Терапевтические отношения в кризисном консультировании. Трансферентные характеристики терапевта.

Кризисы в жизни человека переживаются последним как потеря привычной опоры, на основании которой строилось его индивидуальное бытие. Кризис – это своеобразный водораздел, переход из одного состояния в другое, новая глава в книги жизни. Кризис чаще всего связан с потерей привычного – привычных отношений, привычного физического и социального статуса. Соответственно, помимо проживания тягостного эмоционального состояния, сопровождающего всякий кризис, человеку приходится отвечать на актуализировавшиеся экзистенциальные вопросы. Как пример – на что мне опираться и на основании чего я смогу жить дальше? Если опора для моей жизни исчезла, можно ли считать, что предыдущая жизнь на ее основании обладала ценностью, либо она была бессмысленна и напрасна, если привела в итоге к потерям и боли? Что мне делать с ценностями, которые я разделяю и как их продолжать реализовывать в новых условиях? Невозможность ответить на эти вопросы на основании только интеллектуальной активности также вносит свою лепту в невыносимость переживания кризиса. Таким образом, естественным желанием человека становится потребность как можно быстрее преодолеть состояние кризиса, прибегая для этого порой к совершенно нелепым поступкам, приносящим временное облегчение. Поэтому, принимая во внимание этот феномен, мы обозначаем для себя терапевтическую дилемму – как удерживаться в терапевтических отношениях на необходимой дистанции, не соглашаясь видеть клиента беспомощным и стремящимся к слиянию, но и при этом, не фрустрируя его чрезмерной автономностью? Каким должен быть терапевт, занимающийся кризисным консультированием, с учетом особенностей этого необычного этапа в жизни клиента?

Как известно, внутренняя работа по ассимиляции нового, в том числе, травматического, опыта проходит через несколько этапов и требует для своего завершения определенного времени. Также и построение терапевтические отношения требует прохождение различных фаз развития взаимодействий клиента и терапевта. Соответственно, возникает вопрос, каким образом можно соотнести потребности клиента в поддержке на разных стадиях преодоления кризиса с тем, что реально может происходить в терапевтических отношениях на разных фазах их развития.

Рассмотрим феномен эмоционального страдания, которое сопровождает кризисные ситуации, с точки зрения холистического представления о человеке. Как уже упоминалось выше, любой кризис манифестируется в виде возникновения чего-то нового в жизни, которое настолько не соотносится с ее привычным укладом, что начинает угрожать безопасности и эффективности дальнейшего выживания, то есть взаимодействия организма со средой. То есть, вокруг индивида возникают настолько интенсивные трансформации, что он не может их переработать и на лету адаптироваться к изменившимся условиям. И тогда организм справляется с этой данностью посредством расщепления, отчуждения или снижением продуктивности, то есть, реагируя, соответственно, по шизоидному, невротическому или нарциссическому типу. Названные механизмы адаптации коррелируют с базовыми мета-потребностями, которые фрустрируются в состоянии кризиса.

При реагировании по шизоидному типу ведущим чувством, формирующим ландшафт эмоциональности, является ощущение страха, с которым переживаются состояния беспомощности, растерянности, безнадежности, потери контроля. В состоянии шизоидного кризиса личность теряет опору на саму себя и не имеет возможности обращаться к объектам окружающей среды за поддержкой, так как происходит своеобразная психическая анестезия и потребности не осознаются из-за потери чувствительности к сигналам Id. Мы можем наблюдать апатичного, подавленного, энергетически сниженного человека, который отказывает себе в возможности что либо хотеть, поскольку границы между ним и средой слишком ригидны, либо же, наоборот, чересчур открыты и любое взаимодействие с внешним объектом грозит окончательной потерей идентичности. Этот вид кризиса переживается наиболее тяжело, поскольку в основе его проявления лежит фрустрация наиболее ранней и, соответственно, наиболее важной, потребности в безопасности, которая утверждается еще в младенчестве и на протяжении всей дальнейшей жизни требует к себе особого внимания.

Человек, переживающий невротический кризис, находится к контакте с ощущением стыда, основывающемся на непринятии себя и оказывающегося в одиночестве, как объект, недостойный любви и признания. Такой человек нуждается в значимом Другом, с которым можно было бы разделить печальные или радостные переживания, но который недоступен в силу нарциссического обесценивания или идеализации. В этом случае одиночество выбирается как наиболее спокойная альтернатива рискованных и непредсказуемых близких отношений, в которых можно получить много полезного для роста и развития, при этом постоянно находясь под угрозой травмирования. В случае более деструктивных исходов пограничный кризис перетекает в аддиктивное поеведение, главным результатом которого является построение гарантированно позитивных отношений с психоактивным веществом и контактированием со своей отвергаемой самостью на телесном уровне в состоянии опьянения.

Отреагирование кризиса по нарциссическому типу сопровождается мучительными переживаниями собственной несостоятельности в достижении значимых социализированных целей. Здесь переживания беспомощности и растерянности уже не связаны с необходимостью физического выживания, а скорее с неспособностью достичь желаемого уровня функционирования. Это приводит к таким разнообразным ощущениям неуспешности в виде сниженния самооценки, неуверенности в себе, отчаяния, обостренной жажды справедливости, осуждения якобы предательства, завистью к более социализированным индивидам и так далее.

Формы переживания кризиса соотносятся со стадиями горевания, выделенными Миллером. Шизоидный тип манифестируется на стадии отрицания, когда непреодолимое ощущение хрупкости и уязвимости привязывает возможность выживания к уже закончившейся истории (завершение которой отрицается), метафорически выражаясь в послании о том, что в настоящем жизни нет, а есть только мучительный распад и движение к смерти. Усилия человека в этом случае направлены на реконструкцию истории и основной задачей существования становится терпеливое ожидание.

Во время стадии горя, обозначаемой как агрессия, человек испытывает экзистенциальное переживание брошенности и через агрессию пытается сообщеть об этом своему окружению. На этом этапе одиночество является ценой, за которую покупается жизнь и для невротического клиента цена оказывается слишком высокой.

Во время следующей стадии, которая обозначается как депрессия, индивид идентифицируется с объектом потери и отделяет свою потребность в чем либо от объекта, который раньше служил ее удовлетворением, тем самым демифологизируя результат, акцентируя внимание на процессе. На этой стадии осуществляется очень важный разворот, во время которого значимый и потерянный объект перестает быть единственной возможностью, открывая путь для прочих равнозначимых в своей потенциальности вариантов развития событий и отношений. Нарциссический вариант течения кризиса как раз и блокирует этот разворот, приписывая уникальность и неповторяемость эпизоду успешного функционирования. Человек в депрессии тратит все свои усилия на то, чтобы убедить самого себя в том, что такого как раньше повторить невозможно.

Также стадии горевания и формы переживания кризиса можно проиллюстрировать с помощью модели построения контакта, принятой в гештальт-терапии. На этапе пре-контакта индивид чересчур озабочен вопросами безопасности и поиском опоры, которая является недоступной. На этапе контактирования невротическая личность испытывает сложности в построении отношений с объектами. В процессе финального контактирования нарциссчески ориентированный клиент не может достигнуть стадии постконтакта, обесценивая происходящее с точки зрения прошлой модели отношений. Для стадии постконтакта характерно соотнесение с последней стадией переживания горя, известной как принятие, но она крайне редко достигается в случае реализации той или иной формы патологического переживания кризиса.

Скажем несколько слов о терапевтических отношениях в гештальт-подходе

Для гештальт-терапевт первичной человеческой реальность является феномен контактирования одного человека с другим. В контакте происходит рост и развитие личности. Через контакт человек опознает свои потребности и удовлетворяет их. В контакте субективность, то есть весь спектр переживаний, связанный с текущим моментом, перестает принадлежать только одному и становится распределенной в поле между участниками диалога. Границы личности появляются только в контакте, ключ к реальности находится в руках у другого. Диалогические Я-Ты отношения являются высшей ценностью, в которых личность достигает пика своей аутентичности и полноты бытия. Другими словами, модель терапевтических отношений в виде особой формы контакта позволяет рассматривать кризисное консультирование как возможность актуализировать за перечисленными формами переживания кризиса фрустрированную мета-потребность в безопасности, привязанности или манипулировании и через отношения клиента и терапевта исследовать возможный источник ресурсов для ее удовлетворения.

Терапевтические отношения, построенные на основании диалога, обладают некоторыми специфическим характеристиками. Рассмотрим эти феномены.

Присутствие терапевта - это полное привнесение себя в интеракцию в качестве значимого Другого. Ключевое слово здесь - полное. То есть, терапевт должен быть свободен от присутствия “каким-то” образом, например, в образе хорошего терапевта, спасателя, беззаветно преданного идеала помощи, поскольку в этом случае он удовлетворяет свою потребность, не замечая темы клиента. Быть для клиента Другим - это оборотная сторона феноменологического наблюдения за клиентом, который предстает как вынесенный за скобки проекций субъект. Именно в таком устойчивом и инаковом субъекте нуждается клиент, поскольку его значимое окружение отказывает ему в автономии, выступая в качестве аттрактора для размещения психологических защит. Фактически, опознавая Другого на границе контакта, клиент переживает первый опыт конфронтации с реальностью, которая существует независимо и в существенном отличии от довлеющих над ним проективно-интроективных нарративов.

Клиенты идут в терапию ради отношений, поскольку возможность качественных отношений со значимыми фигурами в их жизни прервана. Отношения развиваются согласно сценарию, благодаря привычкам, обязательствам, чувству вины, тогда как возможность присутствовать с другим в неопосредованной близости блокирована. Тогда терапевт становится фигурой, с помощью которой клиент пробует восстановить эту утраченную способность.

В отношениях с терапевтом клиент ищет определенные качества другого. Ту полярность переживания, которая в данный момент находится у клиента в фоне. Например, нарциссически ориентированный клиент желал бы встретить терапевта, чувствительного к феноменам своей внутренней жизни и не стремящегося показывать свою авторитарность и превосходство.

Подлинность и откровенное контактирование является естественным следствием присутствия терапевта, поскольку нельзя одновременно совмещать в себе противоположные полярности. Кроме того, подлинное взаимодействие должно подчиняться интересам терапии. Самораскрытие терапевта, включенное в терапевтические отношения как часть подлинного со-существования с клиентом, должно быть соотнесено с потребностями последнего, своевременностью и готовностью клиента ассимилировать это послание. Задача раскрытия - показать клиенту возможность разных стратегий самовыражения и творческой адаптации, жизнеспособность различных вариантов поведения, поддержать ощущения уникальности, нащупать обоснование своей идентичности. Ведь терапевт в терапевтических отношениях выступает как такой же человек, со своими сложностями и ограничениями, а не в качестве эксперта по клиентской жизни.

Терапевт регулирует свое присутствие, исходя из готовности клиента к развитию, поскольку терапевт может только создать условия для клиентского продвижения, не беря ответственности за его выборы или отказы принимать новое.

Включенность терапевта в отношения с клиентом понимается как возможность видеть мир глазами другого человека. Это понимание клиента, стремящееся к своей полноте. Смотреть на жизнь клиента из его перспективы, при этом не ожидая взаимности от клиента, выдерживая эту односторонняю включенность, как составную часть терапевтического риска. Ведь когда клиент оказывается способным на взаимную включенность, он заканчивает терапию.

Подводя итог, хотелось бы сделать несколько выводов. Во-первых, так называемое “выздоровление” происходит через встречу клиента и терапевта, которая является необходимым основанием для любых изменений. Во-вторых, в состоянии кризиса клиент оказывается лишенным поддержки реальности в силу эготической установки взять под контроль стремительно несущиеся изменения. Следовательно, мета-задачей терапевта в условиях кризисного консультирования является поддержка обратного процесса - своебразное удерживание клиента в пре-контакте и восстановления чувствительности к внутренней зоне через механизм совместного присутствия и адекватного раскрытия.

Залогом успеха является, в том числе, и личная терапия терапевта. Клиента можно привести к диалогу только тогда, когда готов к нему сам.