|
Любовь и голод: проекция совершенства как отражение внутреннего голода родителей.Автор статьи: Бернацкая Ольга Борисовна
Со-доклад на II научно-практической конференции «Любовь и другие «неприятности» в психоанализе» 5 – 6 декабря 2014 года, Киев Что ведет человека в анализ? По словам Джеймса Холла, «смутное ощущение того, что жизнь складывается не так, как нужно,… не хватает ощущения глубины и важности поставленных целей…» [7]. Что приводит родителей к детскому аналитику? Вопрос далеко не однозначный: невыносимое поведение ребенка, странные симптомы, родительская неуверенность или опустошенность, пережитая травма, чувство несостоятельности себя как родителя. Ребенок, являясь экраном для родительских проекций, вдруг оказывается далек от совершенства… Его недостатки рассматриваются, как под микроскопом. Но чем больше родитель в них вглядывается, тем дальше он оказывается от самого себя. Отщепив своего Внутреннего Ребенка, родитель обрекает свое дитя на совершенство символической смерти. Там, где должна быть «просто обыкновенная мать», оказывается мать формальная: недовольная, всегда критикующая, неудовлетворенная, непоследовательная, обесценивающая и манипулирующая [4]. Ее «ложное я» неспособно любить – искренность ей незнакома, а поведение ребенка воспринимается ею как череда манипулятивных действий; а значит, и воспитывать ребенка надо тоже при помощи манипуляций. Вспоминается цитата из родительской консультации: «Эта девочка воплотила в себе все самое худшее, что я только видела в свои школьные годы: неряшливость, заикание, непослушание, постоянные сопли, и эти тонкие непослушные волосики, так что и косички не заплетешь – разве о таком я мечтала?» – говорит мама 5-ти летней девочки с логоневрозом. «Ложное я» матери (или обоих родителей) не позволяет встретиться с первозданным хаосом маленького ребенка. Формальная сторона подменяет таинство встречи двоих – матери и дитя. Такая мать руководствуется принципом рационального: порядок становится важнее теплоты чувств, и она начинает самоотверженно кормить и гулять по книжке, укладывать спать по расписанию. Этот жесткий порядок может быть очень далек от потребностей самого малыша, но хорошо удерживает внутренний хаос матери. «Душевный мир ребенка столь тесно сопряжен и сращен с психологической установкой родителей, что неудивительно, если в большей части нервная патология детского возраста восходит к нарушениям в душевной атмосфере родителей» [9, c. 42].
Родители, ориентированные на достижение цели, не могут передать своему ребенку наслаждение спонтанностью. «Если чувства и состояния ребенка не соответствуют родительским ожиданиям, то ребенок живет с возрастающим чувством вины, воплощая разочарование матери или отца»…[2]. Эмоционально-голодная мать не может насытить ребенка. По утверждению Марион Вудман, «стандарты общества нацелены на достижения совершенства, но это общество не может накормить голодного волка», который просыпается ночью в матери, охваченной жаждой совершенства [2]. Страсть к совершенству становится проявлением внутреннего голода. Неутолимый голод матери порождает внутреннюю пустоту ребенка. А эта пустота способствует развитию в дальнейшей жизни ребенка навязчивостей и злоупотреблений алкоголем, наркотиками, романами, ненадежными привязанностями, шопингом, наведением чистоты, перееданием, чрезмерными тренировками до истощения, и прочим. Не осознавая душевную пустоту и эмоциональный голод, уже человек следующего поколения не встречается с самим собой, с собственным телом и собственной осознанностью. Проглатываемая еда не дает почувствовать вкус жизни, так как заменители не утоляют голод. Так «грехи одного поколения передаются следующему, и дети страдают настолько, насколько их родители остаются бессознательными» [2].
Внутренний демон неутолимого голода матери требует совершенства от своего ребенка и от нее самой – быть совершенной матерью, идеальной женой, специалистом, любовницей и преуспевающим бизнесменом – и все это одновременно. «Рациональная, ориентированная на достижение цели, перфекционистская маскулинная установка» правит сегодня миром [3]. Под влиянием этой установки родители относятся к детям так, словно они являются машинами… «Когда мы покупаем утюг, нам выдают инструкцию. Когда рождается ребенок, никакой инструкции нет. Все советы оказываются с точностью до «наоборот», и ты оказываешься в полной беспомощности перед орущим младенцем»…– говорит очень эмоционально одна мама 4-х летнего мальчика, рождения которого ждала 9 лет и забеременела при помощи процедуры ЭКО, но через два месяца вернулась в собственный бизнес. Приводя ребенка к психологу, родители бессознательно надеются на Встречу, которая должна соединить что-то в них самих с их Внутренним ребенком и их реальным живым ребенком, из крови и плоти. Так Родитель, Ребенок и Детский аналитик создают особый тип отношений, фундаментом которых должна стать любовь…
По определению Мартина Шмидта, одним из важных инсайтов Юнга было то, что «Эрос – это сила, которая соединяет нас с другими: эмоционально через любовь, мысленно через воображение, физически через секс... Анализ требует сближения Психеи и Эроса – разума (психики) и любви…» [8]. Но если любви слишком много, то зависть Родителя, обладающего неутоленным голодом, может помешать развитию терапевтических отношений, а ребенок почувствует, что предает Родителя; если любви будет слишком мало, то это будет угрожать привязанности ребенка к аналитику и эффективности терапии. Иногда родители приводят ребенка в кабинет к аналитику, чтобы тот восполнил пробел – дал ту любовь, которую не может дать своему ребенку сам родитель. Герт Зауэр в своей статье «Эрос в психотерапии», пишет, что «работа с людьми не может быть технической, здесь необходим еще фактор любви… Пациенты – наши гости, гости нашего рабочего кабинета, нашей души; они – путники, остановившиеся у нас на время…» [5].
На определенной стадии анализа пациентам трудно поверить в нашу любовь. В очередной раз женщина 36-ти лет, 4-й год проходящая анализ, в отчаянии произносит: «Но ведь я для вас – это только работа…». Те же слова в порыве аффекта говорит девочка 15-ти лет после провокационного отыгрывания и интерпретации терапевта: «Тебе хотелось почувствовать, что ты для меня представляешь ценность…». А ребенок ничего не будет говорить, он будет действиями спрашивать: «Ты и такого меня любишь?» Маршалл Р. при анализе контрпереноса с детьми и подростками отмечает: «…то, что дается пациенту, действительно никогда не должно быть спонтанным аффектом, а всегда сознательно отмеренным …всегда нужно узнавать собственный контрперенос и подниматься над ним, только тогда оказываешь свободен… Давать кому-то слишком мало из-за того, что любишь его, — это несправедливо по отношению к пациенту, и это техническая ошибка…» [6]. Внутренняя пустота, переживаемая пациентами, стирает грань между символическим и реальным. И тогда эмоциональный голод заедается настоящей едой. Отщепленное тело, а с ним и чувство голода побуждает заглатывать еду, не чувствуя насыщения. В это время душевная жизнь может быть слишком бурной или замедленной, но главное то, что не осознается процесс поглощения буквальной еды. Исследуя природу ожирения, нервной анорексии и подавленной женственности, Марион Вудман пишет: «С детства ригидность матери и перфекционистские стандарты отца вынуждали ребенка «проглатывать» свой страх и обиду, заглушать свои эмоции едой. Возникающая в результате тревога часто приводит к формированию в раннем возрасте паттерна переедания в сочетании с чрезмерной зависимостью от самоконтроля. Эта форма поведения … может стать серьезной преградой для проявления гибкости во взаимоотношениях» [3, c. 23]. В клинической практике знакомы случаи, когда пациент захвачен сильным аппетитом. В какой-то момент вы обнаруживаете вдруг, что у пациентов – маленьких и больших – проявляется невероятный голод, как будто их истинное я только что пробудилось ото сна и теперь не может насытиться. И этот голод уже невозможно садистически подавить или игнорировать – внутренние переживания своего я уже не терпит с собой такого обращения. Это происходит, когда постепенно тает ложное я и набирает силу истинное, когда возрождается связь эго–самость. Неконтролируемое чувство голода так же, как и отвращение к пище становятся символами динамики внутренней трансформации. В этот период очень важна сопровождающая роль аналитика. Совсем маленький ребенок чувствует состояние голода, но только мать может распознать его потребность и способствовать ее удовлетворению. Если на любой плач младенца мать отвечает кормлением, то и в психике ребенка формируется потребность любую нехватку удовлетворять буквальной едой. Подростковый возраст возобновляет архаичные способы утоления психологического голода. Отношения с едой вновь до буквальности отражают отношения с миром и с собой. Неспособность «переварить» жизненную ситуацию, или принять родительскую заботу в виде контроля и тревоги, или страх взросления и ответственности могут вызывать нарушения пищевого поведения в виде перееданий или отказов от еды. Еда становится предметом манипуляций чувствами близкого человека или средством самонаказания. У подростков уничтожение в себе «родительского продолжения», по утверждению Питера Блоса, часто принимает форму отказа от собственной чувственности и телесности. Неспособность «принимать заботу» и «насыщаться» может означать «я не люблю себя, так как я – это то, что любишь ты» [1]. Питер Блос выделил в виде критериев жизнеспособной терапевтической ситуации в работе с детьми и подростками техники, ориентированные на поддержку. Когда защиты поддерживаются, а не подвергаются нападению, ребенок или подросток, как правило, отказывается от них как от сопротивлений и обычно «перерастает» их, в особенности, когда эго испытывает меньшую тревогу и вырабатывает больше адаптивных защит. У детей и подростков, чьи конфликты интенсивны или происходят в основном из довербальных стадий развития, используется присоединение и отзеркаливание, для того чтобы помочь выработать нарциссический перенос. Нарциссический перенос концептуализуется как отражение симбиотических отношений (родственных зеркальному отражению Кохута) с материнской фигурой. У тех детей или подростков, чье чувство собственного я не очень хорошо дифференцировано, по-видимому, крайне необходимым для терапии является установить отношения, параллельные тем ранним отношениям, которые не были пройдены успешным образом. Самый невыносимый ребенок или взрослый в аналитической терапии становится любимым и желанным. Любовь рождает приверженность и преданность. Благодаря искренности аналитика пациент становится способным любить, быть верным, надежным, быть преданным своей внутренней целостности… Выводы: Неутолимый эмоциональный голод родителей (матери) порождает внутреннюю пустоту ребенка. Ребенок становится экраном для родительских проекций – страсти к совершенству, которая отражает внутренний голод самого родителя. Символический голод замещается буквальной едой (и другими формами навязчивости). При работе с детьми и подростками эффективной является та терапевтическая ситуация, которая установит гармоничное соотношение рационального компонента и любви между детским аналитиком и ребенком-анализандом. Основой такой терапевтической ситуации является нарциссический перенос как отражение симбиотических отношений с материнской фигурой на ранних этапах отношений. Литература.
Категория: СТАТЬИ » Статьи по психологии Другие новости по теме: --- Код для вставки на сайт или в блог: Код для вставки в форум (BBCode): Прямая ссылка на эту публикацию:
|
|