Из отчета о личной терапии

Хочу поделиться мыслями и переживаниями из своей личной терапии. Возможно, это пригодится и будет полезно тем, кто пока думает и сомневается, стоит ли обращаться ли за помощью к психологу и/или психотерапевту? Из данного отчета потенциальный клиент(пациент) может узнать на что лично я обращал внимание в работе психотерапевта и в наших с ним отношениях, что было для меня важно и значимо, таким образом расширить представление о процессе психотерапии, об особенностях отношений в психотерапии и о критериях эффективности и профессионализма психотерапевта.

Полезного Вам чтения!

Продолжительность терапии - 3 года, количество встреч - 150

 I. Обучение во взаимодействии с психотерапевтом:

• Стиль работы психотерапевта: Терапевт предельно точна, дисциплинированна, я бы сказал даже педантична во всех аспектах, начиная от временных рамок заканчивая тематическими. Придерживаясь сама этих рамок, терапевт заботилась о том, чтобы и я их придерживался. Что, безусловно, повышало эффективность нашей работу, с учетом моей склонности переключаться с одной темы на другую во время терапии, забота терапевта, выражаемая уточнениями, о соответствии того, что я говорил с той темой, которую я обозначил как актуальную, служила сохранению направленности к более глубокому исследованию той или иной проблемы. Педантичность во временных рамках, стимулировала меня готовиться к каждой встрече, т.к. времени на раскачку не было, а хотелось провести каждую встречу максимально продуктивно. Так же жесткие рамки времени встречи, побуждали меня быть более собранным и ответственным за содержание и качество включенности в работу.
• Формулирование психотерапевтических целей: Наша работа проходила исходя из моих актуальных запросов внутри каждой встречи. Достаточно большое количество встреч было посвящено моим трудностям, которые были высвечены в процессе супервизии моей психотерапевтической практики. Если обобщать по целям, то получатся, следующие основные цели:

1. Отношение с самим собой, к самому себе. Изменение отношения к самому себе было и, в какой - то степени остается, сквозной целью на протяжении всей терапии. На начальном этапе, я даже не замечал, что отношусь к себе как к функции, механизму, а не как к человеку, настолько такой способ бытия стал для меня привычным. Это выражалось постоянными требованиями к себе в не зависимости от состояния и самочувствия, злостью на себя за ошибки и неудачи, постоянной самокритикой и самопоеданием, не знанием и не уважением своих личностных особенностей, игнорированием своих желаний и устремлений в угоду тому, что надо, тому, что должен. Данная цель сформулировалась не сразу, она как бы выросла из опыта отношений с терапевтом. Каждый раз, когда я в очередной раз жестко, грубо, иногда беспощадно выражал свое отношение к какому либо аспекту своего опыта, терапевт с сочувствием отмечало, что ей грустно (печально) слышать о таком отношении к себе. Сначала, такая реакция меня даже раздражала, т.к. я не испытывал грусти от недостаточно человеческого отношения к себе, но терапевт выражала свои чувство настолько тонко и деликатно, как бы фоном к содержанию, что со временем я сам начал обращать внимание на конкретные примеры, недоброго отношения к себе. Следующей стадией развития стало само формулирование терапевтической цели, которая в итоге была сформулирована, как изменение отношение к себе в направлении уважения, принятия себя, любви к себе, заботе о себе, благодаря более глубокому осознаванию и пониманию собственных потребностей и желаний, стоящих за тем или иным моим проявлением.
2. Умение быть в настоящем моменте. Здесь и сейчас. «А что сейчас?». Моя склонность блуждать по своему прошлому, либо рисовать различные сценарии своего будущего, чаще драматичные, достаточно сильно отрицательно влияли на мое текущее состояние, на мои возможности радоваться жизни в настоящем. Даже, когда, в текущем периоде никаких проблем в жизни не было, я с успехом приводил себя в подавленное состояние тем, что мысленно улетал из настоящего. Терапевт терпеливо, последовательно и регулярно отмечала мои уходы из здесь и сейчас и, со своей стороны, предлагала задавать самому себе вопросы, касающиеся осознания моего текущего местонахождения, такие как: «А что сейчас?», «Где я сейчас?», «а как я сейчас?». Изначально я отнесся к этому скептически, мне думалось, что такие простые вопросы не могут решить мою проблему не умения быть здесь и сейчас. Но, к моему удивлению, со временем, регулярно задавая такие вопросы, я начал замечать, что возвращаюсь в настоящее, словно укореняясь в нем. Для меня это стало примером того, что то, что просто, может приносить результат, т.к. сам больше склонялся к сложности в понимании проблемы и к поиску сложных решений.
3. Развитие чувствительности и соединенности с собственным телом. Для меня эта цель непосредственно переплетается с предыдущей, т.к. не обладая достаточной чувствительностью и умением осознавать того, что происходит в настоящем моменте внутри меня, невозможно находиться, находить себя в настоящем, в здесь и сейчас. Потребность в развитии собственной чувствительности и осознанности, проявилась как необходимость, т.к. не ощущая себя, не осознавая собственных чувств, я не могу полноценно заботиться о себе. У меня нет доступа к обратной связи от самого себя, в отношении происходящего со мной и во мне, выраженной посредством чувств и ощущений. Развитие осознания собственных ощущений и чувств иногда происходило целенаправленно, когда терапевт предлагала мне «просканировать» свое тело от ног до головы, обращая внимание на ощущения в теле, а иногда в результате работы с какой – либо проблемой появлялись те или иные болезненные ощущения и мы останавливались на переживании актуального ощущения, чувства. На начальном этапе замечала терапевт чаще сама замечала проявления таких переживаний и деликатно обращала мое внимание на это, в последствии, я все чаще сам стал замечать и делиться этим с терапевтом. Помню, как для меня было удивительно, что находясь в болезненном ощущении или чувстве, просто находясь в нем, осознавая его и делясь приходящим с терапевтом, я чувствовал, как благодаря перепроживанию болезненного чувства  и переосмыслению опыта связанного с этими переживаниями, болезненность уменьшалась, а то и совсем проходила, оставляя лишь воспоминания в виде малозаметного «рубца» на месте душевной раны.
4. Мои отношения с сыном.

Еще одной актуальной целью в терапии была моя цель качественно улучшить свои отношения со средним сыном, на поведение, которого, я чаще всего реагировал не адекватно сильной агрессией. Когда я предъявил данную проблему в терапии, для меня она звучала, как мое неумение контролировать себя, выражение собственных чувств и реакций. Но в результате обсуждения и более глубокого исследования, мое понимание сути проблемы изменилось. Мы с терапевтом выяснили, что моя агрессивная реакция на нарушение сыном моих границ и правил со – бытия в нашей семье, была связанна не с тем, что я нездержан, а наоборот с моей излишней терпеливостью, т.е. я, не выражая своевременно собственное отношение к неприемлемому  поведению сына, как бы акаммулировал в себе недовольство злость до того момента, пока она не прорывалась наружу агрессией. Благодаря осознанию процесса и смысла происходящего. Я начал менять свое поведение, т.е. выражать свое недовольство поведением сына, сразу, а не держать его внутри, накапливая все больше и больше. С каждым днем количество моих агрессивных реакций уменьшалось, так снижался уровень интенсивности их выражения. И если до обращения с этой проблему в терапию, я по нескольку раз на день агрессивно реагировал на поведение сына, то в процессе работы над данной проблемой и после завершения работы, количество агрессивных реакций сократилось до одной – двух в неделю, а то и реже.

• Формирование и развитие терапевтического контакта:

Основным моментом, осложняющим построение терапевтического контакта я бы отметил то, что практически вся терапия проходила по skype, за редким исключением, если я не ошибаюсь, то из 106 встреч, не более десяти были очными. Что, на мой взгляд, особенно на начальной стадии несколько усложняло построение терапевтического контакта. По моим ощущениям качественный терапевтический контакт был построен не ранее тридцати встреч. Особенности формирования терапевтического контакта, по моему мнению, заключались в том, что терапевт не пыталась ускорять процесс сближения, а терпеливо ждала, когда я сам буду готов к более открытым отношениям. Я чувствовал, что она была рядом, но не впереди меня, а чуть позади, т.е. я ощущал пространство для маневра, и сам отвечал за приближения и отдаления в наших отношениях. Если выразить это словами, то, как будто бы терапевт говорила: «Как будешь готов, приходи! Я жду тебя здесь!». В меня это вселяло чувство уверенности, что куда бы я не забрел, в своих самокопаниях, мне есть куда вернуться и там меня ждут. Особенно отчетливо чувствовалось наличие устойчивого и качественного контакта в период возобновления наших встреч  после отпусков. Казалось бы, мы не виделись около двух месяцев, но на первой же встрече после перерыва я чувствовал себя так в отношениях, как будто бы и не было этих двух месяцев, а расстались мы на прошлой неделе. Иногда мне казалось, что терапевт держит слишком большую дистанцию, но, в последствии, наблюдая за собой, я заметил, что это ощущение дистанцированности/отдаленности было вызвано моими уходами из контакта с терапевтом, а как только я сам возвращался в контакт, ощущение дистанцированности/отдаленности исчезало.

• Разделение ответственности: Ответственность распределялась следующим образом: ответственность за то, что выносить на терапию и как далеко идти в исследовании и решении проблемы, лежала на мне. Я мог выбирать направления движения, менять их, останавливаться и идти дальше, или вообще не идти в том или ином направлении, что давало мне чувство свободы. Терапевт, со своей стороны, несла ответственность за то, что бы мое движении было более осознанно и ответственно, т.е. в случаях, когда я начав двигаться в одном направлении, в какой – то момент, менял направление движения, терапевт обращала на это факт мое внимание, спрашивая, как то, что я сейчас выношу, связанно с тем, что я заявил в качестве актуальной проблемы. Делала терапевт данные замечания очень деликатно и уважительно, поэтому у меня не складывалось ощущения того, что я говорю, что-то не то или не о том, что меня упрекают в моей непоследовательности. Терапевт, как бы говорила, ты свернул с дороги, хочешь ли ты продолжить путь по новой дороге или выбираешь вернуться на ту по которой шел ранее. Мне такой подход помогал, осознать изменение направления и самостоятельно выбрать, на чём я хочу сфокусироваться именно в этот момент.  

• Последовательность и интенсивность работы: Работа велась последовательно на протяжении трех лет, с достаточной интенсивностью и регулярностью, в основном встречались один раз в неделю. Перерывы в работе были связанны с отпусками и другими мероприятиями личной и профессиональной направленности.

• Способы психотерапевтической работы: Концентрация на здесь и сейчас, на актуальных переживаниях и осознании того, что сейчас происходит с клиентом. Фокусирование: на целях, на переживаниях, на происходящем. Отражение чувств клиента терапевтом. Эмпатия.

Открытость терапевта в выражении собственных чувств. Осознание проявлений чувств и ощущений в теле. Поддержка клиента в его выборе каким быть в отношениях. Развитие способности осознавать и брать на себя ответственность за свои чувства, мысли и действия.

• Чувства в терапевтическом контакте и их обсуждение:

На начальной стадии терапевтической работы у меня чаще всего возникало чувство недоверия к тем способам работы с проблемами, которые использовала терапевт. Зачастую я скептически относился к той видимой простоте способов развития осознанности и умения быть в здесь и сейчас. Но мне не доставало смелости открыто выразить свое недоверие, а со временем, получая положительные результаты от предлагаемых терапевтом способов, чувство недоверия сменилось на чувство удивления и принятия этих простых, но действенных способов. Чувства, которые терапевт выражала в связи с проявлениями моих особенностей в отношении к самому себе, мы обсуждали. Когда терапевт делилась тем, что ей грустно и больно слышать о том, как я к себе отношусь, я интересовался, с чем это связанно, в свою очередь, терапевт поясняла, что на ее взгляд, это примеры недостаточно человеческого  отношения к самому себе. Благодаря открытости терапевта в выражении чувств и их значений, со временем и я начал обращать на это свое внимание и замечать, что, на самом деле, бываю не добр и не отзывчив к своим чувствам и состояниям. Помню, в начале нашей работы я недоумевал по поводу четких границ по продолжительности встреч и невозможности проведения двух очных встреч в один день, поделившись своим недоумением, я получил исчерпывающий ответ от терапевта, суть которого заключалось в том, что терапевт заботиться о себе и что границы встречи помогают интенсивности в работе и дисциплинируют клиента и терапевта в отношении качества присутствия в процессе.

Еще не единожды мы с разных сторон подходили к обсуждению такого аспекта, как забота о самом себе. И терапевт на своем примере, показывала мне, что значит заботиться о себе, и какие положительные результаты дает забота о себе, как в профессиональной жизни, так и в личной.

• Колебания мотивации и сопротивление в терапевтическом процессе и их обсуждение. Наиболее часто встречавшиеся у меня способы сопротивления в терапевтическом процессе были следующие:

Переключение с одной темы на другую в процессе одной сессии, без видимых на то причин, соскальзывание с актуальной темы, уход от актуального переживания в объяснения и рассказывания историй, демонстрируемое непонимание, не выражение того, что чувствую в данный момент. Как я уже, описывал выше, в случае моих переключений с темы на тему, терапевт деликатно, но настойчиво обращала мое внимание на данный феномен, благодаря чему, со временем я сам стал замечать это и корректировать свое поведение. В тех случаях, когда я пытался скрыть актуальные чувства, терапевт чаще всего замечала это и отмечала, как то что она чувствует, что со мной происходит и проявления каких чувств она видит. Тем самым, у меня пропадала необходимость скрывать чувства, т.к. терапевт достаточно точно определяло то, что открыто мной не выражалось.

Мотивация. Колебания с мотивацией возникали в основном в те моменты, когда я думая о встрече не находил с чем именно я хотел бы поработать на этой встрече и тогда, возникали мысли: «а зачем это надо?», «может пора заканчивать с терапией?» и т.п. Но встреча начиналась, я делился отсутствием чего то, актуального для работы, терапевт предлагала направить свое внимание вовнутрь, послушать себя, свои ощущения и, как не странно, но в 100% случаев, обязательно что-либо всплывало, и работа становилась очень продуктивной, приобретала значение. Еще одно колебание мотивации было в период, когда я решал для себя оставаться  ли в терапии или закончить ее с учетом выполнения формального требования по количеству встреч. Но за пять встреч до формального окончания терапии, терапевт сама подняла на обсуждение данный вопрос, и благодаря открытому обмену мнениями, я принял решение продолжить свою терапию у данного специалиста.  

    II. Раскрытие и обсуждение личных проблем, которые могли бы мешать профессиональной работе.

Одна из наиболее часто встречающих проблем, которая раскрылась в процессе супервизии, заключалась в том, что я часто отождествлялся с проблемами своих клиентов, т.е. проблемы клиентов переживал как свои проблемы. Например, если у клиента был опыт брошенности, ненужности то и я чувствовал себя брошенным и ненужным, если клиент рассказывал о травмирующем опыте, то я переживал это, как свой травмирующий опыт. С одной стороны это позволяло мне быть более сочувствующем, но с другой очень мешало занимать терапевтическую позицию, т.к. я увлекаясь собственными переживаниями терял контакт с клиентом. Благодаря проработке в терапии своих чувств, вызванных повествованием клиентов, в дальнейшей работе с клиентами мне удавалось быть на полезной дистанции, одновременно быть эмпатичным и осознающим и отвечающим за то, что происходит в наших отношениях. На сегодняшний день во мне продолжают откликаться те или иные проблемы клиентов, но я, в большей степени научился различать, где проблемы клиента, а где я уже погрузился в переживания своих собственных. Еще один аспект раскрытия и обсуждения личных проблем, отражающихся на моей работе терапевтом, это аспект заботы о самом себе.  Исходя из нужды в клиентах, зачастую, соглашаюсь на контракты, которые меня не устраивают, от которых я устаю и выгораю, испытывая недовольство собой и злость на себя, за неумение сказать «нет», там, где я не хочу. Такое насилие над собой влияет на качество терапевтических отношений. И это то, с чем в ближайшее время я намерен побыть в личной терапии.

  III. Достаточность объема личной терапии. В чем видели бы возможность продолжения личной терапии?

Другие возможности продолжения личной терапии вижу в следующем: в развитии собственной толерантности в отношении гомосексуальности, феминизма и др.. Эротические переносы на клиенток. В развитие умения принимать клиентов обесценивающих то, что ценно для меня. В проработке психотравмирующего опыта из своей жизни, с целью переосмыслить и переоценить то, что пока я инкапсулировал в своей психике. Если обобщить то я хочу двигаться в направлении большей свободы, т.к. чувствую собственную ограниченность, стереотипность и ригидность в некоторых аспектах восприятия и реагирования. Развитие и совершенствование умения заботиться о самом себе, о своих чувствах, о своем состоянии, о качестве своего бытия.