Вкус земляники.

Разговор этот вышел достаточно случай­ным ипоначалу не предполагался для печати, но Сергей АКИМОВ — практический психолог, изменился даже внешне: ведь в нем "кипели пронзительные мысли". Я его поняла очень хорошо — тоже смотрела спектакль "…И пишу я Тебе в первый раз (Оскар и Розовая дама)" нашего театра "Сказка".

В двух словах содержание пьесы Эрика Эмма­нуила Шмитта не перескажешь; и, похоже, чело­веку, не посмотревшему спектакль, вряд ли бу­дет интересно читать эту статью. И все же. В больнице умирает семилетний мальчик Оскар, жить ему осталось 12 дней. Приходящая сиделка — Розовая дама, предлагает ему каждый день счи­тать за 10 лет, и Оскар умирает в "глубокой ста­рости". При этом он пишет письма Богу с "отчетом" о каждом "десятилетии". Розовая дама с ним до последнего вдоха его мгновенной 120-летней жизни… Сергея Николаевича (кроме всего проче­го, конечно) заинтересовала роль Розовой дамы как, можно сказать, и интуитивного психотера­певта, в абсолютном смысле — врачевателя от бога. И вот в таком профессиональном аспекте (достаточно узком, две-три темы) мы решили предложить этот разговор тем, кому будут ин­тересны мысли специалиста "по поводу".

Сразу оговоримся: без блестящей постанов­ки режиссера Евгения Ибрагимова, не менее бле­стящих актерских работ Даны Хроустовой и Римы Зайнуллиной (Розовая дама и Оскар), не до­пустивших ни одной фальшивой ноты, да и всех остальных, занятых в спектакле, история маль­чика и его мудрой подруги не вызвала бы (без пре­увеличения) катарсиса у зрителей.

— А катарсис был. Уж на что у нас молодежь, казалось бы, "непро­биваемая", но сын одной моей зна­комой, студент, сказал: "Я забыл, что я в театре. Я забыл, что это куклы. Сидел и слушал голос, который со мной разговаривал". Ведь, смотри, умирает мальчик, но это рассказ не о смерти, а о жизни. Что такое 12 дней —12 лет — 120 лет? Пожалуй, впервые я в полной мере осознал такую мысль Поля Брегга: многие люди умерли давным-давно, только они об этом не знают. Человек фи­зически не умирает, но он перестает жить, потому что начинает бояться. Всего — смерти, завтрашнего дня — в этом природа на первый взгляд разных проблем практически всех моих пациентов.

— Бояться смерти — бояться жизни. Это синонимы. Рано или поздно любой срок жизни закан­чивается, становится мигом, неза­висимо от "часов". Розовая мама, как ее называет Оскар, скажем так, идеальный психолог, который по­мог мальчику жить здесь, сегод­ня и сейчас. Многим кажется, что они эту "установку" понимают.

— А на самом деле не понима­ют. Или понимают абстрактно, не пытаясь осознать так, чтобы, прове­дя сложную душевную работу, изме­нить образ (способ) мышления. А значит, изменить и способ восприя­тия действительности, все, что вклю­чает в себя емкое слово "жить". Кон­кретнее? Практически все люди жи­вут иллюзией будущей жизни, буду­щего счастья. Вот, мол, окончу инсти­тут, выйду замуж или напрягусь под какую-нибудь дальнюю цель, тогда все изменится, тогда все будет хо­рошо. Иллюзия будущей жизни на самом деле лишь иллюзия. Человек однажды оглянется, а уже некогда быть счастливым, да и не умеет он им быть. Одна из самых распрост­раненных проблем, с которыми ко мне приходят люди, сводится к это­му общему знаменателю: они либо живут прошлым ("пережевывают" его), либо в страхе за будущее не об­ращают внимания на то, что проис­ходит в настоящем.

— Есть и еще одна грань этой проблемы: мы о людях, живущих иначе (не прошлым и не будущим), судим со своей колокольни, кото­рая не столько "своя", сколько на­вязанная стойкими стереотипами.

— Как раз этот "общий знамена­тель" не позволяет нам по достоин­ству оценить тех же чукчей, делая их героями хоть и не злых, но анекдо­тов. Что же позволяет им жить в та­ких экстремальных условиях: в холо­де, темноте, в чумах или ярангах — физиология или психологические особенности? Пожалуй, последнее. Они живут здесь и сейчас. Едет чук­ча по тундре, поет про то, что видит:

солнце светит—хорошо, собаки здо­ровы — хорошо, вот чум мой стоит, а оттуда жена вышла — аи, какую песню испортила! Миг его жизни — не абстракция…

— По-моему, это тот случай, когда так называемая философ­ская категория смыкается с быто­вой — одно целое, разницы нет в одном наполненном до краев миге. (Мы сейчас не берем во вни­мание "качество" как быта, так и философии. Говорим о явлении как таковом). Вспомни, до каких вселенских истин поднимался в своих письмах к Богу Оскар из замкнутого больничного (!) мирка. Быт равен мирозданию, а мироз­дание— быту. И Бог здесь, рядом, возле больничной койки. Мальчик к Богу обращается как к близкому другу, можно сказать, почти на равных говоря ему: "Здравствуй, Бог!" — и подписываясь: "Целую, Оскар". Наверное, это и есть гар­мония Божеского и человеческо­го, равная вечности-мигу. И распя­тый Христос мудреющему с каж­дой секундой мальчику понятен как никому.

— Есть такая даосская притча. Шел монах по тропинке, вдруг за ним погнался тигр. Монах испугался и побежал, далее он оглянулся — зап­нулся —упал — разбил лицо—вско­чил — побежал дальше. А дальше крутой обрыв. Монах думает: прыг­ну и спасусь; прыгает — летит, уда­ряясь о выступы. Видит—внизу еще один тигр сидит, страшнее предыду­щего. Уцепился монах за какой-то куст, висит между тиграми, опершись ногой о камешек. Вдруг две мышки, белая и черная, стали этот кустик подгрызать. В этот же момент монах видит на расстоянии вытянутой руки выросший в расселине земляничный кустик, а на нем висит земляничина. Крупная, великолепная, темно-бор­довая, с золотой крапинкой. Монах исхитрился — сорвал ягоду, медлен­но положил ее в рот… Ничего вкус­нее и слаще он никогда в жизни не пробовал…

Раньше я думал, что это фило­софия последней минуты жизни. Но однажды шел по городу, а из раскры­того окна слышалась песня из кино­фильма "Земля Санникова": "Призрачно все в этом мире бушующем. Есть только миг – за него и держись. Есть только миг между прошлым и будущим, именно он на­зывается жизнь". И хотя я слышал эту песню далеко не в первый раз, но именно тогда в голове что-то "щелк­нуло" — и история (картинка) с мо­нахом сложилась в одно целое. Тигр, который бежал за монахом — про­шлое, а оглядываясь (вспоминая), монах падает и делает это прошлое еще больнее. Тигр впереди — буду­щее, которого он боится. Корень (ку­стик), за который держится, — его жизнь; мышки — символ времени (белая, черная—день, ночь). А ягод­ка и есть мгновение действительной жизни — здесь и сейчас.

— Видимо, это интуитивно зна­ла Розовая дама, ведя мальчика по условным временным единицам жизни — и они вместе с Оскаром "ели землянику" мудрости.

— Они не боятся "тигра" будуще­го, а видят "ягоду". Важен момент. Когда кто из нас перешагнет порог земного бытия, за которым неизвестность, — нико­му неведомо. За ту грань мы ничего не сможем взять, кроме одного — состояния души. Если душа здесь в умиротворении и благости, значит, таково ей будет и там. Вероятно, в этом секрет христианских рая и ада. Ве­роятно, в этом и секрет того, почему мальчик просил у Бога исполнения только одного желания в день.

— Не искушай свое "завтра", оно может быть совершенно нео­жиданным, и твое сегодняшнее желание завтра вдруг окажется бесполезным и даже вредным?

— Да, не стоит думать, что если все сейчас враз пожелаю и "загру­жусь" этим, то завтра буду счастлив — может, порог придется перейти уже сейчас. Так стоит ли "тащить" туда разрушающие душу страсти, неудовлетворенные желания? Я бы сказал, что этот "психотерапевтичес­кий" спектакль стоит посмотреть всем моим коллегам. Особенно тем, у кого нет личного опыта пережива­ния подобных проблем.

— "Чтобы по бледным заре­вам искусства узнали жизни ги­бельный пожар" (Блок)?

— А ведь нет четкой грани меж­ду жизнью и искусством, между жиз­нью и игрой, между личным и глубо­ко прочувствованным чужим опы­том… Ребенок чем отличается от взрослого? Он живет мгновениями, он еще не разучился это делать. Помнишь, как сказал Христос: "Будь­те, как дети". И игра для ребенка — это сама жизнь. Потому Оскар легко принял игру в "120 лет", это для него уже реальность. Взрослея, человек начинает жить в страхе между "тиг­рами", а значит, иллюзией жизни. И, тем не менее, каждый взрослый мо­жет принять условия игры — и она станет реальностью. Я часто пред­лагаю своим клиентам поиграть в игру, которую называю "чукча", чтобы почувствовать вкус "сегодня и сейчас" и себя здесь. Идти, допус­тим, по улице и мысленно про себя проговаривать текущее мгновение: что я вижу, что я слышу, что я чув­ствую. Ведь в каждом из нас сидит ребенок, но мы его держим в черном теле, не выпускаем из чулана. Зна­чит, не любим его, себя; значит, не сможем полюбить ближнего без опы­та любви к себе. А в чем еще секрет Розовой дамы? Пока человек, как когда-то ребенком, способен играть и учиться — он не стареет. Ведь сколько душевного опыта дал ей Оскар в свою очередь …

— Как думаешь, Сергей, поче­му Розовой мамой не смогла стать Оскару его родная мама?

— Родителям очень больно. И они врут во благо, жалеют. Но дело в том, что жалость делает человека жалким и беспомощным, она его "размазыва­ет". Понимаю, что это страшно труд­но — переступить через жалость к ребенку, переступить через жалость к себе. Найти верный тон.

— Прежде всего, наверное, надо перестать вопрошать небеса: за что мне это? Ведь поиски небес­ной справедливости, как и земной, вносят в любовь иную окраску…

— Не спрашивать, не жалеть, а любить себя. Ведь есть люди, кото­рые, даже оставшись инвалидами после несчастного случая, раду­ются, что, несмотря ни на что, живы. А некоторые из-за небольшого уве­чья гибнут, спиваются, озлобляются. Жалость — она тоже между "тигра­ми" — иллюзия. И, возвращаясь к Розовой даме: она в отличие от мамы Оскара (хотя мама училась держать верный тон любви, благо­даря Даме и сыну, но это еще одна "психотерапевтическая" тема) не "тя­нула" мальчика к чему-то или к кому-то (когда "тянешь", человек сопротив­ляется). Это было чистой воды уча­стие. Участие в том, чтобы помочь Оскару стать самим собой. Состо­яться. Как сказал в свое время Галилео Галилей (за дословность не ру­чаюсь): мы ничему не можем научить человека, кроме того, чтобы это он открыл в себе.

В том числе и настоящую любовь к себе, которую не надо путать с эго­измом. Эгоист на самом-то деле себя не любит. Человек, любящий себя, принимает себя со всеми достоин­ствами и недостатками, осознает их, а значит, понимает и принимает жизнь. Следовательно, и ближнего любит. Эгоист же не хочет видеть своих недостатков и ненавидит себя за них, вытесняет их в подсознание. И ближних заставляет не замечать их. Отсюда кон­фликты.

—Отсюда и фальшивые ноты, которых не было у троих: Бога, Оскара и Розовой дамы. К ним постепенно подстраивался и осталь­ной "хор" (родители, "голубая" де­вочка, доктор…). Так что и тебе ка­мертон в руки, "учитель пения", то бишь психолог.

Беседовала

Татьяна ПОТАПОВА