Взаимоотношения зятя и тёщи в контексте клановых конфликтов

Взаимоотношения зятя и тещи в контексте клановых конфликтов

В настоящее время белорусское государство рассматривает укрепление семьи как приоритетное направление соей социальной политики. Данная благородная цель может быть успешно реализована лишь при одном важном условии – научной обоснованности. Поэтому в современных условиях особое значение приобретают те научные изыскания, которые позволяют определить психологические закономерности и механизмы функционирования современной семьи. Одним из важных направлений подобных исследований следует считать изучение проблемы семейных конфликтов, а в её рамках – выявление конфликтогенных зон в семейной системе.

Если основываться на существующих социальных стереотипах, приходится признать, что в системе семейных отношений существует несколько подобных «болевых точек». Притчами во языцех стали такие проблемные диады, как зять – тёща и свекровь – невестка. Огромное количество бытовых анекдотов, пословиц и поговорок, многие традиции и ритуалы указывают на недоброжелательный характер отношений, складывающийся в рамках этих диад. Об этом же свидетельствуют едкие замечания многих публичных особ. Чего стоит одно только заявление А. Эллиса о том, что не многим из нас выпало счастье жениться на сироте.

В своём исследовании, сконцентрировав внимание на взаимоотношениях зятьёв и тёщ, мы попытались выяснить, насколько распространённый социальный стереотип соответствует реальности. Теоретически для констатации конфликтогенности отношений между этими членами семьи есть серьёзные основания. Чтобы их увидеть, необходимо взглянуть на семью несколько шире, чем это делается обычно.

Современная психология оперирует, главным образом, понятием «нуклеарная семья», которая включает в себя совместно проживающих родителей и их детей. Если один из родителей по тем или иным причинам не принимает участие в воспитании детей, такая семья считается неполной. Термин «расширенная семья» используется в нескольких случаях. Либо когда с нуклеарной семьёй проживают и другие родственники, либо когда возникает необходимость вспомнить о существовании этих других родственников. В любом случае в психологии стало традицией, ориентируясь на специфику западноевропейской культуры, рассматривать семью как малую социальную группу.

При подобной трактовке мы забываем о том, что несмотря на пространственную отдалённость, родственные связи между людьми могут оставаться весьма и весьма крепкими. Такая семья обладает уже признаками не малой, а большой социальной группы, клана. Говоря о клане, как ранее, так и сейчас, нужно подразумевать достаточно большое сообщество людей, которые произошли от одного родоначальника и, соответственно, являются родственниками. Нет надобности доказывать, что круговая порука в рамках клана делает его мощной, обладающей властью, хорошо организованной структурой. Также нет необходимости доказывать, что чувство групповой идентичности с такой социальной структурой придаёт человеку уверенность в своих силах, чувства собственной значимости и неуязвимости. В свою очередь, для того чтобы не лишиться этих привилегий, индивид должен активно отстаивать интересы семьи-клана. Особенно в ситуации конфликта.

Стремления большой семьи могут противоречить не только интенциям отдельного человека или интересам целого государства, но и устремлениям других кланов. В таких случаях уместно говорить о клановых конфликтах. Хотя в публицистике данный термин используется очень широко, в психологической литературе, к нашему удивлению, он практически не употребляется, как не подвергается научному анализу и соответствующий феномен. Это заставляет нас предложить собственное определение. Клановый конфликт, по нашему мнению, может определяться, как межгрупповая конфронтация, основанная на столкновении противоположно направленных позиций, мнений и ожиданий представителей разных семей (кланов), выражающееся в открытом или закрытом противоборстве.

Клановые конфликты находили и находят различное выражение. Таковыми были первые войны. Таковыми были отношения царствующих династий с семьями, претендующими на трон. Таковыми были и остаются политические интриги во властных структурах многих африканских, азиатских и латиноамериканских государств, а также вооружённые «разборки» мафиозных семей.

Однако существует и такое проявление клановых конфликтов, которое так или иначе затрагивает каждую семью. Мы имеем ввиду противоречия, возникающие между мужем и родительской семьёй жены, а также между женой и родительской семьёй мужа. Кстати, единственное известное нам упоминание в психологической литературе термина «клановый конфликт» (принадлежащее авторству А. Кемпински [1]) относится именно к такого рода противоречиям. При этом сам А. Кемпински не идёт дальше констатации существования подобных конфликтов и их особой остроты в первые полтора года совместной жизни супругов.

В психологии идея конфронтации интересов родительских семей наиболее продуктивно разрабатывается психоаналитической школой и в первую очередь К. Витакером. Со всей прямотой, свойственной психоаналитикам, он заявляет, характеризуя интенции сторон: «Он думает, что женился на этой женщине. На самом деле он вступил в брак с другой семьей. Он должен завоевать и отнять у них эту женщину, поскольку ее биологическая связь со своей семьей гораздо сильнее, чем психосоциальная связь с ним. То же самое можно сказать и про другую сторону. Она думает, что завладела им, а на самом деле она просто стала дочерью второго сорта для его родителей, которые хотят воспользоваться ею для продолжения своей семьи» [2, с. 82]. Основываясь на данной идее, К. Витакер рассматривает и типы брака, и этапы его развития, и влияние его на супругов, а также на стоящие за плечами последних семьи.

Подобная трактовка вопроса нам кажется чрезмерно пессимистичной и тенденциозной. Ведь в наше время брак перестал быть имущественной и социальной сделкой. И всё-таки, несмотря на все подвижки последних десятилетий, мысль, высказанная К. Витакером, содержит в себе известную долю жизненной правды. Если посмотреть на современные семьи, можно увидеть сотни примеров вмешательства родственников в дела супружеской пары. Причём в большинстве случаев этими родственниками являются родители, а среди них чаще всего – матери. Проявления подобного вмешательства может быть разнообразным: от навязчивых советов и имитации наивной беспомощности до шантажа и прямых угроз. А как часто предлагаемая помощь по существу таковой не является, а оказывается своеобразным средством обмена, предполагающим право вмешиваться в решения, принимаемые супругами!

Можно утверждать, что во всех подобных случаях суть происходящего невозможно объяснить исключительно проявлениями банальной проблемы отцов и детей. Родители конфликтуют не столько с собственными детьми, сколько с их избранниками и избранницами. Да и «распределение обязанностей» здесь иное. Отцы в столкновении интересов с семьёй собственного ребёнка, как правило, занимают более отстранённую позицию. Роль же основного конфликтанта «берут на себя» матери. Опять же, пытаясь организовать жизненный уклад женатых детей по образу и подобию своей семьи, родители вступают в конфронтацию не только с партнёром своего ребёнка. В гораздо большей степени негативные и агрессивные установки возникают в адрес родительской семьи партнёра. Как тут снова не вспомнить К. Витакера: «Брак есть организм, пара, рождённая двумя семьями, выражение этих семей воспроизвести себя» [3, c. 9].

Для того чтобы разобраться, почему именно матери склонны к конфронтации с «половинками» своих детей, следует обратиться к некоторым гендерным исследованиям. Ответ, на наш взгляд, кроется в специфике ролей мужчины и женщины в семье, а также в особенностях освоения мальчиками и девочками этих ролей.

По мнению многих психологов, гендерная (половая) роль женщины является экспрессивной. Она предполагает в первую очередь регулирование взаимоотношений внутри семьи. Инструментальная роль мужчины состоит в поддержании связи между семьёй и внешним миром. Исходя из подобного традиционно сложившегося «разделения обязанностей», именно женщина-мать считает себя ответственной за всё происходящее под её кровом [4].

Существует и ещё одна причина, способствующая этой установке. Она связана с процессом гендерно-ролевой социализации, то есть с освоением ребёнком соответствующей его полу модели поведения. Психоаналитик Н. Чодороу отмечает [5], что дети обоих полов всегда осуществляют первичную идентификацию с матерью. Это значит, что и мальчики, и девочки изначально эмоционально располагаются ближе к матерям, нежели к отцам. Несмотря на последующее взросление детей, матери склонны сохранять тесноту этой связи, предпринимая для этого самые разные ухищрения. Такие усилия оказываются более эффективными в отношении дочери. Ведь дочь, считывая содержание женской гендерной роли с поведения матери, также не склонна разрывать эту первичную связь.

Иное дело мальчик, вырастающий в мужчину. Для того чтобы стать похожим на отца и перенять у него мужскую модель поведения, он должен разорвать ту первичную связь, которая соединяла его с матерью. Делая это, он открывает для себя возможность освоения инструментальной мужской гендерной роли.

Ход предпринятых нами рассуждений приводит к мысли о том, что именно тёщи и свекрови «обречены» на попытки «вдохновлять» молодых супругов строить свои брачные отношения, ориентируясь на клановые интересы. Причём в большей степени это характерно именно для тёщ. Ведь именно дочери оказываются в центре конкурентных трёхсторонних отношений, где связь с мужем и с мамой оказываются сопоставимыми как по степени эмоциональной близости, так и по значимости. Соответственно напряжение в отношениях между зятем и тёщей обусловлено не только столкновением клановых интересов и проблемой отцов и детей, но и конкуренцией за любимого человека, затрудняющегося в свою очередь сделать выбор между двумя равнодорогими людьми.

Таким образом, существуют веские основания для возникновения социального стереотипа о высоком уровне конфликтности отношений между тёщами и зятьями. Однако на сегодняшний день практически отсутствуют исследования, подтверждающие или опровергающие это давно сложившееся мнение. Именно поэтому мы провели эмпирическое исследование, целью которого являлось изучение особенностей взаимоотношений зятя и тещи в контексте клановых конфликтов.  

Были использованы шесть методик, которые, по-нашему мнению, наиболее полно характеризуют изучаемые отношения. Для проведения исследования мы отобрали методику свободных описаний (вариант методики «Кто Я?»); опросник «Я − женщина (мужчина)»; методику измерения психологической дистанции (Медведская Е.И.); опросник «Семейные роли» и опросник ПЭА (понимание, эмоциональное притяжение, авторитетность). Ко всем указанным методикам были разработаны инструкции, соответствующие цели и направленности работы. Кроме того, с помощью теста «Оценка глубины конфликта» было проведено кросс-культурное исследование на выборках белорусских и североамериканских респондентов.

В работе приняло участие 30 пар зятьев и тещ. Каждому участнику предлагался одинаковый стимульный материал с учетом его пола. Время заполнения ограничено не было. Работа проводилась индивидуально.

Первая методика – метод свободных описаний (вариант методики «Кто Я?») – была ориентирована на изучение представлений человека о своей личности, о своей роли тещи или зятя, а также представлений об обсуждаемой роли в целом. Данная методика представляет собой своего рода незаконченные предложения («Я, зять (теща), …», «Большинство зятьев (тещ) …» и т.д.), которые испытуемому необходимо было завершить в соответствии со своими представлениями о рассматриваемой семейной роли. Анализ результатов проводился при помощи «Семантического словаря черт личности». В соответствии с 15 факторами оценка ответов производилась по 5 группам: морально-нравственный облик, интеллектуальное развитие и духовная сфера, эмоционально-волевая регуляция поведения, нервно-психологическое здоровье и комфорт, социальное поведение, самоотношение и самоподача. Благодаря этому нам удалось сделать следующие выводы. Как со стороны тещ, так и со стороны зятьев основные и преобладающие качества относятся к группам «Морально-нравственный облик личности» и «Эмоционально-волевая регуляция поведения». Наиболее популярными характеристиками из этой группы для тещ и зятьев при описании друг друга были: добрый, любящий, заботливый, хороший, помогающий. Причем необходимо заметить, что данные прилагательные на одинаковом уровне использовались и при описании самих себя, и при описании реальных тещ и зятьев, и при описании их идеальных образов. В группе эмоционально-волевой регуляции были выделены такие ключевые признаки: веселый, внимательный, трудолюбивый и работающий. Наиболее употребляемыми в группе интеллектуального развития являются следующие прилагательные: умный, рассудительный, мудрый и образованный. Менее всего в описаниях тещ и зятьев представлены группы социального поведения, самоотношения и самоподачи.

Проведя сравнительный анализ положительных, отрицательных и нейтральных характеристик, мы выяснили, что тещи склонны положительно характеризовать и себя, и зятьев, и соответствующие роли в целом. Что касается зятьев, то у них также общее количество положительных характеристик статистически значимо преобладает над отрицательными или нейтральными.

Опросник «Я − женщина (мужчина)» в нашей работе имел вид «Я − зять (теща)». Данная методика позволила нам определить принадлежность или непринадлежность человека к существующему стереотипу о том, что отношения тещи и зятя изначально носят конфликтный характер. Сконструированная нами методика представляет собой ряд незаконченных фраз, которые предлагается завершить испытуемому. Полученные данные обрабатываются путем выставления баллов от 0 до 2 (где 2 – это полное соответствие стереотипу, 0 – полное не соответствие стереотипу и 1– нейтральность фразы).

Данные показывают, что большинство зятьев 70% и тещ 66,6% плохо осознают и пытаются «вытеснить» черты стереотипа. При этом 16,7% опрошенных характеризуют себя как соответствующих исследуемому стереотипу, а 13,3% зятьев и 16,7% тещ опровергают свою принадлежность к нему. Статистическая обработка результатов не позволяет нам сделать однозначное заключение о принадлежности респондентов к существующему в обществе стереотипному представлению об отношениях зятя и тещи.

«Методика измерения психологической дистанции» Е.И. Медведской позволила нам определить степень близости испытуемого по отношению к другим членам расширенной семьи и выявить характер взаимоотношений между ними. Изучая психологическую дистанцию между членами семьи, нам удалось выяснить, кого зять и теща считают своей семьей, каково психологические расстояние между ними, и кто для них наиболее близок.

Проведенная работа позволяет сделать вывод о том, что отношения зятя и тещи не настолько далеки, как принято считать в обществе. Разнообразие 30 семей показало, что зятья и тещи психологически достаточно близки. Сопровождавшие выполнение задания комментарии во многих случаях свидетельствовали о высоком авторитете тещи для зятя и наоборот. Нужно отметить, что в 85% случаях было отмечено среднее или близкое расстояние между зятем и тещей, что говорит о плодотворности их отношений, доброжелательности, отзывчивости и приветливости.  

В ходе исследования мы обращали внимание на противоречие или единство мнения. Единство мнения (одинаковая расстановка себя и других членов семьи по отношению друг к другу) говорит о гармоничности существования семьи, о том, что разные люди в ней видят всю ситуацию одинаково. В нашей выборке статистически достоверно распределение расстояний близости в выборках тещ и зятьев не различаются между собой. Тот факт, что зять и теща располагают себя одинаково друг по отношению другу свидетельствует о совпадении мнений относительно того, кто какое положения в семье занимает. Соответственно, можно утверждать, что близость или отдаленность отношений поводом для конфликта не является, поскольку взаимодействие тещей и зятьев достаточно согласованно. Если теща выбирает отстраненные взаимоотношения, к ним же прибегает и зять. То же самое касается продуктивных и симбиотических отношений, которые статистически значимо преобладают над отстранёнными.

Обращаясь к данным о самых близких людях для зятя и тещи, наиболее частыми ответами для мужчин были их жены (62%), а для тещ − мужья (35%) и дочери (60%). При этом муж везде стоит на втором месте. Исходя из этого, неудивительным является тот факт, что внимание любимого человека нередко является объектом спора и способствует неприязни между зятем и тёщей. Причем данный конфликт может проявляться как в открытом, так и в закрытом противостоянии.

Еще одной методикой, которая заставляет задуматься не только над отношениями зятя и тещи, но и над их отношениями со всеми членами семьи является опросник «Семейные роли». Он позволяет рассмотреть положение разных членов семьи, их значение в семейной системе, характер распределения обязанностей, а также помогает выяснить, могут ли на основании распределения ролей возникнуть конфликты. Методика представляет собой перечень ролей. Испытуемые должны были отметить, кому из членов семьи какая роль принадлежит. Мы же фиксировали степень согласованности мнений между зятьями и тёщами.

По мнению обеих категорий респондентов, в основном всем домашним хозяйством занимается женщина. Причем, если обязанности и роли распределяет зять, то основные из них приходятся на жену. Если распределяет роли теща, то большинство обязанностей она приписывает себе.

Основные роли, которые выполняет теща, по мнению зятя, это: буфер, посредник в конфликте и приносящий жертвы ради других. Теща согласна с присвоенными ей ролями, но помимо них она приписывает себе все возможные роли в организации домашнего хозяйства (уборка, приготовление пищи и т.д.), а так же принятие решений и казначейство.

Роли, которые выполняет зять, по мнению тещи, это: тот, кто ухаживает за животными, уклоняющийся от обсуждения проблемы, держащийся в стороне от семейных разборок, шутник. Если с ролью шутника большинство зятьев согласны, то с другими ролями нет. По их мнению, именно они берут на себя функции зарабатывания денег, принятия решений и починку сломанного. Эта несогласованность мнений носит статистически достоверный характер. На основании этого можно сказать, что в реализации себя как члена семьи и исполнении определенных ролей между зятем и тещей возникают расхождения. Учитывая, сто основная часть конфликтов, которые возникают в семье, рождаются на почве бытовых разногласий, такое рассогласование может инициировать конфронтацию .

В опроснике ПЭА необходимо было отметить свое согласие или несогласие с утверждениями, которые касаются взаимоотношений членов семьи. В тексте опросника заложены три шкалы, которые отражены в названии методики: понимание, эмоциональное притяжение, авторитетность. Каждая шкала включает в себя по 15 вопросов-утверждений. Испытуемым необходимо было отметить свое согласие или несогласие с утверждениями отметками «+» или «–». Далее в соответствии с ключом каждому из ответов был присвоен определенный балл. В соответствии с полученными баллами можно было выделить выраженность каждого критерия, присутствующего в отношениях зятя и тещи. В результате подсчета было выявлено, что более понимающими являются тещи (47%). Они больше склонны прислушиваться к требованиям своих зятьев и разбираться в их желаниях и настроениях. Зятья же демонстрируют средний уровень понимания (47%). Однако в данном случае это можно связать с тем, что уровень проницаемости у мужчин в целом ниже, чем у женщин. Что касается эмоционального притяжения − у тещ совсем отсутствует низкий показатель. В общем же для представителей обоих полов характерны высокие значения данного показателя (77% у тёщ и 67% у зятьёв). В плане статуса и авторитета зятья отдают предпочтение самым высоким показателям. Здесь достаточно мал процент низкого уровня авторитетности, но достаточно велик процент высокого уровня (91,5%). Это говорит о том, что зятья считают мнения своих тещ достаточно весомым и значимым для себя, причем здесь мы можем говорить о значимости и авторитетности не только определенного мнения, но и о личности в целом. Тёщи в данном смысле «отвечают» зятьям взаимностью (87,5%).

Подводя предварительные итоги проделанной работе, мы можем говорить о том, что не нашли эмпирического подтверждения соответствия реального положения вещей бытующему стереотипу о глубинном конфликте между зятем и тёщей. Конечно, специфика семейных позиций и гендерных ролей приводят к появлению некоторого напряжения между указанными членами семьи. Здесь важными оказываются два момента. Во-первых, конкуренция за внимание самого любимого человека (дочь и жену). Во-вторых, разные представления о распределении семейных обязанностей. Однако последнее противоречие выражено не сильнее, чем несогласованность по аналогичному вопросу между другими членами расширенной семьи.

В то же время нельзя не отметить, что зятья и тещи характеризуют друг друга с положительной стороны. Ярко выраженной вражды, согласно полученным нами эмпирическим данным, между ними не наблюдается. Они относятся друг к другу с пониманием и уважением. Их эмоциональная взаимосвязь характеризуется положительной валентностью. Психологическая дистанция между зятем и тещей чаще всего носит либо симбиотический, либо плодотворный характер. При этом наблюдается соответствие в выборе этой дистанции.

Столкнувшись с такими неожиданными для себя результатами, мы решили расширить своё исследование до ранга кросс-культурного.

На данный момент мы располагаем материалом, который был получен с помощью теста «Оценка глубины конфликта». Исследование проводилось в Беларуси (г. Брест) и в США (штат Нью-Джерси) в 2007г. Упомянутая методика направлена на изучение степени конфликтности отношений респондентов с членами их семей: супругой, матерью, отцом, тещей и тестем и т.д. Уровень конфликтности определялся путем расстановки баллов от 1 до 5 к предложенным утверждениям, одни из которых свидетельствовали о конфликтности отношений, другие − об их миролюбивости. Анализ результатов проводился путем суммирования баллов по конфликтным и неконфликтным утверждениям. Балльный эквивалент переводился в процентный. Полученные результаты обрабатывались статистически при помощи Н-критерия Крускала-Уолиса. Данный критерий позволяет сравнить отношения респондента с разными членами семьи в отношении уровня конфликтности.

В результате исследования мы пришли к нескольким выводам. Прежде всего следует отметить, что и в белорусской, и в североамериканской выборках взаимоотношения между зятьями и тёщами отнюдь не являются более конфликтными, чем отношения между другими членами семьи. Причём этот тезис в равной степени справедлив для супругов с разным стажем, проживающим как совместно с родителями, так и отдельно от последних. В то же время можно говорить и о некоторой специфике семейных отношений в США. Там конфликт между матерями и сыновьями гораздо более выражен, чем между зятьями и тещами.

Обобщая представленные выше материалы, мы можем говорить о том, что вопреки социальному стереотипу и кажущейся теоретической обоснованности отношения между тёщами и зятьями не отличаются повышенной конфликтогенностью. Более того, высокий уровень взаимопонимания, эмоционального притяжения, авторитетности и часто встречающаяся плодотворная психологическая дистанция между ними могут выступать в качестве фактора, способствующего стабилизации семейных отношений.

В то же время социальный стереотип не может возникать на пустом месте. Мы допускаем, что долгое время, когда брак реально являлся имущественной сделкой, а семья – кланом, отношения между зятем и тёщей носили характер глубокой конфронтации. В современном же обществе семья утратила силу клана, а брак стал основываться на эмоциональных предпочтениях супругов. Именно эти тенденции, по нашему мнению, привели к существенному «потеплению» отношений между зятем и тёщей. Стереотип же оказался более стойким. Однако, чтобы проверить справедливость нашего предположения, необходимо проведение дополнительного исследования в рамках тех культур, семейные отношения в которых по настоящее время сохраняют клановый характер.

1. Кемпински, А. Психопатология неврозов / А. Кемпински. – СПб. : Совершенство, 1999. – 275 с.

2. Витакер, К. Полночные размышления семейного терапевта / К. Витакер. − М. : Независимая фирма “Класс”, 1998. − 208 с.

3. Психотерапия семейных отношений. Учебное пособие по психологическому консультированию / Редактор-составитель Д. Я. Райгородский. – Самара : Издательский Дом БАХРАХ-М, 2004. – 704 с.

4. Петрова, Р. Г.   Гендерология и феминология: Учебное пособие   /   Р. Г. Петрова. – М. : Издательско-торговая корпорация «Дашков и К^о», 2007. – 232 с.

5. Антология гендерной теории / Под общ. ред. Е. И. Гаповой и А .Р. Усмановой. – Мн. : Пропилеи, 2000. – 383 с.