|
|
Как стать "секретарем" аутизма?Автор статьи: Драченко Виктория Васильевна
Я не сюрреалист, я – сюрреализм… «Аутизм – это выбор» – говорит нам Жак Лакан. Стать «секретарем» аутизма – это тоже выбор. Работа на этом уровне и в этом регистре «напоминает» хождение по ленте Мебиуса. Именно на этом уровне, в зоне расщепления мы можем увидеть, насколько непросто человеку обрести тело и восприятие как таковое. Именно здесь, в обращении к стадии зеркала, нулевой стадии образования субъекта, может быть раскрыто понимание феномена формирования симптома и означающих речи. Раскрывающей становится позиция аналитика, о которой говорит Ж. Лакан как о возможности «выдерживать постоянную осаду – вполне реальную – тех людей, в которых мир нереализованного, невоплощенного пробудил, не сумев, однако, вывести его окончательно на дневной свет» [3, с. 29]. Задавая аналитический вопрос об аутизме, отметим, что на самом деле он состоит не в том, как обучать и лечить ребенка-аутиста (чем занимается психиатрия, поведенческая или когнитивная терапия), а в том, как обучаться у ребенка-аутиста тому, чтобы стать партнером для него в его изобретениях, ведущих к социализации и реализации его в мире. «Мы не просто станем секретарями больного, мы станем понимать то, что он говорит нам» [1, с. 275]. Такое отношение к психотическому феномену присуще только психоанализу. Психоаналитический метод – единственный метод, который слушает то, что говорят аутисты. Обычно, именно полагаясь на материнского Другого, маленький ребенок входит активным образом в мир. Но на этом пути аутистический ребенок наталкивается на препятствие. Опасаясь всего того, что приходит извне, включая язык, он избегает его и конструирует мир, исключительно построенный собственными ресурсами. Такой ребенок производит впечатление оторванного от мира, сосредоточенного на самом себе. Это является способом защиты от той тревоги, которая возникает у ребенка-аутиста при столкновении с другими. Почему все происходит именно так? Тут теория Ж.Лакана перестает быть теорией и становится возможностью различения и понимания. Язык и речь, инстанция буквы. Установление равновесия возможно только на уровне означающего-означаемого. Но как реконструировать всю цепочку текста аутизма в каждом конкретном случае и понять означающий материал? По каким законам функционирует означающее аутиста? Каков материал этой речи? На каком уровне прочитывается смысл? Откуда элементы этой речи заимствуются? Как материалом этой речи является само тело субъекта? На эти вопросы отвечать непросто, поскольку приходиться «остаться в границах того, что уже было сказано». Язык психотического бытия (тут мы следуем за М.Хайдеггером), как «дом бытия», превращается в «тюрьму бытия», где значения жестко закреплены. Как уловить неологизм в речи психотика? Как становится очевидным отсутствие в психотическом мышлении этого самого «как», при котором, в невротическом мышлении, одно значение всегда отсылает к другому? И, в конце концов, «анализ состоит не в том, чтобы найти в конкретном клиническом случае отличительную черту и установить согласно этой черте, почему он поражен немотой, – все дело в том, чтобы он-таки заговорил. Ведь симптом – это, в первую очередь немота субъекта, предположительно способного говорить» [3, с. 18]. Психотик же не знает языка, на котором говорит. Именно об этом феномене З.Фрейд в работе «Бессознательное» замечает: «Слова понимаются в их прямом значении. Психотический субъект буквально говорит своим я». Обращаясь к аутизму, мы понимаем, что и слово «говорит» здесь заключено в кавычки, поскольку сама речь зачастую отсутствует. В своей работе «Психозы» Жак Лакан показывает, что отношение к реальному у психотика – это дыра, разрыв, провал, зияние, которые он пытается «залатать» в языке. Отсутствие инстанции другого должно быть скрыто языком. Так как базовый язык психотика артикулирует его отношение к собственному телу, скрывая отсутствие символического отношения к телу. Как и отсутствие символического отношения к Другому. Отношение к Другому в психотическом мышлении осуществляется на стороне реального, его «отброшенное в символическом возникает в реальном». Отсюда спецификация его проекции в психозе – механизм, благодаря которому «все, что оказалось подвержено отбрасыванию, то есть все, что по отношению к структурирующей субъект общей символической деятельности оказалось снаружи, возвращается к нему извне» [1, с. 64-65]. Одним наиболее распространенных в современном мире феноменов, иллюстрирующих психотическое мышление есть аутизм. Случай практической работы с детским аутизмом и позволил приблизиться мне к пониманию теоретических размышлений, изложенных выше. В процессе изучения курса по психоанализу детей я обратила внимание на 7-летнюю девочку, живущую по соседству со мной. Я и раньше замечала этого ребенка, но не придавала значения ее замкнутости, всегда склоненной голове, ее отворачиванию при встрече. Они никогда не смотрит в глаза, перебирает пальчиками, «волочит» ноги, «дебильное» выражение лица. Я попросила у матери ребенка о возможности пообщаться с девочкой. Мы встречались с ней дважды в неделю в течение полгода. В речи этого ребенка всегда звучало: «Я хочу, чтоб ты меня бросала», и эта была ее реальная правда. Ее означающее «бросать» само по себе подразумевало массу вещей, но оно свидетельствовало и о единстве значений этих вещей. Девочка живет с мамой в доме маминых родителей. Они видят необычность ребенка, их волнует ее реакция на социум: закрывается, не хочет делать то, что скажут, если что не по ее – кричит или падает и лежит; страхи-паники как реакция на телефон или звонок – закрывает уши, прижимается к стенке. Вот что мне удалось прояснить из анамнеза: девочка родилась 8-ми месячной дома в стремительных родах, внебрачный ребенок. Отец, когда узнал о беременности от «случайных» отношений с матерью, отказался признать ребенка. Первые месяцы она только лежала, отставала в развитии. До 3-х лет был диагноз ДЦП, в 5 лет – диагноз сняли. Обследование показало отсутствие органических нарушений, от лечения в клинике мать отказалась, занималась с ребенком плаваньем, массажем, ЛФК. Девочка начала ходить и говорить после 3-х лет. В 6 лет в частной консультации с психиатром поставлен диагноз: ЗПР. Аутизм. Дебильность. Со слов матери: «она боится всего чужого, посторонних, хотя дома много болтает, сама пользуется компьютером, знает буквы, но проблема с абстракциями (нет отношений ко времени и пространству)». Два раза «забирали скорой»: «однажды она была с чем-то не согласна и так сильно качнулась назад, что был подвывих шеи. Второй раз – отравление, …если она много двигается, то плохо работает поджелудочная и повышается ацетон». Мать болезни ребенка не признает: «она нормальная, у нас все будет нормально, вырастет». В процессе работы я стала обращать внимание на ее означающие. Так, то, что происходило в первый месяц, звучало как «Вставляние-вынимание, «не помещается – что же делать», Бросание, Прятанье». Девочка отворачивается-прячется при встрече, гладит пальчиком стол. Игры с домиком: вставляние-вынимание игрушек через окна-двери. Речь – лепет, иногда с обращением ко мне: «чтобы было удобно», бросание мячика «без помощи никак, он никуда-никуда, ему нечем дышать». В речи появилось «Я хочу бросать мячик, бросать, домик, игрушки с полки». «Бросать тетю»: хлопает меня по ладони – я падаю – она смеется. Ложится на диван и падает с него. Я комментирую: «бросать и поднимать, прятать и находить как мячик, как игрушки, как тетю». Когда девочка отходит и отворачивается, я иногда сажусь за стол и записываю, через несколько встреч. Она обращает на это внимание: «Что ты пишешь?» или командует: «Иди и пиши что хочешь». Я отвечаю: «Пишу, как ты сказала». Появилось означающее «Другая комната»: девочка боится и не заходит за гибкую шторку в комнату с полками с игрушками, доходит и возвращается, наконец зашла, я спросила: «как это получилось? Это как домик и мячик – вставлять и находить». Как реакция на «то, что получилось», она берет игрушку и, обращаясь к ней, говорит: «ты сам виноват», и бьёт себя по лицу. В ее рисунке – черные кружочка, линии, черточки, точки, я называю: «это – точка, это линия. Эта точка ты, а эта точка мама» – соединяем их линией. Девочка смотрит в глаза, просит «ЕЩЕ». Через игру и принятие появляются означающие «пугать лицом», «нет», «безобразие», «грязь», «падать». Девочка рисует линии на листе и озвучивает: - «безобразие какое»! - Какое безобразие? - «Это ты такое говорила, смешное такое» - падает с дивана. - Безобразие – это когда упала? - что это значит? - «Упала какая-то грязь, долго много раз» - Я люблю грязь, люблю играть с грязью, - «Не хочу больше быть грязью! Безобразие какое» (гладит пальчиком полку) - Полка гладенькая, когда гладишь – шуршит. Показываю-пробуем как шуршат от прикосновения различные предметы. Я повторяю эти звуки голосом. Игра в звуки здесь давала ей возможность различения внешнего и внутреннего: «Я тот, кто может распоряжаться объектом, который по звуку свой, а визуально – чужой». После – глажу части ее тела, называя их. Ребенку нравится, она «слушает»: «ЕЩЕ, погладь еще». Вдруг, как будто проснулась: - «Я хочу, чтоб ты меня бросала» – Хорошо, иди на ручки – и мы играем, распевая громко вместе песенку «в ямку бух», в конце которой после бросания – обнимание, ребенок радуется, просит еще. Показательным означающим моего маленького пациента явилось «Бросание-битье». Объектом была, конечно же, она сама, но била она шторки с деревянными висюльками, разделяющие комнату. Била яростно, с размаху, иногда ударяя себя: - «штучка сломалась (шепчет, тихо лепечет)» … «ну ты просто дурак…потому что… Это я в чем-то виновата» - в чем-то виновата?? (девочка тихо трогает ковер и стул). Виновата в том, что стул шуршает? Виновата в том, что ковер шершавый…(перечисляю). - «ты ни в чем не виновата» - она ложится на пол, я сажусь рядом с ней. Сама начинает трогать рукой мою руку, я называю тихим ласковым голосом ее малейшее движение. Потом девочка поднимается, реагируя на вибро-сигнал телефона – прячется за шторкой, закрыв уши, я «спряталась» рядом. - «вот мы спрятались, а теперь выходим!» - мы вышли, как я рада тебя видеть! - «А вот и я, как я рада тебя видеть!» (прыгаем, смеемся, повторяем прятанье-выход 12-15 раз). Работа с этим ребенком показала мне, как Другой был не получен ею пользование, как ей встречается чисто воображаемый маленький другой, уплощенный и падший, с которым она не может установить иных отношений кроме как фрустрирующих: этот другой ее отрицает, буквально убивает, этот другой приносит с собой воображаемое отчуждение. Ее другой превращает ее в отброс. Чем являюсь для нее я? Думаю, это функция мерцающего объекта, дающего ей возможность быть через ее тело. Каждая встреча с ней отмечена впечатлением, что она не знает значения слов, которые произносит, но их смысл всегда присутствует в ее теле. Я думаю, что случай этого ребенка, его отношения к телу, к речи, наглядно показывает нам разрыв между воображаемым и символическим, одной из крайних точек которого есть аутизм. Литература:
Категория: СТАТЬИ » Статьи по психологии Другие новости по теме: --- Код для вставки на сайт или в блог: Код для вставки в форум (BBCode): Прямая ссылка на эту публикацию:
|
|