная тема составляет уникальную конфигурацию личности, производную от конкретного способа, которым человек воспринял и переработал свое травматическое наследие.

Понимание уровня травматической памяти является крайне важным для того, чтобы решить, на чем сосредоточить терапевтическую интервенцию.

В процессе переживания травматического опыта связи и переходы между травматическим событием, воспоминанием, значением, интерпретацией и структурой характера неизбежно затемняется. Они должны быть восстановлены и проговорены, чтобы прояснилось воздействие травмы на мозаику сил, определяющих развитие формирования характера . Говоря попросту, лечение тех, кто оказался под тем или иным воздействием травмы, предполагает отчасти восстановление отношений между событием, воспоминанием и личностью.